Рапсодия

hmmm, i will dream of you hmmm, youʼll dream of me too hmmm, your hands, theyʼre on my face hmmm, there would be no better place london grammar — interlude

      Той ночью они еще долго не спали: ласкали друг друга, прижимались как можно ближе, улыбались, обводили губами и пальцами губы друг друга, приникали к тонкой коже шеи, чтобы почувствовать сердцебиение. Джаред до сих пор чувствовал себя… он чувствовал себя так, будто бы вне этой комнаты ничего не существует. Сейчас, потом, завтра, послезавтра — есть только она. Накручивал её полусухие пряди на пальцы, касался их кончиками шеи, от чего она вздрагивала и заходилась гусиной кожей.       Кажется, Марго решила добить его в этот день официально. Так, чтобы прямо в лоб, с прямого попадания, фирменной пулей внушительного калибра.       Шеннон, очевидно, спал. В доме было тихо, их комната была закрыта, свет на прикроватных тумбочках выключен. Им двоим ничего не мешало наслаждаться друг другом. Они так истосковались по этим временам, они вели себя так, будто бы вообще впервые лежали друг с другом в одной постели, на одной простыни, соприкасаясь теплыми обнаженными телами, вздрагивая и делая еле слышимые вздохи. Робби вообще еле-еле прикрылась одеялом, спихивая все на то, что «ей жарко».       А потом и произошло это самое «добивание».       — Я не хочу больше спать в одежде, — она прикусила губу, из-за чего он снова еле заметно вздрогнул. Причем взгляд у девушки был такой, будто бы они тут об игрушках плюшевых говорили, но никак не о…       — В смысле? — нет, он все прекрасно понял, но надеялся, что услышал какое-то слово неправильно.       — Я. Буду. Спать. Голой, — с расстановкой полушепотом выдавила девушка, приподнимаясь на кровати. Её тело все еще блестело из-за масла. Волосы разметались по подушке. Обнаженная грудь, укрытая краешком одеяла, вздымалась при каждом вздохе девушки и приковывала к себе взгляд. Он же не извращенец какой-то? Или все же?.. Господи, плевать. Это его невеста. Они могут делать друг с другом все, что угодно, не забывая про кое-какие ограничения. — Ты же не против?       Эта чертовка прекрасно видела его взгляд и то, куда он направлен. Видела, как он смотрел на её тело, и в глубине души довольно усмехалась. Ей было безумно приятно такое внимание с его стороны. Все это было и раньше, до её беременности, просто после того момента в горах, после обручального кольца, надетого на её палец, они чувствовали сильную-сильную связь. Да, они ссорились, да, могли обидеться и прикрикнуть друг на друга, но вот таких моментов — тихих, которые они могли бы разделить наедине в собственной спальне — их было больше.       — Спрашиваешь у меня, но уже знаешь ответ?       — Я не хочу ставить тебя в неловкое положение.       Мелкая проказница берет и издевается над ним. Да как она вообще смеет?.. Девушка поворачивается к нему, приближается своим лицом к его, не сводя глаз с тонких губ. Марго не знает, что это — фетиш, прихоть, как это вообще называется и есть ли этому название. Ей нравится целовать его губы, задевать мягкую кожу зубами, захватывать своими губами и посасывать, будто бы рождественский леденец. Ей нравится то, как его губы выглядят после этих манипуляций — не розовые, а немного красноватые, помеченные ей, напоминающие, что именно она может сделать с этим мужчиной все, что угодно.       И пока хулиганка поворачивается на бок, не успевая поправить одеяло, то чувствует болезненный шлепок, пришедшийся по ягодице. Охает, открывает рот и округляет глаза, удивленно смотрит на Лето, словно не понимает, в чем провинилась. Он приложил, между прочим, не так и много силы. Робби не на что жаловаться — ну, разве на то, что теперь одна из округлых половинок будет еле заметно гореть от удара.       — Нет, я не против. Знаешь, я тогда, наверное, тоже. Под одеялами жарковато, а менять их не совсем хочется, — его пятерня оказывается именно на месте удара, когда мужчина пытается прижать актрису ближе к себе. Кажется, на её щеках… румянец? Марго, ты стесняешься того, что он может наказать тебя таким образом, как провинившуюся школьницу? Маленькая и дорогая девочка, тогда ты покраснеешь еще больше, когда узнаешь, что именно он запланировал сделать с тобой в ближайшем времени.       