Воспитание хорька методом Бабы Яги

Как мне могло не понравиться собственное имя? Я начал привыкать к своей тюрьме, выставленной на всеобщее обозрение. К тому, что гадить приходилось почти под себя, благо сотрудники магазина убирались довольно часто, как заведенные. К тому, что меня никак не звали. Я прозябал в ожидании прекрасной принцессы, как сказала баба - Авдотья. - Ты теперь в нашей сказке, а у нас так – только через любовь к чудовищу. Но разве это - не интерпретация французской сказки или так не везде? Ведь это – метафора чистой воды. Однако обо всем по порядку… Существование всех нас было наполнено определенным смыслом до некоторых пор, пока мы были плодом воображения одной женщины. Я не помнил своего детства. Казалось, что оно было довольно счастливым, проходило в комфортной среде богатства, но подобные выводы напрашивались исходя из существующей действительности. Я чувствовал себя человеком с ретроградной амнезией, и мои родители чувствовали и вели себя точно также. Пришлось принимать себя, таким как есть – одиннадцатилетним мальчиком с белобрысыми волосами и вредным характером. Иногда я исчезал, впадал в некую летаргию, во время которой феерический калейдоскопный шлейф образов проносился перед сознанием. Она видела меня - то большим, то вновь маленьким. Забавлялась вовсю, сношая меня с какой-то непривлекательной, но очень умелой шлюхой, с которой было очень хорошо. И тут же я играл в довольно травмоопасную игру верхом на метелках. В основном, я вел себя вызывающе и очень редко видел родителей, как и просыпался редко. Позже книга была издана. И наши многострадальные образы приобрели фантастическую глубину и объем, благодаря миллионам восторженных поклонников, которые засыпали и просыпались с нашими именами на устах. Именно тогда мы получили возможность мало-мальски жить. Там - внутри наших собственных похождений, мы напоминали больше сплоченную команду. Из тесного круга тонко прописанных героев, наполненных фантазией, были изгнаны более блеклые, второстепенные персонажи. Я начал, наконец, полноценно учиться в школе и ожидать, что будет дальше. А дальше было сплошное разочарование. Нашу хрупкую обитель и сформированный мирок, где я сдружился с Гарри, сдувал домашку у Гермионы и с удовольствием участвовал в разработках близнецов Уизли, разрушила экранизация. Одним несчастным утром мы проснулись, предпочитая кучковаться в большой комнате лазарета, и обнаружили, что на нас не обращают должного внимания. Произошло наложение действительностей. Вместо меня, такого, каким я виделся самому автору оригинала, ведь она не потрудилась давать слишком уж подробного описания, имея мой образ в своей голове и ни с кем его не деля, появился Том Фелтон. Я не такого высокого роста, изящнее в сложении и чертах лица. Глаза у меня просто огромные, по сравнению с ним, а его ужимки являются жалкой пародией на мои собственные. Этих двойников мы сразу невзлюбили. Они сделали нас более скучными. Они питались фантазиями зрителей, эмоциональный посыл которых был намного сильнее. Из нас всех повезло только отцу. Кастинг подобрал возраст персонажа и некоторым образом стать. Но отец, которого знал я, был намного красивее, и мне было немного жаль тех, кто мечтал об этом реальном мужчине, не представляя себе, каким бы он мог быть. А вот крестному не повезло! На его роль позвали очень сильного актера, старающегося воплотить образ, но как так можно играться с возрастом. К первому курсу крестный еле перешагнул тридцатилетний рубеж. Он выглядел почти юным. Его еще не начали вытрепывать как следует жизненными перипетиями, и ему никак нельзя было давать больше двадцати пяти лет. А им подсовывали шестидесятилетнего мужчину, пусть и под слоем грима. Эти подмены были повсюду. Мы старались игнорировать их, а они нас вовсе