Залётный

Наполненный впечатлениями от работы и измотанный трудами праведными Роман до рассвета спал, как убитый. Он спал бы и дольше, вплоть до сигнала будильника, поставленного на половину девятого, но под утро у него затекла рука, поэтому в какой-то момент он почувствовал, что если сейчас ею не пошевелит, восстановив кровообращение, то это будет ему несколько чревато. С этим выводом Широков медленно открыл глаза в сероватый полумрак прохладной гостиничной комнаты, но, как выяснилось, только для того чтобы обнаружить, что лежит с кем-то в обнимку под одним одеялом. Мысли о руке сразу же вылетели из головы. Роман приподнялся на локте и осмотрелся вокруг. Одеяло, аккуратно лежавшее на плече, сползло со сладко сопящего у него под боком Алана Дзагоева. Лицо у Алана было совершенно детское: приоткрытые пухлые губы, чуть-чуть насупленный нос, длинные ресницы, слипшиеся ото сна — Роман видел всё в пугающей близости, как будто под увеличительным стеклом. Пожалуй, ещё никого и никогда мирно спящий человек не приводил в такое смятение, какое он испытал в эту минуту. «Да не может быть!» — Роман нахмурил лоб в недоумении. — «Этого просто не может быть!» Но это было правдой — он опять очнулся не в своём номере. Абсолютно точно. У них с Чепчуговым на стенах висели вытянутые вертикально картины с изображением чего-то жутковатого, отдалённо напоминающего человеческие фигуры, больше похожие на мазню акварелью в младшей группе детского сада, чем на произведения искусства. А в этой комнате картины были квадратные, с тёмным фоном, обрамлявшим абстрактные узоры из завитушек и кругов. Роман растерянно пялился на них, словно силясь найти там разгадку, но потом пришёл в себя и повернулся к разнежившемуся в тепле, мягко улыбающемуся Дзагоеву. Алан спал, не чуя подвоха. «День сурка какой-то», — от такого предположения Широков вздрогнул. Если с ним всё в порядке, то сегодня должно быть двенадцатое февраля две тысячи шестнадцатого года. А если нет? Неужели?.. Прежде чем в открытую паниковать, Роман напряг мозги. Что бы там ни было, надо разобраться. Выходит, его снова вытащили из постели и подложили в другой номер, обитатели которого не в курсе? Вряд ли бы Алан добровольно согласился провести с ним ночь, и сосед — кто там у него сосед? — тоже ничего не подозревает. Одним словом, магия. «Надеюсь, это не значит, что в команде против меня все в сговоре, а тот, кому меня приносят в койку, определяется жребием», — с беспокойством подумал Роман. — «Не, это нереально, Акинфеев бы этот дурдом пресёк на корню. Если, конечно, не получается так, что в сговоре все, кроме него… Хотя, наверно, тогда к нему бы первому подложили». После таких логических умозаключений Широкову оставалось только поделикатнее нарушить сон Дзагоева. — Эээй, — потряс он его легонько. Алан даже не чухнулся. — Эй, Дзага! — Роман потряс сильнее. В ответ Алан лишь причмокнул. Широков нервно оглянулся на вторую кровать. — Алан, ёперный театр! — Чё? — всхлипнул Дзагоев, не поднимая век. «А нахрена я, собственно, его бужу? Встать, по-тихому одеться в чьи шмотки ближе лежат, слинять и притвориться, что меня тут не было…» Широков попытался украдкой вылезти из-под одеяла, но Дзагоев, как назло, выбрал именно этот момент для того, чтобы в конце концов проснуться. Он одновременно растопырил все свои конечности в разные стороны и словно потёрся о Романа, зацепив его ногу пяткой, плечо рукой и въехав локтем ему в подбородок. — Ыц! — громко звякнуло в предрассветной тишине. Роман схватился за ушибленное место, проверяя, все ли зубы на месте. — А! Кто здесь? — вскрикнул Дзагоев и сел. — Успокойся и не ори, это я, Широков, — Роман и сам не понимал, зачем это говорит. Фраза не только ничего в принципе не объясняла, но и больше смущала. Просто от неожиданности чего-то другого, поумнее, в голову не пришло. — А хули? — пробурчал Дзагоев, вскочил с постели и врубил настольную лампу. — Какого чёрта? — Ты не пове… — раскрыл было рот Роман, но с соседней кровати раздался приглушённый вскрик: — Ой, мамочки! Из двух зол Широков выбрал меньшее и повернулся в сторону источника звука и очередных проблем, которые нарастали, как снежный ком. На них квадратными глазами взирал Сергей Ткачёв: — Вы чего это? — Мы ничего, — ответил Роман. — Ничего себе у вас ничего, — Ткачёв внимательно рассматривал его. — Сделай вид, что ничего не было, — посоветовал Широков. — Да помалкивай, целее будешь. Будем считать, что это была очень неудачная шутка. По рукам? — Какие шутки, Рома! — воскликнул Алан. Роман с полсекунды прикидывал, что