***
Шив Палпатин долго раздумывал, что ему стоило делать с Бейлом Органой. Тот был личностью заметной и обществом признаваемой. Его смерть вызвала бы резонанс на Альдераане, а Палпатин меньше всего сейчас хотел бы шумихи вокруг Сената. Потом, может быть, он и велел расстрелять Бейла, но пока что... Нет, пока что Бейл должен был оставаться любимчиком родной планеты. Он должен был жить и радовать глаз своим существованием. Шпион не успел передать ни толики дельной информации своему нанимателю, а потому Бейл был практически безвреден. А если еще и припугнуть, то можно было из высокоморального идиота сделать идиота послушного. Палпатин любил, когда его слушались. Вот Энакин Скайуокер был другим делом. Когда он шел против системы, Палпатин был практически счастлив. В нем отлично сочетались упрямство, злость и верность. Палпатин даже готов был прослезиться от столь идеального соотношения в своем протеже. Лучшая кандидатура! Целеустремленный, энергичный, эмоциональный, влюбленный и въедливый! Палпатин знал, что Темная сторона, если Энакин — точнее не если, а когда, — поддастся ее заманчивому шепоту, сделает с его верностью и злостью, как она распорядится его влюбленностью. Первая превратиться в жадность и зависть, вторая станет верной яростной ненавистью к бывшим друзьям, а влюбленность отравится ревностью и жестокой жаждой обладания. Энакин станет послушным и гибким, он разочаруется в своем любимом наставнике, но не сделает ничего, чтобы убить его, потому что наставник — это все, что у него останется. А те крохи доброты, которые будут напоминать о прошлом, станут для Энакина невыносимой ношей, которую он будет пытаться не замечать. Ступив на темный путь, он не сойдет с него, потому что Энакин боится ошибок, и понимание того, кем он стал, уничтожит его. И он будет идти и идти в ногу с Палпатином, чтобы позже потерять остатки воспоминаний и превратиться в истинного ситха. Такой, как Энакин, мог бы быть отличным джедаем. Как жаль, что на пути ему попался хороший друг, поднявший из глубин подсознания тягу к большему могуществу. В самый низ падали те, кто забирался выше всех. Самые яркие звезды сгорали быстрей своих более маленьких собратьев в ослепительной вспышке, чтобы стать еще одной черной дырой, ужасом галактики.***
Бейл Органа нервничал, когда смотрел на него. Простофиля и дурак плохо умел притворяться, а такому как Палпатин лгать было бессмысленно. Он чувствовал больше, гораздо больше, чем рядовой джедай, чем Йода. Он владел Силой, прячущей его от любопытных глаз, от заглядывал вглубь людей лучше рентгена, он ни капли не сомневался в том, что мир должен был пасть к его ногам в агонизирующем танце. Идиоты те, кто верил в зло, разгуливающее по улицам в специальном костюме с табличкой на лбу. Да и не был Палпатин злом. Разве могущество — это зло? А стремление к самому верху — зло? Нет. Палпатин был ситхом, пока что единственным, но это ненадолго. Темная сторона, светлая... Их так прозвали, чтобы добрые джедаи могли проповедовать силу любви и терпения и объяснять детям, где хорошо, а где плохо. На самом деле, светлая сторона просто использовала для достижения целей то, что якобы считалось гуманным. Темная была куда изысканней. Она позволяла, как спорт без правил, действовать так, как требовали обстоятельства. Вот и вся разница. Палпатин улыбнулся сенатору с Альдераана, а тот на секунду раздул ноздри, словно втягивал в себя смелость, затесавшуюся между молекулами кислорода и азота. - Как поживаете, Бейл? - спросил Палпатин. - Хорошо, благодарю, - скованно ответил Бейл, и его пальцы чуть залезли под тунику. Бейл прятал там бластер, который, как он еще не мог знать, для Верховного канцлера был не опасней обиженного взгляда. - Как вы думаете, Бейл, зачем мы с вами здесь? - Потому что вы меня пригласили? - Бейл все-таки был не трусом, но дурачком, потому что сарказм в его голосе звучал оскорбительно. Шив Палпатин заранее предусмотрел возможность любого вида записи их разговора. Он мог бы вынуть световой меч и перерезать Органу пополам, избегая никчемной траты времени, но это был бы импульсивный и неправильный поступок. - А зачем я вас пригласил, Бейл? - Не имею понятия. Палпатин улыбнулся еще раз. Он специально готовил эту фразу, зная, что получит невообразимое удовольствие от вытянувшейся физиономии Органы. - Думаю, что