iʼm paralyzed where are my feelings? i no longer feel things i know i should iʼm paralyzed where is the real me? iʼm lost and it kills me inside iʼm paralyzed nf — paralyzed
× начало сентября 2017 года ×
Он стоял около одной из прозрачных полочек в магазине, прикладывая к уху телефон и слушая монотонные гудки. Сколько ему так еще терпеть? Вроде бы, прошло уже около четырех минут, а трубку никто так и не брал, и что было на самом деле странно — связь не прерывалась после такого долгого времени ожидания. Лето обнаружил не так далеко от себя девушку в темной кепке, под которую были спрятаны светлые волосы, и тяжело вздохнул. Шеннон, ну давай же. Твою мать. Только восемь часов вечера, ты что, уже спишь? Женщина продолжает стоять к нему спиной и оглядывает витрину перед собой. Тянется руками к яркой упаковке и кладет в свою корзинку сразу три штуки. Куда ей столько? Впрочем, если хочет, пусть забирает хоть весь магазин. Главное, чтобы их не увидели папарацци. — Надеюсь, ты не сопишь в подушку. Перезвони, как услышишь, — бросает он наконец автоответчику и сбрасывает. Шеннон Лето, между прочим, это издевательство в какой-то степени. Он ведь не думал, что забудет название фирмы в такой неподходящий момент? Вставай с кровати, Шеннон, ты и так спал целый день. Сам же поставил порядка пяти будильников на часы и сам ни на что не обращает внимания. А может, брат просто в ванне? Умывается и ничего не слышит? Младший Лето уныло окидывает взглядом магазин, подмечая, как фонарь на улице начинает мигать. Атмосфера ужастика. Даже симпатичная блондинка рядом. Тяжело вздохнув и перехватив корзинку другой рукой, она возвращается к Джареду, растягивая губы в уставшей улыбке. Без макияжа Кэмерон выглядит довольно непривычно, глаза кажутся ему меньшими по размеру, губы чересчур выпирающими. «Рассуждаешь так, будто являешься знатоком женской красоты, Лето. Хотя, разве нет?». Сам мужчина заправляет волосы за уши, не давая отросшим прядям щекотать нос. Шеннон постоянно ржал с этого и советовал младшему брату отдаться в руки кого-то опытного человека с парикмахерскими ножницами. Женщина поправляет темный растянутый свитер и оказывается еще ближе к Джареду, тянется и быстро целует его в губы. — Все хорошо? Кому ты звонишь? — Шеннон не отвечает. — Может, с моего попробуешь?.. — А смысл? Он раздражается, когда начинает волноваться о своей семье. Джареду тридцать один год, он продолжает сниматься в фильме, записывать песни в небольшой темный блокнот, который постоянно носит с собой в рюкзаке или сумке, испытывает Голливуд и свои возможности. Понимает, что внезапно глаза начинают слипаться. Надо возвращаться в номер, закидывать куда-то всю ту еду, которую они накупили, а потом узнать марку выписанного брату препарата. Фармацевты показывают ему сразу три варианта, обещая, что «результат будет заметен после первого же применения». Особенно восхитительный результат дает самый дорогой препарат. Лето не любит скидывать свою работу на кого-то. Злится, когда что-то не получается, когда не отвечает брат и мама, когда он смотрит по сторонам и ничего не осознает. Джаред Лето старается сдерживать свой глупый юношеский максимализм, но то и дело ссорится с окружающими его людьми, когда что-то идет не по его плану. Как и сейчас с Кэмерон. Казалось бы, ему уже давно не восемнадцать, так какого черта ты себя так ведешь, Лето? Он и сам не может дать ответ, часто не контролирует свое настроение, из-за чего все становится только хуже. Мужчина пытается выровнять дыхание, в раздражении что-то отвечает Диаз, которая пристала к нему с этим «успокойся, ты чего» будто бы надоедливое насекомое. Когда он был маленьким, то слышал от многих, что взрослая жизнь просто идеальна. Тебя больше ничего не сдерживает, можешь поступать так, как сам того захочешь. Думал ли Джаред, что даже в тридцать лет постоянное беспокойство все время будет его преследовать? Наверняка нет. Рядом находится любимая девушка, которая пытается его успокоить, а он думает о ней как о приставучей