Рапсодия

× середина мар­та 2018 го­да ×

      В нос ударяет резкий запах, из-за чего приходится на секунду нахмуриться. Мозг быстро начинает анализировать все возможные варианты. Что случилось? Почему в её спальне может так пахнуть? Неужели что-то кто-то пролил? Робби выныривает из сна тяжело, еле открывает глаза, стараясь дышать помедленнее, убрать таким образом головную боль. Кажется, что кто-то бил её молотком в затылок. По всей черепной коробке разносится непонятный гул, а потом почему-то начинает урчать живот. Ни запаха еды, знакомого парфюма, ничего.       Мозг почему-то подсовывает ей воспоминание о том, как маленькая Марго разлила нашатырь и ходила с зажатым носом несколько недель по собственной комнате. Как Сэри не заверяла дочь, что все-все отмыто, девочка свято верила, что противный тошнотворный запах все еще живет в её с сестрой спальне.       Дышать было тяжело. Спирт и… что-то еще. И такое чувство, будто в левой руке течет холодная кровь. Марго пару раз моргает, старается убрать дымку и привыкнуть к свету, которого еще несколько мгновений назад перед ней не было. Господи, где она? Почему обои на стенах такие странные? Почему она чувствует себя так, будто бы двадцать лет прожила в каком-то ватном мире, где слышать окружающих приходилось сквозь прочную пелену? Живот все продолжает урчать, а глаза вдруг начинает неприятно щипать. Почему её тело хочет заплакать?       Робби мало что понимает. Мозг, наконец, подтверждает очевидное — находится она не в своей комнате. Не те обои, не тот потолок, не та кровать и не тот запах. Теплой правой рукой, той, где нет ощущения холода, она двигает в сторону. Край кровати. Куда делся Джаред?       А потом она вспоминает. Испуг, ошарашенный вздох и свои собственные старания не заплакать. Ей надо было быть сильной, надо продолжать держаться и сейчас, потому что до слабости действительно лишь рукой подать. Если сдаться, то можно окончательно угодить в ту самую яму, из которой будет так тяжело выбраться. Но она же выдержит, правда? Мама говорила, что она сильная. Вся семья в неё верила.       И Джаред тоже.       Марго ненавидит больницы. В детстве она их боялась. Отказывалась лежать тогда, когда предлагали врачи, устраивала матери истерики, упиралась и кричала. Ни в какую не хотела оставаться в этих странных заведениях, которые были для маленькой девочки сродни опасных тюрем с неуправляемыми заключенными и чудовищами из страшных фильмов. Но сейчас провести тут пару дней было просто необходимо. Её не будут задерживать дольше, чем то было положено. У неё был хороший врач. Чего бояться?       Крови на белых простынях.       Сочетания красного и светлого, бежевого, в приглушенном свете ночных ламп. Лицо Джареда тогда не выражало никаких эмоций, казалось, что он вообще не осознавал реальность происходящего. Это же просто какой-то дурной сон, правда? Вчера ночью все было хорошо, ничего страшного не случилось, они не ехали в клинику, и она не прижимала руки ко рту, чтобы не дай бог не расплакаться и не закричать от страха. Это было безумно страшно, и теперь Марго понимала Аню. Вид крови всегда заставлял актрису остановиться и задержать дыхание, по-своему гипнотизировал, но видеть собственную кровь и понимать, что она вот-вот может потерять ребенка, она не могла.       А Аня потеряла своего малыша, увидев его пару раз на УЗИ. От него ничего не осталось, лишь парочка записей врачей, пять распечатанных черно-белых снимков исследования и горькие воспоминания. Марго не понимала материнскую любовь до этого, но теперь она росла вместе с её чревом. Так странно было чувствовать это — желание сжать в собственных руках того, кого даже еще нет на свете, оберегать свой округлившийся живот как самое дорогое сокровище всего мира, попавшее случайно в твои руки.       