Глава 9
15 апреля 2016 г. в 10:03
Дело в том, что развоплощение различных предметов замковой обстановки оказалось довольно занимательным делом с точки зрения всяческих шутников (коих в Хогвартсе во все времена и на всех курсах училось предостаточно). Увидев сей финт в моем исполнении, чуть ли не каждый второй из этих лоботрясов возгорался острым желанием сделать то же самое – просто для того, чтобы повеселиться. Они упрашивали показать еще раз, а я, недолго думая, соглашалась. Мне очень льстило всеобщее внимание, и далеко не сразу я поняла, чем может обернуться их жажда развлечений.
Это было что-то наподобие цепной реакции. Достаточно было всего одному ученику освоить данное заклинание, как он незамедлительно принимался обучать ему группу других. Сначала я сама с удовольствием демонстрировала свое искусство, втихомолку посмеиваясь над этими неумехами. Потом лишь презрительно улыбалась, наблюдая, как они самостоятельно учат друг друга. Но когда количество обученных перевалило за некоторую критическую отметку, мне стало уже не до смеха.
В короткое время «призрачная эпидемия» захлестнула весь Хогвартс. На каждом углу присутствовали бесплотные статуи. Потолочные перекрытия во многих местах трещали, лишившись опор в виде колонн. В стенах повсюду зияли огромные дыры. Обычным явлением на уроках сделались грохот и спустя мгновение – витиеватая ругань, когда под кем-то, включая нелюбимых преподавателей (кроме, по очевидным причинам, Бинса) исчезал стул. Баллы снимались нещадно с правых и виноватых, но самих шутников это ни разу не останавливало. Я своими глазами видела, как двое каких-то рыжих близнецов (судя по виду – старшекурсников Гриффиндора) пытались развоплотить целиком лабораторию зельеварения вместе со всем, что в ней находилось. Дальнейшая судьба означенных идиотов мне осталась неизвестной (я просто прошла мимо), но, судя по тому, что навстречу уже мчался с искаженным от ярости лицом сам профессор Снейп, их не ждало ничего хорошего.
Бедствие начало принимать катастрофические масштабы, когда какой-то умник догадался развоплотить, пусть и частично, не что-нибудь, а замковую канализацию. Преподаватели сбились с ног, хватая то одного, то другого ученика, но виновного так и не нашли. Я-то догадывалась, кем бы он мог быть (характерное чувство юмора Хельги прослеживалось в данном безобразии совершенно отчетливо), но благоразумно помалкивала. И не только потому, что не хотела выдавать подругу. Ведь если смотреть на истоки всех событий, то что послужило их истинной причиной? Кто подал всем этим юмористам пример? Кто явился подлинным зачинщиком? Вот поэтому я и ходила тише мыши, все отчетливее проникаясь ужасом от того, что натворила, и пытаясь уже не пользоваться вышеописанным заклинанием, а заучить «карту» безопасных маршрутов Хогвартса, что называется, ногами. Чтобы чувствовать опасность столкновения на подсознательном уровне и своевременно огибать различные препятствия, имея, в то же время, возможность читать книгу – без всякого колдовства. В итоге это более-менее удалось. И все же, иногда я забывалась, почти машинально расчищая себе дорогу с помощью волшебной палочки – длительные тренировки на горгулье не прошли даром. Если же учесть изначальное тяготение заклинания к невербальной форме, то неудивительно, что со временем я вообще перестала осознавать, что при чтении иногда колдую.
«Эпидемия», между тем, достигла своего апогея. Тихим осенним вечером наша когтевранская башня внезапно лишилась целого куска внешней стены, открыв всеобщему обозрению спальню третьекурсниц. В воздухе незамедлительно образовалась огромная толпа на метлах. К счастью, прибывший на место происшествия в числе прочих Дамблдор очень быстро ликвидировал инцидент, придав башне первоначальный вид и не позволив ей, таким образом, обвалиться (к чему, собственно, и шло). После чего произнес перед собравшимися весьма эмоциональную для своего почтенного возраста речь. Суть ее вкратце сводилась к тому, что он, Дамблдор, отнюдь не намерен спокойно наблюдать, как вверенное ему заведение превращается в головку голландского сыра, и что отныне любая мышь, замеченная в этом, будет отдана на растерзание лично профессору МакГонагалл. Также объявлялся набор в импровизированные «отряды самообороны» из сознательных старшекурсников, которые должны были отныне патрулировать Хогвартс и на корню пресекать подобные нарушения.
