Зов темных крыльев

      На протяжении всего испытательного срока я, как и следовало ожидать, вела себя примерно. В итоге почти все преподаватели (за исключением Помоны Стебль, которая невзлюбила меня с первых же дней – но о ней отдельный разговор) высказались против моего исключения, и я осталась полноправной ученицей Хогвартса. Меня немного беспокоила только одна вещь. Несмотря на отработку, назначенную мне в эту неделю, я все еще чувствовала свою вину непосредственно перед Филчем. Мне казалось, я обошлась с ним неоправданно сурово. С другой стороны, я бы никогда не снизошла до извинений перед простым слугой – это было выше моих сил. Я долго думала над тем, как бы загладить вину и вместе с тем сохранить лицо. Наконец, как мне показалось, выход был найден.       В один из дней за завтраком Филч получил письмо. По его лицу я увидела, что это событие стало для него чем-то из ряда вон выходящим. В самом деле, никто, включая меня, еще не видел, чтобы мрачный, нелюдимый завхоз получал от кого-то письма. Он схватил конверт и уставился как на него величайшую драгоценность, в то же время пристально изучая надписанный ровным, четким почерком адрес получателя – мол, не ошибка ли это? Нет, все было правильно – получателем значился именно он, Аргус Филч. Правда, насчет отправителя там не было ни слова – я не хотела выдавать себя.       Чувствуя на себе всеобщее внимание, он буркнул что-то неразборчивое, поднялся с места и быстро ушел, чтобы прочесть письмо в одиночестве. Ученики были разочарованы – им было очень любопытно. Я не стала никому говорить, что в конверте содержалось не письмо, а оплаченная подписка на курс «Быстромаг», предназначенный для самых слабых, неопытных магов, или изучающих магию, что называется, «с нуля».       Таким образом, все устроилось как нельзя лучше. Самым сложным было объяснить матери, зачем мне понадобилась лишняя сумма денег в дополнение к моим обычным незначительным карманным расходам. В связи с этим, она даже вызвала меня на каминную связь, чего обычно избегала делать. Лгать я, конечно же, не могла. Можете представить, какой шквал иронии обрушился на мою голову, стоило только леди Алисии услышать, что мне потребовался этот злосчастный «Быстромаг»! Разумеется, мама сразу поняла в чем дело, но не упустила случая как следует повеселиться.       Кстати сказать, за всю историю с Филчем она ругала меня не так сильно, как следовало бы. Конечно, мне довелось выслушать от нее весьма нелестную для меня оценку случившегося, но в целом она была не слишком разочарована моими действиями. Наоборот, в ее голосе мне почудилось даже что-то вроде уважения. Это было странным, но я не собиралась уточнять. Случившегося и так было с меня вполне довольно.       Что же касается самого Филча, то с тех пор он стал меня попросту избегать. Я неоднократно замечала, что стоило мне появиться где-либо, как он тут же торопился уйти, независимо от того, чем занимался. Это быстро заметили и другие ученики. В их глазах я и так уже (совершенно незаслуженно) стала народной героиней, а теперь многие стали откровенно держаться рядом со мной, и что самое худшее – проказничать, зная, что пока я поблизости, Филч их не тронет. Уговаривать их было бесполезно – они только смеялись. Впрочем, они и сами скоро поняли, что я более совершенно не намерена устраивать подобных эксцессов, и не собираюсь поощрять никакие их действия в этом направлении. Мало-помалу, им сделалось скучно всюду за мной следовать. В итоге моя «мышиная свита» как-то сама собой распалась, и я вновь вздохнула свободно.       