undo this storm and wait i can't control withering wonders flowers that lose their shape i lie awake and watch it all it feels like thousand eyes of monsters and men — thousand eyes
× середина марта 2018 года ×
Было страшно, и она еле удерживала себя от того, чтобы не заплакать. В носу неприятно щипало, сдавливало в груди, стягивало, будто бы кто-то затягивал веревку вокруг её тела. Испуганный разум воспринимал вещи иначе, цвета казались ярче, все действия были резкими, а половину из того, что случилось несколько часов назад, девушка вообще не помнила. Кровь отпечаталась в её сознании ярко-красным и темным, бордовым, разливающимся по простыням вязкой жидкостью, заполняющим кровать, расползающимся по ткани. Она словно находилась в фильме ужасов, в видоизмененной реальности, в кровавом сне, где даже сделать вдох было страшно — таким образом ты привлекаешь к себе ненужное внимание. Было не по себе до дрожи в коленках, до холодных кончиков пальцев, из-за чего актриса уже не чувствовала свои руки. Но что было самым жутким — появляющаяся вокруг неё темная жидкость, что казалась бордовой и вязкой. Её испуганный мозг иначе воспринимал всю информацию, немного перепутал с оттенками и ощущениями, когда Марго, проснувшись, увидела кровь и попыталась встать с кровати. Она боялась, когда видела испачканные пальцы и ошарашенное лицо Джареда, что переводил взгляд с ног девушки на её вздрагивающие губы. Внезапная боль смешалась с чувством засасывающего страха, из-за сбитого дыхания заколола грудина, и Робби даже не пыталась взять себя в руки по дороге в клинику, словно забывая, что врач сказал ей не волноваться. Актриса надеялась, что еще секунда, — и она проснется на той самой кровати, не увидит крови около своих ног, Лето выйдет из душа и ляжет рядом, дотронется до её лица и пожелает спокойной ночи. Реальность же была иной: испуганное лицо Джареда, скрещенные на груди руки, её новый врач, с которым музыкант встретился в первый раз, а потом все вдруг становилось белым. Пустота. Казалось, что она перестала чувствовать вообще все, даже тянущую и колющую боль, пробегающий по ногам холодок и дрожь собственных пальцев, что последние несколько минут пыталась скрыть от Лето. Тело больше не слушалось её приказов, больше того, создавалось ощущение, что его у неё вообще нет. Далеко-далеко играла еле слышная музыка, в то время как голос повторял одни и те же строки. Марго где-то слышала эту песню, но так давно, что не могла вспомнить ни единой строчки. Девушка не различала слова и не понимала, о чем говорит легкий и мягкий голос, больше похожий на мужской, нежели на женский. Она не сдерживала себя, не контролировала желания и чувства, не пыталась совладать с испугом, когда глаза еле-еле открылись, и она увидела перед собой темноватый потолок. Сероватый цвет, стоящий перед глазами, исчез. Сейчас была ночь. По крайней мере, ей хотелось в это верить, — девушка напрягалась и пыталась вспомнить те картинки, которые были перед серым цветом, перед тем, как тело перестало её слушаться и шевелить пальцами рук. Хотелось спать, дышать все еще было тяжело, словно веревки до сих пор опутывали грудь, мешая вырваться. Марго хваталась за руку Джареда как сумасшедшая — помнила тепло кожи, помнила то, что на мизинце правой руки у мужчины ноготь имел неровную форму — наверное, во время своей поездки Лето где-то ударил палец или просто невнимательно использовал ножницы. Поцелуи покрывали щеки, лоб, её руки, в то время как в нос ударил больничный запах. Робби из последних сил повернула голову в сторону и увидела капельницу, стоящую рядом с кроватью. Кровь. Её бедра и кровь, светлое постельное белье, испачканное в багровом, испуганный Джаред, её задержанное дыхание и разъедающее чувство в горле. Хотелось плакать из-за испуга — совсем детское желание, чтобы показать окружающим и привлечь внимание, попросить защиты и объяснения. А потом она вспоминает о том, из-за чего пошла кровь, но руки слишком слабые, как и тело. Марго не может дотронуться до живота, как привыкла делать всю эту неделю — абсолютно инстинктивно, словно оберегая от неизвестной опасности. Анна вела себя похоже, когда узнала о своей беременности, а для младшей сестры это было странным, чем-то непонятным. Теперь актриса чувствовала почти то же самое. Ребенок, малыш, которого она так сильно боялась, боялась своей беременности в принципе, боялась изменений и не считала, что готова к такой жизни. Ты ужасно