Про себя Лето ухмыляется. Такая решительная и самостоятельная, но как же легко для него оказывается пошатнуть эту излишнюю её самоуверенность. Он горд за то, что она такая. Он полюбил её такой — умеющей въехать в челюсть, если подвернется нужный момент. Но как же порой Марго менялась наедине с ним… её непонятно откуда взятая скромность и неловкость (может быть, даже наигранная) заставляли его удовлетворенно улыбаться где-то в глубине груди, за ребрами, словно бы там спряталось его сознание, наблюдающее за всем происходящим. Сейчас она выглядела так невинно, будто бы пару секунд назад они сидели за столом и делали домашнее задание, будто бы её губы и язык не вытворяли невесть что, будто бы такого понятия, как «секс» она не знает вообще.       Но опять же, все быстро меняется. Девушка откидывает кусок ненужного одеяла, пока лунный свет, пробивающийся сквозь щель между шторами, освещает часть её тела. Да даже и без этого он видит её, все смотрит и не может наглядеться, как маленький мальчик. Девушка лежит на спине, двигаясь ближе к мужчине по кровати. Её блестящие от масла руки оказываются на таком же блестящем на лунном свете животе. Если ты вновь решила воспользоваться тем, что врач установил строгий запрет, то у тебя ничего не получится, милая.       Робби смотрит ему в глаза, пока кончик языка касается его губ. Розовый, небольшой и длинный — теперь он успевает рассмотреть его во всей красе, чувствуя вибрацию в животе и в паху. Опять, Лето? Не можешь за собой уследить? Давай, веди себя, как вернувшийся из леса подросток, ведь именно этого она и добивается.       Марго облизывает губы — со светлыми волосами, закрывшими часть лица, она выглядит безумно притягательно — и быстро опускается к нему. Поцелуй — мягкое касание губ — еще один поцелуй, куда глубже и настойчивее, третий и четвертый. Её рука оказывается на его щеке, актриса поглаживает нежную кожу, все еще чувствуя удар по своей пятой точке. Он ведь обещал её воспитывать? Вот и начал.       На ум ей приходит до кошмара пошлая картинка, от которой мозг никак не хочет избавляться. Когда их ничего не будет ограничивать, она специально нарушит как можно больше запретов и то и дело будет его ослушиваться — лишь бы заслужить еще один шлепок, который заставил её сжать бедра. А потом еще и еще один. Еще и еще, чтобы дыхание перехватывало, а серо-зеленые глаза смотрели на него с неприкрытым желанием и смущением.       Не прекращая медленных поцелуев, во время которых их глаза открыты, а языки и губы исследуют друг друга, актриса вдруг берет руку Лето в свою и кладет её на бок. Не противится, когда пальцы аккуратно начинают пересчитывать ребра, а ладонь вдруг нежно поглаживает кожу. Мужчина не упускает своего шанса опустить руку на полную округлившуюся и потяжелевшую грудь, слегка сжимая её. Марго еле слышно шипит. Пару недель назад она вообще запрещала к себе прикасаться, а тут такой прогресс.       Наверное, это называется фетишизмом, но он даже задерживает дыхание, когда Робби слегка выгибается в спине, открывая ему лучший обзор. Два идеальных полных холмика с потемневшими из-за беременности верхушками. Наверное, это чем-то и называется, но в данный момент ему плевать. Он просто хочет свою невесту. Разве в этом может быть что-то плохое?       Он смотрит в одну точку так долго, что Марго еле слышно хихикает. Теперь, когда её формы стали еще более выдающимися, он в самом деле просто-напросто подтирает слюни. И ему вовсе не двадцать и не тридцать лет, чтобы так реагировать. Лето хочет напомнить себе об этом, о том, что это не первый его опыт, что девушка всего лишь провоцирует его, но губы актрисы так внезапно оказываются около его уха, что он даже не успевает отреагировать.       — Коснись меня. Пожалуйста.       Последнее слово растворяется в шуршании одеяла. Марго слегка склонила свою голову к нему, положила щеку на его ладонь, будто бы он сам охватил её и решил погладить большим пальцем. Закрывает глаза, приоткрывает губы (Господи, эти губы теперь будут перед его глазами каждую минуту) и выдыхает. Это «коснись меня» было произнесено опять же так невинно, нежно, еле слышно, будто бы… наверное, это просто его мозг не может реагировать на девушку нормально. Без разницы, сколько времени на часах — полночь ли, два ли часа ночи, ему плевать. Темное время суток продлится ровно столько, сколько он хочет.       