Я вовсе не собиралась проявлять себя в роли главной нарушительницы дисциплины. В чем я действительно стремилась преуспеть – так это в учебе, и со всей должной скромностью скажу, что в отношении некоторых предметов мне это удалось. По крайней мере, Флитвик и МакГонагалл весьма быстро начали выделять меня среди остальных и даже ставить в пример. Разумеется, мне пришлось как следует потрудиться – даже больше, чем дома. Я старалась учиться даже во сне. По ночам мне часто снились страницы книг, прочитанные днем. Проснувшись утром, я должна была только закрепить изученное на практике, чему посвящала время до завтрака.       Такое рвение принесло ожидаемые плоды. Особенные успехи, как уже было сказано, я сделала в трансфигурации и практическом волшебстве. МакГонагалл и Флитвик постоянно ставили мне высшие баллы и поощряли мои достижения. Последнее выражалось, в основном, в более сложных заданиях. Например, когда прочие ученики пытались превратить булавку в спичку и обратно, МакГонагалл высыпала передо мной целую шкатулку этих чертовых булавок и велела пытаться превратить их все одновременно! Это было адски сложное задание, потребовавшее невероятной по моим тогдашним меркам концентрации внимания. Когда я, наконец, справилась, то чувствовала себя словно выжатый лимон. МакГонагалл, глядя на меня, только покачивала головой, и я не понимала, то ли она недовольна, что я столь долго провозилась и так вымоталась, то ли наоборот удивлена, что у меня все-таки получилось. Как бы то ни было, следующие задания были также значительно сложнее общей нормы.       К слову сказать, я была далеко не единственной, кого профессора стремились обучать по усложненной программе. Только на нашем Когтевране было как минимум четверо учеников, успеваемость которых была намного выше, чем у прочих. В основном, то были выходцы из семей потомственных магов, получившие хорошую подготовку еще дома – как и я сама. Например, Хельга, с которой мы давно уже стали лучшими подругами, делала потрясающие успехи в зельеварении, благодаря чему была на очень хорошем счету у профессора Снейпа. Он постоянно давал ей для практического освоения такие рецепты, какие, на мой взгляд, сложновато было бы освоить даже старшекурснику. А вот я, хоть и успевала по его предмету на «превосходно», подобной чести не удостаивалась ни разу. Впрочем, у Хельги как раз не особенно ладились дела с трансфигурацией и особенно с волшебством – прежде всего по причине несобранности. Зелья же она варила, по моему, совершенно интуитивно. Таким образом, мы с ней прекрасно дополняли друг друга, и Когтевран нашими совместными усилиями, получал все новые и новые баллы.       И все же я стремилась стать лучшей даже среди лучших – если не во всех, то, по крайней мере, в некоторых предметах. Немного поразмыслив, я решила, что в дополнение к трансфигурации и волшебству, смогу подобным образом преуспеть также в Защите от Темных Искусств. Но здесь меня обошли, что называется, «вчистую». Причем, тот, кто это сделал, не был даже когтевранцем.       Здесь я позволю себе небольшое отступление, ибо мне очень хочется немного пройтись по самой манере преподавания профессора Локхарта. Надо сказать, он действительно имел очень своеобразный стиль. Почти никогда не предоставляя нам для обучения фактического материала (заклинаний, магических приемов и прочего), он, тем не менее, раз от разу заставлял нас сталкиваться лицом к лицу с различными формами тех самых Темных Искусств, позволяя нам проявить себя в таких ситуациях самостоятельно. Поговаривали, что второкурсникам Гриффиндора и Пуффендуя, обучавшимся в то время совместно, уже на одно из первых занятий он подготовил сюрприз в виде целой орды пикси, которую, недолго раздумывая, выпустил прямо в класс. Услышав эту историю, я откровенно расхохоталась. Какой же должен был получиться хаос! Особенно при участии гриффиндорцев. В моем представлении они были невообразимо шумными, недисциплинированными, и вообще редкостными лоботрясами, не способными даже правильно держать волшебную палочку. Можно вообразить, что начали вытворять пикси, попавшие, можно сказать, совершенно в свою среду! Да, бывший когтевранец Локхарт по-прежнему оставался отличным шутником. В тот момент я особенно остро завидовала ему, зная, что у меня самой с чувством юмора имеются серьезные проблемы. Последнее, по правде говоря, преследовало меня и в дальнейшем – практически все годы обучения на Когтевране. Распределяющая Шляпа выбрала «наименьшее из зол», но данное обстоятельство как было, так и по сей день остается для меня своеобразным «камнем преткновения», не позволяющем ощутить себя когтевранкой целиком и полностью, без остатка.       