делать, потом цапнул его за шкирку и потащил в предбанник номера, оставив Ткачёва наедине с его догадками и подозрениями. — Рома, что за хрень?! — возмущался Дзага. — Ты как тут оказался? — Слушай, сам не знаю, но предлагаю разойтись миром. — Как так, не знаешь? Роман подёргал ручку двери — заперто. Где-то он это уже видел… — Проверь, где у вас карточки. Никому не давали погонять? Дзагоев, кажется, сообразил, в какую сторону движутся его мысли. Он рванул обратно в комнату и пошуршал ящиками. Широков ругнулся — ха, ещё одна «хорошая» новость, он опять в одних плавках. Похитители перед транспортировкой снова сняли с него новую пижаму, купленную буквально пару недель назад. Роман приобрёл её на удачу — у пижамных штанов были безумно красивые с символической точки зрения бело-сине-красные полоски, и он взял её с собой на сборы, а до того как контракт был подписан, даже прикасаться к покупке боялся. Пока он размышлял над этой загадкой, вернулся Дзагоев: — Карточки наши у нас. Но зато балконная дверь не закрыта. Ты через балкон залез? — Дзага, я похож на альпиниста? — Ты похож на Супермена. У него тоже трусы красные. «Вот же суки!» — Я тебя умоляю, дай что-нибудь надеть, и я сразу же свалю к себе. Не буду же я в нижнем белье по коридорам дефилировать? — А как ты тогда сюда пробрался? И зачем полез меня лапать? — Алан, я не лез, честное слово! Для меня это такой же сюрприз, как и для тебя. Дай одеться! Днём всё отдам. Дзагоев сдёрнул с вешалки на стене олимпийку: — Рома, пообещай, что ты мне всё объяснишь! — и ушёл в комнату. — А Роман уже уходит? — допытывался Ткачёв. Алан послал его в пешее эротическое путешествие, интенсивно зашелестел пакетами в шкафу и вернулся с джинсами. Роман влез в них с трудом, слишком узкими были штанины, прикрыл так и не застегнувшуюся ширинку олимпийкой и сунул ноги в первые попавшиеся шлёпанцы, стоящие у порога: — Как только я сам что-нибудь пойму, я тебе первому сообщу. — А Серёге мне что сказать? — прошептал Дзагоев с диким ужасом в глазах. — Он там хрен знает что себе представил. Да и я тоже, если честно. — Скажи, что ему всё приснилось, и дай мне уже отсюда съебаться!.. — Как это — «приснилось»? — Алан был в отчаянии. — В страшном сне, — бросил на прощание Роман, закрыл за собой дверь и припустил по коридору бегом. На завтрак идти не хотелось. Из-за всех этих странных событий, непременно происходящих в несусветную рань, аппетит пропал начисто. Роман с куда большим удовольствием подремал бы лишний часок, но здравый смысл занудно твердил, что впереди трудный день с усердными тренировками, поэтому силы подкрепить всё же стоит. «Как они, блять, до этого додумались? И как эту лажу проворачивают?» — раздражённо размышлял он по дороге к ресторану. — Я же не бревно последнее, обязан был что-то почувствовать! Может, они мою подушку хлороформом пропитали? Приползаю я такой из спортзала от Гранеро, утыкаюсь туда рожей и всё, уноси готовенького… Хотя, тогда обслуживающий персонал штабелями должен стелиться возле кровати, а перед номером журналисты в очередь выстраиваться, чтобы снять столь чудную картину… Чтоб они надорвались в следующий раз!.. Тьфу, чёрт, не надо следующего раза!» Роман посмотрел на себя в зеркало в холле: нормально ли он выглядит для человека, второй раз пережившего отвратительный абсурдный розыгрыш? Задача номер один — удержаться от мордобоя при встрече с Березуцкими. И вообще, надо сжать зубы и покорно перетерпеть все причитающиеся ему подколы. Однако по мере приближения к ресторану его шаги становились всё медленнее. «И всё равно не понимаю, в чём прикол повторяться? Или на этот раз они памятных снимков нащёлкали? Тогда это уже конкретная подстава и жёсткий компромат, Кариму Бензема до них далеко… Блин, когда я переходил в ЦСКА, то как-то не рассчитывал, что вспомню молодость в подобном ключе! И почему Дзагоев? Ладно, Головин, легко догадаться, мне самому ржачно от его реакции до сих пор, но Алан здесь причём? Совершенно нелогично. Или перепутали койки, собирались к Ткачёву переложить? Да нет, бред, их нельзя перепутать, да и так промахнуться на финишной стадии не могли. А почему Дзага с Ткачёвым не проснулись от всех этих берёзовых махинаций? Какое-то общество слепоглухонемых паралитиков получается, а не лучший клуб страны… Или они всем по очереди подушки хлороформом обрабатывают? Ну, по алфавиту, значит, «Г» — Головин, «Д» — Дзагоев, «Б» по разумным причинам пропустили… «А» — Акинфеев. Хм, тут тоже ясно, не палиться же перед капитаном. А почему не с Вернблума тогда начали? Потом Ерёменко, что