***
— Еще закрыто, — не сдерживая утренний зевок, отзывается Саэко на приветственный звук музыки ветра. Дверь после ухода Рю она не запирает по привычке: по будням он просыпается и уходит первый, потому что школа, а по выходным с утра подрывается на пробежку, демонстрируя силу волю, не свойственную старшим членам своего небольшого семейства. Она уже даже привыкла через всю кухню кричать: «Мы закрыты», — и ни капли не злится, когда клиенты не обращают внимания на часы работы, прописанные на табличке у входа. Она все равно редко когда соблюдает эти часы: берет отгул в середине дня, работает до последнего клиента, после тяжелых загульных ночей открывается позже обозначенного времени, — все уже настолько смирились с нестабильным расписанием закусочной, что с нетерпением ждут этого «через пятнадцать минут, ок?» На часах 10:50, и Саэко выглядит так, как будто не планирует открываться раньше полудня: пижамные шорты, чья-то поношенная футболка, кавардак на светлой голове и уже белеющий отпечаток подушки на щеке. Привычная для девушки суббота, и булочки с карри, заготовленные с вечера, дожидаются своего часа в холодильнике — за то время, что они пекутся, Саэко всегда успевает принять душ и выпить зеленого чая. Всегда, но не сегодня. — Ой-ой, неужели я рано? Вот беда, — за тон, в котором нет ни капли досады и сожаления, а только удовольствие от представившейся возможности застать знакомую в не самом свежем виде, Оикаву Тоору хочется прибить первым, что попадется под руку. Его приветливая улыбка, больше похожая на откровенное издевательство, тянет на несколько лет колонии строго режима: вот сейчас Саэко зашибет его стулом, и ее непременно посадят. — Ну ничего, я подожду, — беспардонно решает капитан, нагло пристраиваясь за угловым столиком, словно его вежливо пригласили. — Ты чего здесь забыл, дьявольская усмешка? — без малейшего следа недавней сонливости, с нескрываемым удивлением спрашивает Саэко, машинально приглаживая растрепанные волосы ладонью — как-то совсем неудобно перед старшеклассником, что она, кажется, взрослая, позволяет себе так отстойно выглядеть. Саэко представляет, как медведь на ее футболке оскорбленно куксится — он себе очень нравится. — Я? — переспрашивает Тоору, тыча в себя пальцем, будто здесь есть еще хоть одна живая душа. Его ни капли не заботит, что вопрос его звучит глупо — он хотя бы не растрепанный. — Я пришел за булочками, — и расплывается в мечтательной улыбке, довольствуясь своим остроумным пассажем. Саэко, впрочем, в непохожей на себя манере скептично выгибает бровь. — Надеюсь, ты про еду говоришь, — против обыкновения не поддерживая и не продолжая веселую ремарку, осаждает она, и Оикава грустно и густо заливается помидорным румянцем. Во всяком случае, в собственной голове ему становится неловко — до произнесения эта детская шутка звучала куда остроумнее, а внешне его мальчишеское смущение проявляется разве что растерянным молчанием. Догадливая Саэко, в навыке эмпатии схожая с монстром Тендо, великодушно выручает. — Сказала же, закрыты еще, а булочки испечь надо. Тоору разочарованно выдыхает, — потратить субботнее утро, чтобы добраться до небольшой кафешки, а потом еще получить от ворот поворот, будто в его районе нет булочек с карри, — и медленно поднимается из-за столика. Он не выглядит как человек, который собрался настаивать на возможности остаться: в деловитой, занятой готовкой Саэко нет ни следа той дружелюбной девчонки из колледжа, с которой разница в возрасте не существенна. Она довозит их с Ивайзуми каждого до дома, и Оикава в благодарность за веселую поездку (смешно, как Ива-чан на поворотах цепляется за все, за что можно зацепиться, и седеет на глазах) в сопровождении привязчивой музыки и умеющего поддержать любой разговор водителя угощает ее какой-то сладостью из пекарни поблизости: просовывает скрученный в воронку блинчик с клубникой в открытое окно автомобиля, пока Саэко терпеливо ждет, повинуясь просьбе «подожди минутку». — Это что? — удивленная неожиданным порывом, моргает Саэко, пытаясь разглядеть в капитане волейбольной команды Сейдзе того, кто вчера проиграл, но тот не поддается логике и выглядит так, как, по мнению Танаки, должен выглядеть самый счастливый в мире