Однако, я отвлеклась. Локхартовский метод преподавания поначалу, что и говорить, меня всерьез смутил. Но только поначалу. Впоследствии, я начала находить в нем весомые преимущества. В самом деле, такой подход принуждал нас, учеников, к самостоятельным занятиям, к реальной учебе, выраженной в поисках знаний и практическом их освоении. Теорию мы осваивали по книгам, найденным в библиотеке, а практика, чаще всего, оттачивалась в ходе коллективных обсуждений и тренировок. Лично мне это было очень полезно еще и потому, что заставляло больше контактировать со своим окружением, обмениваться информацией, опытом. Можно сказать, именно Локхарту я обязана тем. что перестала, наконец, быть такой асоциальной и нелюдимой, как поначалу, в первые полтора-два месяца обучения.       Особую сложность (и потому интерес) представлял тот факт, что мы не могли знать заранее, что подкинет нам профессор на следующий урок. Мы пробовали советоваться со старшекурсниками, полагая, что программа обучения осталась такая же, как в прошлом году, но те в ответ только растерянно пожимали плечами. Локхарт был непредсказуем, он ставил в тупик их самих.       Тогда, наконец, мы сообразили, что профессор вовсе не ждет от нас «стандартных» действий по какой бы то ни было «программе». Мы должны были просто наиболее адекватным образом реагировать на различные обстоятельства, перед лицом которых он нас постоянно ставил. В самом деле, ведь в реальной жизни, столкнись мы с каким-то проявлением враждебных Темных Искусств, нам меньше всего помогут заученные, вызубренные схемы поведения! Выручить могут лишь быстрая реакция и умение мгновенно сориентироваться по обстоятельствам. Что же касается собственно необходимой теории, то широкий кругозор и умение нестандартно и творчески мыслить с лихвой окупали отсутствие специфических знаний. По крайней мере, так нам тогда казалось. Практические же занятия у Локхарта только укрепили нас в этом убеждении.       И тогда мы начали учить все подряд. Простейшую боевую магию, ограждающие чары, различного рода зелья… Все могло пойти в ход. Одной из наших любимых игр стала «Тысяча и один способ избавиться от пикси». Она заключалась, как и следует из названия, в изобретении различных способов нейтрализовать этих зловредных существ. Вам называют способ, вы можете его раскритиковать. Если не удалось – придумайте свой. И так пока партнер не сдастся. До тысячи мы, кажется, так никогда и не добрались, но лишь потому, что на одних пикси свет клином отнюдь не сошелся. Были, например, еще и колдовские гипножабы, одно присутствие которых могло ввести в транс, поскольку их кожа выделяла какую-то быстро испаряющуюся дрянь. Мы, любознательные когтевранцы, трое суток подряд ставили опыты над одной такой жабой, со всем мыслимыми предосторожностями доставленной в нашу факультетскую лабораторию с Черного озера. Серьезных последствий, к счастью, удалось избежать… если не считать того, что на протяжении нескольких дней после окончания экспериментов в лаборатории стоял совершенно убойный смрад от сваренного наконец Хельгой нейтрализующего зелья. Из двух зол пришлось выбирать меньшее, тем более, что зелье оказалось вполне эффективным, однако для меня до сих пор остается загадкой, как оно не нейтрализовало заодно нас самих…       В другой раз Локхарт притащил нам невесть откуда зачарованную свинью, у которой от какого-то «темного», как он сообщил, заклятия, прорезался певческий дар. Поначалу мы долго не могли понять, что в обретенных свиньей талантах такого «темного». Мол, поет – и замечательно. Тогда Локхарт без долгих объяснений спихнул животное на попечение нашего факультета, и, хитро подмигнув, пожелал нам удачи. После чего с невозмутимым видом принялся пересказывать какие-то малозначительные подробности из собственной биографии. Весь преподавательский сарказм мы оценили в тот же день.       