Монстры — это только мы

Айзеку показалось, что прошло совсем мало времени с того момента, как волчица захлопнула за ним дверь подвала и до того, как она снова появилась на пороге. Время Айзек в основном измерял чувством голода и тем, насколько успело регенерировать его тело, но сегодня он съел намного больше обычного, а переломов вообще не было, несколько глубоких царапин и пара незаживающих укусов на загривке, всё, что оставил ему сегодня Девкалион. Кали кажется немного раздраженной и немного уставшей, Айзек даже ловит себя на глупой мысли сказать ей что-нибудь… утешающее или ободряющее. Хорошо, что мысль эта проходит бесследно - маловероятно, что альфа-волчице нужна была поддержка такого жалкого щенка, каким Айзек себя ощущал. - Почему ты ничего не спрашиваешь про своего альфу? - вдруг интересуется она, когда Айзек понятливо подходит ближе, повинуясь лёгкому манящему движению её руки. - Вы всё ещё здесь, я всё ещё здесь, значит Дерек жив. Почти наверняка, - Айзек пожимает плечами, искоса глянув на женщину, когда она чуть сильнее тянет носом воздух, принюхиваясь. - Тебе всё равно, - произносит она с заинтересованным удивлением, повернувшись к Айзеку и прихватив его подбородок пальцами. Айзек даже не сомневался. что в длинных тонких пальцах столько силы - челюсть начинает ныть почти мгновенно. - Любопытно, - Кали кивает, напоследок заглянув Айзеку в глаза и подтолкнув его к выходу из подвала. Немного удивляет то, что постель в спальне, куда его подтолкнула в итоге Кали, закрыв дверь, застелена, а сам Девкалион сидит на ней, по-турецки подобрав под себя ноги и выстукивая кончиками пальцев какой-то ритм по колену. Айзек замирает, не зная, как реагировать, чувствуя отчего-то, как накатывает горечь, смешавшаяся с усталостью и тупым безразличием ко всему. Девкалион, подняв голову смотрит прямо на него пугающе пустыми серыми глазами, в глубине которых бродит густое алое пламя, а Айзек не отводит взгляда, думая вскользь - смог бы он так же смотреть в глаза Альфе Альф, если бы тот был зрячим. - Подойди, сядь, - Девкалион наклоняется немного вперед, хлопнув рукой по свободному месту перед собой, а Айзек, конечно, и не думает противиться - подходит и садится на край кровати, напрягаясь в ожидании. - Можно с ногами, - добавляет Девкалион и, хотя это действительно звучит просто как предложение, Айзек предпочитает исполнить его, неловко подобрав под себя длинные ноги, чувствуя, как ноют сбитые колени и расцарапанные бёдра. Судя по тому, как Девкалион ведёт головой - чисто хищник, почуявший жертву, - одна из царапин всё-таки разошлась от неловкого движения и начала кровоточить. Сам Айзек уже не воспринимал подобных сигналов от своего тела, между ними словно выстроилась стена глухого непонимания. Тело требовало слишком многого, а Айзеку было наплевать. - Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как тебя обратили, - говорит Девкалион и это совершенно не тот вопрос, который Айзек рассчитывал услышать от него рано или поздно. Он ждал вопросов о Дереке, о Скотте, да даже об этом отбитом психе, дядюшке Дерека - Питере. Не о себе. Кто вообще в последний раз спрашивал о нём самом? Возвращаться к этим воспоминаниям больно. Это не то же самое, что срывать коросту с едва поджившей ранки, это больше похоже на попытку надавить на так и не сросшийся перелом - о, Айзек за свою жизнь узнал, кажется, все возможные виды боли и имел возможность сравнивать. Наверное, он говорит сбивчиво и путано, потому что мысли и воспоминания тоже путаются, например первым, о ком Айзек вспоминает, и о ком заговаривает - отец. И тут же думает - так ли было плохо там, в родном доме, в родном, знакомом и в чём-то даже безопасном подвале? Он прошёл долгий путь, обзавёлся клыками, когтями и врагами, тогда как дерек обещал ему защиту, силу и стаю, и снова оказался в подвале. Куда менее комфортном. Куда менее безопасном. Раненный, изнасилованный, одинокий и брошенный он, прежде всего чувствует обиду. То, как его обманули - как Дерек его обманул - не вписывалось ни в какие рамки человеческих отношений. Он рассказывает - кладбище, школа, Эрика, Бойд, Джексон. Стайлз и Скотт. Полуразрушенный особняк в глухом лесу, ебанутый на всю голову Питер Хейл. Первое полнолуние, воспоминания, удержавшие его от волчьего безумия - кстати, об этом Дерек тоже мог бы предупредить, - и удерживающие по сию пору. В комнате темнеет, но свет, конечно, не зажигается. Лицо Девкалиона, как и вся его фигура утопает в сгущающихся сумерках, а Айзек