Блудный сын (The Prodigal Son)

Настоящее. — Вам помочь чем-нибудь, сэр? Селек смотрит на кадета в форме, который стоит рядом с ним — молодой темнокожий человек, подстриженный так коротко, что на первый взгляд кажется лысым. Окантовка его воротника указывает на то, что он староста, хотя Селек не может сказать, провел ли он четыре года в Академии или учился по новой ускоренной программе. Оглянувшись, Селек замечает, что он последний читатель в зале. За окнами над мониторами компьютеров уже ночь, 2357.33.45, если быть точным. — Нет, спасибо, — говорит он и снова отворачивается к компьютеру, но какое-то движение кадета, небольшое изменение в его позе или что-то в выражении лица, привлекает его внимание. Ну конечно, он на самом деле не предлагает помощь. Он пытается намекнуть, что библиотека закрывается. Селек снова смотрит на курсанта, который ждет, уперев руки в бока. — Пора идти, — говорит он, отодвигая свой стул. Курсант отрывисто кивает и провожает Селека. Они выходят в коридор Архива Штаб-квартиры Звездного Флота. Раньше здесь работал только персонал Звездного Флота. Теперь курсанты часто стоят за консолями и провожают гостей, у которых есть разрешение. Почти два года прошло после геноцида, а Звездный Флот все еще ощущает последствия, их рук хватает только на патрулирование. В прошлом эту библиотеку, которую он помнил как архив, никогда бы не закрыли. Она была бы заполнена исследователями, студентами, людьми, работающими в различных посольствах. Теперь получение доступа отнимает много времени, заставляет пройти через множество бюрократических препятствий и вынуждает Селека просить Сарека о помощи. Но даже с его содействием, прошло несколько недель, прежде чем Звездный Флот дал Селеку доступ к их базе данных. «Их скрытность понятна,» — сказал ему Сарек. — «Земля тоже была целью.» Селек не стал констатировать очевидный факт, что Нерон не влезал в базу данных Звездного Флота ради частот подпространства пограничников, позволивших Нараде пройти мимо патрулей. Кристофер Пайк выдал эту информацию под пытками — не в укор ему. Если кто-то и обвиняет его, то делает это молча. Ограничение доступа к базе данных сейчас, так же, как и ежедневная проверка безопасности архива, не поможет обороне Земли. Селека раздражает эта нелогичность. Курсант провожает его до дверей архива и когда Селек начинает спускаться по мраморным ступеням, он слышит щелчок запираемой двери. То, что приходится искать информацию в таких условиях, раздражает его. Поиски вʼтош каʼтур занимают много времени и довольно сложны. Приходится пробираться через внутренние рапорты о необъяснимых или неожиданных беспорядках в дальних колониях, загадочных побегах из тюрем, политических переворотах, организованных посторонними. Это все может быть симптомами вмешательства вулканцев во внутренние дела — вроде того, что совершил Сайбок. Собрал армию повстанцев, похитил дипломатов, угнал Энтерпрайз… …В другой вселенной. Не в этой. Эта неопределенность делает охоту гораздо сложнее. И что, если он найдет что-то, что наведет его на местоположение вʼтош каʼтур? Что тогда? Достаточно ли сильна симпатия Федерации к вулканцам, чтобы можно было убедить их снять звездолет с патруля ради ренегатов, которые могут и не захотеть вернуться домой? Весь прошлый месяц Селек провел в архивах, оставаясь там до закрытия, иногда забывая про перерывы, иногда — ненадолго покидая здание и блуждая по окрестным улочкам, лениво подмечая различия между этим Сан-Франциско и его. В каком-то смысле, здесь он чувствует себя как дома больше, чем на Новом Вулкане. Большая часть города выглядит так же, как в его воспоминаниях. География, например. Земля идет под уклон к морю каскадом, похожим на ступени огромной лестницы. Поперечные улицы настолько крутые, что почти каждый день какая-нибудь машина переворачивается, не вписавшись в поворот. Многие из самых старых зданий знакомы Селеку. Они бережно хранятся среди рядов домов и крупных муниципальных построек. Дорога, поднимающаяся к Твин Пикс, напоминает американские горки, и сверху он видит, как Бэй Бридж и Голден Гейт простираются над водой так же, как и во времена его молодости. Самая большая разница, которая дезориентирует его, в расположении Штаб-квартиры ЗФ и Академии. Когда он был молодым преподавателем, оба здания находились на другой стороне залива, на месте Форта Бейкер, рядом с Саусалито. В этой вселенной они построены в черте Сан-Франциско, растянувшись вдоль берега в Пресидио. Почему это изменилось? Это один из тех вопросов, на которые он решил не размышлять. Кто сможет проследить, почему эта вселенная развивалась не так, как его? Что Джим Кирк сказал тогда Сайбоку? Что ему не интересно рассуждать о том, что было бы, если бы он свернул направо, а не