До определенного момента она не понимала любви, не знала, как можно любить другого человека. Не друга и не родственника, а того, кого тебе всегда хочется видеть рядом с собой. О чьей жизни хочется знать абсолютно все. Она любила Джареда так сильно, что порой даже сама сомневалась, реально ли это чувство и все, что окружает её в данный момент. От подобной любви перехватывало дыхание, закрывались глаза, тело пробирала легкая дрожь. Каждый раз, когда она представляла, как обнимает мужчину, в огонь, горевший в груди, словно бы подкладывали бумагу — он распалялся, становился ярче и ярче, все сильнее. Осознавать подобное было не по себе. Ассоциировать эти чувства, чтобы дать им хотя бы какое-то описание — тоже.       Неужели можно на самом деле чувствовать что-то такое, настолько сильное и неотделимое от твоего существа? Потребность в том, чтобы чувствовать его рядом, в том, чтобы просто к нему прикасаться и успокаивать себя таким образом. Еще несколько лет назад Робби даже не могла представить, что сможет прикасаться к собственной грудной клетке, закрывать глаза и чувствовать там такое.       Порой было интересно — а чувствует ли Лето нечто похожее в ответ? Чувствует ли он что-то такое к ней в принципе, или же просто привык к девушке в своей жизни, к тому, что она часто находится рядом?       «Господи, Марго, какая же ты глупая».       Он смотрел на неё иначе. Более того, с самого первого «их» момента, с начала отношений, этот взгляд изменился. Наедине с ней черный зрачок увеличивался, закрывал светлую радужку. Робби на своем примере подтверждала те самые фразы из «розоватых дамских романов» — смотреть в глаза Джареда она могла невероятно долго. Они даже могли общаться друг с другом посредством взглядов, понимали один другого, не использовали слова и целые фразы. Всего лишь голубые и серо-зеленые глаза. При первых встречах ей вообще казалось, что он носит линзы. Радужка была очень чистой и напоминала те самые горы, в которых Лето так любил проводить свое свободное время. Чистые горные ручьи и водопады, в которых она вот-вот утонет. Было бы интересно понаблюдать за собственным выражением лица в такие моменты. Пару раз она смотрела ему в глаза как вкопанная, словно увидела перед собой оригинал самого великого полотна, что когда-либо создал самый великий художник на земле.       Его взгляд изменился, когда она сказала ему о беременности. Теперь он украдкой смотрел на её живот тогда, когда думал, что она слишком занята, чтобы это заметить. Будто бы хотел стать с ней единым организмом и защищать теперь не только её, но и растущий набор клеток.       Еще задолго до беременности, может быть, где-то в самом начале отношений, к ней пришла глуповатая мысль. Робби почему-то задумалась на тему семьи, наблюдая за Лето из-под опущенных ресниц. Он старше её. Опытнее. Что если у них будет семья, и он будет любить их ребенка больше, чем её? Что если она начнет ревновать?       Теперь актриса понимала, насколько были глупы её переживания. Ребенок был частью Джареда, и эта часть теперь всегда была с ней. Она любила их одинаково, её любовь не уменьшилась, она увеличилась, хотя какое-то время назад девушка сомневалась, что это вообще возможно. Она не могла сказать, что видела границу в этом невероятно сильном чувстве. Оно смешивалось, потому как мозг понимал, что развивающееся существо принадлежит ей и Джареду. Они вместе его создали. И её округляющийся живот, все те изменения, которые то и дело подмечал про себя Лето, рассматривая Робби со стороны, — все это тоже было их. Общее.       Это сделали они.       Сейчас ей хотелось оказаться дома. Встать в середине гостиной комнаты, закрыть глаза и вдохнуть знакомый аромат. Правая рука накрыла живот, спрятанный под больничной туникой и покрывалом. Он все еще с ней. Она сделает все, чтобы так было всегда.       