мошке. Мда. Молодец. Знала бы об этом Констанс — определенно влепила бы за такое отношение. По дороге в гостиницу они замечают троих папарацци с камерами и кое-как пытаются спрятать лица. Бесполезно. Их засекли. Раздражающие щелчки доносятся до его уха, и он в недовольстве закатывает глаза, скрытые за темными очками. Сжимает руку Кэмерон и немного ускоряет шаг, понимая, что до «безопасного места», входа в гостиницу, осталось не так много идти. Ему кажется, что он любит её, как вообще можно любить во всей этой ситуации и при их ритме жизни. И через какое-то время он понимает, почему ему это только «кажется». Мужчина почти что делает актрисе предложение, без кольца и без привычного вопроса, подводя их небольшое «свидание» к теме семьи, серьезных отношений. Кэмерон даже не напрягаясь заявляет, что ей этого не нужно. Вот так вот, без каких-либо раздумий. Он лишь прощупывает почву, а она изначально зарубает все на корню. Говорит, что замужество не для неё, что её подруги, обремененные детьми, лишь служат доказательствами её правильного выбора. Для Диаз сейчас важна карьера — в прессе то и дело проскакивают нелестные отзывы о её работе в кинематографе, а быть просто моделью она устала. И, вообще-то, это больно. Лето понимает это, когда девушка уезжает на съемки своего фильма, светясь и целуя его напоследок. Нет, между прочим, он никогда не говорил, что ему нужна семья прямо сейчас, он не давал ей намека на то, что сделает предложение через дня два-три, но она же могла понять, куда он клонит, задавая подобные вопросы с намеком? И могла бы как-то смягчить свой ответ, не выливать на него всю эту информацию про «ненужную беременность, ненужных детей и страдающих женщин». Разве своим поведением Лето не давал Диаз понять, что на него всегда можно положиться? И что он не относится к числу тех, кто при беременной жене начинает гулять на стороне? Джаред постоянно вспоминал свою мать, восхищался ей, боготворил её и чувствовал себя маленьким мальчиком всякий раз, когда Констанс целовала его в макушку после тяжелого рабочего дня, прямо как в детстве. Она вырастила его и Шеннона в одиночку, она была с двумя детьми на руках уже тогда, когда ей и двадцати не было, но почему-то никогда ни на что не жаловалась. Не говорила ему или Шеннону, что из-за беременности она поправилась, что из-за недостатка средств не могла покупать разные косметические средства для сохранения своего внешнего вида (те же растяжки никто не отменял), что ей было тяжело работать и тащить за собой двух маленьких мальчиков, которые оказались хорошими хулиганами в подростковом возрасте. И если старший сын чувствовал на себе ответственность и вовремя сообразил, на какой стороне находится «хорошо и нормально», а на какой «неприемлемо», его младший брат такого не понимал. Это довольно естественное биологическое желание, заложенное в мозг человека — создать семью, имея партнера, чувствуя при этом безопасность и уверенность в завтрашнем дне. Хоть какую-то уверенность. Им же было не по восемнадцать. У них были деньги, о них двоих говорили… тогда какого черта, Диаз? Джаред сам бросил Кэмерон, в глубине души чуть ли не аплодируя. Если бы он был павлином (хотя Шеннон часто говорил ему, что он скорее индюк, а не павлин), то довольно бы ходил туда-сюда, распушив хвост от гордости за свое мужество. Собрался с силами и кинул девушку. Молодец, умница. Старший брат будет тобой гордиться и еще раз напомнит о том, что правильно настоял тогда на своем при съемках клипа «The Kill» и не дал снять в нем Диаз. Кэмерон и разрыв с ней послужили для Джареда своего рода отправной точкой. Он вдруг осознал свое превосходство (будто бы не осознавал его несколько раз до этого) и позволил себе завести парочку интрижек и странных глупых «романов», за которые сорокапятилетний Джаред пробил бы ему лицо рукой. Какого хрена он тогда делал? Анализируя свое поведение, Лето склонялся к тому, что в двухтысячные его кто-то постоянно незаметно спаивал. Иначе объяснить всех тех странных девушек (откуда они вообще