всё говорит, глотая комья разочарования и обиды, копящиеся в глотке. Нормальная жизнь - не то чтобы она действительно у него была - но та, далёкая, нормальная, состоящая из школы, тренировок и домашних заданий кажется такой нереальной, словно её от Айзека отделяют десятилетия. Там не было ничего хорошего, но всё хорошее, что вообще случилось в его жизни укладывалось в тот короткий промежуток, когда они с Эрикой веселились. наслаждаясь новой силой. А потом было первое полнолуние и стало понятно, что всё не так просто. И, в конце концов, позже Айзек узнал получше того, кто называл себя их альфой. Альфой стаи из трёх подростков, не сумевших вписаться в нормальное общество. - Столько горечи, - гулко говорит Девкалион, когда Айзек дорассказывает до того момента, как Дерек послал его, швырнув вслед бутылку. - Столько обиды, - Альфа протягивает руку, безошибочно касаясь челюсти Айзека когтями. - Это так вдохновляет. Айзек не собирается спорить или спрашивать, что Девкалион имеет в виду. У него по щекам текут непрошенные слёзы, внутренности обдает едким пламенем обиды, а сам себя он чувствует совершенно опустошенным, словно его выпотрошили и выкинули на обочину, а он так и не сдох - снова удивляя своих пленителей. Хотя Девкалион не удивлен ни капли. Он внимателен и задумчив и то, что его когти всё-таки вспарывают кожу, оставляя царапины на щеке, позволяет Айзеку с чистой совестью закрыть глаза и позволить слезам течь. - Когда я подобрал Итана и Эйдена они были похожи на тебя, - Девкалион, набрав пряно пахнущей крови на пальцы, задумчиво слизывает её языком. - Их стая была не такой, как то, что ты видел. Они все были совершенно безумными хищниками, не подчинявшимися ни Кодексу, ни внутренним укладам нашей жизни. Айзек тяжело опирается локтями о свои колени, опуская голову - Девкалион это ему позволяет, продолжая говорить. - В них тоже была эта безумная и ничем не оправданная жажда к жизни. Впрочем, эти мальчишки выживали ради друг друга, что, хоть и с натяжкой, но можно назвать причиной. Какая причина выживать у тебя? - Ни малейшей, - хмыкает Айзек, мотнув головой. - Ни одной грёбанной причины. Он никого не любил. У него никого не было. Все дорогие ему люди - мать и брат, покоились на кладбище (точнее, от Кэмдена там была только пустая могила). Ему некуда было возвращаться и ему некуда было бежать. Сейчас, сидя в полумраке перед самым безумным и жестоким Альфой побережья Айзек особенно остро чувствовал полную безнадёжность своего положения. это было больно, так, что для этой боли у Айзека даже не было адекватного сравнения. Она жгла изнутри, колола под кожей, давила на виски и когтями раздирала снаружи. - Я немного подучил их… Они всегда были способными малыми, - негромко продолжает Девкалион, прислушиваясь к меняющемуся дыханию застывшего перед ним волчонка. - Они убили своего альфу. А затем и всю свою стаю. Айзеку слишком сложно прямо сейчас испытывать какие-то эмоции или обдумывать то, что сказал ему Девкалион. Он чувствует в его словах шанс для себя, но все способности здраво размышлять разбиваются о стены горечи и обиды, растущие внутри, на месте опустошенности, которая разрасталась в последние дни. - А ты , волчонок, - Девкалион приподнимает голову Айзека, прикасаясь когтями к подбородку. Айзек, сквозь пелену слёз смотрит на него, на то, как в пепельно-серых глазах разгорается всё ярче алое пламя, и думает, что сейчас, наверное, Девкалион его убьёт. Вот так - услышав всё, что хотел, узнав всё, что Айзек мог сказать. Он и так был не слишком полезен. - Ты смог бы убить своего альфу? - Сомневаюсь, что у меня бы это получилось, - горько роняет Айзек, сглатывая, когда тёмные острые когти касаются горла. Неплохая будет смерть - Девкалиону ведь нравится кровь, а Айзеку навряд ли так уж долго будет больно. Девкалион отстранется, сложив ладони на коленях, и Айзеку только и остаётся смотреть на него с немым изумлением. - Иди к себе, - бросает Альфа, кивнув в сторону двери. - Дорогу ты знаешь. Айзек обескураженно оборачивается в сторону двери, ожидая увидеть там Кали - она иногда словно возникала из ниоткуда, подчиняясь безмолвным приказам своего альфы, но сейчас её там не было. И никого не было. Айзеку так страшно от одной только мысли, что сейчас он выйдет в коридор этого странного дома один, что он почти готов ослушаться прямого указания существа, способного убить его одним ленивым движением руки. - Д-да, - в конце концов говорит он, когда Девкалион наклоняет голову, явно удивляясь