налево? То же самое Джим говорил о сожалении — как это нелогично, и что это не приносит пользы, только расстраивает. Мысль о Джиме Кирке — его Джиме Кирке — вызывает у Селека чувство одиночества. Джим смог бы оценить различия между двумя версиями Сан-Франциско. «Давайте посмотрим, подает ли Мо такую же отраву,» — сказал бы Джим и отправился бы в занюханный бар, который облюбовали курсанты и члены команды. Подняв воротник от ветра, Селек идет на восток, к университетскому городку Академии. К тому времени, как он подходит к воротам, он дрожит, несмотря на толстую ткань пальто. Звезды не видны из-за тумана. Селек не видит залив отсюда, но знает, что и его скрыл туман. Еще одно сходство. Этот пейзаж напоминает о прошлом, но, без конкретных образов, скорее вызывая эмоциональную реакцию. Как призрак старого друга, он не способен развеять холод. Внезапно Селек чувствует себя уставшим, понимая, что не готов идти через весь городок в свою квартиру. Вместо этого он проходит мимо восточных ворот к большому зданию Факультативного Корпуса, которое поднимается из тумана, словно что-то выдернутое из времени. Он был в нем раньше, хотя и не так, как сейчас, не как незваный гость. Он медлит мгновенье, а потом, бросив быстрый взгляд вокруг, пересекает улицу и подходит в наружной двери. Устройство, считывающее карты, небольшое и выпирает из стены. Он проводит рукой сверху вниз по ридеру, нащупывая шаткую панель и снимая ее. С металлическим скрежетом корпус падает ему в руку. Во внутренностях устройства Селек замыкает сканер, отсоединив провод. Он сразу же слышит, как шипит замок наружной двери и устанавливает ридер назад, на стену. Селек руками оттягивает дверь и проходит в затемненный коридор. Первая квартира слева принадлежит Споку… если, конечно, он все еще арендует ее. Довольно вероятно, что да. С тех пор, как Энтерпрайз ввели в эксплуатацию, она почти все время в космосе, и лишь ненадолго задерживалась в доках ради обычных корректировок после пробного полета. Спок не успел бы упаковать свои вещи и сдать их на хранение. По крайней мере, так думает Селек. На всякий случай он прислушивается под дверью. Ничего. Через вставку из галечного стекла в двери не проникает свет. Никого нет дома. Селек протягивает руку к настенному падду. Он все еще колеблется. То, что он собирается сделать, на юридическом языке называется проникновением со взломом. Был бы Спок против, если бы узнал? У Селека нет способа выяснить это. Возражал ли он сам, если б ситуация была противоположной? Он не думал о таком и не рассчитывал шансы. Где-то в коридоре раздается звук открывшейся двери и Селек быстро прижимает палец к падду. В квартире затхлый запах, но когда он включает климат-контроль, воздух начинает свежеть. Пару секунд Селек осматривает комнату. Прямо перед ним диван с большой открытой коробкой на одном конце. За диваном стоит книжный шкаф, а рядом с ним — пустые коробки, подготовленные для его содержимого. Пройдя по короткому коридору, он оказывается в спальне. Маленькая картонная коробка стоит на кровати и выглядит несчастно и потеряно. Если он надеялся найти здесь утешение или ощущение причастности, то он ошибся. На кухне ничего не упаковано. Открыв кухонный шкаф, Селек находит кружки и стопку блюдец и тарелок. Травяная смесь в оловянной банке пахнет как терранский чай. Какое-то мгновенье Селек думает сделать себе чашку, сесть на диван и согреться. Вместо этого он возвращается в гостиную и внимательнее осматривает ее. На втором круге он останавливается около книжного шкафа. С прошлого визита он помнит, что там стоят фотографии из дома. Дома Спока, не его. Хотя они почти одинаковые — изогнутые стены, упорядоченный сад, большие глиняные горшки с цветами и суккулентами на переднем плане. Штрих, нанесенный его матерью. На верхней полке фотография Спока и Аманды в недавнем прошлом: Спок мрачно смотрит в камеру, а его мать улыбается, глядя на сына. Ее улыбка очевидна даже с этого ракурса. Селек прижимает пальцы к боку, словно это способно убрать тяжесть оттуда. В одном углу стоит небольшой стол с подпространсвенным трансивером и компьютерным монитором — должно быть, рабочее место Спока. Обойти коды и шифровку будет не сложно. Если Сайбок пытался связаться со Споком через подпространство, в сообщении будет цифровая подпись. А личная переписка Спока может храниться на компьютере. Возможно стоит посмотреть. Но когда Селек садится перед компьютером, то не включает его, только кладет руки себе на колени. Внезапно он ощущает себя нарушителем. Мгновение спустя он встает и выключает свет и тепло у входной двери. В дверях он оборачивается и смотрит на книжную полку. В темноте не видно фотографий, словно люди в этой вселенной оказываются за пределами его взгляда и прикосновения.