Нам казалось, мы приняли все необходимые предосторожности. Все мыслимые меры безопасности были соблюдены. И, тем не менее, один из нас сделал большую ошибку, принеся в лабораторию колдорадио «чтобы было веселее». «Веселья» нам хватило на всю оставшуюся жизнь.       Едва заслышав «Котел, полный любви», свинья издала восторженный визг и принялась старательно подпевать, причем на редкость фальшиво. Все попытки ее остановить ни к чему не привели. Мы возились с ней несколько часов, и за это время она отдыхала около двадцати минут. Когда же за окнами стало смеркаться, мы, наконец, заподозрили неладное. Чертова свинья и не думала останавливаться.       Все средства, задействованные нами с целью прекратить ее концерт не возымели действия. Единственное, до чего мы смогли додуматься, это выключить радио. Но проклятая свинья к тому моменту успела выучить песню наизусть, так что большого облегчения мы не испытали. Скорее, наоборот. Не имея образца, она принялась фальшивить еще сильнее.       Еще через пару часов к нам заглянула Пенелопа Кристал и настоятельно порекомендовала заканчивать, так как этот непристойный визг, отчетливо слышимый в гостиной напротив, лично ее, да и не только ее, уже слегка достал, а кроме того, скоро вообще отбой. Однако, едва взглянув на наши обескураженные лица, она сообразила, что дело неладно. Тогда, не говоря ни слова, она подошла к клетке со свиньей, и попыталась применить к ней левитационные чары, чтобы унести подальше. Лучше бы она этого не делала!       В мгновение ока на нас обрушился такой чудовищный ультразвук, что мы едва не оглохли. Вернее сказать, мы бы непременно оглохли, и это как минимум, если бы Пенелопа не прервала действие чар и судорожно не сотворила какое-то поглощающее заклятие, которое отчасти защитило нас всех. Я говорю «отчасти», потому что так оно и было. Полностью от такого защититься, по моему, было вообще невозможно. По стенам лаборатории пошли мелкие трещины. С потолка с грохотом рухнула люстра. Что же касается металлической клетки с подопытным животным, то она, упав на пол, разлетелась на осколки, будто стеклянная. Освободившаяся свинья принялась носиться по лаборатории кругами, оглашая воздух пронзительным визгом.       - Включите ей радио! – отчаянно выкрикнул кто-то. – Пусть лучше поет!       Интуитивная догадка оказалась верной. Едва заслышав радио (мы вынуждены были быстро сбегать за новым приемником, поскольку старый тоже вышел из строя в результате воздействия ультразвука), свинья спокойно улеглась подле него и принялась нахрюкивать в такт. Тогда мы стали держать совет.       Физически или с помощью чар перенести свинью в другое помещение уже не представлялось возможным. Любые попытки ее утихомирить (усыпить, парализовать), как мы уже успели выяснить, не имели успеха. Тот, кто ее зачаровал, знал свое дело – любые наши заклинания отскакивали от нее как горох. В последнем также убедилась и Пенелопа, которая сначала не поверила нашим заключениям, списав их на отсутствие опыта. В итоге мы решили оставить все как есть до завтра. Убедившись, что свинья не в состоянии покинуть лабораторию, мы крепко заперли дверь и вернулись в гостиную. Эту ночь всему факультету предстояло провести без сна под «Котел, полный любви» в исполнении новоиспеченной свинопримадонны.       