Думаете, шутников остановил страждущий взгляд Минервы? Как бы не так! Буквально через полчаса после роспуска наспех организованного Дамблдором «митинга» инцидент, подобный когтевранскому, произошел уже в одной из слизеринских спален. Правда, слизеринки оказались на высоте. В кратчайшие сроки и своими силами приведя помещение в надлежащий вид, шесть обозленных молодых ведьм вплотную занялись виновниками. Непродолжительное сражение было завершено полным разгромом последних, поступивших вслед за тем в хогвартскую клинику с ярко выраженными симптомами многочисленных «темных» проклятий. На последний факт преподавательский совет в полном составе почему-то решил закрыть глаза.
Впрочем, любому явлению в нашем неустойчивом мире рано или поздно приходит конец. После того, как «эпидемия» распространилась на стены общественных туалетов, даже самым отъявленным нарушителям пришлось признать, что беспорядки пора сворачивать. В добровольческие патрули вливалось все большее количество народа, а ярые приверженцы розыгрышей уже действовали далеко не так активно, как прежде. Однако, подлинную точку в этой истории должны были поставить совсем не они.
Дело тут вот в чем. Мама неоднократно говорила, что любое условно взятое дело может правильным образом завершить лишь тот, что его начал. Лучше всего – именно в тех обстоятельствах и на том месте, которые соответствовали старту. Признаться, до тех пор я не вполне понимала, что она имела ввиду. Но центростремительные силы, способствующие поддержанию равновесия в нашем нестабильном мире, неуклонно влекли меня, постепенно способствуя осознанию. Сперва то были отдельные мысли о том, что было бы неплохо пойти и все рассказать Дамблдору. Затем размышления переросли в навязчивую идею. Спустя какое-то время я уже не находила себе места от беспокойства. Не знаю, как лучше описать это чувство. Я почти физически ощущала страшный дискомфорт от того, что «все идет не так». Неверно. Неправильно. Это было что-то значительно большее, чем банальное стремление к честности и ответственности за свои действия; большее, чем страх наказания. Откуда в действительности взялась эта не поддающаяся внятному определению способность чувствовать «правильность» или «неправильность» происходящего, я узнала лишь много позже и при весьма драматических обстоятельствах. Но уже тогда она меня попросту пугала. Я пыталась игнорировать ее, не понимая, что являюсь всего лишь пылинкой, захваченной смерчем стремящейся к устойчивому положению реальности. В результате все становилось только хуже. Начались ночные кошмары. А развязка, неминуемо наступившая в свое время, оказалась значительно менее приятной, чем могла бы быть в результате добровольного признания своей вины перед Дамблдором.
Все случилось уже тогда, когда «призрачная эпидемия» (или «нашествие мышей», как ее иногда называли некоторые шутники) в целом сошла на нет. В один из дней я как обычно брела по Хогвартсу, читая очередной том «Универсального справочника зельевара» и постигая, кажется, некоторые особенности использования серебряной утвари. В какой-то момент я осознала, что не могу сдвинуться с места, а мою правую руку с зачем-то зажатой в ней волшебной палочкой цепко удерживают чьи-то сильные, словно стальные клещи, пальцы. Это произошло буквально в нескольких шагах то того места, где я когда-то развоплотила самую первую статую. После примерно десятисекундного осмысления происходящего я чуть не поперхнулась от негодования и повернулась к схватившему меня, имея ввиду высказать все, что о нем думаю. И… напоролась на ледяной, яростный взгляд Минервы МакГонагалл.
Честно говоря, я не особенно расположена в деталях описывать все, что последовало вслед за этим. Если коротко, то МакГонагалл присущим ей развитым умом моментально сообразила, кто явился первоисточником всех несчастий и, стало быть, из-за кого в Хогвартсе все это время в таких количествах брались призрачные стены, двери, статуи и иные предметы интерьера. После чего отыгралась на мне сполна.
