Рапсодия

i was born to laugh i learned to laugh though my tears i was born to love iʼm gonna learn to love without fear over the rhine — born

      Он проснулся ненамного раньше неё, чувствуя, как шею постепенно начинает опалять горячее дыхание. Несмотря на то, что дома была относительно нормальная температура, Марго прижалась к нему так, будто бы его тело было единственным источником тепла в комнате.       Наверное, ночью уже пожалела о своем давнем обещании спать, в чем мать родила. Засранка.       Потому что он все чувствовал. Абсолютно все. Разметавшиеся по подушке и его ключицам светлые волосы, щека, что касается кожи, теплое дыхание, что приходилось в шею и, собственно, и разбудило его. Девушка кое-как лежала на боку, касаясь его тела своим под одеялом (огромное спасибо), забросив правую руку прямо ему на грудь. Поза была чем-то похожа на маленького львенка, жмущегося к матери. Согнуть ноги или пододвинуться еще ближе Робби уже не могла, поэтому просто переплела его ноги со своими.       Господи, с одной стороны это, мать вашу… это было выше его сил. Невозможно. Самая красивая девушка во вселенной лежит обнаженная в его кровати. Так мало того — она на самом деле принадлежит ему. Полностью. Он потрудился и отметил каждый дюйм её тела, делая так, чтобы у неё даже в мыслях не было внезапного желания посмотреть на кого-то другого.       Её оргазмы, вздохи, стоны, от которых на его плечах или ребрах порой даже синяки оставались… боже, его мозг, разум, организм, тело, — он весь на ней помешался. Он хотел с ней слиться. Не в состоянии сдерживаться, он даже не стонал в ответ, а рычал ей на ухо, от чего Марго выгибалась еще сильнее. И еще. Вжималась в его грудь, запускала пальцы в волосы, открывала рот, не могла с собой ничего сделать, постанывала, постанывала, постанывала.       Музыка для его ушей. Намного лучше, чем в студии. Безумно вдохновляюще. Её тело было самым идеальным инструментом для его рук, который он до сих пор познавал. Благодаря беременности Робби стала еще чувствительнее, агрессивнее, нетерпеливее. Нет, он, конечно, был не против, но порой поведение актрисы ставило его в тупик. Всегда послушная (в том смысле, что на людях) девочка Марго то и дело хотела ослушаться своего доктора. Действовала так, будто бы его прикосновения к ней были нужны её телу экстренно, словно воздух легким.       Он вспоминал, как она, примерно полгода назад, изогнувшись в спине и повернув голову, чтобы иметь возможность поцеловать его, приподнимаясь на руках и чувствуя его поцелуи в обнаженную спину, плечи, хваталась за подушки и за постельное белье, приоткрывая рот, давая ему полный контроль. Когда его рука оказалась на шее девушки и еле-еле сжала, когда вся Марго напряглась, насаживаясь на него все сильнее, быстрее и агрессивнее, он прикусил её мочку уха.       Он стал просто одержим ею. Обладанием ей. Возможностью всегда прижаться к её животу, груди или шее, чтобы почувствовать успокаивающие поглаживания.       Когда он брал её сзади, держа руки шаловливой Робби за спиной, дразня её, шепча на ухо приличные, но такие двусмысленные слова… Лето правда был болен. Он с самого начала подозревал, что что-то тут нечисто: возможно, Марго принадлежит к какому-то ковену австралийских ведьм, но сейчас на это было плевать. Ему это нравилось. Он любил это. Как и просыпаться с обнаженной, спящей невестой в их собственной спальне, зная, что через несколько стен расположились их матери, и аккуратно проводить пальцем по её губам.       Темноватые, чуть ли не до крови обкусанные им же губы, особенно выделялись на бледной коже. Давно не была на родине. Давно не загорала. Он чувствовал себя главным героем эротического романа: обнаженная девушка, беременная его ребенком, лежащая рядом с ним, под одним теплым покрывалом, обнимающая его, и так…       Твою мать, Марго.       Ну твою же мать.       Ты невозможна.       Если он сейчас к врачу не сможет поехать из-за того, что ты вздумаешь проснуться и потянуться, в голом виде походить по комнате и невинно пособирать одежду, то это будет только твоя вина. Красивая натренированная округлая задница так и требовала ремня. Или хотя бы шлепка.       Что она с ним делает?..       Просыпается, сонно оглядывается, целует его в покрытую двухдневной щетиной шею и губы, даже не розовеет, когда вылезает из-под одеяла.       Джаред. Ты должен. Ты просто должен. Понимаешь?.. Ты должен это сделать. У тебя все получится. Все будет отлично. Просто встань, стисни зубы, посмотри на эту округлую грудь, затянутую в темный топик с застежкой сзади, представь, как снимаешь его… хотя, стоп-стоп, не представляй. Не надо. И не надо представлять, как ты срываешь с её бедер нижнее белье с такой силой, что Марго даже пугается на несколько минут.       Нет.       