Зов темных крыльев

      Надо было видеть, как сразу посерьезнел маг!       - Очень хорошо, что ты рассказала об этом, Мелони, - произнес он, внимательно выслушав до конца. – И я буду тебе очень признателен, если ты будешь впредь обращаться ко мне с такими вещами не через несколько дней после того, как они случаются, а сразу же. Пока что ничего плохого не произошло, и все же…       - Понятно, сэр. Я так и сделаю. Просто мне казалось…       - Неважно, что тебе казалось! – неожиданно резко сказал Дамблдор. – Я прошу тебя в следующий раз заявлять о подобном немедленно. Независимо от времени суток, ты поняла?       - Да, профессор. Простите меня.       Ледяной взгляд Дамблдора слегка оттаял.       - Хорошо, - произнес маг. – Думаю, мы друг друга поняли. Впрочем, возможно, я немного погорячился. В смысле, тебе совсем не обязательно вновь бежать сюда завтра, если ночью увидишь во сне то же самое – просто потому, что я уже в курсе. Но вот если приснится что-то принципиально новое… или просто вдруг ни с того, ни с сего изменится самочувствие – будь любезна навестить меня тотчас же. Ясно?       - Ясно, профессор. Только… что, если оно изменится настолько, что я буду не в состоянии до вас добраться?       - А ты предполагаешь и такой вариант?       - Не знаю. Я вообще уже ничего не знаю, - понуро сказала я, уставившись в пол. – Это так, на всякий случай…       - Сегодня и в последующие дни постарайся как можно больше находится на людях, - серьезно сказал профессор после небольшой паузы, пристально разглядывая меня. – До тех пор, пока не будешь уверена, что все закончилось. Хотя, откровенно говоря, я уверен, что все только начинается… Но мы с Минервой… с профессором МакГонагалл сделаем для тебя все что сможем. А можем мы немало, поверь. Здесь, в Хогвартсе ты будешь под надежным присмотром.       - Спасибо, сэр. А вы не могли бы лично наблюдать за мной на расстоянии, с помощью заклинаний? Извините, если я прошу слишком многого… Просто мне так было бы действительно спокойнее.       - Именно это я и имею ввиду. Я и МакГонагалл отныне будем в течение суток как можно чаще проверять как у тебя дела. Не беспокойся, мы постараемся не доставлять тебе неудобств. Думаю, ты даже ничего не почувствуешь – наши следящие заклинания весьма качествены.       - Я в этом и не сомневалась, профессор.       - Другое дело, что нам тоже нужно когда-то спать… - не слушая, продолжал Дамблдор, рассуждая как бы с самим собой. – Ладно, в крайнем случае подключим Снейпа. Он, несмотря на молодость, тоже кое-на что способен… Все, Мелони, - вдруг сказал он, повернувшись ко мне. – Можешь идти. Ты знаешь, что нужно делать. Живи так, как жила раньше. Ни о чем не беспокойся. Отныне я не смогу забыть о твоем существовании даже если очень захочу. Поэтому с тобой все будет хорошо. Договорились?       - Да, профессор. Договорились.       - Прекрасно. А самое главное – постарайся точно вспомнить, что тебе снилось. Пойми, сейчас у тебя нет задачи важнее. Даже уроки в случае необходимости могут подождать. Понятно?       - Даже уроки? – изумилась я.       - Даже уроки, - твердо произнес Дамблдор. – Если сочтешь, что забота о них помешает тебе припомнить твои сны, то я лично освобожу тебя на время от занятий. Идет?       - Хорошо, профессор. Если почувствую, что это необходимо, то скажу, - пообещала я, одновременно мысленно умоляя судьбу, чтобы такого никогда не произошло.       - Иди уже, чудо крылатое! – неожиданно рассмеялся маг, уловив, видимо, всю гамму чувств, отразившуюся на моем лице. – Так, кажется, тебя друзья величают? По-моему, лучшее тебе именование. Без обид, ладно?       «Кто же из них, будь он неладен, шпионит на Дамблдора? – думала я, покидая кабинет директора. – Или это все же пресловутые следящие заклинания? Если так, то они действительно весьма неплохи».

