Мы выбираем не случайно друг друга… Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании. Зигмунд Фрейд
Я очнулась от какого-то шума, вернее сказать, чьего-то голоса: -Ой, какая милашка! Посмотри, Емитсу, она очень похожа на тебя! Как мы её назовём? -И правда, она — красавица, вся в меня, может Яиои? -Нет! Это же наша дочь! Нужно что-нибудь красивое… -Тогда Тоши? -Нет! Я назову свою девочку Тсунаёши! — заметив недовольное лицо мужа, Нана смешно нахмурилась: -Я всё сказала! -Я так и понял… — так, а теперь стоп. Эта женщина сказала Тсунаёши?! Не-не-не-не, только не говорите мне, что я в аниме?! Ведь такое имя я встречала чётко в одном аниме, а это Реборн. Так что, я теперь ни маму, ни свою задуренную семейку не увижу? Ура! Неужели я отдохну? Отдых! О, да! Я и не заметила, как меня унесли. Куда-то далеко-далеко, хотя подождите, почему меня несут? И Савада Нана так легко держала меня на руках? Пошевелила своей рукой, которая, по сравнению с ручками братьев, казалась мне огромной лапищей, во всяком случае раньше. Перед моими глазами промелькнула маленькая, хрупкая на вид, ручонка, как будто кукольная. Мне резко поплохело. Точно такие же ручечки я видела у каждого из своих младших братьев, когда встречала с отцом мать из роддома. В панике прорезался голос: -Что со мной?! — но прозвучало отнюдь не это. Резкий, так мешающий по ночам мне спать, чисто младенческий крик. Даже не так. Младенческий вопль подойдёт лучше. -Тише, деточка, тише! Что случилось? Мама же тебя покормила! А, наверное, ты по другому делу! Ну, подожди, сейчас дойдём, и я тебе сменю пеленочки… Мне стало противно, я сразу вспомнила, как помогала с этим маме. Сначала меня немного тошнило, но потом привыкла. С того самого дня я и решила, что работать в роддом не пойду, и вообще спасу много людей, потому что не пойду учиться на врача. Почему-то я так устала, хотя и очнулась совсем недавно. Наверняка сказывается детское тело. Маленьким нужно много спать… Ну я и закрыла глаза, после того как меня уложили, естественно.***
-Емитсу! — раненым быком взревела моя новая мама. И тут же отвернулась, закашлявшись. И как она умудрилась простудиться?! Ответ до невозможности прост: комнату часто проветривали, слишком часто проветривали, скажем так. Это и дало такой результат. Прискорбно, знаете ли. Но в это время прибыл папа: -Да, Наночка?.. -Почему здесь так грязно? Много пыли? Пока я была в роддоме, ты вообще не убирался?! — и взгляд ужасно грозный, прямо жаль советника. -Ну, так это… — что-то невразумительно мямлил мужчина, — тебя же и доченьки не было, а я совсем один… -Ладно-ладно, я поняла! Принеси, пожалуйста, подгузники, Тсу-чан неудобно… — мужчина сорвался с места, словно пуля. Неожиданно, что характер Наны отличается от канонного. Странно всё это, чересчур странно… О том, как юного отца мать учила менять подгузники, на случай, если она заснёт или её не будет дома, — отдельная песня. Боже, как он кривился, надо было только видеть. Я наслаждалась этим сполна, сама не зная, почему. Меня заполнило удовлетворение по поводу происходящего, хотя Емитсу не провинился чем-то конкретно передо мной, ощущение незабываемое. Но вот мою бренную тушку оставили в покое, что было весьма необычно. Меня сморило сначала в лёгкую дрёму, которая затем переросла в крепкий, здоровый, младенческий сон. Времени подумать, что ей делать дальше, как жить, было предоставлено девочке в достаточном количестве. Хах, а может стоит сказать девушке?..***