глупая, Робби. Даже Джаред, порой валяющий дурака, в таких серьезных вопросах ведет себя адекватнее. Мужчина находится рядом с ней, сжимает девушку за руку, все целует, пытаясь осознать её реальность. Все нормально. Все обошлось. Он нерешительно улыбается и кладет руку ей на живот, слабо сжимая пальцы и без слов прося её не волноваться так сильно. С их ребенком все нормально, они его не потеряли, чего она так боялась с того самого момента, как узнала о своем положении. Лето хочется оказаться с ней дома, сидеть не в больничной палате, а в их спальне, на кровати, прикасаясь пальцами к её щеке. Убрать трубки, подходящие к её вене, снять с неё эту светлую накидку, перестать чувствовать запах лекарств и спирта. Он знает, что не сможет успокоить её здесь, в незнакомом месте и в окружении других людей, пусть даже медсестры вышли, и сейчас помимо них двоих в палате находился только Шеннон. Марго все сжимает руку своего жениха, поглаживает пальцами внешнюю и внутреннюю сторону ладони, ногти и подушечки его пальцев. Он не может причинить ей никакого вреда, он так часто находится рядом с ней, помогает, поддерживает, беспокоится и проверяет, в порядке ли она. Девушка не боится этих рук, которые сжимали её в своих объятьях, дотрагивались до шеи, прикасались к ребрам и в ненужные моменты щекотали её, заставляя смеяться и пытаться вырваться. Когда дверь раздается стук, и Шеннон бредет на выход из палаты, она силится и поднимает слабую руку, надеясь, что через какое-то время восстановит контроль над своими мышцами. Там, в бесконечной серой комнате, где она слышала приглушенную песню, иногда раздавались какие-то голоса, но Робби не могла понять слов. — Что это было? Ей так ничего никто и не объяснил. Марго чувствует себя ужасно виноватой перед Джаредом, хотя часть её и понимает, что сама девушка не смогла бы этим управлять. Она не хотела, чтобы так случалось. «Надо было внимательнее следить за своим состоянием, ненормальная». Робби хочется отмахнуться от подобных мыслей. Это не было чистой случайностью, она ни в коем случае не жалеет об этом, особенно сейчас. По груди разливается еле ощутимое тепло, доходит до округлившегося живота и остается там. Девушка даже не хочет думать, как чувствовала бы себя, не окажись сейчас Лето рядом. Ей стыдно его разочаровывать и заставлять беспокоиться за неё. Всю эту неделю состояние Марго было более-менее нормальным, ничего не предвещало такого исхода. Ей просто надо знать, что все на самом деле нормально. Что ей и маленькому соединению клеток, растущему внутри её тела, ничего не грозит. Не будет грозить. Пожалуйста, ей надо это знать. Она до сих пор помнит реакцию сестры на слова врача о прерванной беременности. Марго всегда поражалась выдержке Анны, но сама такой сильной быть не смогла бы. Ей страшно и немного обидно. Робби прикасается рукой к теплой шее Лето и смотрит ему в глаза, фокусируя взгляд. — Все хорошо. С вами обоими все нормально, — он подносит её руку к своим губам. Глаза мужчины красные, под глазами она видит темные тени, сам он выглядит измотанным. Марго редко видела Джареда в таком состоянии. Он сильно переживал, так же, как и она, наверное, еле держался, пока она была без сознания в операционной, поэтому и позвал Шеннона. С братом было хотя бы немного спокойнее. — Я не… — она замирает, понимая, что даже в мыслях не может произнести эту фразу. — Нет, все хорошо, — мужчина закрывает глаза, прижимая её ладонь, касаясь кожи губами. Робби почему-то пахнет еловыми иголками, сливами и — совсем немного — его гелем для душа. Своим она принципиально перестала пользоваться — цветочный запах раздражает девушку и вызывает тошноту. Лето сильно вымотался и теперь ему надо прийти в себя, упорядочить разрозненные мысли, заполонившие голову, и хотя бы пять минут посидеть в тишине. Равномерное дыхание невесты успокаивает его. Ему хочется прилечь рядом, потому что глаза начинают слипаться, а организм, почувствовав, что опасность миловала, вновь приготовился ко сну. Наверное, Джаред мог бы вздремнуть даже так, успокоенный теплом кожи родного человека. То, что происходит между ним и Марго сейчас, слишком интимно. Лично. Ни с одним человеком у него такого еще не было, даже с мамой тогда, когда Констанс оказалась в больнице, а он положил голову около её руки и проснулся тогда, когда пальцы матери оказались в его коротких волосах. То была мама, сразу же улыбнувшаяся ему и сказавшая, что нет повода для