это было как-то связано с Дорни Яусом. Помните? К сожалению, бедняга скончался на днях, но просил передавать вам свои благодарности. Лицо Бейла и впрямь вытянулось, а после побледнело и посерело. Добрые идиоты всегда чувствовали себя виновными за чужие ошибки. - Вы ублюдок, - прошипел Бейл. - Нет-нет, я его и пальцем не тронул. Но я с радостью навещу вашу супругу и ее драгоценных родственников на Альдераане, если вы попробуете копнуть снова. Это не угроза, Бейл, и не предупреждение. Я ставлю вас перед фактом, потому что мне некогда заниматься выскочками. Думаю, вы не такой тугодум, каким пытаетесь казаться, и мы друг друга поняли. Можете идти, Бейл. Органа все же был тугодумом. Он не понял, выхватил бластер, пальнул... Когда синие лучи швырнули его об стену, он не сразу осознал, что произошло, и в ужасе уставился на Палпатина. Тот подумал, что, возможно, Бейл, хоть и подозревал его во всех грехах, но до самой сути Канцлера докопаться не смог, и сейчас у него полностью открылись глаза. Органа был в шоке и хватался руками за стену, чтобы стоять ровно. - Еще раз: я не потерплю, чтобы такой червяк переползал мне дорогу. - Что ж ты не убьешь меня? - Вскинул подбородок Органа. - А зачем мне вы или кто-то еще из Сената? Живите, пока я от вас не устал. Или возражаете, Бейл? Последняя фраза произнеслась вкрадчиво и попала в цель. Бейл Органа хотел жить и ради гордыни и чести не собирался умирать в чьем-то кабинете, бесславно и бесполезно. Палпатин не стал мешать сенатору открывать дверь и выскакивать за порог. Стоило Бейлу Органе скрыться с глаз, как Канцлер потерял к нему всяческий интерес. Центральные миры, планета Корускант, Верхние уровни. Она часто моргала, глядя на небо. Она выпрямляла складки на одежде, когда проводила по ним ладонью неизменно три раза. Она волшебно улыбалась, оглаживая живот рукой, когда была дома и думала, что ее никто не видел. Она любила брать комм-линк и какое-то время держать его рядом, в надежде что кто-то позвонит, но ее надежда осуществлялась через раз. Она могла накинуть на платье мужскую рубашку и бродить в ней по дому, одиноко сидя у фонтанчика и потягивая сок. Люк превратился в сталкера, и ему не было стыдно. Смотреть на Падме издалека — это все, что он мог, потому что стучать в дверь и пугать ее безумными историями о сыне из будущего он не собирался. Он мог смотреть часами. Наверно, и столетиями смог бы, будь у него в запасе столько времени.***
Люк столкнулся с Падме, когда та выходила на прогулку. Она несла в руке темную шаль, которая упала и, легкая, отлетела в сторону. Люк кинулся за шалью, как хищник за жертвой, и нагнал ее у самого края дома. Падме, скрывающая свое положение под слоями одежды, была не в силах носиться, хотя и пыталась. - Ох, спасибо, - поблагодарила она Люка, и в ее газах блеснуло узнавание. - А мы... Мы, кажется, встречались. - Да-а, - потянул Люк, - я подскочил к вам с вопросом, кто вы такая. Извините, что напугал тогда. Мне... Мне просто показалось... Падме улыбнулась. - Знаете, мне тоже показалось, что я вас знаю. Хотя, может быть, это из-за внешности. Вы мне одного человека напомнили. А вас зовут... - Люк. Люк Скайуокер. Услышав фамилию, Падме подняла аккуратные брови. - Вы не шутите? О, то есть, ничего такого, я не думала, что за свою жизнь повстречаю столько Скайуокеров. - Ну... Это обычная фамилия. - Да, но... А, неважно. Люк топтался на месте и не мог уйти. Его приморозило, приклеило, притянуло. Перед ним стояла мать, которую он раньше никогда не видел и имени не знал, а она вот, была живее всех живых, говорила с ним, смотрела на него. Как тут уйти? - Я хотела прогуляться, - сказала Падме, намекая. - Да-да, конечно. Вы... - Люк хотел сказать хоть что-то, чтобы продлить момент близости. - Детям нужен свежий воздух. - Детям? - Я заметил, - Люк кивнул на живот. - Чудесно, поздравляю. Падме смутилась: - Спасибо, я тоже считаю, что это чудесно. Вот, гуляю в поисках имени. - Удачи, Падме. Падме пожевала нижнюю губу и поинтересовалась: - Посоветуете что-нибудь? - Имя? А... Для девочки — Умбрина. Падме засмеялась. - Боюсь, она потом не будет со мной разговаривать. «И со мной», - подумал Люк. - Но спасибо. Я выберу любое имя, кроме предложенного вами. Падме кивнула ему и ушла, а Люк почувствовал себя таким счастливым, будто проснулся дома и понял, что все произошедшее с ним — страшный сон, и мать с отцом ждали за дверьми.***