человек. — Благодарность, — во все тридцать два зуба — или сколько их там у этой акулы? — улыбается старшеклассник. Если бы Ивайзуми присутствовал, а не глотал с облегчением дома настойку от нервов, он бы обязательно добавил: «Что не угробила». Но Ивы-чана нет, а его другу почти любой риск для жизни кажется забавным — иногда можно счесть, что Тоору последний мазохист. Вообще-то, Оикава любит делать людям неожиданные подарки, вызывающие такой восторг у девчонок, но чаще всего он презентует бесценное общество себя и свое драгоценное время, а иногда приятно подарить и что-то вещественное, потому что, кажется парню, в этот раз временем наградили как раз его. На секунду в карих глазах Танаки мелькает что-то похожее на снисхождение, она прищуривается с едва ощутимой хитринкой и забирает протянутый десерт. — Как скажешь, Оикава Тоору, — она закусывает его имя сливками на самой верхушке блина, и старшеклассник просит еще об одном одолжении. — Можно просто Тоору, — еще шире, хотя, казалось бы, шире некуда, улыбается он. — Я вот собираюсь звать тебя Саэко-тян. В следующий раз. — По выражению его лица не понять, что он думает или что чувствует, когда занимается таким вот сумбуром, и Саэко на какое-то мгновение становится интересен этот мальчишка своей феноменальной непрошибаемостью; он как будто снова оказывается на поле, перед самой сеткой, всемогущий и великий — полная противоположность Тоору повседневному. — Забились, — ребячески хохочет девушка, показывая большой палец, и резко дает по газам, отшвыривая юношу от окна. Тот дергается, по инерции делает несколько шагов, пытаясь восстановить равновесие и найти опору взамен уехавшей дверцы автомобиля, и таращится вслед без знакомого уже изумления — к дурным выходкам неожиданно легко привыкаешь. — Как ты вообще нашел это место? — прерывает его воспоминания звонкий голос главного повара. — Искал. Сама же рассказывала, что у тебя семейное кафе. А найти было несложно: слава булочек с карри, — отзывается Тоору без малейшего смущения. Ну не врать же, в самом деле, что случайно набрел — она в курсе, где он живет и сколько оттуда идти. Оикава прекрасно знает, что в случае с блондинкой симпатия ему не поможет, а вот сострадание — очень даже, поэтому с неописуемо обреченным видом, словно в булочках с карри заключается вся его жизнь, перекидывает ремешок от сумки через плечо, даже не поднимая глаз ощущает внимательный взгляд девушки. — Не выгонять же тебя, раз пришел, — уступая, останавливает его Саэко. Впрочем, не из великого сострадания, а все из-за того же интереса, который непреодолимо возникает в присутствии Тоору. Насколько он упорный? Как надолго хватит его фарса? Что же он такое-то? И Саэко точно знает, как получить ответы на часть вопросов. — Но посетителям до открытия в закусочной быть не разрешается, так что ты сегодня будешь помощником, — не без злобного удовлетворения кидает она, снимая с вешалки еще один фартук. — Ого, персональный су-шеф Саэки-тян, — тут же восхищается Оикава, которого выбить из колеи сложнее, чем восстановить город после землетрясения. — Обслуживающий персонал, — так же стремительно реагирует Танака. Ее собеседник корчит жалостливую мордочку, и, не в силах справиться с кучей завязок на фартуке, вполне ожидаемо просит ее о помощи. Саэко, затягивая узелки, пытается понять, она приобрела бесплатного помощника или нажила головную боль. — А ты бываешь жестокой, Саэко-тян, — комментирует связующий, крутя в руках кухонные приборы и осматривая их так, будто никогда в жизни не видел кастрюли. Впрочем, кто его знает, может, и правда не видел. — Тебе не привыкать, — хмыкает блондинка, припоминая общение капитана и команды: не сказать, что ребята в клубе больно-то щадят чувства связующего. А в следующую секунду слышит, как глухо звенит ложка о деревянную столешницу. — Это ребята из команды. Не одно и то же, — мрачно отзывается Оикава. Его, видимо, эта ситуация не сильно трогает, пока не влезает кто-то со стороны. Совершенно справедливо: Саэко знает, что в каждой команде свой микроклимат, и точно так же, как соперничество между Хинатой и Кагеямой никогда не иссякнет, в Аобадзесай могут быть свои милую сердцу традиции. Ее бы не удивила даже новость, что сам капитан их и