Черт, она даже готова отмотать время назад и отдать свой Оскар, лишь бы получить возможность наблюдать за своим ребенком и держать его в руках. Интересно, это ли чувствовала мама, когда решалась на такой отчаянный и серьезный шаг — дать жизнь сразу четырем детям? Аня, Лэкланд, потом она и даже Кэмерон. Неужели подобное можно чувствовать каждый раз, нося ребенка, каждый раз, помогая ему появиться на свет и приспособиться жить в этом мире? Несмотря на все-все ссоры, неприятности, мелкие невзгоды мама часто смотрела на них так, будто бы видела в первый и последний раз. Она их просто обожала, не хотела отпускать от себя, обнимала и ставила поцелуи на вредных лбах и макушках. Сэри постоянно обнималась с Кэмероном, а парень был и не против. Из них четверых, его привязанность к матери была наиболее видна. Может быть, потому, что он еще был достаточно маленький.       Да, маленький, а как же. Между прочим, если ты не забыла, ему уже двадцать два, Робби. Определенно маленький и никак иначе.       Марго вздохнула и закрыла глаза. Под рукой ощущалось тепло. Все нормально. Все хорошо.       Ей хотелось сказать об этом матери. Хотелось радостно прокричать через все континенты, хотелось прижаться к родному телу и что есть силы обнять маму. Это её мама. Самый первый и самый святой человек в её жизни, та, кто всегда поможет. Хотелось увидеть удивление и улыбку на лице Сэри, когда она поняла бы, что у неё будет еще один внук или внучка, а у её дочери — первенец.       Все эти мысли нельзя было назвать каким-то сопливым бредом, сахарным пирожком или еще чем-то подобным, нет; хотя, наверное, Марго из прошлого так бы и подумала.       Но тогда она бы просто не поняла. У неё будет самая настоящая семья. У неё уже есть карьера и признание. Она может обнять мужчину, которого безумно любит, прижаться носом к его шее или ключице. Это звучало так… необычно и невероятно. Почему-то сразу вспомнился Хогвартс и волшебство магического мира. Это ведь все реально, правда? Она может не бояться закрыть глаза, чтобы проснуться и потерять все это будто бы самый прекрасный сон в своей жизни.       — Как Вы себя чувствуете? Что-то болит? — из размышлений её вырывает голос медсестры, стоящей недалеко от кровати. Марго хлопает глазами и задерживает дыхание. Возвращаться в реальность абсолютно не хочется. Тут немного холодновато, наверное, из-за самого понимания, где именно она находится и что с ней случилось. А еще есть огромное желание подвигать собственными полузамерзшими ногами. Глаза все еще стараются закрыться, чтобы дать возможность голове отдохнуть. Неужели за все это время она не выспалась?       Робби открывает рот, но слова застревают в горле.       Болит ли у неё что-то? Лучше бы спросили, откуда в её голове этот вечерний перезвон и объяснили, почему замерзают ноги и руки последние несколько недель. Кто придумал называть беременность самым великолепным временем в жизни женщины? Наверняка какой-нибудь расхохолившийся врач-мужчина, который весь этот процесс на себе не прочувствовал.       «Твою же мать».       — Голова. И тело немного ломит, — наконец бросает актриса, вновь смотря на потолок. Несмотря на то, что её телу сейчас просто до безумия хочется, чтобы Джаред был рядом, мозг оказывается умнее и напоминает, что ей лучше оставаться в кровати и приходить в себя, а Лето — видеть её такую, уставшую и полусонную, как можно меньше. Марго не хотела, чтобы мужчина начинал волноваться из-за неё, переживать и загонять себя в какой-то угол.       И она еще сомневается, любит ли он её на самом деле?       «Уверена, что так хорошо его знаешь?».       Ответ вырывается сразу же, на автомате, словно ожидая таких мысленных сомнений. Разве может быть как-то иначе? Разве она не видит все собственными глазами?       «Он любит меня».       