***

Прошлое. Когда он думал о ней… если он думал о ней, то называл ее Амандой, а не мисс Грейсон. Разумеется, это отражение вулканской тенденции обращаться по личному имени, а не по клановому. Эта лингвистическая традиция объясняла, почему многие его коллеги называли ее «Аманда», как вулканку. Но она человек, и он называл ее «мисс Грейсон», когда говорил с ней. По человеческому обычаю, нужно почтить родовое имя, прежде чем попросить разрешения перейти на личное. И даже тогда говорящий должен быть осмотрительным, чтобы не нарушить правила этикета. По крайней мере, такой вывод он сделал из двухлетних наблюдений за землянами. В частности, как ее руководитель, он должен поддерживать формальность в их отношениях. Что стало сложнее после того, как ее рабочее место поместили в углу его кабинета. Не его выбор, но необходимый. Пустых кабинетов не было, и никто из его коллег не был готов разделить с ней свой. Даже те, кто обращался к ней за помощью и звал Амандой. Не то чтобы она раздражала его, когда была занята работой в своем углу. По крайней мере, она не делала этого специально. Но она производила шум. Шелест ее одежды при движении. Скрип обуви о плитку. Стук ее ногтей о клавиатуру. Вздохи. Еще у нее был необычный аромат. Не неприятный, но другой. Незнакомый. Что-то, напоминающее земные цитрусовые, или что-то сезонное, как запах липы летом в некоторых европейских городах. Ему нужно больше данных, чтобы охарактеризовать его. Этим утром запах кофе появился в кабинете раньше нее. Выносные чашки из закусочной в конце улицы. — Вот, — сказала Аманда, ставя одну из них на стол. Она прошла через комнату, сопровождаемая хором из шума, и села на свое место. — Что это? — спросил Сарек обернувшись. — Кофе. Черный, так что вы можете добавить в него что хотите. — Я не пью кофе, — ответил он, отворачиваясь к компьютеру. — Я знаю. — В ее голосе скользнула досада. Сарек снова посмотрел на нее. — Все, что я нашла в комнате отдыха, была ужасная… Он поймала себя на полуслове. Сарек заметил, как румянец поднимается по ее шее и выступает на щеках. — Я хотела сказать, уверена, это нормально и меня не беспокоит эта… штука… если она всех устраивает. — Зерис. — Это оно так называется? Ну, я подумала, что вы захотите попробовать что-то еще. Кофе, например. — Но я не просил о нем. Она выдохнула воздух и нахмурилась. Раздражение? Сарек не понимал, что раздражало ее. Из-за того, что их предпочтения в напитках отличаются? Он присмотрелся и с удивлением понял, что она чего-то от него ждет. «Ах да, благодарность за кофе,» — внезапно понял он. Когда люди дарили подарки, они ожидали определенный ответ. — Спасибо за кофе. Вот так. Он выполнил свою обязанность. — Вы не будете пробовать? Она смотрела на него так же, как и раньше. Он должен сказать что-то еще? — Я не пью кофе, — повторил он. Вопрос закрыт. Он повернулся к монитору, чтобы продолжить чтение торгового соглашения с Ловирианом. — Никогда? — Извините? — В смысле, вы его пробовали хоть раз? — Мы все еще говорим о кофе? — Это распространенный напиток на Земле, — сказала Аманда. — Вполне вероятно, вы столкнетесь с ним во время работы с людьми. Было бы мудрым ознакомиться с ним. Это немного изменило уравнение. Взяв картонную чашку, он сделал пробный глоток. — Вам нравится? — спросила она. Сарек покатал кофе на языке, прежде чем проглотить. — Вкус сожженных растительных семян и эфирных масел. Аманда погрустнела. — Ох, — сказала она. Ну вы могли бы добавить что-то из этого. Она встала и протянула руку, в которой оказалось несколько цветных бумажных пакетиков. — Что это? — Сливки. Я добавляю их в свой кофе. Надорвите его. Она положила остальные пакетики на стол, а один