не замечали. Ведь у этих людей была другая настоящая жизнь, а у нас только эта. Может быть объяснение немного путано. Но как иначе донести весь тот ужас, когда события получили развитие. Мы немного выросли, а возраст наших поклонников позволил некоторые вольности. Они не могли затронуть нашу неприкосновенность. Ведь мы все еще были прототипом. А наши бесчисленные копии начали умирать и выживать, воссоединяться в немыслимых союзах, предавать, рожать многочисленных детей и переживать отвлеченные от сюжета повествования приключения. А когда все книги подошли к концу, мы вновь столкнулись с суровой реальностью выдуманной вселенной. Во-первых, из жизни вновь выпали одиннадцать лет, и мы очнулись, старательно ища связующие нити на перроне перед поездом, отправляя собственных взрослых детей в Хогвартс, которого больше не могло быть. Как и детей этих быть не могло. Никто из нас не помнил, как они зачинались, рождались на свет и росли. Надо было видеть лицо Гарри, когда он назвал своего сынка Северусом-Альбусом! Он так беспомощно на меня посмотрел, ища поддержки, покрутил пальцем у виска, приблизился и шепнул на ухо, громче явно было нельзя. - Родись у меня сын, я бы назвал его Питером. Мне так нравится, и не важно, кого и когда еще так звали. - Не кощунствуй, придурок, - попросил я. - У меня сыночка зовут Скорпиусом! Представляешь себе скорпиона на змеином факультете. Жала будут с двух сторон. Я отвлекся! Во-вторых, Хогвартс-Экспресс упирался своим черным носом в серое нечто, не имеющее ни формы, ни глубины и, кажется, ни времени и ни имени, что было воистину страшно! Те, кто был плодом авторской фантазии, особенно остро ощутили, что история совершенно закончена. Вот что было ужасно и похоже на приближение гибели! Безусловно, киношные фантомы продолжили цвести пышным цветом. Плоды фантазии неугомонных фикрайтеров продолжили вариться в сочном разврате – один другого краше. А наша вселенная свернулась до размера нескольких домов, сгрудившихся на пятачке Косой Аллеи. Северус жил в своем домишке в Паучьем тупике, эксплуатируя роскошь занимать его в одиночестве. На Гриммо обитали Гарри с Джинни, Сириус, Луна, Невилл и Гермиона с Роном. Коммуна там была еще та – веселенькая. Нора и все ее обитатели остались в неизменном составе. В нашем роскошном доме было тоскливей. Тетя Белла вечно ныла, что война закончилась, Том, никуда не девшийся после развоплощения и перешедший в разряд просто Томов-психов, еще парочка мрачных личностей, кому было уделено мало-мальское внимание; к всеобщему удивлению, Люпин, не избавленный после окончания эпопеи от необходимости обращаться при полной луне. К слову сказать, Петтигрю, а проще Хвост, жил с нами вполне счастливо, был остролицым вертлявым блондинчиком с далеко не таким скверным характером. Именно он и научил меня анимагическому превращению без сохранения массы. Так я стал хорьком. Иногда, когда хотелось чего-то экстраординарного. Небольшая колония персонажей, упоминающихся с некоторым количеством эпитетов и описаний, проживали в Хогвартсе. К нам в гости жаловали Оливер Вуд, Чанг и Диггори. А вот моя подруга не сохранилась столь блестяще. Преподавательский состав, из тех, что участвовали всю дорогу, включая почившего в шестой истории на моих глазах директора, обитал в пределах нашего книжного варианта Хогвартса. Сообщение осуществлялось путем трансгрессии. Ведь приписанные автором способности никто не отменял. Иногда мне, одинокому, приходилось, ради «интеллектуального общения», похаживать в люди. Но им не хватало сочности. Я чувствовал, что закисаю в серости, покрываюсь паутиной и выцветаю. Я - по праву считающий себя одним из самых ярких персонажей! Любила ли она меня, выдумывая таким, как есть, приписывая эту судьбу, а ни какую-нибудь другую. Спасибо, что не убила!