Спустя четыре года, торговый квартал Намимори -Тсу-чан, не отходи от этого места, хорошо? Я сейчас вернусь, только хлеба куплю, надо же было об этом забыть!.. — я молча кивнула, рассматривая свою вторую мать — Нану. Женщина выглядела слегка уставшей, но её глаза отражали настоящие чувства. Радость, счастье, что у неё есть маленькая, миленькая кроха, которая ходит в садик, правда у девочки, то есть у меня, было мало друзей. Но вот она удалилась, а я осталась ждать на указанном мне месте. Идти куда-либо, ослушиваясь матери, желания не было. Абсолютно никакого. Говорят, что очень отражается на ребёнке способ воспроизведения его на свет. Если он «кесарёнок» — дитя, рождённое при помощи кесарева сечения, то человек осторожный, боящийся неведомого. Думающий, прежде чем сделать. В то время как «естестворёнок» — ребёнок, пришедший в этот свет естественным путём, особо ничего не боится, более решителен. Знаете, в этом я удостоверилась на личном опыте. Я — утверждённый «кесарёнок», и мне присущи такие черты характера. Я более спокойна, чем кто-то из моих подруг, рождённых естественно. Их всегда тянет куда-то в заброшенные здания, в простонародье — заброшки, когда я предпочитаю дома посидеть, мне и одной весело… А ещё все эти четыре года, так не заметно пролетевших, поскольку садик я не посещала, то думала, что мне делать, как жить дальше. Теперь я не считала своё попаданчество отдыхом от семьи, внутри сплошная пустота. По ночам я плакала в подушку, очень тихо, чтобы никто не услышал. Мои безмолвные, мягкие игрушки активно помогали в этом, именно их я использовала вместо платка, если мне становилось плохо посреди дня. Впервые я расплакалась при Нане, вернее тогда, когда шатенка проходила мимо моей комнаты. Я еле успела ударить ножку о край стола. В качестве объяснения, я показала пострадавшую ногу маме-два, якобы я от этого расплакалась. Она обняла меня, погладила по голове, вокруг витало тепло, которого мне не хватало. Но это не смогло заменить настоящую, родную душу. Хотя и это было приятно, ей почти удалось заставить меня ощущать её, как родную. Для тела она — родня, но не для моей скитающейся в тоске души. Иногда, во время сильных переживаний, начинало побаливать сердце, и это волновало. Так же я уделяла очень много внимания мыслям о предстоящих испытаниях в лице мафии и прочих, но пришла к определенному выводу. И он гласит: «Я ничего особо изменить не смогу, судьбу обмануть не получится, это предначертано мне телом, совсем другой жизнью. Я буду решать проблемы по мере их поступления, как делала у себя в родном доме.» Всё всегда было в последний момент, даже некоторые уроки, но лишь этот путь я могу осилить достойно, я не взрослый человек, с устоявшимся местом работы или высшим образованием, я школу-то не закончила пока что. Поэтому не думаю, что мафия будет чем-то, ну очень плохим для меня. Правда, если, конечно, мне во время битв не выбьют мозги, не отобьют и не понаставят гематом на груди, или других стратегически важных местах. В общем, бездействие, господа. За размышлениями я и не заметила, как ко мне подошла мать, потому невольно вздрогнула, когда до моего плеча дотронулись: -Идём, Тсу-чан? -Да, ка-сан, — однако я быстро оправилась. Мы с мамой-второй, по-другому в моём сознании кареглазую называть не получается, молча, переплетя пальцы, двинулись вниз, старательно прорываясь сквозь толпу покупателей или просто гуляющих, мимо палаток, магазинов. Внезапно, в одном из тёмных проулков улицы раздался плачь, это и привлекло моё внимание к этому месту. Нана-сан похоже тоже услышала. Мы свернули в тёмный проём между домами, до чего Савада беспечная женщина! А вдруг там маньяки? Или хотят захватить жену Внешнего советника, дабы управлять выше названным, привлекая женщину плачем? Я поспешила вслед за матерью, всё-таки одной оставаться не хотелось, да и привыкла к ней уже… Вы можете думать, что у меня паранойя, а может это и действительно так. Время научило верить только самой себе, уж лучше быть параноиком, чем с ножом в спине, ведь слишком много сук норовит сойти за брата. Я не отставала ни на шаг, в самом конце тёмного проулка, около мусорок, мы обнаружили миловидную шатеночку, подстриженную под каре. Она подняла на нас свои карие глаза, наполненные слезами, и я её узнала! Перед нами сидела … Сасагава Киоко! Бинго!