брались?) было нельзя. Да, порой ему приходилось выйти с какой-то длинноногой безразличной мадам просто для того, чтобы её пропиарить, ну и что с того? На мнение прессы ему было плевать, а Интернет тем временем проникал во все сферы жизни. Джаред даже понять не успел, как его сразу нарекли каким-то бабником, альфа-самцом, приписали ему в девушки даже порнозвезд, из-за чего Томо чуть не грохнулся с дивана, когда начал над этим ржать. Младший Лето с головой ушел в работу, посвятил себя поклонникам и новым альбомам, нескольким ролям в кино, воспринимая отношения как нечто «побочное». Внутри у него, словно у злопамятного и всегда серьезного надутого малыша, все разрасталась и разрасталась обида. На Кэмерон, на любую другую девушку, улыбнувшуюся ему пару раз, из-за чего он и решил — а почему, собственно, должна быть какая-то разница между тем образом, который ему создали журналисты, и им самим? Нет, не в смысле порнозвезд, в смысле отношений. Спустя несколько месяцев раздумий обида и недовольство уходят, а он больше не чувствует угрызений совести. В тридцать три года он, вернув себе бесшабашность и азарт шестнадцатилетнего, начинает встречаться со Скарлетт. Шеннон, у которого в то время тоже была девушка, лишь пожал плечами и пожелал плюнувшему на многое брату удачи, про себя начиная отсчитывать время до того, как пара разойдется. Ждать пришлось достаточно долго, и старший Лето даже напрягся. Успешно скрывая свои отношения около пяти первых месяцев, пара пробыла вместе больше года, и когда Шеннон решил, что Джаред наконец нашел «того самого» человека, младший брат вернулся домой и закатил беспричинную вечеринку, отмечая разрыв. Барабанщик махнул на все это дело рукой, считая, что Джареда сейчас лучше не трогать — отойдет и сам все расскажет. Порой Шеннону хочется еще раз промыть брату мозги, как тогда, в восемнадцать лет, когда Джаред пошел за «модой» и чуть не начал употреблять наркотики. Он, конечно, не против быть старшим братом, но «встряхивать» солиста группы всю его жизнь?.. Шеннон уставал, Шеннон закрывал глаза и пытался заснуть, не понимая, почему мозг отказывался отключаться в четыре часа утра, вспоминал про Констанс и мирился со своей участью. Уж лучше воспитательную беседу проведет злой и непробиваемый старший брат, нежели мать, которой о такой стороне жизни своих сыновей знать было необязательно. Несмотря на довольно солидный возраст (Джареду было уже за тридцать, что разительно отличается от семнадцати и восемнадцати лет), брат иногда словно впадал в детство, и выражалось это не в состроенных рожицах, а в полном равнодушии к тому, что происходит в его жизни. Он «отошел» после Скарлетт, кое-как свыкся, но со временем все больше и больше становился похож на непробиваемую машину. Закрылся, стал вести себя иначе, казаться взрослее и серьезнее. Собственно, последнего от него и хотел Шеннон, но… не таким же кардинальным способом. Вместо того, чтобы осознать ответственность, Джаред стал ко всему безразличен, с головой погружаясь в работу. Одна работа. Почти всегда. Когда у младшего брата что-то не получалось — он писал песни. Когда он был взбешен — он продумывал клип. Когда злился Шеннон, то представлял, как лупит младшего брата палочками, убеждая его одуматься. Они прекратили обсуждать личную жизнь друг друга. Джареду эта тема стала очень неприятна, и он поджимал губы каждый раз, когда во время совместных интервью группы репортеры вдруг задавали вопрос о каких-то девушках. Вашу мать, они тут были для того, чтобы представить свою работу и получить ответную реакцию людей, а не обсуждать, кто с кем спит и когда братья Лето наконец женятся. В конце концов Джаред просто устал. Раскручивая непонятных моделей и делая фотографии с актрисами, он улыбался через силу, понимая, что спустя какое-то время в сети появится очередная статья про его «подружек». Он вообще перестал быть уверенным в том, что когда-то кого-то любил. Привязанность — да, страсть — да, но не любовь. Это теплое чувство жило в нем только тогда, когда он