Сегодня она просто идет к врачу.       Вы сможете узнать пол ребенка, наверное. Хотя, какая разница? Лето смотрит на то, как Робби причесывает длинные волосы, с недовольством смотрит на узелки и какие-то колтуны, непонятно как образовавшиеся. Осторожно все распутывает, выдыхает, и продолжает свое дело.       Его глаза уже сами, без желания или приказа его мозга, исследуют тело собственной невесты. Он помнит, как Марго выглядела тогда, когда только сообщала ему долгожданную и приятную новость — зажатая, испуганная фигурка на кровати их спальни, она смотрела в его глаза так, будто была в чем-то виновата. Сейчас же… Господи, тогда, в самый разгар наградного сезона, её неестественная худоба все еще заставляла его напрягаться. Сейчас же натренированные руки и ноги наоборот приковывали к себе все взгляды, но самое главное, остальная часть её тела…       Лето, подбери слюни. Что же с тобой происходит, мужик?.. Какой-то кошмар. Вспомнив, какую словесную взбучку ему устроила Марго ночью, мол, «из-за тебя моя грудь не влезает ни в один лифчик, и не надо ржать или нагло улыбаться, долбанный извращенец», сейчас он, позабыв, что как бы тоже не мешало встать и начать одеваться, нагло и бесстыдно рассматривал увеличившуюся грудь, которая даже в белье большего размера была привлекательно стянута. Хотелось отбросить всю эту хрень куда подальше и заново начать изучать её тело, но… Джаред, держи себя, твою мать, в руках. Просто держи в руках. У вас еще будет время. Ты еще расстегнешь конкретно этот предмет одежды, чем вызовешь еле слышный стон удивления со стороны актрисы, и приникнешь к груди, соски которой из-за температуры сейчас были видны сквозь ткань… были видны просто замечательно.       Так. Пошло все в задницу.       Марго, вроде бы, даже не смотрит в его сторону, хотя на её лице — довольная еле заметная улыбка. Она медленно, словно для кое-кого одного, надевает кофту с пуговицами спереди, пока Лето искоса наблюдает за животом. Некогда абсолютно плоские формы округлились, а сама кожа при этом еле-еле блестела. Опять использовала свое чертово масло, которое его с ума сводит?       Живот был виден. Не сильно, конечно, Марго абсолютно точно могла спрятать его под мешковатой одеждой, но сейчас, застегивая пуговицы теплой кофты и начав сверху, она предоставляла ему замечательный вид на округлившуюся часть своего тела. И, в отличие от идиотов, придерживающихся странных и глупых предрассудков, он не чувствовал себя неловко. Он понимал, что это все не просто так, что внутри Марго ребенок, их ребенок, их двоих. Соединение, слияние его и её генов, клеток, что-то, что было создано лишь ими двоими. Ребенок не был третьим лишним. Лето наоборот, как одержимый извращенец, хотел проводить с невестой как можно больше времени. Желательно еще, чтобы запрет врача был снят, как и все эти удобные и полусвободные штаны и кофты с тела Робби.       Господи, он на самом деле какой-то извращенец. Но на старости лет такое бывает иногда, верно? Что ж теперь поделать. Лежать с ней на одной кровати, желательно, той огромной, которую делали для них двоих на заказ, прижимать Робби к себе, оставлять на её теле поцелуи и чувствовать, как маленькие пальцы то перебирают его пряди, то касаются плеч и рисуют странные овалы, то ложатся на пояс и путешествуют куда пониже, заставляя его чувствовать острое желание все сильнее и сильнее, до скрежета в зубах. В своей невинности, просящем взгляде и надутых розоватых губах обнаженная Марго, полностью сбросившая с себя одеяло, была для него просто… именно благодаря невесте его мозг наконец понял все эти глупые обращения к женщинам вроде «богиня, совершенна, идеальна» и так далее. Невинный, невиновный ангел Марго Робби, лежала под ним и смотрела на его губы, шею, грудь и живот взглядом юной девственницы. Будто бы не толкала его на кровать несколько дней назад, не садилась к нему на бедра и не принимала в себя его налившийся кровью, готовый член, не давая самому Лето пошевелиться и чуть ли не насилуя его, бедного. Закрывала глаза, открывала рот и водила бедрами, чувствуя его в себе, позволяя ему чувствовать то, какой горячей она была. Внутри неё было жарко, узко, приятно. Марго, чьи волосы были перекинуты на спину, чья грудь напрягалась сильнее и сильнее от каждого движения, буквально исходила соками. Принимала его в себя до конца, до каких-то черных точек перед его глазами, пока он сам чувствовал, как почти достиг предела… дотрагивался там, внутри неё, такого невинного и дрожащего ангела, до самой дальней точки, до матки, чувствуя, как все её мышцы сжимают его изнутри, выжимают последние соки, утягивают куда-то в невесомость. Гладкая, влажная и невероятно горячая Марго, берущая его руки в свои и кладущая его ладони к себе на грудь, поднимающая голову и закрывающая глаза.       