придумал: в конце концов, она видела, что он делает с игроками собственной команды на поле, и, должно быть, это его способ быть тем, кем он для них является. — Ладно, я буду милой, — с деланной неохотой обещает Танака, и старшеклассник чуть ни подпрыгивает от этих слов: ежу понятно, что он здесь неслучайно, но его причины так же прозаичны, как и светлое весеннее небо над Японией. Оикаву по-прежнему не отпускает интерес к этому странному виду безоговорочных интуитов, к этим невольникам наития, послушникам случая, и с самого прихода в кафе его чуть ли ни колотит в экстазе от всеобъемлющей эмпатии Саэки. Стоит только вильнуть в сторону — она тут же поймает тебя за хвост. Привыкшему увиливать Тоору это совсем не на руку, он проигрывает по всем фронтам, но куда там — ему только любопытнее от этого. — Но на кухню все равно не пущу — будешь напитки разносить, пока булочки не испекутся, — командует девушка, и связующий привычно растягивает губы в улыбке. Саэко знает это обманчивое выражения спокойствия. Кто ж поверит, что ему и правда весело?***
Наверное, где-то посреди ее скромного кафе натянута волейбольная сетка — иначе как объяснить, что капитан Аобадзесай отыгрывает настоящий матч, совершенно на критичных скоростям перемещаясь по помещению. — Ты медленная, босс, — подмигивает он ей, вертя в руках овальный поднос, и получает на это недовольное фырканье. Тоору не смог бы быстрее расправляться со своими обязанностями, если бы был на роликах — вот было бы забавное зрелище. Он ужасающе быстро приспосабливается: раскоординированный, невнимательный, несобранный балбес Оикава, видимо, к любой серьезной задаче относится со спортивным интересом и в случае получения оной избавляется от своей инфантильности на корню. Преобразование, достойное отдельного кадра в «Трансформерах». Он вертит головой, явно пытаясь запомнить расположение и нумерацию столиков, просматривает меню, подготавливаясь к выполнению поставленной задачи. И Саэко отмечает, что из волейболистов прекрасные официанты выходят: развитое чувство равновесия, быстрота реакции, физическая выносливость; Оикава смешно пытается удержать четыре стакана на подносе, но когда ненароком сшибает один со стола, провоцируя, казалось бы, неизбежное падение, тут же исправляется и ловит у самого пола, будто и правда находится в середине сета. — Какой сейв, — хохочет Саэко, наблюдая, как в связующем прибавляется уверенности. Через час старшеклассник, уже пообвыкшийся, имеет наглость заявить ей, что она слишком медленная. — Между прочим… — начинает Танака, готовая выдать целую речь про то, что готовка не терпит суеты, и тут же удивленно затыкается, когда парень ныряет ей под ноги, словно испуганный домашний любимец забиваясь под пустую стойку с явным намерением спрятаться. — Ты чего? — интуитивно понизив голос, бормочет Саэко. — Сестрица, я вернулся, — раздается от порога голос Рю, потного и усталого после субботней пробежки. В субботу он бегает дольше, чем по будням, и исключительно по сложным маршрутам. Упрямый же. — Доброе утро, — растерянно реагирует блондинка, пытаясь сдержать смех от того факта, что Великий Король прячется от ее брата самым трусливым образом. Впрочем, наверное, это к лучшему: объяснять Рю, что Оикава забыл в их закусочной — себе дороже. Рю неугомонный, энергичный — ему только дай повод устроить драку. Тоору, правда, делает из своего присутствия здесь не только клоунаду, но еще и какой-то неправдоподобный криминал, забиваясь под стойку и клацая зубами, словно встретился в призраком. — Ты представляешь, Шое убедил капитана пойти отрабатывать подачи в субботу. Этот парень настоящий псих, — со странной отеческой гордостью вещает Рю. — Наверное, мы в спортзале на целую вечность застрянем, — мечтательно, словно последний маньяк, школьник закидывает в рот одну из свежеиспеченных булочек и исчезает на втором этаже, получив от сестры рассеянный кивок. — Повезло тебе, — издевается Саэко, пока Тоору на четвереньках выбирается из-под стойки. Капитаном Сейдзе, видимо, нельзя восхищаться долго: только подумаешь, что он крут, как он тут же выкинет что-то недостаточно крутое. «Наверное, просто ребенок», — думает Танака снисходительно, но старшеклассник тут же вытягивается в полный рост, давая ей возможность почувствовать собственную незначительность. — У него глаза страшные, — бурчит связующий, подбирая брошенный поднос. Когда Рю поскачет на тренировку резвым зайцем, Оикава удобно примостится за холодильником, чтобы избежать столкновения. Ему еще не приходилось ни в одной ситуации прятаться от братьев знакомых девушек, и ощущение, на котором он себя ловит, приятно смущает, словно он делает что-то очень крутое. У Саэко, правда, вид, будто он совсем не крут, но тут уж каждому свое.***