думал о матери и о брате, о людях, которые помогают ему с делами группы, о группе в целом, о фанатах, письма которых он иногда читал. Это были не странные посылки, которые ему даже не давали в руки, пожимая плечами и объясняя, что он точно не захочет видеть содержимое, а именно письма длиною в несколько листов, где скачущим почерком было написано о том, что для автора значит та или иная песня Марсов. Было приятно чувствовать поддержку, понимание, читать похвалу и не видеть слепого обожания. Он не какой-то совершенный и исключительный, он такой же человек, как и все остальные, если не хуже. Со своими недостатками, пороками и глупым характером. На концертах часто выкрикивали какую-то пошлятину, разные интерпретации фразы «ты мой Бог», но все это быстро заглушалось его голосом, звуками музыкальных инструментов, общим гулом толпы. Соглашаясь на новые проекты, он не ждал ничего особенного. Ставил подпись внизу контракта, получал свой экземпляр, внимательно перечитывал документ еще раз по дороге в гостиницу, готовясь к тому, что возле главного входа его может поджидать кричащая и требующая внимания армия. Мужчина уже давным-давно привык к такому вниманию к своей персоне, но в последнее время чувствовал себя некомфортно из-за того, что все чаще и чаще стал игнорировать фанатов. Знали бы они, как тяжело приближаться к ним, когда твои уши и внутренности дрожат от визга и вскриков, тогда, может быть, лучше бы понимали его настроение. Джаред даже не думал, что в его жизни может что-то кардинально измениться. Так, чтобы он вновь обратился к собственным убеждениям, обещаниям, чтобы решился пересмотреть и отказаться от некоторых своих слов. За столь долгое время он уже отвык чувствовать нормально — в чем-то был виноват сам, в чем-то он мог винить остальных, предавших и оставивших его. Было тяжело подпускать светловолосую актрису к себе, осознавать, что последнюю минуту он стоит на другом конце зала и пялится на её расслабленное личико, хмурясь, когда Робби зачем-то прикусывала губу, накрашенную кроваво-красной помадой. Актриса не флиртовала с ним с самого начала, не смотрела на него своими большими светлыми глазами в желании понравиться, не создавала впечатления какой-то поклонницы или заинтересованной в нем девушки даже тогда, когда пыталась подыграть ему вне дублей и разглядывала его. Или же он просто не чувствовал этого, не замечал, узнав к первой неделе съемок о том, что у неё есть парень. Нечего было так хихикать, Марго. И говорить милым полушепотом «я тоже скучаю» своему Аккерли в трубку, пока незамеченный Лето стоял неподалеку, сжимая в руке телефон. Он просто хотел поговорить с менеджерами вдали от чужих глаз, а такое привлекательное место уже заняли. Он чуть не сбежал из номера, когда девушка в первый раз прижалась к его груди разгоряченным телом, положила щеку ему на плечо и закрыла глаза. Было так странно. Не по себе. Будто бы ему не стоило тут находиться, будто бы только что он занял чье-то чужое место. Джаред даже попытался избавиться от неё, подумав, что так будет правильнее. Он старше Марго и вполне мог бы оказаться её отцом (от этой мысли он замер на две минуты, уставившись на ковер), если бы повторил судьбу своей мамы и женился в семнадцать-восемнадцать. Мужчина не мог до конца осознать это, он путался, был в шоке из-за себя самого, из-за Марго, да из-за всех, кто вообще вздумал доверить им роли и познакомить. Пусть он и не выглядел на свой возраст, но прекрасно осознавал, какие разговоры могут пойти о такой паре. Будь рядом с Робби другой мужчина такого же возраста, некоторые личности непременно нарекли бы его «папиком», убеждаясь в том, что актриса представляет собой типичную блондинку, пусть и она была русой на самом деле. И уж вообще непонятно как он сделал ей предложение. Наверное, в мозг ударил чистый воздух, прощальный пинок Шеннона наудачу сработал, да и свое взяла непонятно откуда взявшаяся храбрость. Он не хотел слышать это дотошное «я слишком молода, у меня карьера, карьера, карьера, я не готова к