Альтернативная анатомия

– Неудачка, – пискнула я, осуществляя стратегическое отступление вглубь. Биолог вопросительно вскинул брови. – Ох, и что же это мы тут делаем? Он мне хищника напоминал сейчас. Не выглядел возмущённым, разгневанным, ему не было нужды говорить громко, как вчера, – в полутемном помещении и так было слышно все до малейшего шороха, – потому он и звучал иначе. Голос приятно перекатывался, напоминая мурлыкание большого кота. А сам биолог ещё и смотрел с таким же характерным прищуром, и в то же время держался так отстраненно, как будто мыслями был далеко. Когда другие девчонки из класса говорили, что он хорош, я это всерьёз не воспринимала. Понятное дело, что по сравнению с физруком, который из запоя выходил только в порядке исключения, и стооднолетним трудовиком любой мало мальски приличный мужчина будет выглядеть на все сто. Но тут нет. Тут другое. Он действительно был хорош, черт возьми. – Барковская, – биолог вывел меня из оцепенения требовательной интонацией, – я вообще-то тебя спрашиваю. И как-то так получилось, что я оказалась оттеснена в самый угол, и деться оттуда было совсем уж некуда. Ещё один шаг, и я, в самом буквальном из смыслов, уткнусь лбом куда-то ему в плечо. И если ему близкий контакт нужен, то мне он даром не сдался, даже несмотря на все шутеи. Он мой учитель, все-таки. – А это... я вам тут... любовные письма подложить хотела, – ситуация вырисовывалась плачевная и ляпнуть пришлось первое, что пришло в голову, – полюбились Вы мне. – Вот как, – медленно кивнул он, и видно было, что не секунды не верит, – полюбился, значит, – оно и понятно, кто бы поверил в такую дичь. – А что ты там за спиной прячешь? Случаем, не любовные письма? Твою налево, я и глазом моргнуть не успела, как «пламенные воздыхания» оказались у меня изъяты. Учитель небрежно скользнул по ним взглядом и почти сразу же снова поднял глаза на меня. – Писала б ты мне на уроке такие любовные письма, цены б тебе не было. Не стыдно? ...и вообще-то мне было стыдно. Хотя судя по его вопросу, в полутьме подсобки пожар на моих щеках полыхал вполне себе незаметно, пусть и казалось, что только тронь кожу, как сразу обожжет. – И что же мне с тобой делать, м? – Пономарёв рукой оперся на стену слева от меня, тем самым заставляя всем своим существом вжаться в холодную штукатурку. Ну можно облокотить меня сейчас на учительский стол, юбку задрать и... Всматриваясь в эту секунду в его лицо, я не могла со всей уверенностью сказать, что подобные мысли не приходили в тот момент и в его буйную голову. И это ненормально. Ненормально, и разница между шутками и делом ощутилась вдруг сразу так остро, что уже мне как-то сразу перестало шутиться. В общем, безысходность. Но тут жизнь решила доказать, что очень даже «исходность», и у нас случилась оказия. Скелет, по всей видимости, живший какой-то своей жизнью, решил, что ему сейчас просто очень надо предотвратить готовящееся непотребство, и незамедлительно низверг на нас свою пластмассовую тушу. На этот раз удар почти весь пришёлся на биолога. Со стороны которого послышалось страдальческое: – Опять? Честно, он так это сказал, как будто скелет на него падал не раз, и не десять. – Боря ерунды не сделает, – авторитетно заверила я, плавно пробираясь к выходу. – Хотя видно, у вас с ним особые отношения. – Кыш отсюда, – шикнул на меня биолог, тщетно пытаясь найти общий язык с привередливой конструкцией. Я, не поверив своему счастью, сначала тупо стояла секунды две на одном месте, после чего оперативно подхватила портфель и бесшумно ретировалась из класса. Это меня не спасёт. После этой выходки меня уже ничто не спасёт. Разговор неизбежно продолжится и, может, даже карательные санкции последуют. Остыв немного, я поняла, что всего-навсего фантазия разыгралась на почве страха, Пономарёв ничего такого не сделал, даже и пальцем меня не коснулся. Другой бы ту ещё истерику закатил, застань он ученика в подсобке, среди своих личных вещей, да ещё и не с самыми, так скажем, благородными намерениями. В