беспокойств. В какой-то степени из-за мамы он приказывал себе держаться в некоторые особо тяжелые моменты. А это была Марго. Невеста. Почти что его жена. Господи, до сих пор было что-то странное в этих словах — он понимал их смысл и часто называл так Робби в своих мыслях, но не мог до конца осознать, что она на самом деле его. Актриса целует его в лоб, желает спокойной ночи и доброго утра, улыбается, стискивает руку и говорит ему успокоиться, но делает это не как Констанс. И Джаред держится теперь и из-за Марго. Он давно не чувствует одиночества, что охватывало его еще пару лет назад, и все благодаря светловолосой девушке, схватившейся за него сейчас так доверчиво и открыто. Они могут рассказать друг другу абсолютно все, они доверяют друг другу, помогают и поддерживают. Робби, слава Богам, не делает попыток приподняться из-за слабости и вялости. Они вдвоем ценят эти замечательные моменты тишины, когда можно общаться одними прикосновениями и прекрасно понимать друг друга. Марго знает, что, имей она сейчас возможность, она бы присела на кровати и поцеловала Джареда в лоб, притягивая к себе и обнимая. Они свободно могли показывать друг другу свои слабости и рассчитывать на утешение, чтобы набраться сил и вновь появиться перед армией фотографов и журналистов, легко улыбаясь. Девушка чувствовала, что в определенные моменты была ему нужна, нужнее, чем когда-либо. Например, прямо сейчас. Она кое-как вытянула руку из захвата Джареда, заставляя мужчину открыть глаза. Захватила рукав и слабо потянула на себя, вынуждая сесть поближе. Лето отпирался недолго и наконец-то наклонился, утыкаясь носом в шею Робби и закрывая глаза. Улыбнувшись, девушка поцеловала его в лоб и погладила по волосам. Возможно, он бы хотел, чтобы сейчас рядом оказалась Констанс и сказала ему, что все будет хорошо. Совсем как в его шесть-семь лет — мама пообещала, и все оказывалось правдой. — Врачи его не смотрели?.. — Марго не давит на жениха, спрашивает тихо, словно боится спугнуть или вызвать воспоминания о недавнем событии. Мужчина молчит какое-то время, после чего отстраняется и заглядывает девушке в глаза, про себя отмечая, что она довольно быстро моргает и дышит. — Смотрели и сказали, что все хорошо. Что мы вовремя приехали и никаких последствий не возникнет. Ты останешься тут на несколько дней, может, на неделю, чтобы они удостоверились… Если снова станешь волноваться, то я попрошу прописать тебе шесть успокоительных уколов, — проговорил Лето, прекрасно помня, как критично Робби смотрит на медсестру и шприц каждый раз, когда получает иглой в мягкое место. Вот оно. Марго замирает и напрягается, ненадолго прикрывая глаза. Ей неудобно и страшно спрашивать, но она должна это сделать. Почему такое вообще случилось? Почему это все случается с ней? Неужели она просто не может порадоваться своей беременности вместо того, чтобы одержимо думать о возможной беде каждые пять минут? Девушка не знает, из-за чего пошла кровь, и ей лишь остается надеяться, что её беспочвенные мысли и нервы здесь не при чем. Она не сходила с ума от переживаний, их внезапно не стало очень много, просто без Джареда было немного не по себе и… она о нем думала почти постоянно. Как он там, что делает, хорошо ли себя чувствует, как прошли его встречи с юристами, с ребятами, связанными с группой и записью песен, все ли нормально. За эти несколько месяцев Марго так сильно привыкла к тому, что он постоянно рядом, что теперь не могла себе представить другую развязку событий. А еще и живот, который теперь заметно выделялся. Страшно. Очень страшно было замечать это, стоя около зеркала и разбирая вещи в комоде. Робби остановилась, когда краем глаза увидела нечто странное. Подошла ближе к зеркалу и приподняла кофту. Когда ребенок начинал расти, развиваться и меняться, увеличиваться в размерах, матка становилась больше и поднималась вверх. Неужели ты не знала об этом, Марго? К концу срока у тебя вместо живота будет десятилитровый аквариум. То же самое происходило с твоей матерью и сестрой, это не страшно, в этом нет ничего плохого, это нормальные человеческие процессы. Меняющийся живот и увеличивающаяся в размерах грудь не должна её волновать. Джаред любит её, Джаред любит ребенка, которого она носит, который является сплетением их общих генов, новым организмом, которому они дали появиться. Все нормально, Робби. Успокойся. — Из-за чего… Он дотрагивается большим пальцем до её нижней губы, из-за