Страшно, немного жутко, но вместе с тем и спокойно. За её состоянием понаблюдают врачи. И если раньше она убеждала себя в том, что это временно, в этом нет ничего такого, почти у каждой женщины есть семья и она когда-то была беременна, то сейчас…       Ей тоже был нужен этот ребенок. Не просто потому, что она любила Джареда, а радость мужчины чувствовалась за милю после новости о прибавлении, нет. Марго на самом деле была готова отдать свой Оскар, Глобус, любую награду, лишь бы оказаться сейчас дома рядом с ним и наслаждаться своей беременностью, а не бояться за каждую минуту. Почему-то лишь возможный выкидыш отбросил все её сомнения и заставил полюбить маленькое растущее существо внутри себя полностью. Абсолютно. Сильно. Очень сильно.       — Нигде не тянет, грудь, живот?..       Медсестра получает отрицательный ответ и улыбается, растягивая губы.       — Отлично, врач скоро подойдет. Не переживайте. Состояние хорошее и стабильное, никакой угрозы нет.       «Тогда почему мне нельзя уйти домой?».       Глупая детская упертость не желала слушать голос разума. Все нормально, Марго. Это для вашего общего блага. Все хорошо. Твой Джаред скоро будет рядом с тобой, успокоившийся, а для этого нужно потерпеть пару дней.       «Просто потерпи. Ты же взрослый человек».       Судя по ощущениям, нет, далеко не взрослый.       Робби уже было открыла рот, чтобы засыпать вопросами девушку в белом платье и шапочке, под которую был спрятан пучок темных волос, но вовремя сообразила. Что она ей может сказать? «Подождите врача»? Медсестры отвечают именно так, особенно в подобных клиниках. Краем глаза Марго смотрела за тем, как девушка пересчитывает количество маленьких колбочек, кладет их в маленький шкафчик около стены и закрывает его на ключ.       Все еще сонная, Робби слабо поворачивает голову в сторону, чтобы изучить комнату. Помещение было обустроено максимально «по-домашнему», чтобы пациент, попадающий сюда, не чувствовал себя неловко. Светлые, но не белые стены, диван, расположенный напротив кровати больного, лампы, чем-то похожие на те, какие были у неё дома в Австралии. Мобильный телефон лежал на тумбочке слева, и Марго вовремя одернула себя от того, чтобы потянуться к аппарату. Не сейчас. Позже. Нужно хотя бы дождаться врача, чтобы передать Лето её слова, а он обязательно попросит сделать это, если еще сам не достал бедную женщину своими звонками.       Движение отдавалось ноющей болью по всему животу, уходило в область между ног и исчезало там, поэтому актриса решила особенно не шевелиться. Врач появилась спустя минут шесть-семь, сменила на «посту» медсестру, что сразу же выскочила за дверь. Длинные темно-рыжие волосы женщины были собраны в косу, на носу красовались небольшие очки с темными радужками, а на губах была легкая улыбка. Наверное, она так улыбается всем своим клиентам. «Не волнуйтесь, мы сделаем все, что в наших силах».       Робби попыталась как-то привстать, но почувствовав противящийся отклик во всем теле, бухнулась на подушку обратно.       — Нет-нет-нет, вам лучше пока что лежать и особо не двигаться. Отдыхайте весь этот остаток дня.       — М-м… — актриса нахмурилась, — остаток?..       — Сейчас уже полтретьего дня. Вы надолго уснули, Марго, но в этом нет ничего страшного. Просто устал организм, тем более, довольно-таки стрессовая ситуация. Но ничего страшного, — доктор улыбается, а Марго чувствует, как в какую-то секунду перед глазами вновь проносятся яркие картинки сегодняшней ночи.       Хватит.       — Как самочувствие? Чего-то хотите?       Выйти отсюда. И съесть мороженое с солеными фисташками.       — Нормальное, но все еще немного болит…       — Где? — врач моментально стала серьезной и отложила планшетную доску с прикрепленным к ней листами. Карта наблюдений за её собственным пациентом. Все, касавшееся беременности Марго.       Было слегка не по себе, когда пришлось приподнять больничную накидку, чтобы врач смогла осмотреть Робби. Да и почему вообще она должна стесняться? Актриса сжала зубы, глупо рассматривая потолок, пока руки доктора оказывались то там, то тут на животе. Сейчас на Марго не было никакого нижнего белья, и девушка еще раз обрадовалась смене врача, иначе сейчас бы этим занимался начинающий активно седеть мужчина вместо рыжеволосой неулыбчивой женщины.       