общем, мрак. Хотя, возможно биолог уже бережно вынашивал в планах хладнокровную месть; я ведь понимала, что совсем не знаю его, как человека, но как объект влажных фантазий для школьниц он определенно очень даже прокатывал. Я шумно вздохнула, натирая указательными пальцами виски, а с первым звонком пришлось снова тащиться в класс. Биолог вел себя так, будто ничего и не произошло этим дурацким утром, даже ни одного косого взгляда в мою сторону не кинул. Он живо шнырял между партами, раздавая какие-то прошлые работы, заглядывая в тетради с инспекцией жуткой шестилистовой домашки, и с завидной периодичностью отпускал саркастичные замечания касательно австралопитеков, которые загуляли не в ту ветвь эволюции, и прочих биологических шняг. Не сказать, чтоб дисциплина была железная. – Мы сегодня строение клетки проходим, – объявил Пономарёв, едва с опросом домашнего задания было покончено. – Ску-учно, может, все-таки это, сразу на анатомию перескочим? – предложил Костик Гаврилов. – Это, например, вагина, – во всеуслышание объявил он и тыкнул пальцем в рисунок голой женщины. – Я смотрю, у тебя большой опыт, вагиновед, – биолог, сдерживая смех, виртуозно сделал вид, что ему очень интересно, какую важную информацию Костян собирается ещё сообщить, но Гаврилов шутку юмора не заценил и обиженно напыщился. Пономарёв сразу же клятвенно уверил, что после клеточного строения сразу же идёт анатомия, и подождать осталось совсем немного, после чего начал танцы с бубном, ну, точнее с аппаратом Гольджи. Пока он сидел за учительским столом, с головой закопавшись в доисторических плакатах в поисках нужного, Кристина выудила из портфеля чёрную квадратную зажигалку и сунула мне под нос. – С фонариком! – гордо сообщила она. На зажигалки с фонариком у Крисы была какая-то своя страсть. У неё таких было штук десять, и коллекция пополнялась. – Смотри не чиркни, – я это больше для разговора сказала, чем всерьёз, впрочем, лучше бы, господи, я молчала. – Да она пустая, – со всей уверенностью заявила Кристина, вытянула руку и чиркнула колёсиком. – Смотри. И я смотрела. Смотрела, как длинные роскошные волосы впереди сидящей Машки тихонько занимаются огоньком. До меня почему-то очень медленно доходил тот факт, что сейчас случится сущий звездец. – Блять! – заорала я наконец, не заботясь, что меня услышат. Потому что Машка Прохорова в это время орала что-то гораздо более громкое и нецензурное, перекрывая не только меня, но и звонок и даже, наверное, двигатель реактивного самолёта. Паника, как вирус, мгновенно распространилась по классу, и через секунду Махины вопли стройным хором подхватил весь класс. Надо сказать, что биолог среагировал мгновенно: подскочил к нам и начал тушить несчастную Прохорову. Пока он этим занимался, мне в голову пришло отобрать у Криски улику и выкинуть в окно, а потом, наверное, спонтанное возгорание объяснить священным огнём, карающим неверных. Не знаю точно, но в тот конкретный момент это все казалось мне неебически хитрым ходом, и мне даже удалось отжать чёртову зажигалку, но так вот неловко сложилось, что именно в это секунду над нашей партой вырос закончивший «тушительные» мероприятия биолог. – Разрази меня рибосома, что ж это за проклятье такое? Барковская, а ты, оказывается, пироманка. – Я не манка, попрошу, – я воздела кверху здорово дрожащий указательный палец, ловя на себе умоляющий взгляд Кристины. О, ну конечно, узнай об этом её родители, они её на первой попавшейся осине вздёрнут. Они ж свято убеждены, что Криска – тихая скромная девочка, почти что ангел. Если до них дойдёт – а до них дойдёт – что тихая и скромная девочка посредством зажигалки с фонариком волосы одноклассникам поджигает прямо на уроке, то, если они вдруг выживут после полученного инфаркта, суда линча ей не миновать. Поэтому... – Ладно, – милостиво согласилась я, – для вас я кем угодно буду, хоть манкой. Клянусь, это случайно вышло. – Да ничего, – бледнющая и ещё явно не отошедшая от всей этой задницы пролепетала Машка, – я все