Не отрекаются любя

Скованный по рукам и ногам Локи щурился от ярких лучей восходящего солнца. Хоть он и знал, что Тор не будет присутствовать на суде, сын Лафея не мог перестать искать глазами любимого. Он всё утро старался не обращать внимания на заинтересованные взгляды асгардцев, ещё до рассвета собравшихся у здания Суда. Тихие и молчаливые, они теперь рассаживались на свободные места. Сын Лафея думал о том, как бы хотелось ему сейчас пусть и не взять Тора за руку, но хотя бы заручиться его поддержкой, увидеть любимые глаза, ощутить присутствие… На возвышении перед подсудимым расположились Леди Сиф, Хеймдалль и Огун. Локи поднял глаза на главного судью и застыл, пораженно уставившись на его лицо. Сколько он себя помнил, глаза преподобного были словно затянуты поволокой серого тумана. Теперь же на сына Лафея смотрели ясные карие очи, глядя в которые, при всём желании не получилось бы солгать, хотя и слепой его взгляд всегда проникал в самую душу. Локи знал, что Хеймдалль был слепым с рождения, но однажды тот сам поделился с сыном Лафея, что в редкие минуты жизни зрение возвращалось к нему по неизвестным причинам. Так было и в тот день, когда Локи с сестрой и братом убежали от нянек кормить ненасытных рыб с радужного моста. Преподобный сначала смотрел на них, стоя у дверей Храма, и улыбался каким-то своим мыслям, потом подошёл, зачерпнул из кулька в руках Тора хлебных крошек и бросил их вниз. Он стоял смотря на резвящихся детей молча, пока потерявшихся не нашла испуганная Фригг. Из воспоминаний Локи выдернули слова сидящего справа от Хеймдалля воина. Речь Огуна содержала в себе все известные Локи обвинения — всё то, что он слышал о себе по возвращении из чертогов родного отца. Огун без лишних эмоций упоминал о пересечении границы враждебного государства с помощью злоупотребления властью, ставил в вину возможное участие в сепаратных переговорах с правителем Йотунхейма, что само по себе уже можно было считать изменой Асгарду. А уж учитывая кровное родство с Лафеем, у Локи был веский повод ослабить правящего Одина, облегчив отцу возможность завладеть Асгардом, заранее лишив прав на престол единственного чистокровного наследника, предварительно соблазнив его. Вслед за супругом поднялась дева битвы Сиф, сказав в защиту подсудимого, что пересечение границы, пусть и враждебного государства, — не является наказуемым преступлением на их родине, что воспитанный в семье Одина и Фригг Локи за всё время пребывания в Асгарде ни разу не был уличен в делах, угрожавших правлению Всеотца, что содержание разговоров подсудимого с родным отцом невозможно поставить ему в вину за неимением свидетелей, а уж соблазнение престолонаследника кажется и вовсе возмутительным обвинением, поскольку любовь воина к воину давно не является запретной в Асгарде. — Дай мне свои руки, сын Лафея, — повелел преподобный. Локи поднялся и сделал несколько медленных шагов в кандалах, останавливаясь напротив первосвященника, без промедления вкладывая свои скованные руки в его ладони. Понимая, что речи обвиняющей и защищающей сторон звучат лишь для соблюдения традиций перед присутствующими жителями, Хеймдалль ждал этого момента с нетерпением. — Говори, как есть, Локи, — сказал он подсудимому, слегка сжимая кисти его рук. — Я не буду раскаиваться в том, чего не совершал, — медленно заговорил Локи, и голос его в тишине разносился по всему залу. — Я жаждал мира и спокойствия, надеясь договориться с кровным родителем, избегая войн. Я был молод и глуп, подорвав своим поступком доверие Одина, но своей искренней любви к Тору, против которой выступал Всеотец, я больше скрывать не намерен. Преподобный, слушая его, застыл на месте от ужаса, осознав, что впервые в жизни не чувствует, говорит подсудимый ложь или истину. «Мне придётся взять всю ответственность на себя», — думал он, глядя в честные глаза сына Лафея, вспоминая те редкие моменты, когда он видел взросление всех детей дома Одина. — Преподобный, — осторожно коснулась его плеча леди Сиф, намекая, что пауза затянулась. — Невиновен, — очнувшись, сделал собственный выбор Хеймдалль. Подошедший Бартон снял с сына Лафея оковы и проводил его на свободу в обход толпы. — Локи, — кинулась к брату с объятиями подошедшая к судилищу принцесса. — Хвала Создателю! Он крепко прижал Вирджинию к груди, и, прежде чем отпустить её из объятий, поднял глаза, увидев перед собой любимого. — Я чувствовал, что ты был рядом, — нежно улыбнулся правителю сын Лафея. Тор, подойдя к нему ближе, коснулся щеки Локи поцелуем, не обращая внимания на расходящуюся толпу, увлечённую проявлением чувств со стороны царя.