Следующие двое суток фактически прошли в бессильных попытках что-либо изменить. Идти к преподавателям (особенно к Локхарту) нам мешала гордость. Мы перерыли всю библиотеку в поисках описания похожих случаев. Но выход в итоге был найден совсем в другой сфере, даже без использования магии.       К исходу вторых суток мы заметили, что свинья явно совершенствует свои таланты. Она уже почти не фальшивила, и более того, меняла тон в зависимости от характера песни. Мы воспользовались этим открытием и стали крутить ей грустную, нежную, и, что самое главное, тихую музыку. Эффект был потрясающий. Свинка стала еле слышно хрюкать себе под нос, в точности копируя услышанное. Видя это, мы еще более снизили громкость, в результате чего радио перешло на шепот. Свинка сделала то же самое. И тогда мы связались с радиостанцией и заказали совершенно особую композицию.       Это произошло на четвертые сутки. Мы ждали назначенного часа с таким нетерпением, будто от этого зависело все в нашей жизни. И вот, наконец, голос ведущего:       - А теперь наши уважаемые радиослушатели услышат замечательное произведение юной мисс… да-да, мисс Кристал… под названием… Постойте, это что, шутка?..       - Нет, нет! – простонала Хельга, и ее подхватил почти весь факультет. – Не шутка! На этот раз – нет! Ну пожалуйста!..       - Итак, композиция называется «Тишина»! Слушаем! – справился, наконец, с собой ведущий.       Это было именно то, чего мы все так ждали. Тишина. Глухая, мертвая тишина, воцарившаяся в радиоэфире. Свинка недоуменно покосилась на приемник. Он был по-прежнему включен. Это была музыка. И она тут же попыталась ее воспроизвести. Что ей блестяще удалось.       Так все и устроилось. Мы записали голос ведущего и саму «композицию», после чего крутили ей несколько суток напролет. Свинья исправно молчала. А еще через пару дней один из старшекурсников нашел в Хогсмиде какого-то сумасшедшего коллекционера, готового заплатить целых пятьдесят золотых галлеонов за «свинью, которая умеет петь». Правда, поначалу, когда мы сказали, что любимой песней свинки является «Тишина», он решил, что мы его надуваем. Однако, после того, как мы пригласили его в Хогвартс и продемонстрировали ему все таланты нашей подопытной, он переменил свое мнение.       - Остался последний момент, - сказала ему Пенелопа. – Как вы намерены забрать свинью с собой? Нам не удалось ее отсюда вытащить.       - Не удалось? Это же как раз самое простое! – возразил тот.       Он взял радиоприемник, поманил им свинью, и та пошла за ним, как привязанная. Мы ошалело смотрели ему вслед.       - Век живи, век учись, - сказала Пенелопа, едва придя в себя.       - Жалко беднягу, - сказала Хельга, не сводя глаз со спины коллекционера.       Меня же больше заботила мысль, что мы присвоили, а затем продали как свою собственность подопытное животное, данное нам на попечение профессором Локхартом. Но когда я заявила об этом, все посмотрели на меня как на сумасшедшую.       - Если Локхарт сам когда-нибудь вспомнит о ней, мы вернем ему деньги, - пообещала Пенелопа. – А до тех пор предлагаю создать на основе этих пятидесяти галлеонов специальный факультетский фонд для помощи попавшим в затруднение юным ученикам-когтевранцам. Мало ли, кого они в следующий раз притащат!       Предложение было принято подавляющим большинством голосов. С тех пор «фонд имени Локхарта» существует на Когтевране по сей день и помог уже немалому количеству юных магов. Профессор же за своим имуществом так никогда и не явился. Он, как ни в чем не бывало, продолжал вести занятия, просвещать нас касательно своих многочисленных подвигов и подкидывать нам все новые и новые задачки.       Один из таких уроков врезался в мою память на всю жизнь. Это был момент, ставший, для меня, по сути, точкой отсчета, и открывший совершенно новую плоскость магического искусства