И на этот раз Марго даже не играет. Замирает, позволяя его пальцам обводить и задерживаться на её губах, отклоняет голову назад, когда он касается шеи. Он вспоминает, как после одной из церемоний сжимал нежную кожу в своих руках, пока сама Робби задержала воздух и с наслаждением растягивала губы в улыбке, позволяя ему делать все это. Ей нравилось. Она словно сама летела ему в руки и позволяла оставлять едва заметные синяки на своем теле, а после, втайне от него, рассматривала их. Ей нравилось. Иначе она бы не позволила ему такое.       Но сейчас он прикасается к её шее легко, приподнимаясь, пока края одеяла соскальзывают с его живота. Она лежит перед ним обнаженная, медленно-медленно двигая бедрами, словно надеясь, что ему сорвет голову, он забудет про запрет и сделает это. Нет, девочка. Нет, такого не будет.       Стоит ему оказаться над ней, удерживая свой вес по обе стороны от тела девушки, как она вздрагивает. Она и вправду очень, очень красива. На какие-то секунды в его голове проскальзывает вопрос: «за что ему дали её? Заслуживает ли он такого»? Кожа девушки нежная, и ему хочется уткнуться в неё носом, вдыхать этот запах, именно её запах, а не запах духов или чего-то прочего. Когда он поглаживает шею, она смотрит ему в глаза и глубоко дышит через рот. Нерешительно поднимает собственные руки и начинает себя ласкать сама, за что получает легкий укус в мочку уха. Нет, нельзя.       Тела не горят так, как прежде. Ему кажется, что его плоть и кости просто тлеют, что виной этому выступает именно она: пухлые покрасневшие губы, разметавшиеся непослушные волосы, пальцы с короткими ноготками, которые, получив запрет прикасаться к собственному телу, теперь прикасаются к его груди. К выступающим мышцам, к натренированной груди, твердой, но с мягкой кожей, к чувствительным для музыканта соскам (она знает об этом, поэтому делает это специально), оглаживает плоский живот, не отрывая взгляда, будто бы перед ней какое-то божество. Когда её руки останавливаются, их глаза смотрят друг на друга. Сине-голубые, огромные, с увеличенной радужкой из-за возбуждения. Виной всему — она. Едва заметного зеленого пигмента не видно, и кажется, что её глаза черно-серебряные.       Актриса снова касается лица музыканта, притягивая ближе, увлекая в поцелуй. Все, что происходит между ними сейчас, не похоже на бешенный ритм, это чуть ли не самые эротичные, откровенные, смелые ласки в жизни обоих. Марго не отпускает его, когда мужчина хочет отстраниться, делится с ним своим воздухом, притягивает ближе, пока в голове Лето снова возникает напоминание.       Ребенок. Им надо быть очень, очень осторожными.       Она просила коснуться её. Полными губами, блестящими из-за слюны, губами, которыми совсем недавно довела его до горячки, выделывала неизвестно что, управлялась со всем так, что ему не хватало силы, чтобы элементарно наполнить легкие кислородом. Мужчина покусывает нижнюю губу, легко-легко, от чего слышит резкий выдох и видит, как она закатывает глаза и изгибается.       Джаред удерживает свой вес на руках, пока покусывает и ласкает ключицы. Он знает, какие места на её теле самые чувствительные, что именно может заставить её даже вскрикнуть, издать еле слышный писк и громко простонать прямо ему в ухо, теша собственное самолюбие. А еще он знает, что Марго ни в коем случае не симулирует — её тело постоянно реагирует на все его прикосновения, мышцы сокращаются, сама она дрожит, будто бы стоит в неглиже на ужасном холоде. Шея и ключицы — всего лишь часть. Важная, но не та, которая вынуждает Робби изгибаться, которая поднимает температуру её тела.       