Она даже перед Джаредом до сих пор краснела иногда, снимая собственными руками последний кусок одежды с тела. Получала щелчок по носу за такую «удивительную скромность», но ничего с собой не могла поделать.       Через несколько минут её тело вновь было укрыто легким одеялом.       Врач сказала, что с ребенком все хорошо. Рассказала про какую-то отслойку, которая и могла закончиться выкидышем, но заметила, что Робби оказалась в клинике очень даже вовремя. Они понаблюдают её несколько дней, может, неделю, чтобы удостовериться, что сделали все правильно.       — Начинается второй триместр беременности, а там уже вероятность выкидыша намного уменьшается. Так что Вам точно беспокоиться не о чем. Как и Вашему супругу, — женщина растягивала некоторые слова, занятая собственными мыслями и подсчетами. — Это получается… двенадцатая-тринадцатая неделя. Нужно будет сделать обследование, чтобы проверить состояние плода.       Робби оживилась сразу же, как слово «плод» достигло её ушей. Она знала, как выглядят маленькие дети, но даже не могла представить, как сейчас выглядит её ребенок. Различаются ли на его сморщенном личике глаза? Какого он вообще размера? Если учитывать, что её живот теперь был довольно-таки заметен (что Джареду безумно нравилось, потому что еще раз напоминало, кому принадлежит светловолосая красавица, похожая на ангела), то… с авокадо? Марго нахмурилась, лишний раз осознавая, что через несколько месяцев будет выглядеть как человек, проглотивший арбуз. Это совершенно не радовало.       Кого бы вообще радовала перспектива раздуться как воздушный шар, не видеть собственные ноги за своим животом и потом постоянно мучиться из-за этого? Робби вспомнила маму. На тех фотографиях, где она была в положении, Сэри всегда улыбалась и прижимала к себе то Аню, то Лэкленда. Мама рассказывала, что была очень рада своей второй дочке, маленькой принцессе, и ужасно обрадовалась, когда та родилась и оказалась тихой. До неё старшая дочь и сын то и дело кричали на весь дом, заставляя постоянно вскакивать на ноги. Маленькая Марго была соней и постоянно показывала всем свое недовольное личико, смеясь только тогда, когда рядом была мама.       Робби «очнулась» лишь тогда, когда врач коснулась её руки, попросить поставить градусник. Сжав наконечник губами, девушка посмотрела на врача, считая про себя секунды. Мерить температуру ртом ей не нравилось, хоть это и позволяло увидеть самый точный результат. Мама приучила её зажимать предмет под рукой — так многие делали в Австралии, но не в Штатах.       — Если чего-то хочется — позовите медсестру, она принесет это Вам. И не вставайте, пожалуйста, сегодня. На самом деле. Дайте организму прийти в себя. Голова скоро пройдет. И как закончится эта бутылка, капельницу на сегодня снимут. Главное — не волнуйтесь.       Не волнуйтесь. Да. Это ведь так легко.       Доктор забирает у Марго градусник, внимательно смотря на результат. Кивает, одобрительно моргает и смотрит актрисе в глаза, наверное, ожидая вопросов. Робби закрывает глаза и жмурится, когда живот вновь начинает урчать.       — Отлично, я скажу, чтобы принесли обед, — гинеколог кивает и отходит к выходу. Прежде чем покинуть палату, она еще раз оборачивается к пациентке. — И позвоните своему мужу после того, как поедите. Иначе он вот-вот улетит на Марс.       Женщина прикрывает за собой дверь, а на лице Марго расцветает улыбка. Интересно, эта шутка была произвольной, или мисс Лайне, увидев двух участников знаменитой группы, ждала конца разговора, чтобы упомянуть одну из планет Солнечной системы?       Робби чуть приподнимается и чувствует, как низ живота слабо побаливает. Закатывает глаза.       Кстати, и в этом случае не обошлось без участия Лето. Джаред, без тебя даже Земля не крутится, наверное.