Правда, невинный ангел. Никто и не думал, что этот ангел на самом деле тот еще дьявол. Дверь была закрыта, их никто не слышал, никто не слышал недовольных рыков Джареда и длинных, пошлых стонов девушки.       У него на выступлениях в голове вместо музыки все стояли эти стоны и крики. Его маленькая, невинная и «нетронутая» девушка, которую он, чудовище, так «развратил». Если бы он не знал всей истории с самого начала, то правда подумал бы, что виноват он сам.       Но в этом была вина Марго. Даже не вина. Она сама была такой. Сама… словно закрывая дверь, позволяла себе то, что хотела сделать весь этот долгий день, командовала им, управляла, прикусывала нижнюю губу и развратно улыбалась, заставляя музыканта чувствовать себя какой-то жертвой морской сирены.       — Мы так никуда не успеем, если ты не подотрешь слюни и не перестанешь на меня пялиться.       Даже не смотрит на него, подходит к туалетному столику и быстро-быстро скрывает какие-то странные покраснения и мелкие прыщики. Гормональные изменения не особо сильно сказались на внешнем виде Марго, но тем не менее, от обычных красноватых прыщей она была не в восторге вообще.       Все было не так страшно, Лето. Ты ведь мужик. Взрослый, на многом научившийся, нормальный мужик, тебе не составит труда убежать от собственной мамы и мамы Марго под звонкое хихиканье самой невесты, поцеловать её в шею и усадить на заднее сидение. Почему-то он чувствовал, что стоит им выехать из участка, как на машину, забывая все правила безопасности, побегут фотографы.       На этот раз он оказался не прав, но Марго, тем не менее, ехала в темноватом пончо и в капюшоне до самой клиники. Там, на охраняемой стоянке, за забором, высотой в несколько метров, им уже ничего не угрожало.       Лето, ты ведь мужик.       Все нормально.       Просто…       Все нормально.       Возьми её под руку, помоги освободиться от лишней одежды, помоги забраться вверх по ступенькам («спасибо, Джаред, но я не корова, если ты не заметил»), просто совершите уже привычный ритуал и пройдите в отделение гинекологии. Скажите администратору, что пришли, усади хмурую Марго на удобный мягкий стульчик и жди. Все скоро будет нормально.       С ней что-то не так? Получи ответ «хватит, обеспокоенный молодой человек, у меня просто опять немного урчит живот».       На какую-то минуту ему показалось, что это он тут, беременный, ждет УЗИ и от волнения чуть ли не прыгает до потолка, в то время как сопровождающая его Робби роется в телефоне. Джаред, все в порядке, возьми себя в руки. Сколько тебе лет вообще? Вам же не по восемнадцать? Вы же знаете, что все хорошо? Вы же знаете, что ваш ребенок получит все самое лучшее? В конце концов, ты же помнишь, как, «забивая» на абсолютную предосторожность и поверив в противозачаточные, вы, потные от произошедшего, прижимались к друг к другу, не прекращая поцелуев и упиваясь громкими причмокивающими звуками, что расходились по всей спальне?       И сколько тебе вообще лет, на самом деле? Да, это была часть «подарка» на День рождения, да, у вас был секс практически во всем огромном доме, раз пять на дню и практически каждый день? Лето, возьми себя в руки. Только попробуй покраснеть, как маленькая девочка или маленький мальчик, впервые увидевший незнакомца. Еще получишь от Марго хмурый взгляд. Оно тебе надо?       Успокойся ты, наконец.       Это просто УЗИ.       — Мальчик или девочка? — вдруг спрашивает будущая Лето, откладывая телефон. Музыкант сначала даже не понимает, о чем она.       — Мне все равно.       — Неужели?       — Неужели, — передразнивает он невесту уверенным голосом. — Мне достаточно того, что ты — мать этого ребенка, все остальное не так важно.       — И все же?       — Марго, правда, без разницы. Главное, чтобы не какой-нибудь там… марсианин, — девушка хихикает, хватая мужчину за руку, вынуждая подойти ближе и сплетая пальцы.       — Ты серьезно?       — Ты о чем? — ему на какой-то момент кажется, что этот вопрос дается Робби нелегко.       — Ну… о том, что… я — мать, и все такое…       Да, и вправду. Она краснеет. Милый румянец расползается по её щекам, в то время как сама актриса упирается взглядом в пол и еще крепче хватает его за руку. Джаред, делая глубокий вздох, все же садится рядом, смотря на светлые пряди, закрывающие половину лица.       — Если ты все еще не веришь мне, моя дорогая, то просто придется дождаться того времени, когда врач снимет свой запрет, который нам очень сильно мешает, — Боже, она поднимает голову и краснеет еще больше. Это так мило. Правда. Этот смущенный взгляд, красные щеки, и все только от мысли о том, что он давно не доказывал ей, что его безумное тело со своими животными инстинктами реагирует так только на неё. Он наклоняется ближе, к уху актрисы, несмотря на то, что еще немного, и Робби его своим смущенно-разъяренным взглядом просто съест. — Ты — мать моего ребенка. Ты носишь моего ребенка. Ребенка, на появление которого я даже не рассчитывал. Ты согласилась стать моей женой. Ты позволяешь делать мне с собой такое, после чего, как бы ни было это странно, я еле-еле дышу, а ты еще и усмехаешься. Ты настолько сексуальна в любой одежде, каждую свою минуту, что я просто не понимаю, что такого сделал, чтобы именно мне достался такой маленький ангел, — получает тычок в ребра. Не сильно. Ухмыляется, но продолжает дальше. Вокруг никого, лишь светлые стены и закрытые кабинеты. — Мне без разницы на пол ребенка, я просто схожу с ума, когда вижу тебя и понимаю, что ты беременна из-за меня. Что это сделал я. И что в нашей постели я могу целовать тебя так, как больше не может никто. И что ты стонешь так, что я определенно запишу это на диктофон, чтобы прослушивать потом в турах или тогда, когда мы будем далеко друг от друга…       — Извращенец.       — …ты сама согласилась выйти за меня. И ты носишь моего ребенка. И ты такая же извращенка, миссис Лето, давайте будем честны друг с другом.       Получает тычок в ребра уже сильнее, ухмыляется и немного отстраняется. Да, точно, она теперь красная, как та самая подушка в виде арбуза, которую Марго недавно заказала по Интернету.       — Я не извращ…       — Порой я чувствую себя таким беспомощным, когда ты оказываешься сверху, с силой прижимаешь мои руки к кровати и запрещаешь к себе прикасаться, что… я бы поспорил.       — Иди ты.       — Учитывая, кто тут из нас двоих больший извращенец, это моя фраза. Ну так девочка или мальчик?       — Мальчик, — после небольшой запинки отвечает Марго, — который вырастет не таким вредным и ужасно извращенным, как его отец.       — Значит, так?.. — Лето даже приподнимает брови в удивлении и ухмыляется, поворачивая голову и смотря в пол. Ну вот как с ней можно серьезно разговаривать в такие моменты?       — Да, и которого нельзя будет назвать Джеральдиной, потому что я прибью Шеннона. Задолбал, — заканчивает грозная актриса свою тираду, выпрямляя спину. Господи, Лето, она ведь права. Ты правда извращенец. Хватит думать об… этом. Это клиника, вы ждете врача, у неё вообще через несколько минут УЗИ, ты с катушек съехал? — Мальчик или девочка?       — Как я и сказал, мне без разницы.       — Тогда мне тоже. В принципе. Лишь бы Шеннон успокоился и нашел себе кого-то, пусть сам берет и заводит себе свою Джеральдину, — в то время как Марго серьезно смотрит в пол, голова Лето повернута в другую сторону. Актриса не видит, как музыкант нахмуривается и приподнимает бровь. Не видит, как он на секунду отводит взгляд, словно проверяя, что они вдвоем вообще туда приехали.       — Можешь сказать ему об этом прямо сейчас.       — Чег?..       Шеннон, гордо вышагивающий с Шэрон, которая на небольших каблуках на несколько сантиметров кажется выше его, становится для бедняжки-Робби шоком. Она чуть рот не приоткрывает от удивления. Джаред слышит что-то типа «ну твою мать», сказанное в сердцах его невестой, но не придает этому значения. Так вот куда уехал старший Лето? «По делам»? Тоже на УЗИ? Интересно, какой у него срок?       Доктор Лайне, по мере приближения к Марго, улыбается все шире, прежде чем остановиться перед пациенткой, уже оказавшейся на ногах, и обнять её. Джаред, чувствуя себя не совсем в своей тарелке, снова вспоминает про УЗИ. И про Шеннона. Черт.       Да что здесь происходит.       Шэрон интересуется, все ли нормально, как Марго себя чувствует и как все вообще у них дома происходит. Внезапно обращается к Джареду, мол, «а вдруг твоя жена мне тут что-то недоговаривает». Робби хочет вставить что-то про то, что они еще не женаты, но Лето даже слова не дает ей сказать, клятвенно заверяя доктора, что они соблюдали все-все-все назначения. Абсолютно все. Что Марго пила витамины, что Марго была на свежем воздухе, что Марго не волновалась и что Марго спала, сколько ей хотелось. Словом, полностью следовала рекомендациям.       — Мы тогда пойдем и… Джаред, ты же будешь присутствовать? — спрашивает вдруг Шэрон, приподнимая брови. Лето, наверное, сейчас похож на первоклассницу. Где присутствовать? Когда? До него вся информация доходит с такой скоростью, что Лайне приходится пояснять. — На УЗИ?       Не найдя в себе силы на ответ, музыкант кивает.       — Я позову тебя через пять минут. Просто осмотрю Марго, ничего страшного.       Господи, наверное, он выглядит, как какая-то курица, отставшая от своих подружек. Лето хлопает глазами, видит, как женщины исчезают за дверью соседнего кабинета, и вспоминает, что Шеннон, собственно, стоит рядом. Какого-то хрена. Мозг Джареда работает слишком плохо последние несколько минут, а все началось с того, что Шэрон и Шеннон шли рядом. Хорошо, что они все же перестали встречаться, иначе бы он нахрен запутался в именах.       — А чего ты тут делаешь? — наконец «просыпается» младший Лето.       Объяснения старшего брата выглядят как-то странно, зажато, вымученно, неопределенно, словно… Шеннон врет на ходу. Джаред с таким прекрасно знаком. Знает барабанщика как отлупленного, наблюдал за такими картинами вот уже больше сорока лет.       — Да и вообще, мы говорим о моей племяннице, я же должен увидеть Джеральдину одним из первых! — воодушевленно заканчивает старший Лето.       — Приехал, чтобы напомнить Шэрон, что когда-то был неудержимым самцом, и все еще может продолжиться? — подытоживает Джаред.       — Иди в жопу.       Милый разговор. Главное — братский, наполненный любовью. Вообще, семья Лето в Голливуде считается одной из образцово-показательных: чего только стоили фотографии братьев вместе с матерью во время различных церемониях, где Джаред греб награды чуть ли не лопатой.       Родственники были готовы сказать друг другу еще «пару ласковых», если бы не голова Шэрон, внезапно высовывающаяся из приоткрытой двери кабинета.       — Джаред, — она кивает внутрь, ожидая, что мужчина, стоящий на ногах, через несколько секунд развернется и пройдет следом за ней. Но младшему Лето, замершему на месте, нужно куда больше времени и легкий пинок Шеннона. Музыкант словно отмирает, встречается взглядом с доктором Лайне и проходит к двери кабинета.       Джаред, все нормально. Господи, да чего ты за свою жизнь только не видел! И Марго, расположившаяся на длинной кушетке, почесывающая нос и щеку, тебя не должна смущать. Да все нормально, мать твою. Просто… просто сядь на стул рядом. И не показывай никаких странных эмоций, не хмурься, не делай то, что может заметить Робби. Просто… все в порядке.       Он знаком с подобной процедурой. Актриса пододвигается чуть повыше, как-то смущенно смотрит на Джареда и Шэрон, с силой выдыхает воздух из легких и приподнимает мешковатую кофту. Светлый живот, округлый, но с мягкой кожей. Джаред прикасался к нему губами. Руками. Джаред своими прикосновениями заставлял Марго задерживать дыхание.       Робби приспускает эластичный пояс брюк пониже и убирает руки, когда Шэрон помогает ей. Джаред сидит в паре сантиметров от Марго и не хочет признаваться себе в том, что попросту боится, как первоклассник. Или ребенок, впервые оставшийся без родителей, с какими-то чужими дядями и тетями. Это твоя жена… да, жена, это твой ребенок, возьми себя в руки, наконец! Ты выступал перед огромной аудиторией, чего страшного подстерегает тебя тут, в небольшом кабинете с аппаратурой?       Шэрон выдавливает немного бесцветного геля прямо на округлый живот Марго, из-за чего актриса глубоко вздыхает. Ей страшнее сейчас, пойми ты, дурак. Его левая рука хватает правую руку невесты, лежащую на кушетке, и сжимает. В отличие от Робби, и Лето, и доктору Лайне очень хорошо виден экран. Шэрон берет в руки предмет, похожий на валик, и прикасается к той части живота, где есть гель. Растирает препарат, особо не всматриваясь в экран пока, просто наблюдает за тем, чтобы нужная часть живота была в геле.       Исследование начинается так резко, что Джаред не успевает отреагировать. Шэрон, улыбаясь, задает единственный вопрос:       — Что решили насчет пола?       Джаред и Марго переглядываются. Очень, видимо, долго, потому что доктор отвлекается и смотрит на них двоих.       — А… он уже виден? — голос у Марго настолько тихий, что даже Джаред еле-еле слышит слова. Врач, приближаясь к экрану и смотря на все происходящее через очки, хмурится, прикусывает верхнюю губу и несколько раз довольно кивает.       — Да.       Ну… они еще вообще ничего не решили. Господи, это так… нет, у Джареда не трясутся руки или ноги, он просто чувствует сильное напряжение, начинающееся где-то глубоко в груди. Ему не страшно. Он просто сильно волнуется. Это на самом деле волнительно.       Он — будущий отец.       Он, мать вашу, станет отцом. Марго носит его ребенка. Марго беременна от него, а не от каких-то там Томов, Джеймсов, Брайанов и других. От него. Еще год назад он просто обнимал её с желанием никогда не отпускать, медленно целовал шею и довольствовался ощущением вороха мурашек, проносящихся по её шее. Она напрягалась. Она доверяла его рукам. Она, черт возьми, раскрывалась перед ним вовсю — это касалось не только прикосновений, но и её собственного мира, её жизни, воспоминаний. Её ног, в конце концов. Со временем доверия становилось все больше, интимных моментов — все больше, открытых стонов и разрешений — все больше. Она позволяла ему все. Вообще все. Залезать к себе в душу, сказать тогда, в августе шестнадцатого «нам нужно это прекратить», взять её на кухонном столе в день их примирения после этих его тупейших слов, врываться в её тело столько, сколько хотелось ему, сладко постанывая мужчине на ухо.       