Красный Щит

Чтобы разомкнуть глаза потребовалось приложить немыслимые усилия, не говоря о том, чтобы просто приподняться на локтях. Малейшая попытка пошевелиться болью проносилась по всему телу, от чего комната начинала кружиться и темнеть. Цубаки сдавленно застонала и вновь попыталась встать. Безуспешно. Все тело будто молнией поразило: мышцы болели как никогда, суставы с трудом соглашались работать, а левые рука и нога совсем невыносимо гудели. Собрав всю волю в кулак, Цубаки вытащила больную руку из-под одеяла, пытаясь разглядеть ее. Забинтовано. Вся полностью, от плеча, до кончиков пальцев, рука туго замотана бинтами. Еще с минуту Цубаки недоумевающе пялилась на свою перевязанную конечность, разглядывая ее со всех сторон, пытаясь понять, что же должно было случиться, чтобы такое произошло. «Это же ранение!» - крутилось у нее в голове, «Щит, он же должен был защитить меня от всего. Неужели он…» - Удивлена? – вдруг раздалось в комнате. Девушка мигом перевела взгляд в сторону говорившего. В дверном проеме, сложив руки на груди и опираясь о косяк, стоял Серебряный Клык. Выглядел он так, будто всю ночь и глаза не сомкнул, а руки его были в свежих ссадинах. Лицо его омрачал тяжелый взгляд серебряных глаз. Он явно был напряжен, и, казалось, еще секунда – и он примет боевую стойку. - Учитель? – Цубаки, почувствовав всю тяжесть взгляда мастера, съежилась, снова совершив попытку приподняться с футона, на этот раз более удачно: теперь получилось даже сесть, - Что же произошло, учитель? - Цубаки, - его лицо озарилось удивлением, - Разве ты ничего не помнишь? - Н-нет! – она испугано посмотрела на мастера. Действительно, она ничего не помнит. Помнит, как на нее напали в переулке, помнит, как на помощь пришел Бадд, но дальше – совсем ничего. - Понятно… - прошептал Бэнг, с долей облегчения закрыв глаза, - Отдыхай, Цубаки, - он развернулся, собираясь уходить. - Учитель, - вновь начала Цубаки, в упор глядя на Серебряного Клыка, - Произошло что-то страшное, да? - Отдыхай, - устало выдохнул он, - Сейчас тебе нужно набраться сил, - и Бэнг покинул комнату, задвинув за собой дверь-перегородку, оставив тем самым девушку в одиночестве. Цубаки такое положение вещей не устраивало. Она совсем не понимала, что же происходит. Откуда эта холодность в глазах мастера, что всегда был так добр и улыбчив. Почему он ранен, неужели он винит ее в чем-то? Не зная полной картины произошедшего, она не могла спокойно отдыхать. В голове ее вертелись пугающие небылицы, одна хуже другой. Вихрь этот, будто пожар, с бешенной скоростью охватывал все нутро, кружился, вселяя новые страхи, причиняя боль, что была хуже физической. Подобных чувств Цубаки не испытывала давно. Она смогла пролежать так чуть больше десяти минут, чуть больше десяти минут внутренней агонии смогла вытерпеть. В груди, будто, нарастал комок, и с каждой секундой он становился все больше и больше, и вот готов уже был лопнуть, как вдруг девушка резко вскочила с места. Нет. Она не будет отдыхать и набираться сил, когда произошло что-то, что так выбило всех из колеи. Где-то внутри Цубаки чувствовала, что вчерашний инцидент очень важен, крайне важен. Она не могла молча лежать. Несмотря на всю свою решительность, далеко уйти Цубаки не смогла: левая нога, которая так же оказалась забинтованной почти полностью, будто бы горела под повязкой, сковывая движения и не давая возможности опираться. От неожиданности девушка тут же свалилась на колени, крепко стиснув зубы от боли. Комната вновь завертелась, но Цубаки не могла позволить себе сдаться вот так. Попытавшись успокоиться и вспомнив некоторые медитативные упражнения, которые давал ей Серебряный Клык для сдерживания эмоций под контролем, Цубаки взглядом попыталась найти что-то, на чем можно было сосредоточиться. Этим чем-то оказался костыль, припертый к стене рядом с входом. Сначала девушка поразилась своей невнимательности: и как же она могла не заметить его, когда там стоял Бэнг? Но это было совсем не важно. Важно – что кто-то заботливо оставил костыль, и теперь Цубаки с большей вероятностью доберется до учителя. С непривычки костыль оказался не таким уж и полезным, поэтому прогулка по длинному коридору додзе была не из приятных. Но к концу Цубаки приноровилась, и к столовой вышла более уверенной походкой, пусть скрючившись и опираясь на костыль. В столовой собрались все нынешние обитатели додзе: Бэнг сидел за котацу, Чаранко расположился рядом, а госпожа Джин как раз подавала им чай. Все трое уставились на девушку, будто на призрака, и в комнате вдруг стало