Предыдущие недели были для неё болезненными, поэтому она вообще не разрешала к себе прикасаться. Тело менялось довольно быстро. Довольно заметно. Если перед Оскаром он мог заметить лишь небольшой холмик, выдающийся над линией её нижнего белья, то теперь чрево выросло, ребенок развивался, живот менял свою форму, позволяя посторонним увидеть перемены. А ему чуть ли не сойти с ума. Он никогда не думал, что вот так вот будет хотеть собственную беременную невесту, что не будет чувствовать себя неловко, зная о ребенке, которого все упорно пока что называли плодом.       Он её хочет, и хочет чуть ли не сильнее, чем хотел до всего этого. Желание обладать попросту затуманивает его разум. Лето хочется всего и сразу, Лето хочется закинуть её ноги к себе на плечи и увидеть блестящие от желания глаза, Лето хочется урвать свою награду и вцепиться зубами в её плечо тогда, когда из горла девушки вырвется протяжный стон.       «Извращенец», — напоминает сам себе мужчина.       «Она же беременна от тебя. Идиот».       Он осознает это раз пятый за ночь, но тем не менее, подобная мысль срывает у него крышу. Ему нужны её стоны. Она любит слушать, как он поет, придет иногда и будет тихо стоять в проходе, слушая, как он вспоминает слова собственных песен и перебирает гитарные струны. Он же любит слушать её крики, хрипы, писки, громкое дыхание. Стоны, от которых в паху снова становится невыносимо жарко.       Джаред выжидает, не давая никаких намеков, думая, что в крайнем случае девушка остановит его сама. Но ничего не происходит. Лунный свет, освещающий часть её тела, помогает ему найти напряженный сосок. Марго вздрагивает, судорожно выдыхает и старается отстраниться.       — Больно?.. — тут же спрашивает, не поднимая головы. Видит, как актриса отрицательно качает головой и шепотом выдавливает еле различимое «нет».       Язык очерчивает светлую кожу, от чего Марго сжимается, ежится, замирает — он чувствует. Он целует фарфоровый участок кожи, под которым видна небольшая зеленая вена. Робби, держа его за плечо правой рукой, сжимает пальцы. Мужчина старается быть нежным и осторожным, таким, каким он с ней еще никогда не был. Им двоим не особо нравится все это медленное начало, сама Марго без ума от того, когда он прижимает её к стене и врывается в её тело бешенными толчками, заставляя забывать свое имя.       Лето получает свою порцию наслаждения и усмешки тогда, когда гибкий длинный язык касается темной ареолы и соска. Невеста тихо стонет, прижимая его голову к себе, не отпуская, приподнимаясь и касаясь животом и бедрами его вновь готовой плоти. Им нельзя, Марго. Не сегодня. Сегодня он просто… кончик языка касается напряженной бусинки соска, возбужденного и реагирующего на небольшую прохладу в комнате. Марго выгибается, отклоняет голову назад, приподнимает спину, а светлая кожа груди касается его носа. Правая рука легко хватает его за волосы и убеждает не отстраняться.       Господи, неужели за эти несколько недель её тело стало таким чувствительным? Неужели он и правда позволяет себе… делать это? Все подобные мысли заглушаются твердым уверением о том, что перед ним не просто девушка. Невеста. Она носит его ребенка. Она от него беременна.       На выдохе, с особенно довольной улыбкой, он вдруг начинает продолжать свои ласки. Марго мечется по кровати, Марго уже не сдерживает свои стоны, которые просто музыка для его ушей, Марго запускает пальцы обеих рук в его короткие волосы, отрывисто целует его в губы, пока он все не отрывается и не отрывается от груди. Помня о предосторожностях, обхватывает тонкими губами нежную кожу и слегка посасывает, ощутимо, но так, чтобы ей было не больно. И благодаря этому вырывает из её горла полуписк-полукрик. Грудь все еще требует его внимания, кожа блестит при лунном свете, привлекая острыми напряженными вершинами, к которым так приятно прикасаться языком.       Всего лишь ради интереса он опускает руку ниже, вспоминая это её «буду спать голая», и чувствует, как жарко и мокро на внутренней стороне бедер девушки. Мозг реагирует мгновенно. Тело реагирует мгновенно. Он из последних сил удерживает себя, напоминая, что сейчас нельзя. Сейчас не время. Ей нельзя. Своим непослушанием они могут навредить ребенку.       Марго так доверчиво и наивно подается под его руки, что он, лаская одну из грудей губами и языком, поглаживает сочащиеся складки пальцами. Слышит короткое «а-а-а», «Господи», произнесенное шепотом, и продолжает, весьма осторожно, контролируя весь процесс.       — Не хочешь точно так же произнести мое имя? — легко усмехается и издевается над ней, пока указательный и средний палец утопают в соке, его мысли превращаются в вату, бесконтрольный туман, нечто бесформенное. Робби прикрывает глаза от наслаждения и нахмуривается, когда он невыносимо, невозможно ласкает её грудь, случайно касаясь кончиками зубов. От действий мужчины нежная светлая кожа горит, а сами соски слегка краснеют.       Хватит. Им нельзя дальше. Как бы ни было хорошо, им просто нельзя заходить так далеко.       Марго будто бы читает его мысли, чувствуя пустоту, подаваясь бедрами вверх и снова ласкаясь, нуждаясь в заполненности, хотя бы в его тонких чуть грубоватых пальцах, которые каждый день прикасаются к гитарным струнам. Взгляд такой жалобный, жалостливый, просящий, что он чуть было не сдается. Одну его руку Марго берет в свою и кладет поверх груди, выдавая низкий хриплый стон. Другую же…       О, боже.       От подобной картины ему становится не по себе. Дыхание вновь сбивается, а сердце колотится как сумасшедшее. Её фарфоровое тело, острые ключицы и напряженная шея, полная увеличившаяся грудь, живот, испачканные в её собственном соке бедра, ноги, которые сплетаются с его ногами…       Она вновь берет его пальцы в рот, именно те, которыми он ласкал её влажные складки, исследовал внутри, чувствуя подрагивающие мышцы. Это кажется нереальным, но до жути правильным. Язык проходит по коже, очерчивает кончики пальцев, ногти, но Марго пытается опустить голову все дальше и дальше, и эти пальцы почти что касаются её горла, от чего девушка тут же судорожно вздыхает и останавливается.       Он наблюдает за тем, как розовый язык обводит указательный и средний палец, не отрывая глаз, смотря то на это, то в глаза Марго. Её юркие пальчики вновь непонятным образом оказываются на его члене, она аккуратно поглаживает низ живота, зная, что мужчина на грани. Заставляет его представлять, что её розовый язык касается вовсе не его пальцев, прикасается руками к его центру желания, и после пары минут он не выдерживает.       Эта хулиганка довольно улыбается. В то время, пока он тут еле-еле остается в своем сознании, сбивчиво дыша, она улыбается, чувствуя, как сперма попадает на её живот и стекает к ребрам. Отклоняет голову назад — а он наблюдает за этим всем даже тогда, когда насилу ложится рядом, собирая свои последние силы — поглаживает тело руками, подразнивая, будто бы намекая, что его усилий сегодня не хватило.       Наглая обманщица.       Все тем же полотенцем стирает белесую жидкость с собственного тела, задерживая дыхание и прикрывая глаза. В её голове тоже легкая дымка. Она тоже не совсем соображает. Ей тоже нужно… немного времени. И тепло его тела, потому что она сразу же придвигается к нему, совсем чуть-чуть поворачиваясь, не смея трогать грудь и себя между бедрами — места, которые он ласкал сегодня с особенным усердием.       Внутренний голос довольно посмеивается.       Актриса вновь и вновь облизывает сухие от дыхания губы, пока он наслаждается рассматриванием её тела. Не хочет спать в одежде? Её же право. И её же попадание в его ловушку. На светлой коже груди формируются мелкие следы небольших засосов и слабых укусов.       Все из-за него.       Неудовлетворенная, она пытается успокоиться, словно специально поглядывая на пальцы правой руки, которые пару мгновений назад были у неё во рту. Она возбуждена.       Все из-за него.       Он не знает, не считает, сколько времени они лежат таким образом. Без разницы. Марго вновь берет его руку в свою и как-то нерешительно кладет её на верх увеличившегося живота. Теплая. Теплая нежная кожа, мягкая, ровная. Лето позволяет себе поглаживать живот пальцами, краем глаза видя довольную улыбку невесты, почти скрытую от него. Ребенок, сгусток клеток, сцепление хромосом все еще не отвечает им двоим, но когда-то он обязательно начнет делать это. Джаред поглаживает теплую кожу, подмечая, как некогда доведшая себя до истощения актриса вновь расцветает, как её тело меняется в лучшую сторону, как её чрево растет.       Из-за него.