— Вкусно, — роняя голову на стойку, устало тянет старшеклассник, заедая полное истощение легендарной булочкой с карри. — Волшебница Саэко-тян, — глотая угощение, расплывается в улыбке юноша. На часах 5:20, и Тоору все еще в форме официанта местной закусочной. Несколько часов назад Саэко честно пыталась впихнуть в него обещанную булку и отправить восвояси, но он уперся и настоял на том, что не бросает дела на половине: серьезно собрался целый день провести, носясь между столиками. Впрочем, еще совсем не время закрытия, а он уже почти без сил. Поэтому нет ничего удивительного в том, что чуткая Танака ставит на стойку миску с заманчиво пахнущим раменом — что такое несколько булок за весь день с ростом под метр девяносто? — За счет заведения. В благодарность, — улыбается девушка, мысленно делая пометку, что обмениваться едой вместо «спасибо» — теперь почти традиция. Несколько клиентов требуют ее внимания, и девушка оставляет Оикаву наедине с его обедом. Тоору совсем не может вообразить ситуацию, в которой бы он проводил субботу, разнося блюда в маленькой кафешке, поэтому задумчиво, с каким-то неодобрением, пялится вслед миниатюрной фигурке, проклиная свое любопытство, из-за которого в очередной раз погряз в какой-то неразберихе. Сдался ему этот Тендо! Знал же, что нельзя связываться с этим типом людей, они все, как один, сумасшедшие — разве странно, что он даже не заметил, как оказался втянут в этот круговорот? Конечно, он пришел большим боссом, всемогущим Великим Королем, а закончил каким-то неопытным подмастерьем с миской рамена в руках. Каким образом вообще Саэко его переиграла? Впрочем, учитывая разницу между ними, она даже в матче не участвовала — наблюдала себе с судебной вышки, а он идиот, раз решил, что они хотя бы могут быть по разные стороны сетки. Саэко и все ей подобные забивали свои лучшие голы еще до начала матча, и ничего поделать с этим не мог даже гениальный связующий. — Вот блин, — негодует Оикава, допивая бульон. Он тут же делается чуть бодрее, сил прибавляется, и обычный энтузиазм подсказывает, что сдаваться рано. — Классная подача, — громогласно вещает Тоору, бухая пустую миску на стойку перед шеф-поваром. — Хотя, может, по вкусу это даже больше крутой съем. Прям как у этого надоедливого Ушиджимы, — он то ли ликует, то ли недовольно кривится, а Саэко совершенно неожиданно для всех присутствующих и самого связующего, с победным кличем сгребает юношу в охапку и в крепкие объятия. Капитан находится в таком шоке, что даже усугубить не пробует: как и на совместной фотографии, стоит совершенно растерянный, с опущенными руками, недоумевающим взглядом. — Это замечательные названия для специальных блюд. Ты только что помог собрать средства на спонсорство Карасуно, — смеется Саэко с явным желанием легонько задеть и, расчувствовавшись, хлопает Тоору по плечу (по предплечью — куда дотягивается). Тот надувается, словно самец жабы в брачный период, затем пожимает плечами от безысходности и недовольно что-то бурчит себе под нос. — Что, слишком много добрых дел для одного дня? — не отстает девушка. Тоору не до того. Его больше тревожит мысль, что от Саэки так приятно пахнет, что можно устроить целый марш в поддержку Карасуно, чтобы получить возможность ее обнять. Тоору знает, куда лезут его мысли, и ему это совсем, совсем не нравится — Тоору не любит, когда его отвлекают от самого важного, поэтому с готовностью удирает от любой помехи его идеальной жизни. Как глупо самому напрашиваться на препятствия. Но совершенно роковая черта его характера, та самая, которая не позволяет бросать дела на половине, хорошо ему известна — если впереди озеро, то у Оикавы нет ни малейшего шанса выбраться из водоема, не замочив ног.