холодней. Воцарилось молчание. Цубаки, переводя напряженный взгляд с госпожи Джин на Чаранко, нервно сглотнула, боясь обратиться к мастеру, но тот начал первым: - Почему ты не в постели? – мягко произнес он. - Учитель! – с дрожью в голосе начала Цубаки, - Я не могу отдыхать, зная, что что-то произошло. Вы напряжены и очень странно говорите, а еще вы ранены! Я… - она набрала в легкие побольше воздуха, будто ей тяжело давался этот разговор, - Я очень волнуюсь, Мастер! Скажите мне, что не так? Что же произошло? В этом есть моя вина? Теперь же Цубаки смогла посмотреть в глаза Бэнгу, и отчаянный взгляд ее зеленых глаз встретился с серыми глазами старика, что сейчас были как никогда грустны. Госпожа Джин теперь смотрела на Цубаки с явной жалостью, а Чаранко уставился на Серебряного Клыка, будто ожидая чего-то. - Цубаки, - начал свой рассказ Серебряный Клык, - Буду с тобой честен: мы и сами не совсем поняли, что же вчера произошло. На тебя напали. Трое неизвестных нам бандитов. - Да, Мастер, это я помню. Я помню, как Ба… Стальная Бита пришел мне на помощь. Но что было дальше… - Ты попала под атаку одного из них и… ты чуть не сгорела. Как ты могла заметить, удар пришелся на левую часть твоего тела. Похоже, твой щит чувствителен к огню. На самом деле, ты очень легко отделалась: ожоги, совсем небольшие для такого взрыва, остались только на местах непосредственного попадания. А дальше щит спас тебя, покрыв твое тело полностью. Девушка вновь нервно сглотнула. - Полностью… - испуганно промямлила она. - Да, полностью. И тут началось то, чего мы все не ожидали. Ты… будто озверела. Все внутренности у Цубаки тут же как будто перевернулись, а ноги налились свинцом. Она буравила Бэнга непонимающим, ошарашенным взглядом. - Ты напала на своих обидчиков, - продолжил он, - Так, что те сразу же исчезли. Мы пытались… - Ваши ссадины, - вдруг прервала его Цубаки, указывая на израненные руки мастера, - Это… это из-за меня? Тот кротко кивнул. Голова у Цубаки мигом закружилась, но уже совсем не от боли. Как же так произошло? Как же вышло, что она потеряла над собой контроль? Она совсем ничего не помнит, а значит, состояние абсолютного щита ей не подвластно. А что, если такое вновь повторится? А что, если там не будет Мастера, чтобы остановить ее. Сердце стучало как бешенное, глаза в панике забегали, а дыхание стало прерывистым. Казалось, еще секунда, и девушка потеряет сознание, как вдруг кто-то мягко положил руку на ее плечо. Цубаки подняла глаза. Она даже не заметила, как Бэнг подошел к ней. Его теплая, тяжелая рука будто спустила Цубаки на землю. - Простите меня, Мастер, - перебарывая ком в горле, проговорила она. - Тебе надо извиняться не передо мной, Цубаки, - с грустью ответил он. Она вылупилась на старика, как вдруг поняла. - Бадд… - тихо прошептала она. Учитель кивнул, - Что с ним? Но ответа она не дождалась. Ноги сами, не без помощи костыля, понесли ее в комнату, к мобильному. Дрожащими пальцами она судорожно искала номер друга, еле попадая по кнопкам. Волнение полностью окутало ее, поэтому гудки, звонко доносившиеся из динамика, так нервировали. «Давай же, Бита» - скрежетала зубами Цубаки, пока из динамика не послышалось усталое: - Алло? - Бадд! – вскрикнула Цубаки, от части радуясь, что он ответил и вообще может говорить. - Да-да… Чего ты хочешь? - Я… насчет вчерашнего, - сдавленно проговорила она. - Ох… я не горю желанием сейчас это обсуждать. - Нет, Бадд, постой! Я хочу извиниться! - Знаешь… я на тебя… не злюсь. Прости, Цубаки, я просто не хочу говорить. - Но Бадд, пожалуйста! Давай… встретимся? Где-нибудь в парке? - О, Боже, женщина, зачем это? – взревел он. - Пожалуйста, - голос Цубаки вдруг задрожал, - Давай увидимся… я должна извиниться. - Твою мать… - Бита выдержал паузу, после чего продолжил, - Ладно. Хорошо. В парке. Через час. И он бросил трубку. Цубаки, закрыв лицо руками, тяжело вздохнула. Нужно было взять себя в руки. Но как тут возьмешь, если вчера ты сделал больно всем своим близким, не контролируя себя? Хоть Стальная Бита и сказал, что зла не держит, Цубаки верилось в это с трудом. Ей было страшно смотреть ему в глаза, но желание извиниться, как-то загладить перед ним вину было сильнее. Кое-как собравшись, девушка вышла из додзе под затянутое тучами небо. Горы, в которых базировал свою школу мастер Бэнг, были такие высокие, что казалось, до черного неба можно было достать рукой. Ветер, все еще слабый, готов был в скором времени разъяриться не на шутку, но пока лишь, будто котенок, гонял отцветшие лепестки. Обычно путь вниз по