равно... подстричься... хотела. Она несильно пострадала, обгорели только кончики, больше было паники, но это дело понятное. Попробуй не паникуй, когда у тебя волосы горят. Я даже без лишних вопросов, грустненько поглядывая на биолога, осталась в классе после звонка, предчувствуя большую и печальную задницу в своей жизни и все равно героически пытаясь шутить. – Интересно, какие у него методы наказания? – Скоро на себе опробуешь, – послышалось у меня над ухом многообещающее и негромкое, и все равно заставило подскочить. В коридоре появился завуч по воспитательной работе: классическая грузная барышня с седым пучком и сжатыми в струнку тонкими губами. Звали её Елена Санна. Чаще, конечно, «демон», но бывало и Елена Санна. До нее уже, разумеется, все донесли, и она, взяв добротный разгон, ретиво поскакала разбираться. И мало было того, что разборки сами по себе – вещь неприятная, так она ещё и говорила с таким повизгиванием каждый раз, будто её в это время кусал, как минимум, гребнистый аллигатор. Причём, начиналось все весьма классическим для таких случаев: – Что за безобразие в стенах школы! Я такого не допущу! – а закончилось каким-то напрягающим. – Это может грозить тебе исключением! В моей голове в ту же секунду послышался жуткий замогильный голос бородатого Евсевия. «Церковная шко-ола», – говорил он. – «Путь и-истинный», – говорил он. Меня аж передёрнуло, и я сразу же умоляюще воззрилась на биолога, прям вот стараясь, чтоб в моем взгляде можно было прочитать: «Делайте, вашу мать, что-нибудь, иначе скажу, что вы ко мне в подсобке приставали». Уж не знаю, что он в действительности там прочитал, но тут же сдавленно кашлянул в кулак. – Я убеждён, что это всего лишь досадное недоразумение. Лично мне будет очень жаль потерять ученика с такими глубокими познаниями в... биологии. Думаю, можно решить это дело мирно. – Вот и решите, – мигом и неспроста оживился завуч. – Решите это дело мирно. В конце концов инцидент произошёл на вашем уроке, стало быть, Вы просто обязаны разобраться. – Я позвоню родителям, – спокойно заверил учитель, ещё не ожидая крамольной подставы. Святая наивность. – Звонили уже, – Елена Санна упёрла руки в бока, стараясь выглядеть больше и значительней, хотя казалось бы, куда уж. – Каждый день звоним. – Не работает телефон, – хмуро пояснила я. – Это ещё почему? – Ну вы же знаете, это портал для нечистой силы. Через него шайтанчики в наш мир шастают и начинают с Севкой половые сношения иметь. То есть, я хотела сказать, вершить тёмные дела. На лице завуча прям так и написано было, что где-то в глубине черепной коробки происходит жесточайший когнитивный диссонанс, и если я сейчас что-то вразумительное не поясню, там просто случится взрыв, который нахрен Чёрную дыру откроет. А я бы и рада пояснить, если б мне самой удалось выбить хоть что-то более вразумительное из своей матери. Но матерь наотрез отказалась давать осмысленные показания, поэтому довольствоваться пришлось шайтанчиками. – Что ж, похоже, у нас нет иного выбора, кроме как нанести визит и сообщить напрямую о твоём поведении, – вынесла вердикт Елена Санна. – О, нет, пожалуйста! Не то что чтоб я готова была обмазываться общественным мнением, но это же позор! Позор, который ни одна живая душа в здравом уме и твёрдой памяти выдержать не в состоянии, не то, что я со своими расшатанными нервишками. К тому же, учителя биологии к ним подсылать рискованно вдвойне, они ж его на костре сожгут, как еретика! – Также, – о, вот сейчас самое интересное будет, – её родители до сих пор не соизволили сдать деньги на выпускной и за охрану! Будьте добры, осведомитесь у них и об этом, не забудьте. Понятно теперь, чего она так быстро прискакала, у неё в этом деле свой финансовый интерес. «Я на этот гемор не подписывался», – отчётливо читалось на измученном лице Пономарёва. – Точка! – злорадно завершил завуч, предупреждая все возможные негодования по поводу, и вышел в коридор, звучно хлопнув за собой дверью. Твою мать. Моя жизнь – один непрекращающийся большой косяк.