созданию семьи, это для меня слишком много». Он столько времени провел с ней вместе, запуская пальцы в длинные волосы и наслаждаясь запахом нежной кожи, что просто не мог позволить себе представить такой исход. Он боялся, что как только услышит «нет» или «погоди», какие-то глупые отговорки и напряженный взгляд, то развернется и пойдет спускаться один, никого не дожидаясь. Так странно было стоять там наверху и чувствовать счастливые объятья Марго. Она так сильно сжала его в своих руках, что он засмеялся, когда ему стало тяжело дышать. Половина новых песен была так или иначе связана с Робби, но она об этом не знала. Он написал для уже своей невесты одну довольно откровенную песню, о которой никому не рассказывал. Решил подождать момента и спеть специально для Марго, зная, что ближе к последнему куплету девушка обязательно окажется у него на коленях. Актриса любила обнимать его, прижиматься головой к груди и слушать сердце, поднося к его губам палец каждый раз, когда он пытался что-то сказать. Это было странно, необычно, наивно, словно ей было десять лет. А ему даже нравилось. Он находился в студии в собственном доме, лежал на теплом полу, положив голову на согнутую в локте руку, и разглядывал потолок. Занятие было довольно интересное — когда бы он еще так смог полежать в тишине, не отвлекаясь на посторонние звуки и шорохи. Шеннон отъехал с утра по делам и скоро должен был вернуться. Марго была где-то в доме, все отходила после длительных и изматывающих тренировок. Вчера она умудрилась сделать колесо и встать на мостик, словно не замечая мужчину перед собой. Надо сказать, что великолепная форма Робби до сих пор не выходила у него из головы, так что стоило закрыть глаза, как обнаженный накаченный живот снова будоражил его сознание. Главное, решила размяться прямо в его присутствии, как ни в чем не бывало, будто бы это — абсолютно рабочий момент. Поиграла, а ему теперь думать об этом, вспоминать, вспоминать и вспоминать… Дверь комнаты еле слышно приоткрылась, и в щели показалась светловолосая голова. Робби нахмурилась, когда встретилась с ним взглядом и критично осмотрела его позу, прищуриваясь. Ну захотелось мужчине полежать на полу, пусть лежит, она что, должна быть против? — Подушечку? — возможно, если бы он не умел читать по губам, то так и не понял вопроса. Лето отрицательно качает головой и возвращается к потолку. Актриса поджимает губы и прикрывает дверь, возвращаясь на кухню, не мешая музыканту и его творческому полету. Чем бы он ни тешился, лишь бы не стоял на голове и не прыгал черт знает с какой высоты, взбирался по сумасшедшим отвесным скалам, и тогда она будет спокойна. Робби поправляет задравшиеся шортики, которые из-за тренировок стали ей больше на пару размеров, разглаживает свободную футболку, собравшуюся на груди, и убирает мусор, оставшийся после её поглощения фруктов. Было довольно жарко, есть не хотелось. Марго пододвинула стул ближе к полке и встала на него, дотягиваясь до верхнего ящичка и проверяя его содержимое. Одно из довольно странных преимуществ жизни вместе с Лето — он всегда следит за состоянием кухни, сам готовит (иногда устраивает пожар и тушит все в раковине, заставляя Робби поджимать губы и хлопать глазами), убирает все по своим местам (когда у него хорошее настроение) и знает, куда надо посмотреть, когда внезапно проголодается вместо того, чтобы смотреть на девушку потерянным взглядом. Чудо, а не ребенок, пусть и сорокапятилетний. Актриса забирается в морозильную камеру и находит там свое любимое пломбирное мороженое. Совсем немного. Чуть-чуть. Можно ведь, вредно не будет? Тем более, сладость была йогуртовой, значит, не такой жирной, как обычное мороженое. Она переложила свою часть на блюдце и слегка подогрела десерт — чувствовать замерзающий язык или зубы не хотелось абсолютно. Робби мирно поглощала мороженое, сидя на высоком стуле и виляя босой ногой, когда на пороге комнаты появился Лето, запихнувший руки в карманы и разглядывающий её как-то оценивающе. Марго как раз решила облизать