разорвала и вылила содержимое в чашку. Сарек надорвал край пакетика. От него повеяло запахом насыщенных жиров и белка. — Тут содержится казеинат натрия, — сказал он, чувствуя легкую тошноту и ставя пакетик на стол. — Животный белок. Аманда коснулась своей щеки в жесте, который он понял как удивление. — Ой! Простите! Я не знала, что вы абсолютный веган! Резким движением она опустила руку и задела пакетик, проливая его содержимое на стол. — Простите! — снова сказала Аманда, вспыхнув розовым. Ее необычный аромат, тот который Сарек все еще пытался распознать, усилился, когда она наклонилась вперед и вытерла его стол рукой. «Терранский лайм или апельсин,» — подумал он. Однажды он был на экскурсии в долине Сонома, где занимаются сельским хозяйством и выращивают лимоны Мейера. Запах деревьев и горячей почвы во время созревания плодов. Да, решил он. Этот запах шел от Аманды. Она была достаточно близко, чтобы он мог различить его.  — Пожалуйста, не беспокойтесь об этом, — сказал он, кивнув в сторону разлившихся сливок. Конечно, придется обеззаразить стол, прежде чем продолжать работу. У ТʼЛин, возможно, было что-нибудь для этого… — Не сдавайтесь на этом! — сказала Аманда. — Вам может понравиться сладкий. — Она положила еще один пакетик на стол и нахмурилась. — У вас же нет табу на искусственные подсластители? Сарек молча взял пакетик и стал читать список ингредиентов. — Не уверен, что вулканцы могут усвоить это, — сказал он. — Я не уверена, что даже люди могут, — ответила она. — Что с ним не так? — Сахароза? Это рафинированный сахар. Его токсичные свойства для вулканцев и людей точно задокументированы. Аманда отступила назад. — Значит, вам остается черный. Она настолько внимательно смотрела на него, что ему пришлось снова взять чашку и сделать глоток. — И? — Кажется, у него есть стимулирующий эффект. — Вы уже чувствуете его? — Мое сердце ускорилось на 4,6 процента. На людей он так же влияет? — Поэтому мы и пьем его. Из-за… как вы сказали… стимулирующего эффекта. — Это довольно неприятно. Сарек поставил чашку и откинулся на спинку кресла. — Разве вы не пьете… стимуляторы? — спросила она. Ее голос был печальным, наполненным какой-то эмоцией. Он покачал головой. — Я не знала, что в вашем чае нет кофеина… или его вулканского аналога. Мне стоило проверить это тщательнее. Я предположила, что вы пьете весь этот чай… — Зерис, — поправил Сарек и она кивнула. — Зерис, — сказала она, — по той же причине, что мы пьем чай и кофе. Ну знаете, чтобы проснуться утром. Или подстегнуть себя днем. Улучшить концентрацию. — В отличие от людей, — сказал Сарек, выбросив чашку в мусорное ведро, — вулканцы не нуждаются во внешней стимуляции. Мы контролируем наше внимание через внутренний контроль. — Ну ладно, — сказала Аманда, садясь на свой стул с громким шорохом. — Возьмите с полки пирожок. Это был такой поразительный комментарий, что Сарек обернулся, чтобы посмотреть на нее. — Пирожок? — переспросил он. Она разомкнула руки и подалась вперед. От этого движения ее юбка приподнялась. Кофе. Это он виноват в его обостренном внимании. — «Возьмите с полки пирожок», — сказала она, словно зачитывая словарь. — Выражение, которое указывает на недоверие и презрение. Сарек был сбит с толку. Выражение ее лица оставалось серьезным, даже больше, чем обычно, но тон был… игривый? Дразнящий? Он как-то обидел ее? Она подумала, что он врет о способности вулканцев к концентрации? Запах лимонов Мейера витал в воздухе. — Вы не верите мне? — спросил он. — Уверяю вас, мисс Грейсон, вулканцы не лгут. — Да что вы? — Она наклонилась к столу, скользнула пальцами по картону чашечки с кофе и поднесла ее к губам. — Возьмите еще один пирожок.