Было бы проще исправлять ошибки отца, зная, где эти самые ошибки крылись. Люк не знал, вспоминал советы Йоды, но не понимал, с какой стороны подходить к Энакину, чтобы ненароком подтолкнуть его к правильному решению. Он не знал, где и что надломилось в его отце, не знал, почему. У него было так мало информации о самых близких своих родственниках, что Люк иногда не спал и смотрел на закат, провожая день и прося у Силы подсказки. Сила, спокойная и тихая, молчала, игнорируя мольбы. Она не учила, это у нее учились. «Отпустить ты должен», - говорил Йода. Отпустить на самотек? Сидеть и изображать статую? Как исправить что-то, неизвестно где кроющееся? И возможно ли исправить? Как дать совет человеку, который многие из них воспринимал в штыки? Как дать именно тот совет, который изменит все? Люк не был гордецом, он бы попросил помощи, если бы было у кого. Но мир был холоден и равнодушен. Забросившее его в прошлое что-то не собиралось ни помогать, ни наставлять. Оно наблюдало и ожидало финальных аккордов. Финал же приближался со сверхзвуковой скоростью.***
Энакин Скайуокер за один вечер переругался с двумя магистрами. Первым был темнокожий по имени Мейс Винду, который однажды встретился Люку у Храма. Он Люку отчего-то не нравился, и, видимо, это было генетическое, потому что Энакин тоже не был от него в восторге. Мейс Винду назвал Энакина мальчишкой с амбициями, тот огрызнулся, слово за слово, и вот уже вмешался Оби-Ван, успокаивающий Энакина, трясущегося от еле сдерживаемого гнева. Может, Оби-Вана Энакин и смог обмануть заверениями, что все было хорошо, он осознал и более не собирался ругаться, но Люк чувствовал той особой связью сына со своим родителем, что Энакин был совершенно не спокоен и буквально ненавидел магистра Винду. Люка покоробило, что Оби-Ван не сказал ничего магистру. Сделал вид, что тот имел право выплевывать в лицо его бывшему ученику методичное «Вы слишком легко увлекаетесь, Скайуокер. Джедай не должен выставлять напоказ эмоции да еще на Совете». Люк бы тоже выставил напоказ эмоции, если бы захотел. А у Энакина были проблемы с управлением гневом, и, вместо того, чтобы не провоцировать, некоторые так и тянулись продемонстрировать свое превосходство. Видимо, даже в Храме джедаев можно было встретить социальное неравенство. Вторым, с кем поругался Энакин, стал сам Оби-Ван. Не то, чтобы они грызлись, но неприятный осадок после беседы остался у обоих, потому что у того и другого имелось мнение, и они его активно проталкивали вперед. Оби-Ван не сдавался, потому что считал себя правым, Энакин — потому что считал Оби-Вана неправым. После такого отвратительного вечера Энакину приспичило уйти из Храма, что он и сделал с превеликим удовольствием. Люк, не долго думая, увязался следом. Энакин прошелся по Аллее памяти, свернул к жилым кварталам, миновал массу выстроенных в ряд заведений, сверкающих ночных клубов для не обделенной кредитами публики, дошел до оперного театра, постоял какое-то время там, задрав голову к небу, а после, когда Люк уже тенью нырнул вслед за ним в проулок, ведущий к входу на Нижние уровни, резко обернулся. Спрятаться Люк не успел и принял покаянный вид. - Следишь? - спросил Энакин, уже зная ответ. - Есть такое. - Повод? - Ты м... - Люк сцепил руки за спиной. На улице было довольно прохладно, а он не захватил никакой накидки. Пальцы мерзли. - Я — что? - Нет, ты... Я подумал, что ты расстроен, и решил... Вот же ситх! Лицо у Энакина, бывшее сперва просто холодно-сердитым, стало любопытствующим. Интерес в глазах отца был куда предпочтительней стали. - Зайдем в кантину? - предложил Энакин вдруг. Люк редко куда-то ходил с дядей Оуэном. Тот был строгих нравов, а потому вылазки в злачные места Люк совершал в компании друзей и периодически получал по ушам за самоуправство, когда дядя узнавал, где ошивался племянник. Хорошие были времена. Теперь Люк шел вслед за отцом в помесь кантины и клуба. Энакин, видимо, часто сюда приходил, потому что сразу нашел свободное место и уселся туда, в уголок, откуда отлично просматривался весь зал в случае нужды, но где было тише и спокойней. Он заказал у робота-официанта эль и расслабленно опустил напряженные плечи. Люк взял то же, что отец. Он не злоупотреблял алкогольными