«Расправа над мышью», проведенная при большом стечении учеников и в назидание им же, носила образцово-показательный характер. Двадцатиминутная лекция на повышенных тонах о недопущении колдовства в коридорах и порчи замкового имущества оказалась еще вполне терпима. Снятие баллов с Когтеврана тоже не представлялось большой бедой – с начала года я принесла в общую копилку намного больше. Но вот назначенная отработка… Унизительная, достойная лишь самого последнего слуги работа по чистке котлов на кухне! На протяжении целых шести вечеров! Тем не менее, я смирилась, полностью признав свою ошибку. Во-первых, так действительно было по-честному. Я нарушила школьные правила, не оправдав, к тому же, доверия преподавателей и матери, предостерегавшей меня от этого – и обязана была расплатиться в полной мере. Главным же было то, что вокруг восстановилось, наконец, желанное равновесие. Я вновь осознала себя на своем месте в мире. Теперь все шло правильно, как подобает. В сравнении с этим ощущением даже предстоящая отработка показалась чем-то не слишком противоестественным. Как следствие, я не испытывала никакой ненависти… ни даже малейшей неприязни к поймавшей меня МакГонагалл. Скорее, наоборот. Она ведь просто сделала то, что должна была. Поступила абсолютно правильно. В данном случае мы с ней были заодно – как инструменты по восстановлению порядка, каждый из которых выполнил свою функцию и сыграл отведенную ему роль.
Более того, я даже прониклась к МакГонагалл определенным доверием, причем совершенно не скрывала этого. Я чувствовала, что мы с ней, что называется, «в одной лодке». Профессор была немало удивлена, когда поняла, что я не только ничуть не обижена на нее, но и всеми силами пытаюсь организовать хорошие отношения между нами. Боюсь, я не смогла внятно объяснить ей свою позицию, когда она однажды прямо попросила меня это сделать. Однако, она поняла хотя бы то, что я абсолютно искренна в своем стремлении доверять ей и ценить ее как свою наставницу. Это сыграло значительную роль в дальнейшем, о чем я расскажу позже.
Что же касается колдовства в коридорах, то после этой истории меня больше ни разу не ловили на подобных нарушениях – вплоть до самого окончания Хогвартса и дальше. Сильно подозреваю, что я все равно иногда колдовала, напрочь забывшись, только вот отныне мое подсознание допускало подобные вещи лишь в тех случаях, когда рядом не было преподавателей. Другими словами, происшествие оказало столь сильное психологическое воздействие, что за счет него выработался соответствующий рефлекс. По правде говоря, это кажется мне наиболее разумным объяснением. Но может быть я действительно попросту привыкла ходить по «безопасным» линиям «гостиная-библиотека-классы»? Не знаю. Да и какая разница?
Несколько более оригинальную идею предложила Хельга. Она до сих пор с совершенно серьезным лицом утверждает, что каменные скульптуры Хогвартса, изначально имея магическое происхождение, тоже приобрели своеобразный рефлекс. А именно: со всей возможной прытью отскакивать в сторону едва завидев меня, идущую на них с книгой в руках. Чушь, конечно. Неживые предметы способны действовать лишь по строго воле колдуна, временно одарившего их подобием жизни, что неоднократно подтверждено практикой. Правда, пару раз мне и самой померещилось нечто вроде таких прыгающих горгулий, но чего не почудится, когда все мысли заняты изучением очередного полезного заклинания! А Хельга, как известно, любит пошутить. Надо мной – в особенности. Убедительных же доказательств якобы увиденного она, разумеется, не предоставила.