***

      В последующие за тем две недели мне неоднократно снился все тот же кошмарный сон – я была совершенно уверена, что тот же, хотя по-прежнему не могла запомнить его содержания. Впрочем, меня это уже не беспокоило. Я всецело положилась на Дамблдора и МакГонагалл, которые клятвенно заверяли, что не допустят, чтобы со мной случилось что-то плохое. Они обещали в нужную минуту прийти на помощь, и я знала, что именно так они и поступят. У них просто не было другого выхода – как не было его и у меня. Волей судьбы мы все оказались в одной лодке, независимо от того, нравилось нам это или нет. Теперь оставалось лишь сообща исполнять предначертанное.       Пока же меня больше заботило совсем другое. Дело в том, что некоторые изменения, произошедшие в моем организме после первой трансформации, совсем не спешили исчезать по возвращении в человеческий облик. С каждым новым днем я чувствовала, что все больше отдаляюсь от других, становлюсь непохожей на них. Становлюсь чужой. Еще полгода назад, едва поступив в Хогвартс и будучи совершенно ошеломленной обрушившимся на меня шумом и многообразием, я бы дорого заплатила за подобное отдаление от окружающих меня людей. Но не теперь, когда среди них у меня появились друзья…       Внешних изменений, к счастью, практически не было. Немного заострились черты лица, да еще больше почернели и без того темные от природы глаза. Кроме того, я несколько потеряла в весе (на избыток которого не жаловалась и прежде). Мышцы же странным образом наоборот окрепли и обвили скелет словно прочные веревки. Со стороны это выглядело, должно быть, не слишком располагающе – кожа, кости и клубок жил, как и положено хищной летучей твари – но меня, тем не менее, не слишком расстраивало. Наоборот, едва свыкнувшись со своей новой сущностью, я стала находить в ней определенные положительные черты. Во всем теле появилась какая-то поразительная легкость. Казалось, подпрыгни я повыше – и смогу полететь без всяких крыльев. Движения сделались намного быстрее, энергичнее, и вместе с тем точнее. Теперь на дуэлях в клубе мне приходилось подыскивать соперников со второго и даже третьего курсов – но даже для таких зачастую оказывалась полным сюрпризом скорость моей реакции. Впрочем, тот же Долохов по-прежнему побеждал меня играючи – что меня несколько раздражало. Я дала себе слово однажды превзойти его в скорости и, надо сказать, со временем сделала серьезные успехи на пути к выполнению этого обещания.       Помимо того, у меня очень сильно обострился слух. Теперь я могла услышать идущего обычным, спокойным шагом человека не менее, чем за тридцать ярдов. А однажды я с удивлением поняла, что могу на таком расстоянии даже различить кому какая походка принадлежит. Мне довольно долгое время доставляло удовольствие шокировать друзей задумчивыми, как бы мимоходом сделанными «предсказаниями» такого рода. Я безучастно смотрела в потолок, для вида шевелила губами, будто что-то рассчитывая, а потом меланхолично заявляла, например, что скоро здесь пройдет профессор Снейп, ведя за шиворот очередного шутника-гриффиндорца. И, разумеется, оказывалась права. К моему «чувству Равновесия» этот фокус конечно же никакого отношения не имел, но друзья почему-то были уверены в обратном, а я, каюсь, не пробовала их разубедить. Это была прекрасная возможность пошутить, ввести кого-то в заблуждение не используя лживых слов, и я с удовольствием этой возможностью пользовалась. По крайней мере, до тех пор, пока мне, наконец, не наскучила эта забава.       А вот со зрением наоборот творилось что-то неладное. Впервые я обнаружила это в то утро, когда подошла к Пенелопе Кристал и риторически поинтересовалась у нее, какому идиоту пришло в голову заменить синий цвет нашего когтевранского герба на темно-коричневый. Пенелопа недоуменно пожала плечами, внимательно изучила герб и отметила, что он в полном порядке. После чего принялась дотошно расспрашивать, в каких цветах я вижу окружающий мир.       