Марго полностью принадлежала ему. Она хотела ему принадлежать.       Он сделал ей предложение.       Ну, и ребенка, а то «чего же ограничиваться, правда, Джаред?», как сказал Шеннон.       — Мы ничего не решили.       — В смысле не определились или в смысле вам без разницы? — сразу же уточняет Шэрон, поворачивая голову.       Джаред видит, каким взглядом смотрит на него Марго. Будто бы в чем-то провинилась. Маленькая дурочка, получит ведь еще за такое. Он ведь говорил, что ему на самом деле без разницы на пол ребенка в том случае, если матерью ребенка будет Марго, так в чем же дело?..       — В том смысле, что…       Начинает Робби, но быстро затихает. Лайне поглядывает на них обоих, словно решая, кто в этот раз чего получит.       — Ладно, я все равно дам копию исследований на руки, могу дать и запечатанный конверт с расшифровкой. Идет? Когда решитесь — откроете. В любой момент. Чтобы сейчас никто тут у нас не волновался, уважаемая миссис, — доктор меняет интонацию, когда произносит последние слова. Марго даже не говорит ей на этот раз, что они еще не женаты, а Шэрон то ли принципиально не замечает этого по документам, то ли просто уверена, что эти двое давно уже живут и шифруются для всего остального мира. — Марго. Успокойся. Я все вижу. Твое волнение отражается и на ребенке.       «Хулиганка», — так и хочется добавить Джареду, но он молчит и еле заметно покусывает нижнюю губу. Замечает, что с утра красные губы Марго теперь еле-еле розовые — то ли замазала, то ли просто нанесла какую-то помаду. Не могли же его засосы и укусы так резко испариться.       Именно этого момента он и боялся, как последний детсадовец. Ладно, не боялся. Перед этим моментом он волновался, как ненормальный. Это не выход на сцену. Это не исполнение песен. Это не концерт. Это не крик фанатов. Все тихо, мирно, спокойно, просто Марго будто бы изо всех сил сжимает его руку, желая чуть приподняться.       — Я наклоню к тебе потом, лежи, не двигайся, — слышит девушка от врача.       Нет, правда, он не верил, что это так волнительно. Он сейчас взлетит на воздух. Он сейчас на тот несчастный Марс попадет. Да какой Марс, он на Плутон нахрен улетит, пробежится перед этим по всей больнице и вывалится в окно. Упадет в мусорку. А потом — Плутон.       Шеннон бы точно ухмыльнулся, узнав, какая у его младшего брата реакция на УЗИ своей невесты. Хорошо хоть, что Джаред не сидит и не трясется, как непонятно кто. Так можно вообще Марго напугать.       В фильмах на таких моментах играет спокойная лирическая музыка, режиссер берет лицо актера крупным планом… тут же такого не происходит. Пальцы Марго на минуту кажутся ему пальцами маленького десятилетнего ребенка, схватившегося за него. Шэрон словно через какой-то туман в его ушах указывает пальцем левой руки на какие-то участки на экране. Внезапно нечто черное, закрепленное в потолке, включается. Это «нечто» оказывается экраном, благодаря которому Марго может наблюдать за исследованием, не приподнимаясь. Шэрон дотрагивается пальцем до того экрана, что находится уже перед ней, что был включен с самого начала, обводит какое-то место на непонятном черно-белом рисунке. Это же место на несколько секунд обводится зеленоватым кривым кружком, прямо так, как его и провела доктор. Лайне говорит что-то про внутренние органы, а Джаред просто сидит, цепляясь за руку Марго в ответ, обеспокоенно смотрит на свою невесту, и вдруг подносит пальцы правой руки ко рту.       От волнения.       Он правда волнуется, твою мать. Это не смешно. Мало чего видно, непонятно, как в этом всем разбирается Шэрон, но небольшую голову растущего ребенка внутри тела матери он замечает очень даже хорошо. Смотрит то на экран, то на живот Робби, измазанный в геле. Мужчина на самом деле не представлял, что для него, в его сорок с хвостиком, это может быть настолько волнительным. Ему будто бы шестнадцать. Будто бы они сейчас вернутся домой и получат от родителей по первое число. Будто бы Марго не за двадцать, а всего лишь пятнадцать. Будто бы… о, Господи.       Какой бред несет его ненормальный мозг. Ему бы не помешал холодный, если не ледяной душ. Твою мать, это правда… ребенок. Это правда его ребенок.       Марго не обращает внимание на его манипуляции, с интересом разглядывая экран над собой. Шэрон показывает те органы маленького организма, которые либо уже развились, либо развиваются. Вдруг врач поднимает указательный палец, нажимает несколько кнопок на панели своего устройства, а Джаред (он уверен, каким-то испуганным взглядом) смотрит на такую же испуганную Марго, у которой на лице застыла слабая улыбка. Им обоим и интересно, и страшно. Оба волнуются, как ненормальные.       — Марго, я же сказала: не волноваться, — напоминает ей врач.       — Извини, я просто…       — Давай, успокаивайся. Давай. Дыши нормально. Смотри на Джареда, если так хочешь. Успокаивайся, иначе я не смогу вам показать…       Лето хочет уже спросить, что конкретно «показать», но тут тишину комнаты нарушает частое «тых-тых-тых-тых». Присутствуют и другие звуки, но их Лайне с помощью парочки кнопок заглушает, разворачивается и смотрит на ошарашенных родителей.       Наверное, они выглядят как два попугая, которым сказали, что у них через три месяца родится фламинго. Джаред не особо понимает, почему его мозг выдает такую ассоциацию, но прекрасно понимает, что за звуки раздаются по всему помещению. Сердцебиение ребенка. Частое, быстрое-быстрое, он не знает, сколько ударов в минуту, но это так… мужчина набирает в легкие побольше воздуха.       — Здоровое сердцебиение для такого срока. Ничего необычного я не вижу, все-все нормально. А то, из-за чего ты тогда попала в клинику, Марго…       «Тых-тых-тых» все еще раздается, пока Шэрон наклоняет голову и направляет валик в другую сторону.       — Все нормально. Анализы хорошие. Все в пределах нормы, никаких патологий, УЗИ отличное.       Наверное, Лайне уже хочет заканчивать, но Робби вдруг тихо шепчет:       — А можно еще… немного?       Шэрон, мгновенно понимая девушку, кивает и касается валиком другой части живота. Сердцебиение не раздражает, не заполняет уши всех присутствующих в комнате, оно наоборот… из-за него страшно и спокойно в одно и то же время. Джаред почти уверен, что у него вспотели руки. И в том, что на Плутон он все же долетит. Стук сердца собственного ребенка кажется ему каким-то сном, поэтому он, как и Марго, смотрит на увеличившийся живот актрисы. Это совершенно обыкновенный процесс, в этом нет ничего… волшебного, магического, Марго не получила письмо из Хогвартса и не держит в руках волшебную палочку, но на её лице Джаред читает такое огромное скопление эмоций, что задерживает дыхание.       Он сам боится. Он сам безумно счастлив. Он рад настолько, что хочется закрыть лицо руками, и хотя бы минуту посидеть наедине с самим собой, кое-как пряча улыбку. Он доволен. Он взволнован. Он испуган, когда вспоминает о том, что беременность кончается родами, а роды никогда не бывают безболезненными. Он прямо сейчас хочет прижать Марго к себе, поцеловать её лоб, щеки, шею, ключицы, руки, губы, оставляя собственные метки на теле своей же невесты. Ему хочется положить руку на живот девушки, чтобы заметить её обеспокоенно-понимающий взгляд. Он снова вспоминает, как Марго вела себя с мамами в то время, как те интересовались сроком, всякими тестами, УЗИ, словами врача… Марго чувствует себя так спокойно рядом с ним, она ничего не боится. Она наоборот накрывает его руку, давая таким образом понять, что все в порядке. Ей не больно. Ей не неприятно. Она чувствует себя хорошо.       Наверное, это, все же, старость. Потому что он волнуется так, будто ему предстоит участвовать в конкурсе «Мисс Королева выпускного». Да по сравнению с тем, что он чувствует сейчас, никакой Оскар рядом не стоял. Еще чуть-чуть, и его сердце забьется так же учащенно, как сердце ребенка.       Марго прикусывает нижнюю губу, когда их взгляды встречаются, и вдруг смущенно улыбается ему. А он поднимает руки, пальцы которых сцеплены друг с другом, и целует кожу невесты. Все в порядке, все хорошо. Все хорошо.       Все нормально. Все анализы хорошие. С Марго, с их ребенком все хорошо. Им обоим, вернее, даже троим, можно пока не беспокоиться. Особенно вот этой вот светловолосой особе, чья маленькая рука находится сейчас около его губ. Робби прислушивается к чистому звуку сердца и даже тихо смеется, смотря в потолок.       — Ты же сказала, что… — начинает вдруг актриса, поворачивая голову к врачу.       — Да, все хорошо, и тебе вообще не надо беспокоиться.       — Значит, я… — она будто бы специально не договаривает. Что-то там кивает, будто бы намекает, смотрит на доктора знающим взглядом, а сердцебиение вдруг заканчивается — Шэрон отнимает валик от живота, достает рулон бумажных полотенец и дает его Робби. Актриса хватает предмет, но не спешит его использовать, приподнимая брови.       Лайне поджимает губы, вздыхает, закатывает глаза и поднимает руки, сдаваясь.       — Да-да, ладно. Прошло достаточно времени. Тем более, так будет только лучше, — замечает женщина, вдруг смотря на Джареда, — только абсолютная осторожность. Вы меня поняли. Без особых… экспериментов.       Лето вообще теряется. Что, мать твою, происходит?..       — Вы сейчас о…       — Марго спрашивала про секс, — так просто, как истинный специалист своего дела, без каких-либо заминок отвечает Лайне. Марго начинает поглаживать его руку указательным пальцем, довольно осматривая самого Джареда, прищуриваясь и смотря ему в глаза. Дождалась. Наконец-то. Наконец-то сделает то, о чем так долго мечтала — целые… дней пятнадцать, что ли. Изнывала прямо. И тут такой подарок. Еще немного, и Робби начнет светиться от счастья, словно пятилетняя, носящаяся с огромным леденцом. Бедная его девочка, так вот чего ей не хватало все это время…       Шэрон говорит Марго об анализах, которые нужно будет сдать, о необходимости наблюдения, осторожности и всего-всего-всего. Робби пытается вытереть живот и не вляпаться в склизкий гель, кривя мордочки и слушая врача. Лайне что-то печатает на клавиатуре, принтер начинает свою работу, еще один принтер, на этот раз от аппарата УЗИ, тоже активируется, а сам Лето забирает из рук Робби рулон полотенец и помогает ей вытереть гель внизу живота, поджимая губы.       Актриса по-взрослому, на все свои двадцать семь лет, показывает ему язык. Марго одевается, Марго снова хмурится, когда кофта не хочет ложиться нормально, чтобы скрыть её «безразмерное арбузное пузо», как сама актриса называет свой небольшой живот. За такие слова хочется оставить смачный шлепок на одной из подтянутых ягодиц, такой, чтобы Марго, смотря на себя в зеркале, заметила покраснение на коже. Кто, как не он, будет её воспитывать?       Когда Робби, наслушавшись указаний, покидает кабинет, то не сразу замечает, что Джаред о чем-то тихо разговаривает с Шэрон. Врач поднимает брови от удивления, осматривает мужчину, словно оценивая, прищуривается и… кивает. Нет, Робби это не интересно. Робби больше интересно, почему Шеннон, сидящий около кабинета, самозабвенно спит.       Вроде бы.       На глазах музыканта черные очки, поэтому она не может утверждать. Она даже не слышит, о чем там переговариваются её врач и её жених, который во время «лекции» от Шэрон смотрит на спину Робби тем самым взглядом хищника, выпущенного в дикую природу.       — Шеннон? — старший Лето сразу же вздрагивает еле заметно, выпрямляя спину и смотря по сторонам. Господи. Правда спал. Кошмар. — Доброе утро, дорогой.       Марго не замечает то, что Джареда позади неё нет, поэтому, когда он быстрым шагом преодолевает помещение и оказывается за спиной невесты, даже не пугается. Марго не слышит, о чем это там Шэрон спрашивал младший Лето, и вообще не понимает, почему на его лице просматривается такая довольная-довольная улыбка.       Ничего, узнает сегодня вечером.       — Вы все? Я думал, я тут состарюсь и перерожусь.       — Тебя бы разбудили медсестры, — резонно замечает Лайне, выходя из кабинета и закрывая за собой дверь. В руках у неё целая кипа документов, но что-то находится в синеватой папке, а что-то она держит между пальцами. — Результаты исследования.       Врач доброжелательно протягивает запечатанный конверт, через который даже нельзя ничего увидеть, Шеннону.       — Вы же пока не определились, — объясняет она Марго и Джареду, которые тянулись прежде к конверту, а сейчас непонятливо смотрят на старшего Лето.       — Джеральдина? — выпаливает барабанщик невпопад, из-за чего Шэрон хмурится и с подозрением косится на мужчину.       — Секрет, — отвечает ему младший брат, — прекрати использовать это страшное имя, иначе тебя побьет Марго.       Саму Марго вдруг уводит вперед Шэрон, снова говоря что-то о предосторожности и анализах. Обсуждает сроки, когда надо будет снова приехать, еще раз уверяет, что все хорошо. Шеннон, смачно зевая, крутит в руке конверт и встает с удобного стула. Разминает спину и натыкается на довольный взгляд безумно довольного Джареда, который буквально пожирает какую-то из частей Марго. Какую конкретно, Шеннон так и не определяет.       — Так вам сказали пол?       — Нет, мы решили… что не надо.       — А, вы же такие умные, я забыл.       Но улыбка с лица младшего брата все не сходит, пока они вдвоем медленным шагом начинают топать вслед за врачом и актрисой.       — Чего ты лыбишься?.. — на свой вопрос барабанщик получает авторитетный взгляд взрослого дядечки и моментально чувствует себя пятилетним ребенком. Что, мать твою, такое, Джаред? Тебе на ухо сказали пол ребенка? Или что? Что случилось-то, что ты улыбаешься так, будто… — О нет, нет-нет-нет-нет.       От разочарования Шеннон даже глаза закрывает. Его младший брат чуть ли не открыто ржет.       Бедняжка Лето-старший хмурится и делает грустное лицо. Если вспоминать его слова о его собственных чутких ушах, то можно им лишь посочувствовать. Ближайшее время мужчина спать не будет, потому что эти двое специально разместили своих матерей подальше от собственной спальни.       Шеннон не хочет признаваться, но где-то внутри него мелкий десятилетний Шеннон даже рыдает. Мало того, что не сказали ничего про Джеральдину, так и спать теперь не дадут. Замечательно.