Каждый раз

      Кот протяжно потянулся - передними лапами, задними. Постарался не задеть все еще спящую Майю и спрыгнул вниз, отправившись осторожно обходить комнату по кругу - не приходил ли кто днем, не спрятал ли лишнего.       У порога Ширен нашел дохлую змею. В целом, это не редкость в этих краях, но на подкорке что-то екнуло, хотя до осознания не дошло. Следопыт перекинулся, взял трупик за хвост и пошел выбрасывать.       На выходе из комнаты Ширен прямо-таки врезался во взгляд Анталио, командира боевой части.        - Ширен?.. Шериф же еще спит?        - Я тут профилактический обыск проводил, - гангрел помахал у лица брухи трупиком змеи, - вот, опять расползлись по дому.       Анталио гневно прищурился; следопыт уже мысленно закатил глаза - командор начал выходить из себя. Снова.        - Я, конечно, не так умен, как ты, котик, но два и два сложить могу. Ты сам проснулся семь минут назад, как и я. Я вот только что сюда подошел. А твоя спальня рядом с моей. Ловишь мысль?        - И что?       Равнодушный вопрос Ширена, казалось, сбил бруху с мысли.        - Ничего. - Анталио нахмурился. - Архонту не понравится, что ты спишь в комнате шерифа.        - Если архонт об этом узнает, то конечно, - гангрел заискивающе заглянул в глаза командору. - Но он же не узнает, ему же нет до этого никакого дела, правда?       Бруха поморгал, затем строго посмотрел на Ширена:        - Учти, у меня не хватит стойкости, чтобы прикрыть тебя перед архонтом.       Когда Майя проснулась, Ширен сидел на стуле, сосредоточенно думая. Разговор с Анталио его совсем не напряг, напротив. Командор был его старым боевым товарищем, и следопыт был рад, что попался именно ему, а не кому-то еще. Доверие между ними было сильнее доминирования, уз крови и прочей херни.       Гангрела беспокоил трупик змеи, который невесть почему показался ему крайне подозрительным. Впрочем, он забыл о нем влет, потому что увидел, что проснулась шериф - и что она легко улыбается.        - Доброе утро, шериф. Я тут... профилактический обыск проводил...        - Я болею не амнезией, Ширен.       Если бы вампиры могли краснеть, следопыт бы залился краской.        - Мы вчера...загулялись, и вы начали засыпать прямо на улице. Я должен был отнести вас в дом и охранять.        - А охранять лучше всего в одной постели со мной, да? - шериф прищурилась.       Гангрел моргнул в сторону, затем поднялся, коротко поклонился.        - Простите мои вольности, шериф. Больше не повторится. Разрешите идти?       Майя задумчиво смотрела на Ширена. Тот стоял перед ней почти навытяжку, лицо задумчивое, но ни тени чувства вины. Интересно, ему гордость не позволяет чувствовать себя виноватым? Или он действительно считает, что все сделал правильно?        - Ширен, ответь мне, ПОЧЕМУ ТЫ ВЧЕРА СДЕЛАЛ ТАК?       Зрачки следопыта на мгновение расширились, затем вернулись в прежнее состояние. Он слегка прищурился.        - Не нужно доминирования, шериф. Я и так вам отвечу. Вы не хотите говорить, что случилось, но я не слепой. Архонт причинил вам боль - мне неважно, какого рода - и вам нужна помощь, но вы слишком горды, чтобы просить ее. Вы - необыкновенная личность, Майя, мудрая, опытная и сильная, но иногда вам просто нужно немного кошачьего тепла.        - Только поэтому?        - А что еще вы хотели услышать?       Голос Ширена дрогнул. От второй волны доминирования его спас стук в дверь.        - Войдите! - Майя завернулась в одеяло.       Вошедший гуль, вытянувшись по стойке "смирно", сообщил, что шерифа вызывает его милость, поклонился и удалился.        - Я пойду с вами.        - Нет, Ширен. Вызывают меня, а не тебя.        - Я оберегаю ваше состояние здоровья.        - Не надо! - Майя повысила голос. - Не забывайся. Я не ребенок.       ...Естественно, Ширен потащился подслушивать у двери.       За порогом кабинета архонта Майей овладело какое-то отупение. Она машинально подмечала какие-то вещи: стол целый, а ворот доспеха все еще смят, архонт бледнее, чем обычно. Никаких переживаний, никаких эмоций, взгляд в сторону, в стену.        - Вижу, вы снова в состоянии работать, шериф, - паладин не отрывал взгляд от бумаг, - это отлично. В следующую ночь у нас боевая вылазка, идем мы с вами, Анталио и пара его людей. Ширен приведет нас на место, после скроется.        - С кем будем драться? - отупение не проходило, будто девушке сообщали не боевое задание, а приглашение на званый ужин.        - Шабаш.        - Хорошо. Можно идти?       Архонт наконец поднял взгляд на Майю. Та по-прежнему смотрела в стену, лицо не выражало ровным счетом ничего. Ашира вздохнул.        - Да, идите. Отдохните сегодня, чтобы завтра быть во всеоружии.       Проходя мимо общего зала, Майя встретилась взглядом с Анталио. Тот уважительно ей кивнул и слегка улыбнулся. Улыбающийся Анталио - настолько редкое зрелище, что Майя почувствовала даже нечто, похожее на удивление.       Ширен ждал в ее комнате. Сидел прямо на незастеленной кровати, обхватив голову руками.        - Вы не готовы биться, шериф, - гангрел говорил, не поднимая головы, в голосе - укоризненная мольба. - Вы едва только встали на ноги.       Майя неуверенно сделала шаг вперед, прикрыла дверь.       "Откуда столько боли в голосе?"        - Я в порядке, Ширен, спасибо за беспокойство, но я все-таки Сородич. Довольно старый, надо сказать, - Майя осторожно улыбнулась. - В моей жизни были ранения и посерьезнее.        - Насчет физических не спорю, - следопыт поднял на девушку встревоженный взгляд, - но часто ли так глубоко вас ранили в душу?       Гангрел рывком поднялся с кровати и, обогнув Майю, направился к выходу.       У самой двери его поперек талии ненавязчиво затормозил щуп. Ширен развернулся - Майя так и стояла к нему спиной, до сих пор глядя в то место, где он сидел.        - Ты не все мне сказал.        - Я не особо люблю говорить, шериф. - Гангрел подошел к девушке со спины и осторожно положил руки ей на плечи. Майя вздрогнула, но не отошла, не повернулась, не прикрикнула - словно одобрила.       Руки следопыта медленно скользнули вниз, к локтям, с них - на талию. Ширен аккуратно, боясь навредить, прижал Майю к себе. Ее доспехи больно уперлись ему в живот и ребра, и следопыт неуверенно протянул руку к ремню застежки. Девушка все так же, не оборачиваясь, сама одним движением расстегнула ремни, стащила через голову нагрудник и повернулась к Ширену, снизу вверх заглядывая ему в глаза - темно-карие, почти черные ее и светло-желтые его. Коньяк и вино.       Майя аккуратно пробежалась пальцами по груди следопыта, подцепляя пуговицы жилетки, но не расстегивая их; закусила аккуратно нижнюю губу и прижалась всей грудью к гангрелу покрепче. Тот снова неуверенно взял ее за плечи.        - Шериф, я не совсем понимаю, что...       Поднявшись на цыпочки, Майя заткнула следопыта, впившись в его губы поцелуем; два щупа приподняли ее над полом - и вот она уже сидит на Ширене верхом, сжав бедра на его талии и обвив его шею руками. И смотрит в глаза, пристально.        - Ты все понимаешь. Сам сказал - порой мне не хватает простого кошачьего тепла.        - Закрой нас.       И всю комнату заполняет черная туча, застилающая глаза и уши, и только Ширен с Майей видят и слышат через нее друг друга.       ...Ширен такой ласковый; он нежно целует все ее тело, каждый шрам, полученный за три тысячи лет, а их куда больше, чем живой кожи; его руки то невесомо щекочут ее, то страстно сжимают за спину, за бедра, и следопыт привлекает ее ближе к себе, еще ближе, хотя куда уж еще - будь они Цимисхи, они бы уже срослись друг с другом.       Майя целует гангрела в шею, чуть царапая по вене клыком - Ширен глухо рычит на нее и аккуратно разворачивает лицом от себя, продолжая целовать ее плечи и спину.       Майю уже передергивает от возбуждения, она стонет - следопыт словно издевается над ней, лаская ее и не переходя к более активным действиям.       Она выворачивается и даже не шепчет - шипит ему на ухо:       - Ты меня боишься что ли?        - Не тебя. За тебя.       Следопыт осторожно проводит ладонью по спине девушки - та выгибается, отворачиваясь обратно, урчит в подушку - приподнимает ее, ставя на колени.        - Ну и вообще-то я еще не всю тебя обцеловал.       Когда между ног девушки проходится шершавый кошачий язык, она даже забывает, что ей не нужно дышать, и судорожно задыхается, цепляясь за простынь.        - Ши...Ширен...Ты...Что делаешь...Ты!..        - Я. - Язык на мгновение останавливается, затем возвращается к ласкам, не давай расслабиться ни на секунду.       Гангрел входит в нее только после одного ее оргазма и мольбы "Ну возьми меня уже, черт тебя подери, пожалуйста!"       Осторожно, постепенно, давая Майе привыкнуть - Ширен даже сейчас помнил о недавних ее ранениях.       И - двигаться аккуратно, постепенно набирая темп, постепенно увеличивая размах движений, чтобы не причинить боли - только удовольствие.       Майя стонет, Майя кричит и подается ему навстречу, подмахивает; и вот следопыт уже входит в нее с такой силой, что девушке приходится упираться изо всех сил руками в кровать, хвататься за простынь, чтобы не съезжать вперед - тщетно, этого хватает лишь на пару движений, а потом снова нужно перехватывать руки; гангрел улыбается тихо, с умилением глядя на эти попытки, и перехватывает Майю под грудь, удерживая ближе к себе.       Ширен всем нутром чувствует реакцию девушки на его движения и понимает, как нужно продолжать, чтобы доставить ей как можно больше удовольствия; в один момент он перехватывает ее снова обеими руками за бедра и начинает трахать ее с с силой, быстрее, размашистее - и Майя вскрикивает, громко, резко, выгибается в спине, цепляется руками за простынь, сминая и разрывая ее; лоно ее сокращается, пульсируя, сжимая член следопыта так, что тот не вышел бы из нее, даже если бы захотел.       Ширен улыбается и ждет и, когда Майя успокаивается, ложится рядом - оставаясь все еще в ней - обнимает ее со спины и гладит по плечу.        - А как же ты? - еле-еле шепчет темная.        - Не сейчас. - Следопыт улыбается своим мыслям. - Если я позволю себе расслабиться, я могу тебе навредить. А тебе сейчас нужна нежность и ласка.       Они лежат так почти до самого утра, практически все время молча, гладя друг друга, целуя и лишь изредка обмениваясь какими-то неважными фразами. Так они и засыпают - обнаженные, теплые и почти что счастливые.