***

Настоящее. В доме для собраний многолюдно, но Сайбок смотрит, как входит Триʼешка, держа в одной руке посох, и перекинув сумку со снастями, словно она только что пришла с охоты. Ее маскировка никого не обманывает, и его меньше всех. Люди вокруг смотрят на нее настороженно и отодвигаются. Мудрое решение — держаться подальше от вооруженной риханнсу. Сайбок заставляет себя переключить внимание на пожилого мужчину, выступающего перед толпой. — Но почему нужно уходить сейчас? — спрашивает он, обращаясь скорее к тем, кто стоит внизу, чем к Сайбоку на камне оратора. — До того, как собрали урожай? Что важно настолько, что мы должны отказаться от месяцев работы? Ропот проходит по собранию. Триʼешка сжимает свой посох, ее движения выдают беспокойство. Подождав, пока шум стихнет, Сайбок произносит: — Там, куда мы пойдем, не будет голода. Вы протянете руку, и зерно прорастет без усилий. Ваши дети будут сытыми весь год, а не только после сбора урожая. — Если такое место есть, зачем ты привел нас сюда? Раскаʼот, говорит без очереди. Ропот снова проходит по толпе, когда коренастый юноша медленно поднимается на ноги. — Если вы хотите продолжить, Раскаʼот подождет, — говорит Сайбок указывая на пожилого мужчину. Это упрек Раскаʼоту, но остальные реагируют так, словно Сайбок пожурил и их, и начинают нервничать. Он не выступал перед собранием несколько месяцев, проводя все свое свободное время, пытаясь понять, куда ведет его внутренний голос. Было ошибкой не общаться с людьми так долго. Когда он созывал их на сегодняшний вечер, то чувствовал их настороженность. Бросив взгляд на Сайбока и на Раскаʼота, старик садится со словами: — Нет, я сказал все, что хотел. — Тогда ты можешь говорить, — разрешает Сайбок, придавая своему голосу властности, и юноша поднимается на камень оратора. Сайбок замечает, как Триʼешка подходит ближе. Примерно половина собрания — риханнсу, как Триʼешка и Раскаʼот. Изгнанные политические беженцы, которых Сайбок нашел на планете еще хуже, чем эта, когда они всеми силами цеплялись за жизнь. Он и маленькая группа вʼтош каʼтур обосновались там ненадолго, после того, как первый раз покинули Вулкан несколько лет назад. Они образовали союз с риханнсу и двинулись дальше, сначала подсев на борт грузового судна, а потом наняв частного перевозчика, доставившего их сюда. Эта планета привлекала тем, что на ней не было технологий. И тем, что она находилась в относительной изоляции. Сайбок не единожды говорил на собрании: «Одни в пустыне, зависящие лишь от себя. Только так мы сможем понять, кто мы на самом деле.» И они поняли, образно говоря. Жизнь на краю прояснила, что те, кто любит трудиться, будут если не процветать, то хотя бы жить. Те кто не любит — не будут. Жизнь вызывающая горячий поток эмоций… и иногда — очень, очень холодный. — Я спрашиваю еще раз, — сказал Раскаʼот, в этот раз громче. — Почему мы здесь? Если ты знаю о таком изобильном месте, почему мы ведешь нас путем трудностей и страданий? Послеполуденный свет подчеркнул темные брови Раскаʼота, сделал лицо румяным, а глаза — черными и непроницаемыми, как у кʼкари* перед атакой. И такими же опасными. Толпа загрохотала. Сайбок поднял руки и заговорил: — Мы страдали. Мы встретились с тяготами лицом к лицу. И мы обратили взор внутрь себя и преодолели их. Посмотрите, как мы сильны! Какими сильными мы стали! Он смотрит на толпу, словно видя их в первый раз. На его лице появляется широкая улыбка. Настроение толпы смещается в его сторону. Он знал, что так и будет. — Это место стало нашим горнилом, нашей кузницей, подготовив нас к тому, что должно случиться. Раньше мы не были готовы, но теперь это так. — К чему готовы? — спрашивает кто-то. Не враждебно, но с подлинным любопытством. Сайбок опускает руки и медленно осматривает их всех, справа налево. — Готовы в наш дом. На Вулкан. Вернуть назад то, что принадлежит нам! — Ваш дом, — бормочет Раскаʼот, но толпа не слышит его за аплодисментами. Вскоре собрание расходится, воодушевленное моментом. — Будь осторожен, — говорит вдруг Триʼешка у него над ухом. — Не все хотят стать преступниками и в другом мире. — Вы не станете, — отвечает Сайбок. — У вас такие же права быть там, как и у остальных. — А если вулканцы будут против? Но он молчит в ответ на этот вопрос. Пока.