Но в качестве главного последствия этой истории я получила в высшей степени наглядное представление о принципах действия тех могущественных сил, которые обеспечивают равновесие нашей реальности. Равновесие… как часто с тех пор мне доводилось испытывать стремление к нему на собственной шкуре! Однако, сопротивляться во всех случаях было бесполезно. Странное ощущение того, какие действия будут своевременными и правильными в любой конкретной ситуации, вскоре начало преследовать меня постоянно. Я уже не смотрела на часы – в них больше не было необходимости. На уроки я являлась по-прежнему уткнувшись носом в учебник – но всегда до прихода преподавателя, когда бы он не состоялся, и как раз за столько времени, чтобы успеть приготовить все необходимые учебные принадлежности. Домашние задания я делала выборочно, а профессора спрашивали именно то, что было подготовлено и не дюймом пергамента больше… Это странное свойство не было похоже на обычное ясновидение. Отличие состояло в том, что я действовала совершенно неосознанно, не пытаясь заглянуть в будущее. Как будто что-то вело меня за руку, не позволяя оступиться. В общем, это сильно походило на непрерывное действие зелья удачи, как его обычно описывают, вот только я никогда в жизни не принимала ничего подобного. А кроме того, человек, принявший данное зелье, вполне способен действовать вопреки его велениям, если захочет. Другое дело, что это никому не нужно, но вообще, такая возможность есть. Я же абсолютно не могла сопротивляться управляющей мною странной силе. То есть, отчасти, могла, но… Малейшее проявление своеволия немедленно «каралось» такими мощными стрессами, что я очень быстро сочла за лучшее беспрекословно подчиняться. Это было именно то же самое, что я испытывала, когда намеренно не хотела идти к Дамблдору с признанием своей вины – только теперь в десятки раз сильнее.
Было и еще одно отличие от действия «Феликс фелицис». Если употребляя последнее, вы вправе рассчитывать лишь на положительные эффекты для себя лично, то мое «чувство равновесия» подразумевало, что я была всего лишь рабочим инструментом в чьих-то могущественных руках. Личное самочувствие в расчет не принималось. Много лет спустя мне однажды довелось увидеть, как маглы катаются на, так называемых, «водных лыжах», прицепившись веревкой к странной самоходной лодке. Это было очень похоже на то, что происходило со мной. Сумеешь устоять – хорошо. Не сумеешь – потащит в том же направлении, но уже кувырком. Через рифы и подводные камни. Положение усугублялось тем, что мне, зачастую, был абсолютно непонятен смысл собственных действий – по крайней мере, в процессе их совершения. То есть, я всегда знала, что нужно делать, но не имела представления, почему. С домашними заданиями еще было просто – я сознавала, что их невыполнение только добавило бы ненужных хлопот. А вот в остальном приходилось жить и действовать практически вслепую, руководствуясь лишь означенным «ощущением равновесия». Иногда понимание приходило позже. Иногда – совсем не приходило. В конце концов, я стала заботиться лишь о том, чтобы «устоять на ногах», уже не думая, что получится в итоге.
Так приобрело новый смысл, в частности, накопление знаний. Постигая новые заклинания, я чувствовала себя великолепно, и это наводило на мысль, что все изученное очень пригодится в дальнейшем. Осознав это, я с тех пор старалась по мере сил быть во всеоружии – просто затем, чтобы однажды не пришлось ломать каменную стену голыми руками там, где можно было бы воспользоваться «Бомбардой».
Дар или проклятие? Спросите лучше, был ли у меня выбор! Те маглы, по крайней мере, имели возможность в любое время отпустить веревку…
Мама, казалось, знала, что происходит. Во всяком случае, в своих письмах она заверяла, что это абсолютно нормально, и советовала запастись терпением. «Ты все поймешь в свое время», - таков был ее обычный ответ. Более того, она постоянно намекала, что став чуть старше я уже не обязана буду подчиняться вышеописанным силам, а смогу попросту слиться с ними, став их неотъемлемой частью. Я не собиралась с ней спорить, но однажды, как бы невзначай упомянула, что в настоящий момент являюсь лишь первокурсницей, к которой, к тому же, после показательного выступления МакГонагалл намертво приклеилось прозвище «Королева мышей». Кажется, это письмо ее здорово повеселило. Тем не менее, она по-прежнему уверяла, что все образуется, а если для меня столь важно уважение со стороны других, то в нем недостатка не будет. «Следуй своим инстинктам, и каждый окажется на своем месте, вот увидишь», - отвечала она. И оказалась права. Как обычно.
Все, что по ее словам мне было нужно, это время, за которое мое «чувство равновесия» могло бы окрепнуть, войти в силу. До тех пор, однако, мне довелось совершить еще очень много ошибок самого различного масштаба – в том числе и таких, которые не раз подводили меня к самому краю пропасти. Так, например, уже в конце октября я оказалась в центре другого прогремевшего на весь Хогвартс инцидента, значительно более серьезного, чем предыдущий… Впрочем, обо всем по порядку.