напитками, но сам случай велел выпить вместе с Энакином Скайуокером. Кто знал, что там будет дальше! - Ты часто бываешь здесь? - спросил Люк. - М? - Энакин, рассматривавший стену, встрепенулся, вспомнив, что был не один. - А, нет. Порой заглядываю, когда хочется подумать. Чаще на «Крыши» заглядываю. - Крыши? - переспросил Люк. - Это что? - Там открытое пространство в виде кантины. Можно прямо под небом сидеть. Там лучше, но они уже неделю закрыты, так что приходится сюда забегать. - Девчонок клеишь? - Люк смотрел в сторону, когда спрашивал. Он наслушался про Кодекс джедаев и сомневался, что тот не позволял заводить интрижки. Все же Храм не был тюрьмой строгого режима. Энакин только фыркнул в ответ и покачал головой. - Не нужны мне девчонки. Ответ — как бальзам. Люк улыбнулся в эль и подумал о Падме. Значит, он и Лея не просто так появились на свет, не в результате случая. Значит, их хотели. Энакин поводил пальцем по столу. Люку было самую малость неуютно, но еще больше — приятно. Сидеть вот так в компании отца было хорошо. Даже когда тот носил маску, Люк чувствовал в нем родителя и был не против кататься в лифте на Эндоре сутками напролет, лишь бы Вейдер продолжал называть его сыном с той же горечью в механическом голосе. Горечь — это раскаяние, раскаяние — это свет. - Кто ты такой, Люк Скайуокер? - спросил Энакин, наконец. - Где ты пилотируешь корабли, если Альдераан о тебе не слышал? Люк покрепче сжал кружку. - Я... летаю частными рейсами. Мы нелегальны. - Серьезно? - Да. - Ты отвратительно врешь, пострадавший, но я буду делать вид, что верю. Ты бежишь от закона, да? Или еще что похуже? - Нет! То есть... - Люк задумался. - На самом деле в одно время я был очень разыскиваемым преступником, но те, кто меня искал, сами были тиранами и злодеями, поэтому это спорный вопрос. Сейчас смело могу заверить тебя, что я не опасен и очень миролюбиво ко всем настроен. Энакин кивнул, отхлебнул эля. Люк заметил, что отец держал кружку так же, как он. Интересно, в чем еще они были похожи? - Почему ты прилип ко мне? Ты славный парень, но, знаешь, у меня, вроде, и друзей-то нет. - А Оби-Ван Кеноби не друг? Люку не понравился отведенный в сторону взгляд светлых отцовских глаз, пока еще не скрытых черными безучастными линзами. - Да, - протянул Энакин, - друг. - Он любит тебя. Ты, наверно, как брат ему. Младший. - Он до мозга костей принципиален. С ним нельзя совершить что-то... тайное, но правильное. Он обо всем доложит Совету, потому что большего зануду, по правде, я не встречал. Так что, да, он мне друг, но вот у меня с дружбой проблемы. А у тебя много друзей? Здесь они с отцом отличались, как Татуин от Набу. У Люка друзей, приятелей, знакомых было море. Люк не успевал здороваться с каждым, когда заходил в помещение, поэтому здоровался с порога и со всем скопом. Люк был веселым — раньше гораздо больше — и довольно открытым для контактов. Энакин же по жизни был одиночкой. Он мог работать в команде, но, наверно, один действовал ничуть не хуже. - Хватает, - уклончиво ответил Люк. - И где они все? - Не могут пока со мной связаться. - А со мной ты как связан? Люк подавился элем и закашлялся. Энакин, криво усмехнувшись, перегнулся через стол и похлопал Люка по спине. - Спа — кха! — сибо. - Я не слышу ответа. - А что ответить? Я никак... - Врешь, Люк. Последние слова были сказаны мирно, мягко, но Энакин в них был уверен. Люку стало неловко. Отказываться от родителей он не собирался, какими бы эти родители ни были, а сам сию секунду сказал отцу, что тот никем ему не являлся. Стыдно. - Ладно-ладно, мы связаны, да. Прости. Мы родственники? Да, родственники. - От напряжения Люк терялся и нес околесицу. Он скосил глаза на Энакина, но тот околесицу внимательно слушал. - Родственники, - повторил Энакин. - У меня никого из родных не осталось. Одна мать была, но... - Но мы все равно родственники. - Знаю, и это странно. Я чувствую в тебе знакомого, будто бы брата или еще кого. Меня это нервировало сперва. - А теперь? - спросил Люк. - Я уже говорил: ты славный парень. - Энакин отсалютовал ему кружкой с элем. - По второй? Расскажешь, кто ты и откуда? Люк виновато передернул плечами, потому что не был уверен, что мог сказать. Энакин странно посмотрел на него, с досадой и тоской, но не стал настаивать. Они просидели в кантине всю ночь.