То, что нам совместными усилиями удалось выяснить, меня нисколько не обрадовало. Оказалось, что синий цвет больше не является для меня таковым – он кажется мне, в зависимости от насыщенности, либо, как на пресловутом гербе, темно-коричневым, либо практически черным. Раздвинув шторы и выглянув в окно, я убедилась, что ясно-голубое небо над головой почему-то приняло бледный травянисто-зеленый оттенок. Что же касается фиолетового, то отныне я воспринимала его как непроницаемо-черный.       Я очень боялась, что однажды вовсе перестану различать цвета, поскольку гарпии зрительно воспринимают лишь тепло, исходящее от различных объектов (в особенности от тел своих жертв), но к счастью, дело тем и ограничилось. И все же, с тех пор мне неоднократно пришлось пожалеть, что я больше не могу взглянуть на мир глазами человека…       Тем не менее, проблема цветового восприятия в скором времени отошла на второй план. Произошло это тогда, когда узенький серп луны начал мало-помалу превращаться в диск. Вот тут-то мне и довелось на собственном опыте выяснить, почему природные гарпии поклоняются ночному светилу. Оказалось – совсем не из-за отсутствия других вариантов.       Можете представить, каково это: заснуть в собственной постели, а проснуться на верхней площадке башни Когтеврана, свесив ноги за край каменного парапета? И не надо. Такого не пожелаешь и злейшему врагу. Я буквально висела над пропастью, изо всех сил вцепившись в шершавый камень, тихо скуля от ужаса, не в силах даже членораздельно позвать на помощь. Впрочем, меня бы все равно никто не услышал. Было раннее утро, солнце еще только-только начало всходить, и на площадке не было решительно никого, кто бы мог помочь мне отползти от разверзшейся под ногами бездны. Так что, в итоге пришлось сделать это самой – после того, как бояться уже попросту не осталось сил.       Едва доковыляв на негнущихся ногах до лестницы, ведущей вниз, я столкнулась с Дамблдором. Боюсь, мой голос срывался на истерический визг, когда я, напрочь забыв о манерах, потребовала от директора Хогвартса объяснений, какого лысого Мерлина его хваленые следящие заклинания, мягко говоря, не работают как надо. Оказалось – очень даже работают. Старого волшебника несколько минут назад буквально подбросило на кровати, и он, проклиная антитрансгрессионные чары Хогвартса, поспешил мне на выручку со всей возможной в его почтенном возрасте скоростью.       - А до того? – спросила я, немного поостыв. – Я ведь уже давно сидела там, разве нет?       - Пока ты не очнулась, тебе не грозила никакая опасность, – виновато развел руками маг. – Прости, но моя магия не обладает собственным разумом чтобы понять, насколько крепко ты влипла. А что, собственно, случилось?       - Луна… Она снилась мне ночью… манила за собой… И я шла на ее зов… не оглядываясь. Я точно уже не сплю?       - Ясно. Нет, Мелони, к счастью ты уже не спишь. А вот что касается луны… Ведь скоро полнолуние, ты знаешь?       - Еще бы! И что должно произойти? Я снова усну, как обычно… и наутро меня найдут там, внизу? – я кивнула на пропасть.       - Теперь уже нет. Как ты относишься к тому, чтобы несколько следующих ночей провести у себя в кабинете? Ты ведь по-прежнему там занимаешься, не так ли?       - Да, но… почему именно там, профессор? И разве такое допускается?       - В твоем случае – допускается. Видишь ли, намного проще зачаровать на время твою личную дверь и окно, чтобы не позволить тебе разгуливать по ночам, чем проделать то же самое со всей когтевранской спальней. Да и не хочется мне лишний раз беспокоить других. Как по-твоему?       - Конечно, профессор. А вы не могли бы лично распорядиться, чтобы там установили кровать? Знали бы вы, каких трудов мне стоило в прошлый раз уговорить домовых эльфов Хогвартса доставить туда приглянувшуюся мне мебель!       - Я все сделаю. Мы даже выделим тебе еще одну смежную комнату, которую ты сможешь обстроить под нормальную спальню.       - Спасибо, профессор. О такой роскоши я не могла и мечтать.       - К сожалению, это не роскошь, а суровая необходимость. Хорошо еще, что ты не против сидеть каждую ночь под замком. Ступай туда, Мелони. Твою мебель скоро доставят.       Дамблдор не поленился лично проконтролировать доставку, после чего, как и обещал, зачаровал окно и дверь. Эта защита, не пропускающая ничего живого в обе стороны, должна была работать постоянно от заката до рассвета. В остальное же время она ничем не напоминала о себе. Такое положение дел меня полностью устраивало.       Следующие несколько ночей прошли спокойно. Правда, каждый раз поутру я просыпалась, прильнув к оконному стеклу, но это были уже мелочи. Я уже свыклась с мыслью, что ничего особенного не случится и в ночь полнолуния… однако судьба распорядилась иначе.       Все началось с жуткого приступа бессонницы. Подобое случалось и раньше, но тогда было достаточно воспользоваться любым из восемнадцати известных мне снотворных заклинаний чтобы, пусть не сразу, но провалиться в сон. Сейчас же не помогало ни одно. А когда полная луна показалась наконец из-за туч, мне стало уже не до практического волшебства.       Волна жуткой боли захлестнула с головой. Тело непроизвольно дергалось, изменялось, каждый нерв было подобен до предела натянутой струне. Обрывки одежды полетели на пол. Собственная кожа теснила, душила… уступая, тем не менее, натиску изнутри, растягиваясь, будто резиновая. Неожиданно я поняла, что могу, не сходя с места, коснуться противоположных стен спальни – не человеческими пальцами, но заостренными краями крыльев.       Из груди вырвался дикий, протяжный крик, в котором в равной степени смешались боль и наслаждение. Теперь я была собой – впервые за много лет. Я вернулась к себе, к своей настоящей сущности, вернулась домой. Непередаваемое чувство абсолютной свободы… даже не так – воли! Совершенной, безграничной! Все небо лежало передо мной, я могла лететь куда пожелаю! Так что же я до сих пор делаю здесь, в этих стенах?       Хваленые чары Дамблдора не выдержали и полсекунды моего следующего, уже направленного крика. Пространство завибрировало так, что старинный гобелен, на свою беду висевший возле окна, начал исходить черным дымом. Мгновением позже оконная рама, треснув, перекосилась, а стекло с пронзительным звоном вылетело наружу. Не дожидаясь, пока осколки достигнут земли, я выпрыгнула наружу и расправила крылья. Вот оно! Наконец-то!       Я скользила меж высоких башен Хогвартса, упиваясь ощущением полета. В большинстве окон свет не горел – они были черны. Однако за прозрачными стеклами я видела яркие, багрово-алые силуэты людей. Многие из них, похоже, наблюдали за мной когда я проносилась мимо. Вероятно, они гадали, не угрожает ли им опасность. Но их опасения были беспочвенны. Они видели лишь жутковатую, хищную тень в ночи, а я… я просто была счастлива и не хотела разбавлять это чувство чем-то иным – пусть даже свежей, горячей кровью.       Ради интереса я подлетела снаружи к собственному окну. Отчего-то меня очень развеселила покосившаяся рама, жалко торчавшая из черного провала одним углом. Я решила доделать начатое. Уцепившись за каменную кладку, я выдрала задними лапами деревянные обломки из оконного проема… однако отпускать их не собиралась. По крайней мере, не сразу. Тяжело взмахивая крыльями, я устремилась к теплицам профессора Стебль, к которой у меня на данный момент накопилось уже немало претензий личного характера, и мстительно разжала когти как раз в тот миг, когда пролетала над самой большой из теплиц. Грохот и звон разбитого стекла, смешавшись с моим довольным хохотом, прозвучали в ночи изумительной музыкой. А потом я взяла курс на Запретный лес, поскольку уже успела изрядно проголодаться, а охота на территории замка была сопряжена со значительно большим риском, нежели в обширных угодьях, словно специально предназначенных заботливой природой для этой цели.