Не отрекаются любя

— Не торопись! Стивен вздрагивает от глубокого голоса преподобного, оборачивается ко входу в Храм. Он пришёл на рассвете, как и планировалось и решил, что прежде чем приступить к работам, успеет поставить ещё одну свечу. — Одного раза вполне достаточно, чтобы подарить другим власть над его жизнью, — добавляет первосвященник. — Я не понимаю, о чём вы… — тихо отвечает ему Роджерс, опуская руку вниз. Хеймдалль стремительно подходит к нему, требовательно протягивая Стиву обе ладони. Тот успевает лишь коснуться его рук, как первосвященник их резко отдёргивает. — Я переоценил себя, — бормочет он еле слышно, а затем неожиданно добавляет, повысив голос: — Ты знаешь, о ком ты молишься, Стивен Роджерс? Стив ничего не понимая, откладывает нетронутую свечу на подоконник и отвечает: — Я бы сначала хотел исповедаться, преподобный. — В Храме Асгарда нет таинств, кроме имянаречения и венчания, дитя моё. Я — главный судья здесь. Как ты себе представляешь подобное? — О… — вырывается у Стивена. — Мой внук передаст тебе свои книги сегодня же. Ты умеешь читать, я надеюсь? — Да, отец научил нас с братом грамоте, — кивает на вопрос преподобного Роджерс. В Храме стоит тишина, лишь за его пределами слышатся голоса певчих птиц. Хеймдалль вздыхает, и глаза его проясняются так, что белый туман в них едва ли заметен. — Давай вернёмся к моему вопросу. За чей упокой ты ставил свечу? — За Энтони Старка, сына мага Чёрной башни, — чётко произносит Роджерс. — Ты так его ненавидишь? — удивлённо спрашивает жрец. — Я любил его, хотя мы не были вместе, — скулы Стива алеют, но он не отводит от храмовника взгляда, до сих пор не понимая его странных вопросов. — Он отверг тебя? Обидел чем-то? — Это я отверг его чувства, и я же обижал его словом, причём не один раз, — Роджерс теряется ещё больше, но продолжает говорить. — Я не понимаю тогда ничего, но возможно всё дело в твоём невежестве… Хеймдалль отвлекается, почувствовав, как на плечо его садится один из соколов внука. Он уходит за алтарь, не сказав ни слова, оставляя Роджерса обескураженным, возвращается через пару минут и отправляет птицу с привязанным посланием обратно. — Смотри сюда, что ты видишь, дитя, — указывая на потайную нишу в углу, спрашивает первосвященник, и в голосе его чувствуется неприкрытое напряжение. — Двуручный меч, шлем, рог — это что-то должно значить? — Я хочу сказать тебе одну вещь, юноша, — переводит тему храмовник. — За Старков не принято молиться с тех пор, как основатель их рода произнёс, что один из его потомков, став равным Создателю, разрушит весь наш мир. — Но Тони растил преподобный Джарвис, он не мог не молиться о нём. — Ты не можешь быть уверен! Или ты лично присутствовал при этом? — от голоса Хеймдалля у Стива холодеет в груди. — Нет, не присутствовал, — он заставляет себя ответить и, выдержав взгляд преподобного, добавляет: — Энтони сам меня об этом попросил, когда мы прощались. Почти два года назад я отвёл его на смерть! — под конец фразы его голос срывается на крик. Пораженный этим всплеском эмоций Хеймдалль замечает, как ниша заполняется ярким синим светом. Стивен стоит к ней спиной. Жрец берет его за плечо, приглашая вместе выйти из Храма. — Никто просто не ожидал, что найдётся один бесстрашный, готовый беспокоить Создателя, упоминая Чёрное сердце. Глаза преподобного мгновенно наполняются туманом после этой фразы. — Встреть моего внука, дитя. Он должен уже быть у ворот. Когда прочитаешь все его книги, жду тебя в Храме. Не затягивай, война не за горами. Стивен не успевает проститься. Дверь за ним уже закрыта. Но в десяти шагах от Храма дожидается Уилсон, который приветственно машет ему рукой. — Пойдем, присядем с северной стороны. Я яблок принёс, ты же не завтракал. Стив кивает, на рассвете в столовой его, естественно, никто не ждал.