такой задержке. - Уже иду. До двери он доходит на негнущихся ногах, буквально выпадая в тускло освещённый коридор - одна, болтающаяся под потолком на длинном тонком проводе маленькая лампа никак не могла осветить всё пространство этажа. Айзек знает дорогу - пара поворотов и короткая лестница в подвал. Айзек знает дорогу на кухню - в другом направлении. Знает, что спальни стаи на втором этаже - Кали, Энис, Итан и Эйден, все там, Айзек слышит их шаги, дыхание, чувствует их запахи. Он догадывается, что выход из этого дома где-то недалеко, где-то, куда он ещё не поворачивал, куда его не водили, таская по хитросплетениям коридоров. Ещё он прекрасно понимает, что идти ему совершенно некуда. Дерек не будет в восторге от вернувшегося израненным и слабым беты. Если они нужны были ему как живой щит от стаи альф, то свою функцию Айзек уже выполнил и был совсем не готов к повторению. Больше вариантов у него не было. Эрика с Бойдом, наверное. потому и не взяли его с собой - он бы только портил им их “романтический побег” своим унылым реализмом и напоминаниями о том, что их может убить буквально любой из встреченных на пути людей. Любой незнакомец может оказаться оборотнем, охотником, дараком или ещё какой-нибудь сверхъестественной хренью, желающей их сожрать. Айзек не знает, сколько он сидит под дверью Девкалиона, прижавшись спиной к тёплому дереву и закрыв руками голову. Безмолвный сухой плач изматывает его, доводя до страшной головной боли. Становится совсем темно, когда он всё-таки поднимается на ноги и, пошатываясь и держась за стену, возвращается в подвал, осторожно спустившись по ступеням и прикрыв за собой дверь. Она восхитительно скрипела каждый раз, когда открывалась, а он предпочёл бы знать, если кто-то вроде близнецов решит вдруг наведаться к нему.

***

Просыпается Айзек с весьма чувствительными отголосками вчерашней головной боли, с которой засыпал, тогда как по телу, напротив, особо болезненных ощущений не разливается, скорее всего, даже кровавые царапины на бёдрах затянулись. Укусы на загривке, конечно, привычно кровоточили, но это было ожидаемо - Девкалион с удовольствием загонял клыки в податливую мягкую плоть, полуобратившись и прижимая Айзека к постели всем весом. Распорядок дня у Айзека был не слишком разнообразным, хотя в последние дни переломов и глубоких ран было меньше, а значит и времени, которое он проводил не в забытьи от боли и медленной регенерации, становилось больше. Занять его было нечем, а лежать, глядя в потолок было просто невыносимо. Поэтому освободившееся время Айзек посвящал стирке - вонять, как помоечная псина совсем не хотелось, и слабеньким попыткам тренироваться, Дерек ведь вдолбил в их головы хоть какие-то основы. Благодаря им Айзек знал, что если он не может без дикой боли выполнить ни одно из упражнений, значит кости срослись неправильно. Сегодня всё было неплохо, это напрягало даже больше, чем привычный уже беспросветный ужас. Кали заглядывает к нему, когда свет солнца, пробивающийся в грязное окно узким лучом, становится ярким и жёлтым - наверное, сегодня за пределами дома солнечный день. Айзек сидел под окном на матрасе - его он перетаскивал из угла в угол, создавая хоть какое-то контролируемое разнообразие в своей жизни, - и бездумно следил за пылью, вьющейся в полоске света. Спина ныла почти приятно от соприкосновения с нагретым его телом камнем, и, в целом, Айзека вполне устраивало такое утро. Волчица же, заглянув, и зайдя внутрь, садится на ступени, вытянув когтистые ступни перед собой. Айзеку даже не очень страшно - угроза от Кали исходит фоновая, обычная, она не злится и не испытывает какой-то неприязни к Айзеку. Скорее какое-то… Удивление? - Я не официантка и таскать тебе обед из трёх блюд не собираюсь, - в конце концов говорит она, вдоволь насмотревшись на Айзека - он так и не сменил позы, смотрел на неё из-под ресниц, ожидая каких-то действий. - Хочешь есть - идёшь на кухню и сам себе разогреваешь. - Не трогать твои йогурты и мыть за собой посуду, - понимающе кивает Айзек, хотя сильно сомневается, что Кали употребляет йогурты. Происходящее странно, но после вчерашней исповеди и мыслей, одолевающих его с тех пор, эмоциональных сил на какую-то реакцию у него не хватает. Кали только хмыкает, ничего не ответив, и поднимается на ноги. - А в душ можно ходить? - Ну рискни, - фыркает волчица. Айзек бы, пожалуй, не рискнул. Душевой кроме той, что примыкала к комнатам Девкалиона он не видел, а шариться по дому без нужды ему совсем не хотелось.