лестнице занимал у Цубаки десять минут бегом. Сейчас же, с обожженной ногой, возможности разогнаться не было. Вооружившись костылем, девушка кое-как ковыляла по ступенькам, то и дело проклиная все на свете. Пару раз она поскальзывалась и чуть ли не улетала вниз, но вовремя ловила равновесие и продолжала свой путь по лестнице боли. Цубаки не могла просто остановиться, она должна была дойти до парка и увидеться с Баддом. Пусть он идиот, грубиян и бестолочь. Пусть он часто обзывает Цубаки, пусть вставляет палки в колеса. Он все равно был ее другом. Цубаки не уложилась в отведенный ей на путь час. Ступени оказались непреодолимой за такой короткий промежуток времени преградой. А тучи над головой, тем временем, сгущались все сильнее, в воздухе будто застыла влага, от земли шел жар. Нужно было найти Биту. Девушка, опершись больной рукой на костыль, тяжело заковыляла по мощеной дорожке вглубь парка. Она уже изрядно подустала, но сбавить темп не могла: ноги, даже та, что была обожженной, сами несли ее навстречу другу. Тяжело дыша и стараясь не сбиться с темпа, Цубаки озиралась по сторонам, в надежде увидеть знакомую фигуру. Он стоял к ней спиной, уставившись куда-то вдаль. Как обычно, с идеально зачёсанной прической, в черной куртке, накинутой на плечи, но, вдруг, без биты. Что-то сжалось у Цубаки внутри. Бадд, будто что-то почувствовав, слегка повернулся, оглядев Цубаки своими черными глазами. Остановив взгляд на костыле, парень нахмурился. Цубаки остановилась в нерешительности. - А тебе, я смотрю, тоже досталось? – завел разговор Бита. - Видимо, да… - Не думал, что тебе перепадет. У тебя же щит. - Не очень устойчив к огню, как оказалось, - девушка скользила глазами по Бадду, пытаясь определить степень его повреждений, коих на лицо не наблюдалось. - Вот ведь бывает, - проговорил он, и, полностью развернувшись к подруге, направился в ее сторону. Тут Цубаки увидела то, что так боялась найти. Правая рука Стальной Биты, слегка виднеющаяся из-под накинутой куртки, была согнута в локте и загипсована, и, для удобства, подвешена на белом куске ткани за шею. Глаза девицы округлились, выражая немой ужас. - Это… кто тебя так? – все-таки спросила Цубаки, ожидая самое страшное. - А ты не помнишь? Ничего не помнишь? – немного удивился Бадд. - Нет! Совсем! – страх окутал девушку, но в сердце еще теплилась надежда услышать, что это дело рук бандитов, и что она тут совсем ни при чём. - Эх… так я и думал, - Бита, будто с облегчением, выдохнул, в точности как Бэнг тогда в додзе. - Бадд… - Цубаки посмотрела на него максимально серьезно, требуя ответа. В горле встал ком. - Да. Это ты. Твоих рук дело. Цубаки будто молнией поразило, а сердце вдруг сжалось. Она не знала, что ответить на это. Все слова будто улетели из ее головы, уши заложило. Ком в горле достиг максимального размера, а глаза будто завесило пеленой. Губы ее задергались. - Э-это же в-ведущая? – еле выдавила она из себя, указывая на поломанную руку. - Да-да… Эй, Цубаки! Ты чего это?! Лицо девушки вдруг страшно скривилось, изменилось до неузнаваемости. Она, опершись на костыль, который был ей явно мал, согнулась, но при этом упорно глядела на Бадда. Лицо ее покраснело. Из глаз большими каплями, будто виноградины, хлынули слезы. - Эй! Дуреха, чего делаешь? – запаниковал он, не зная, что же предпринять. Бита явно не рассчитывал, что когда-либо увидит слезы Цубаки, чем был крайне поражен. Но это были не просто слезы. Девушка плакала навзрыд, да так, будто последние десять лет ни слезинки не проронила. Слезы текли по ее лицу, а она пыталась утереть их рукавом олимпийки, что почти не помогало. - Про-о-ости-и, - пыталась выговорить она, громко хлюпая носом, - Он-н-н-а ж-ж-же в-в-ведущщщая, - после чего переходила на плачущие крики. - Цубаки… - Стальная Бита не на шутку перепугался. - М-м-м-м-не т-т-т-ак сты-ы-ы-дно, - плакала она. Бадд подошел вплотную к Цубаки и, горько взглянув на нее сверху вниз, притянул ее к себе левой рукой, прижав к груди. Цубаки перестала хлюпать. Из свинцовых туч по мощеной дорожке тяжелыми каплями застучал дождь. - Это мне стыдно, - проговорил Бадд, положив подбородок на цубакину макушку и сильнее прижимая девушку к себе, стараясь укрыть от дождя, - Если бы не ты, то я бы не отделался сломанной рукой. Из-за меня ты получила ожоги. Это мне надо извиняться. Вместо ответа девушка обхватила Стальную Биту руками и, прерывисто дыша, вновь начала плакать навзрыд, носом уткнувшись в красную баддову водолазку. - Ладно, порыдай, - ухмыльнулся Бита, - от одного раза ничего не случится.