Тест по самообладанию.

      Мне известны стандартные правила в игре под названием «отношения». Однако я, как и многие, вспоминаю их, когда уже порядком потрепала себе нервы. Я искренне пыталась выкинуть из головы мысли и воспоминания, пошатнувшие в ней вполне сносный порядок. И сначала у меня получалось. Но затолкнутая поглубже до лучших времен обида острыми зубами прогрызала себе путь наружу, проглотив по пути мою способность к логическим размышлениям. Напряжение нарастало, а внутренний зверь с силой уязвленного самолюбия лишь сильнее разогревал мчащуюся по венам кровь.       Когда самообман о том, что мне безразличны события, состоявшиеся за закрытыми дверями кабинета преподавательницы, перестал хоть как-то сдерживать меня, все начало выходить из-под контроля. Очень по-взрослому я пропускала пары по деловым коммуникациям, хамила в ответ на безобидные обращения в мой адрес от Виктории Александровны. Она, к слову, пыталась максимально сглаживать острые углы, что провоцировало на еще более грубые действия с моей стороны. Все внезапно стало рушиться.       Лена тихо и спокойно собрала свои вещи и съехала с моей квартиры. Тем же вечером примчалась сестра с бутылкой темного рома.       — Ну и какого черта ты опять творишь? — после молчаливо выпитого первого бокала, завела уже привычный разговор Алиса.       — Ради бога, не начинай, — вяло попыталась отмахнуться я, зная, что любые мои возражения бесполезны.       — Ты должна говорить это не мне, а себе каждое утро, смотря в зеркало! — стукнув стаканом о стеклянную столешницу, повысила голос сестра. Терпеть не могу этот тон еще с детства, включился режим «мамочки». Лучше дать ей высказаться сразу, не перебивая, быстрее зачитает приговор. — Сколько можно издеваться над Леной? Она уже не раз через это проходила, неужели тебе вообще нет дела ни до кого, кроме себя любимой?       Затянувшаяся пауза разрушила мою надежду, что получится отмолчаться:       — Алиса, я тебе уже объясняла… — набрав побольше воздуха в легкие, начала я, но меня перебили.       — Да, да. Она знает, на что идет, ее никто не обманывает, ты белая и пушистая.       — Вот видишь, какая умница, все сама знаешь.       — Она же любит тебя, — знает, куда бить, сестрой еще называется.       — Я тоже люблю ее, — защитный механизм отключился, и в голову хлынул поток мыслей, направленных на изощренное самобичевание.       — Да уж, не пожелаю я никому такой любви, — воспользовавшись сменой моего настроения, Алиса продолжила свою попытку меня воспитать. — Я знаю, что ты в состоянии найти массу оправданий, чтобы заглушить чувство вины, но это не выход. Мы обе знаем, что Лена замечательный человек и не заслуживает такого отношения. Ты должна, в конце концов, отпустить ее или отказаться от своих периодических похождений.       — Нет никаких похождений, — я откинулась на диван и закрыла глаза. Когда все успело стать таким сложным? — Я же не виновата, черт возьми, что она видит меня насквозь. Естественно, я не хочу причинять ей боль. Мне казалось, что я могу сделать ее счастливой.       — Пока выходит наоборот, — обречённо выдохнула Алиса.       При всей моей неспособности жить как нормальные люди, я не была бессердечной скотиной и переживала за тех, кому выпало несчастье встретиться на моем пути. Алиса прекрасно это знала, потому и примчалась поддержать непутевую сестрицу. Перед сном мне был вручён сертификат на занятия айкидо, которое, по словам Алисы, должно направить мою разрушающую энергию в нужное русло.       Следующее утро стало бесконечно болезненным еще до того, как я открыла глаза. Голова раскалывалась от алкогольного марафона накануне, но пришлось себя поднимать. Заботливая сестра оставила мне завтрак и записку, сообщающую о ее надежде, что я переживу этот день. Всегда поражалась Алисиной магической способности не испытывать похмелья. Предполагаю, что для баланса в природе генетически мне досталась обратная. Отвратительное самочувствие и наличие в расписании пары с Мельниковой заставили всерьез задуматься о больничном, но остатки интуиции подсказывали, что она не оценит третий прогул подряд.       С трудом добравшись до университета, я бросила свое мечтающее вернуться в постель тело на жесткий деревянный стул. Бунтуя, оно распласталось на парте без надежды на малейшую активность.        — Привет, самоубийца! — ударил по ушам чересчур бодрый голос сидящей впереди сокурсницы Кати. Когда я из последних сил подняла голову на источник неоцененного мной юмора, девушка, сообразив, что у меня нет ни малейшего понимания, как я должна расценить ее фразу, продолжила: — Видок у тебя, мягко скажем, потрепанный. Мельникова спрашивала на прошлом занятии, где тебя носит, ты ведь так и не сдала ей зачет.        — Насрать.       — Вот я и говорю — самоубийца.       А дальше мне снился какой-то славный сон, пока Катя безжалостно не начала меня трясти, провоцируя новый приступ тошноты. Потребовалась минута, чтобы прийти в чувства и понять, что в кабинете стоит гробовая тишина, а внимание блестящих серых глаз преподавательницы приковано к моей персоне.       — Выспались, Орлова? Теперь я могу начинать лекцию? — привычным спокойным тоном поинтересовалась женщина.       — Не думала, что для этого вам нужно мое разрешение, но я не против.       Робкие смешки пронеслись по аудитории, но как и в любой другой раз никаких признаков раздражения на красивом лице преподавательницы не отразилось. Как же меня это бесило, ей ничего и делать не надо было, это безразличие и самоконтроль выводили меня из себя сами по себе. Пока я боролась с затмившей похмелье злостью, женщина подошла к своему столу и, прислонившись к нему, снова обратилась ко мне.       — Надеюсь, ваше отсутствие на предыдущих лекциях не помешало подготовиться к сегодняшней? Напомните всем тему, которую мы начали на прошлом занятии?       Катя впереди моментально зашуршала тетрадью, в попытке выручить меня, а я просто продолжала смотреть в конец аудитории, где женщина, отнявшая мой покой, скрестила на груди руки и терпеливо дожидалась моего ответа. Мысленно я подбирала подходящие язвительные реплики, но мозг повторно охмелел теперь уже от созерцания приятной ему картины, потому отказывался предложить необходимую поддержку.       — Не имею ни малейшего представления, — четко отрапортовала я, кожей ощущая, как резко меняется атмосфера в кабинете. Одногруппники решили изобразить стаю черепах, синхронно втягивая головы, а преподавательница, выброшенной на берег рыбкой, беззвучно втянула возмущенный вдох через приоткрытые губы. Но стоит отдать ей должное, быстро справилась с первыми эмоциями.       — Надеюсь, заслуженная оценка добавит мотивации в подготовку к следующей лекции, — невозмутимо подытожила Мельникова и, отвернувшись к столу, с нескрываемым удовольствием вывела двойку в ведомости.       И какого лешего я все-таки пришла на лекции сегодня, вышло еще хуже, чем обычный прогул. Подхватив рюкзак, я уверенными шагами направилась к выходу из аудитории, пока такой же уверенной хваткой чужой руки мой побег не был остановлен. Резкий разворот на сто восемьдесят градусов отозвался новым приступом тошноты.       — Я разве разрешила уйти? — нынешнее напряжение преподавательнице уже не удавалось скрыть, она теряла контроль над ситуацией, грозившей разорваться пыльной миной времен второй мировой. — Вернитесь на своё место.       — Дома будете приказы раздавать, — слова вырвались непроизвольно, и только ослабевшая хватка на моей руке в совокупности с разочарованием в глазах напротив заставили переосмыслить сказанное. Я, конечно, никогда не считала себя самой умной, но только что побила рекорд своей глупости.       Идти на попятную бессмысленно, остаётся бесстыдно делать ноги. Через считанные секунды к моим, эхом разлетающимся по пустом коридору шагам, добавились чужие, ускоряя и без того опасно колотящееся в груди сердце, но обернуться смелости все же хватило. Преподавательница, к моему удивлению, не остановилась, нарушая мое личное пространство, затормозила в нескольких сантиметрах от моего лица. В нос ударил знакомый запах духов, растворяя мою злость и любую попытку противостоять ярости женщины напротив.       — Ты, кажется, совсем не отдаёшь себе отчёта, где находишься и с кем позволяешь себе говорить в таком тоне, — практически прорычала мне в лицо Мельникова. — И то, что произошло между нами, не даёт тебе никаких преимуществ. Я не жду извинений от девчонки, возомнившей себя жертвой. Но предупреждаю, лимит моего терпения исчерпан, не вынуждай меня ломать тебе жизнь. Я не пожалею.       Я чувствовала, что она не шутит и даёт вполне заслуженное и понятное предупреждение, которого мне бы следовало бояться, но все, что я могла делать, это жадно следить за движением ее губ, находящихся в такой желанной близости. Моя рука неожиданно даже для меня самой преодолела сантиметры, и вот уже кончики пальцев теребят приятную хлопковую ткань бежевой рубашки преподавательницы в районе живота. Контакт не продлился и пары секунд, сменившись жжением в руке от звонкого шлепка.       — Знаешь, Орлова, я думала, что ты не очередная эгоцентричная глупая девчонка. Очевидно, я ошиблась, — она развернулась и пошла в сторону аудитории, пока озвученная фраза вспышками разных смыслов плескалась в мозгу.       Ошиблась. Эгоцентричная… Глупая… Очередная!       — Значит, я не первый кролик в вашей коллекции? — отчаянно нуждаясь в отрицательном ответе, бросила вдогонку я. Мельникова, сделав ещё пару шагов, остановилась. Помедлив несколько секунд, женщина обернулась и одарила меня такой улыбкой, что внутри все сжалось от отвратительной смеси предательской влюбленности в этот оскал и так легко навязанной заурядности.       Как славно, что я научилась использовать злость и обиду себе во благо, она мотивировала лучше всего. Сейчас не приходилось придумывать абстрактного обидчика… Но эта снисходительная улыбка снова всколыхнула давно позабытую неуверенность. А вместе с ней желание доказать самой себе, что я именно та, кем себя считаю. Следующий месяц я приводила дела в порядок. Генеральная уборка в квартире и мыслях. Тяжёлый разговор с Леной, искреннее прощение и робко высказанная надежда, что когда-нибудь мы сможем общаться. Несвойственная мне сдержанность — ни одной горячей ночи, в которых так приятно забываться. Партнёршами в постели выступили многочисленные тетради с конспектами, а тишину нарушали только разочарованные и усталые собственные стоны в попытке запомнить бесчисленные термины.       Награда была в виде роста успеваемости и удивленных моей активностью на занятиях преподавателей, впрочем, последние меня не сильно волновали. Лишь одна из них, которую за последний месяц я научилась игнорировать. Отсутствие привычных опозданий и постоянная подготовленность к лекциям не давали поводов для придирок. Только на зачете, когда моя работа одна из первых оказалась сданной на стол, преподавательница, казалось, хотела бросить свой язвительный комментарий, но, встретив мой красноречивый встречный взгляд, промолчала, кивком разрешая идти домой.       И я снова убеждала себя в отсутствии интереса к Виктории Александровне. Желание - да, интерес - нет. И с чего бы, я ровным счетом ничего о ней не знала, кроме того, как горят ее глаза в возбуждении, а эта информация вряд ли поможет мне постичь ее душевную красоту. И мысли мои возвращались к преподавателю лишь потому, что было задето самолюбие, в кои-то веки я не получила желаемого.       Один из многих спокойных вечеров в компании сериала был прерван звонком сестры, суть которого заключалась в напоминании о сертификате, оставленном мне. Пришлось сдаться и пообещать сходить следующим же вечером на пробное занятие. Что я и сделала. Все же энергию куда-то направлять нужно, пока не захлебнулась.       Я умудрилась опоздать на занятие. Встретивший меня тренер любезно указал на женскую раздевалку, где я переоделась в успевшие залежаться в шкафу спортивные шорты и майку, после чего вошла в небольшой зал.       — Никита, продолжи разминку, — увидев меня, скомандовал тренер здоровенному, бородатому парню, который сразу вышел из ряда учеников и заменил его. Сам же мужчина лет сорока направился ко мне. — Ещё раз приветствую, поскольку это ваша первая тренировка, я должен показать некоторые азы, чтобы вы смогли присоединиться к группе.       Твою мать. Это самое эпичное совпадение, которое случалось за мою не самую короткую жизнь. Пока тренер заканчивал фразу, в ряду тренирующихся мой взгляд наконец остановился на той, с кем я точно не ожидала встретиться. Мельникова собственной персоной сверлила меня растерянным взглядом, пока тренер, принявший мое шоковое состояние за робость, не подхватил под руку и не увёл в другую часть зала.       Оказавшись спиной к остальным, мне удалось облегченно выдохнуть. Не иначе кто-то решил поржать надо мной, там, наверху, отвратительное у вас чувство юмора. А дальше я долго и упорно махала палкой и осваивала, как избавляться от захватов, под аккомпанемент из речей о том, что лучший бой тот, что не состоялся, и других составляющих философии данной разновидности единоборств, которые я слушала в пол уха. Окончанием получасового объяснения некоторых особенностей айкидо стала отработка падений. Судя по тому, что это было чуть ли не важнейшей частью, о будущих многочисленных приземлениях на пол догадаться не составило труда.       И вот он, момент истины, мы идём к основной группе. Тренер командует разбиться на пары, подталкивая меня на середину и становясь напротив меня. За этим мельтешением я не успеваю даже взглянуть на Викторию Александровну.       — Тишина, — оглушая мое правое ухо, призывает к порядку тренер, — смотрим, запоминаем, задаём вопросы и отрабатываем.       Такое понятное перечисление остальным никак не делает меня готовой к тому, что после осторожно протянутой руки для захвата, я оказываюсь прижатой грудью к мягким матам, устилающим пол. Ещё несколько падений в уже медленном режиме, и меня отправляют в пару к тому здоровому бородачу, и я всерьез начинаю волноваться за свою жизнь. Опровергая мое первое впечатление, парень оказывается довольно веселым и терпеливым, спокойно и доступно объясняет мне ошибки, пока я тщетно пытаюсь сначала избавиться от его захвата, а потом перекинуть через бедро.       — Меняемся, — прерывает нашу болтовню громкий голос, — Вика, встань к новенькой.       До меня не сразу доходит, какая Вика сейчас встанет напротив, и улыбка, адресованная новому товарищу, медленно сползает с моего лица, когда Мельникова подходит на расстояние протянутой руки. Сумасшедшее время вдруг замедляется, и звуки вокруг замолкают. Она совсем другая сейчас. Стоит в свойственном для айкидо «наряде», волосы собраны в обычный хвост, взгляд серьёзный и сосредоточенный. Совсем без макияжа, что делает ее гораздо моложе. Лицо и шея блестят от капель пота, выбившаяся из хвоста прядь темных волос прилипла к щеке.       Заворожённая увиденным, я все же нахожу силы протянуть руку для захвата и в считанные секунды оказываюсь на полу, в выкрученной руке стреляет острая боль, чужое колено неприятно впивается в спину, блокируя любое мое движение.       — Вика, полегче, — вмешивается тренер, — не отбей у новенькой желание заниматься. Настя, я же вам показывал сигнал, оповещающий партнёра, что вам больно, и пора ему отпустить. Три удара по полу.       Хватка ослабла, и я с облегчением перевернулась на спину, встречая над собой два насмешливых взгляда — Мельниковой и тренера.       — А кто сказал, что мне больно? — нахально протянула я в ответ, вставая, на что тренер лишь усмехнулся и пошел к другим парам разбирать ошибки.       Затем ещё трижды я оказывалась сначала в воздухе и после неизменно на полу, инстинкт самосохранения громко кричал, что завтра я вряд ли поднимусь с постели. Но я терпеливо ждала до последнего, прежде чем трижды ударить свободной рукой по полу, когда боль уже плясала вспышками в глазах.       — Нравится делать людям больно? — поправляя футболку после очередного безжалостного броска, поинтересовалась я у Мельниковой.       — Лишь удовлетворяю твою потребность в боли, — с усмешкой парировала женщина.       С каким же удовольствием я отправила ее следом на маты, стирая с лица это ехидство. Но и тут мне не дали насладиться маленькой победой. Казалось бы, я все выполнила верно, удерживая женщину захватом и своим весом прижатой к полу, но за считанные секунды была сброшена и опять находилась в позиции жертвы.       — Не люблю быть снизу, — тихий шёпот и горячее дыхание коснулись моего уха и направились прямиком в низ живота, перерождаясь в приятную тяжесть. Видят боги, не я это начала.       — Вы просто не побывали ещё подо мной, — фраза, видимо, не хуже огня укусила Викторию Александровну, потому что она моментально отпрянула и вскочила на ноги.       — На сегодня достаточно, вы все хорошо потрудились, — завершая занятие, озвучил тренер.       Все уселись, поджав под себя ноги и, следуя традиции, поблагодарили наставника, который склонился в ответном поклоне.       Вся компания с приятной тяжестью после тяжелой нагрузки разбрелась по раздевалкам. Я примостила своё обессиленное и ноющее тело на лавочку, пока девушки из группы весело обсуждали свои успехи. Но и тут меня постигло разочарование, одна из них нарушила мой отдых.       — Привет, я Света, — девушка вдруг решила протянуть мне руку в честь знакомства, которую я вяло пожала. — Понравилось занятие?       — О да, — протянула я, а девушка, посчитав мою реакцию неоправданно смешной, очень даже от души рассмеялась.       Рядом хлопнула дверца шкафчика, и моя сегодняшняя мучительница, сверкнув красноречиво недовольным взглядом, удалилась в душевую.       Несколько минут, пока я переодевалась под невнятный щебет девушек в раздевалке, мой мозг лихорадочно метался в попытке определить дальнейший ход событий, а потом тотальная неуверенность вдруг обрушилась, возвращая силы, которых, казалось, и быть не должно. Я решительно зашагала в душевую, ведомая звуком льющейся воды, безошибочно определила кабинку и отдернула занавеску. У меня была лишь секунда, чтобы насладиться представшим обнаженным телом: изящной спиной, аппетитной задницей и длинными ногами, по которым стекали струи воды; пока хозяйка этих прелестей не обернётся, чтобы влепить мне пощёчину. Всего секунда, которую я использовала сполна, прежде чем прижать не успевшую среагировать женщину лицом к стене, и, пока тёплая вода безнадежно мочит мою одежду, прошептать:       — Вы сами попросите, и обещаю, вам это понравится.       А потом я бежала по улице с мокрой головой и одеждой, рискуя схлопотать воспаление лёгких. Сердце стучало, на грани паники, помешательства. Но на губах все же играла безумная улыбка, не предвещающая никому в этой истории ничего хорошего.