чего Робби замолкает и смотрит в голубые глаза. Лето надо поспать, и как можно быстрее. Девушка автоматически хочет пододвинуться, чтобы освободить немного места Джареду, но вспоминает, где она находится. Не дом. Больница. И врач, с которым ей придется общаться каждый день, переживая за свое состояние — раз она лежит в клинике, значит, что-то не так. — Просто. Такое иногда бывает. Ты же нигде не ударялась. Прекрати переживать, Марго, — он недовольно хмурится, — всю эту неделю тебе вообще лучше ни о чем не думать. — Ладно… — Что «ладно»? — Я не буду волноваться. — Хватит меня обманывать. Ты волнуешься прямо сейчас. Я чувствую. Он еще раз прикасается губами к её губам, невесомо целует и отстраняется. Часто моргает, глаза слипаются, а Лето пытается отогнать сон. В дверь настойчиво стучат три раза, и пара почти одновременно думает о том, что это не Шеннон. Слишком мягкий и аккуратный стук, сделанный худыми женскими пальцами. Джаред покидает её на минут пять, и как бы Марго ни хотела, она не может услышать, что происходит за дверью. Может, это вопросы по оплате? Или же персонал спрашивает, хорошо ли она тут устроилась? Робби обводит взглядом комнату, тянется рабочей рукой к глазам и протирает их. Нечего спать. По крайней мере, не сейчас. Она хочет видеть подтверждение того, что с её малышом все в порядке. УЗИ, сканирование, что они еще там могут сделать. Младший Лето возвращается назад через минут шесть, тяжело вздыхая и закрывая глаза. — Шеннон не пришел? А она еще думала, что он стоит около кабинета. Конечно же, Джаред куда-то отходил, иначе обрывки фраз и слов до ушей Марго однозначно долетели бы. Актриса махает головой, чувствуя, как голова снова наливается чем-то тяжелым, как-то бывает в последние месяцы перед сном. Ей страшно, но страха своего девушка не показывает. Ей совестно перед Джаредом, на пальцах которого до сих пор было немного запекшейся крови. Её крови. Старший Лето возвращается через минуты две, держит в руках бумажный стакан с… очевидно, кофе. Робби жмурится и поворачивает голову, когда запах касается её носа и ударяет прямо в голове. Лишь бы не замутило, нет-нет-нет. Только не сейчас. Это какое-то издевательство. Шеннон говорит, что их попросили уйти через минут десять-пятнадцать, чтобы дать замучившейся за ночь Марго передохнуть. Им и самим не помешал бы отдых, решает девушка, смотря на профиль Джареда. Минут семь проходят в относительной тишине, после чего Робби начинает просить Шеннона забрать с собой и младшего брата, и уехать домой, не переживая за неё. Она и плод находятся под постоянным наблюдением, ничего не случится. Робби объясняет Шеннону, что можно вытащить из холодильника и поесть. Барабанщик и актриса не придерживаются питания Джареда, поэтому как только младший Лето слышит слово «мясо», то закрывает глаза и махает головой. А еще Джаред ломается, как самый последний недовольный дедушка, оставшийся в живых на необитаемом острове. Он не хочет бросать Марго, и так уже был вдали от невесты какое-то время, а теперь она вообще должна лежать в клинике, смиренно ожидая выписки. Уговаривать Лето пришлось его брату и Робби одновременно, из-за чего девушка поднесла замерзшую ладошку к своему виску. Холодная кожа о теплую кожу. Она вздрагивает и закрывает глаза, пытаясь вспомнить ту мелодию, игравшую в сером помещении. Еле заметно она начинает качать головой, вспоминая мотив, вот только теперь голос скорее женский, чем мужской. Ровный, низкий, но все равно чистый и приятный, без единого момента фальши. Как Марго ни старается, строчки все равно не разобрать. Губы касаются её лба, целуют на прощание и обещают быть в палате завтра к обеду. Робби отнекивается и говорит Шеннону, чтобы Джаред нормально выспался, раз он не хочет слушаться её. Может, Шеннон повлияет на него лучше, чем его собственная невеста. Марго чувствует разливающийся по помещению холодок и едва заметно ежится. Улыбается, когда Джаред, проведя рядом с ней около сорока минут, поглаживая выступающие вены на внешней стороне её ладони, кивает ей и уже думает выйти из помещения вслед за братом. Девушка засыпает только тогда, когда безвольная рука, дрожа, оказывается на животе под одеялом. Она проводит указательным пальцем посередине, чувствуя, как изменилось её тело. Ребенок с ней, и она безумно любит этого ребенка. Марго оставляет руку на животе, согревая пальцы теплом, когда засыпает, устав бороться с сонливостью и странным привкусом во рту.