ложку, поэтому выставила её перед собой и дотронулась до холодной поверхности языком, замерла, смотря Джареду в глаза и не понимая, чего он на неё так уставился. На кончике её носа красовалось немного мороженого, но актриса об этом не знала, а музыкант не обращал внимания. Он начал подходить ближе, останавливаясь по другую сторону стола, прямо напротив девушки и разглядывая её застывшую позу. Робби убрала язык и прочистила горло, готовясь к… к чему-то. Джаред ведь не просто так ходит по дому с таким видом? — Марго, я… я тебе нужен? Он выглядел довольно серьезно, и актриса знала, что такие моменты не стоило переводить в шутку. Она слегка нахмурилась. Что на него нашло? О чем он там думал, лежа на полу и упираясь взглядом в потолок? С чего вдруг такие вопросы? Девушка ненадолго отложила ложку на блюдце и посмотрела в голубые глаза. Джаред Лето, что происходит с твоим настроением в последние несколько дней? Иногда ей казалось, что сам музыкант был в шоке с того, что пару дней назад надел на её палец обручальное кольцо. Но он же не жалел, верно? — Конечно. Я ведь тебя люблю и… — Я знаю, просто… я тебе нужен или ты просто привыкла к тому, что я рядом? Почему ей нельзя было воспользоваться ложкой как катапультой и залепить Лето в лоб мороженым? Что он снова надумал? — Ты ведь рядом не всегда, — медленно начинает отвечать она, вздохнув. Мужчину иногда тянет на серьезные разговоры, он задает ей странные вопросы и вообще ведет себя странно, но она привыкла. Поначалу это казалось необычным, но не теперь. Иногда он просто просил рассказать, как прошел её день, что она видела… Робби казалось, что таким образом он ищет вдохновение в окружающих его людях. Ну или хочет узнать, чем она занималась целый день, пока он её не видел. — А когда ты рядом, я ценю это. Разве ты не чувствуешь? Внимательным взглядом он изучает её шею, смотрит на оголенные руки и пальцы правой руки, лежащие на столе. — Мы же семья, Джаред. Я тебя люблю. — Я просто… Она нерешительно улыбается, чтобы перевести разговор в другое русло. Лето не договаривает, закрывает рот и кивает. Смотрит на то, как правая рука тянется к его локтю, чтобы убедить мужчину вытащить руки из карманов и переплести пальцы с пальцами Марго. Джаред и сам не понимает, что на него нашло, но понемногу становится как-то легче. Он ненавидит вспоминать прошлое, которое иногда давит на его голову и мешает думать, но в такие моменты ему кажется, что, возможно, он что-то сделал не так. Смешно, правда — сам всем говорит действовать, чтобы не жалеть об упущенной возможности, а потом сам думает о том, что было несколько лет назад. Довольная улыбка Марго помогает понять, что эти размышления нужно просто посылать как можно подальше. На безымянном пальце левой руки красуется то самое кольцо, а сама Робби снова берет чайную ложку и захватывает ей немного мороженого, тянется ею к губам Лето и внезапно останавливается, прищуриваясь… Джаред замирает с открытым ртом. — А тебе можно? Ты же не… — Дай сюда. — Ты точно не заболеешь? Я разогревала, но оно все же холодное. — Робби, отдай ложку. — Меня побьет Шеннон, а потом и все твои фанаты, если ты не дай Бог простудишься. Отпусти руку! Он хватает её за запястье, удерживая так, чтобы девушка не вырвалась. Марго прекращает свои попытки, недовольно наблюдая, как её безвольная рука с подачи Джареда кормит самого Джареда мороженым. — Ты же знаешь, что ведешь себя очень и очень плохо? — Жмешь немного мороженого своему жениху? — еще одна ложка отправляется в рот мужчины, пока актриса хмурится. — Можешь съесть хоть всю пачку, если потом не заболеешь, а я не получу нагоняй от Шеннона, что вообще позволила тебе. — Не получишь. Я тебя защищу, если что, ангелочек. — Так нравится называть меня ангелочком, малыш? — Мне скорее нравится сам ангелочек. — Так вот оно что, — она наигранно кивает, пока мороженого становится все меньше и меньше, — не оторви мне руку, иначе ангелочек будет плакать. — Я же осторожно. — Лето, твое поведение просто кошмарно. — Ничего подобного.