***

Я пил ром. Курил сигару. Пребывал в дурном расположении духа. Мама, словно девочка, сидела на коленях у отца и ласково перебирала его волосы. У нас настала вечная осень, горел камин, а детишки так и уехали без надежды вернуться. Хвост и бывший Волдеморт играли в шахматы у огня. Гарри вошел, стряхнул зонт и высушил его с помощью волшебной палочки. Сейчас мы больше всего напоминали бешеную фикрайтерскую фантазию, чем что-либо иное. - Грустишь? - спросил он, затягиваясь моей сигарой и кашляя. - Сколько раз тебе говорить, что сигары не курятся в затяг! Опять ходил обалдеть от собственной развратности. Он сидел на подлокотнике моего кресла, и я красноречиво прихватил его за хозяйство прямо через штаны. На самом деле, все это бывало от скуки и узости коллектива. Поттер был настолько же гетеросексуален, как и я. С одной только разницей, что он мог на законных основаниях затрахать свою ненаглядную женушку, а моя не сохранилась в добром здравии. Я научил его, как просачиваться в бреши бесконечных миров, клубящихся за нашим, куда я захаживал за сладеньким. - А знаешь, что?.. – оживился отец. - Ну откуда мне знать, папа? – скривился я, понимая, что только с моим участием затевались самые каверзные авантюры. - Хватит вам подглядывать, как я кувыркаюсь с Севом и в бесконечных вариациях делить несчастную Герми, в том числе и со мной. Она верная жена и Рона своего любит. Я думаю, что тебе надо попробовать зайти несколько дальше. Мы поднатужимся и выкинем тебя за пределы вымышленного мира. Туда, откуда бьет весь этот немыслимый фонтан. - И не жалко тебе меня, папенька? – но я ерничал притворно, удивляясь свежести, посетившей его мысли. Я отставил бокал и поднялся с кресла, принявшись расхаживать по гостиной. Волди оживился. Он начал выделывать исчезательный фокус с шахматным конем, и заговорил. - Интересно! Если выброс будет достаточно мощным, а я помогу, с твоего согласия, Драко… Мы бы могли прорваться в мир настоящих, а не вымышленных людей, и я бы с удовольствием подошел к этой твари и собственными руками надавил ей на переносицу так, что у нее бы нос провалился. - Почему я? – задал я справедливый вопрос. - Потому, что ты достоин большего! – ответил отец, он в который раз не разочаровал меня! - Не только, - усмехнулся Том. – Если хотите, можем кинуть Пита. Только вы двое можете становиться достаточно маленькими, чтобы проскользнуть в созданную лазейку. Что скажешь, Хвост. - Мне и тут не жмет, - помрачнел Питер. Что ни говори, он являлся ограниченным персонажем. Лишь довольно часто треплемым авторским языком. Я взглянул на него с благодарностью. Приключения я люблю. Возможно, это обещало быть последним! У меня выцедили пинту крови или больше, она плескалась в углублении на родовом камне. Сейчас можно было проворачивать любой самый сложный фокус. Можно было сделать нового персонального домовика, но это было слишком мелко. Меня немного мутило от потери крови. Я перекинулся в хорька. Отец соорудил специальный ошейник из моего ремня, на который в уменьшенном варианте повесили мою палочку, фамильное кольцо, подтверждающее лордство и материнской заботливой рукой артефакт от ядов. Ведь мы были уверены, что почти все существует на самом деле. Такая издержка бытия персонажа чьей-то фантазии. Самые сильные из нас – Волдеморт, отец, мать, Гарри, Сев, явившийся на зов и Люпин встали вокруг камня. Я утонул по самую шею в собственной еще теплой крови. Они ничего особенного не говорили. Просто каждый подумал о своем и скинул всю имеющуюся мощь магии в виде слепого детского выброса. Меня утянуло куда-то, как в слив унитаза. Возможно, главная фишка заключалась в том, что я потерял достаточно много сил. Что было дальше, я не помнил, до самого момента, когда очнулся на коленях у пожилой не-совсем-женщины.