ли, будет? Блять, я опять… Никакого «потом», мне впечатлений хватило с избытком! Короче, ясно, что ничего не ясно, лес дремучий, берёзовый такой. Ненавижу берёзы». Краем глаза Роман уловил, что к нему шагнул Сергей Ткачёв, но, видимо, передумав в последнюю секунду, отшатнулся назад. Взвинченному Широкову этого было вполне достаточно: — Это что ещё за танцы?! Шарахаешься, как от прокажённого! — вспылил он. — Что? Вовсе нет, я не... — Сергей вконец растерялся, когда понял, что они уже вызвали интерес некоторых членов команды, бросающих на них обеспокоенные взгляды. — Роман Николаевич, отойдём в сторонку? — предложил он. Широков решительно направился к нему: — Я считал, мы всё уже обсудили, — угрожающе начал он. Ткачёв смущённо прокашлялся и едва заметно качнул головой в угол, мол, нет, давайте всё же поговорим. Широков прикусил язык и подошёл. Убедившись, что они остались наедине, Сергей завёл очень нелёгкую беседу: — Вы не подумайте, я против таких, как вы, ничего не имею… — Это каких же «таких»? — почти прошипел Широков, прищурившись до боли в глазах. Он с трудом совладал с внезапной острой тягой убивать голыми руками, причём, кого именно, он так и не определился — кандидатов на роль первой жертвы серийного маньяка вокруг было в избытке. — Кхм… рисковых романтиков, — выкрутился Ткачёв. — Только, простите, у меня иное воспитание, и быть свидетелем этих сцен… Да и вам, наверно, мешает моё присутствие… В общем, предлагаю сделать так: вы заранее мне свистнете, когда захотите уединиться, а я мигом освобожу помещение, и тогда милуйтесь сколько влезет. «А ведь он даже не стебётся, а на полном серьёзе хочет помочь. Ну не пиздец ли?» — Ты хоть понимаешь, кому это говоришь? — Роман был недалёк от инфаркта. Это вот ему сейчас не приглючилось, ему не то чтобы намекнули, а прямо в лицо сказали, что он… эээ… представитель нетрадиционной сексуальной ориентации? — Эх, Вы правы, это бред, — Ткачёв виновато потупился. Широков оттаял и уже был готов его помиловать, как Сергей внезапно продолжил. — Может быть, лучше комнатами поменяемся? Мне всё равно с кем жить, а вот вам удобно будет. А начальству не скажем. Широков с чувством выругался. Громко, от души. — Ромка, чего разрычался с утра пораньше? — подрулил к ним Игнашевич. Отлично знакомый с характером Широкова, он явно решил вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля. — Пожалей парня, ему и так вчера от Вернблума досталось. — Всё нормально! Роман, вы всё-таки подумайте! — попросил Ткачёв и торопливо отошёл. — Да за что мне всё это?! — мучительно провозгласил Широков ему вслед. — Неужели действительно не за что? — уточнил Сергей и дружески потрепал его по затылку. — Когда это ты у нас в ангелочки записался? — Окей, ты прав, но это не означает, что мне нельзя немного поныть, — Роман тяжело вздохнул. Больше ему ничего не оставалось. В ресторане жизнь не стояла на месте, события стремительно и стрёмно развивались. Широков скрипнул зубами, когда приметил сидящих за одним столом Дзагоева и Панченко, что-то энергично обсуждающих между собой. Впрочем, он догадывался, что конкретно, так как вскоре они подозвали к себе Чепчугова. «Ну, вот, чудесно, мне теперь активно перемывают кости. Как бы не прицепилось ко мне клеймо весёлой шалавы, с режиссёрскими способностями Берёз всё возможно… Один вон уже думает… Тьфу на них ещё раз». Подогретая этими мыслями злость потребовала выхода, и с братьями Березуцкими Широков поздоровался словами разной степени цензурности. — Не с той ноги встал? — невинно полюбопытствовал Василий, аппетитно хрустя салатом. «Не с той постели, бля, и всё с твоей подачи, сволочь!» — чуть не сморозил Широков, в последний момент сдержавшись. С учётом объединившихся за соседним столиком свидетелей его позора смысла всё скрывать практически не было. Разумеется, детали Роман озвучивать не собирался, но во избежание повторения просто необходимо устроить разбор полётов. Нет, Роман и вправду давно ни с кем не был, но просыпаться каждое утро в новой кровати его не особо прельщало. Совсем не так он планировал устраивать свою личную жизнь. — Гондоны вы, самые натуральные, — буркнул Широков. — Я уже почти готов разукрасить ваши наглые морды под хохлому! Что, фантазии не хватает что-нибудь новое придумать? — накинулся он на братьев, но тут же замер от холодка плохого предчувствия. «Если они ответят «Вызов принят», я их голыми руками задушу…» — Ром, ты о чём? — вопреки его мрачным предположениям Березуцкие растерянно переглянулись. — Почему я даже не удивлён?.. — задал риторический вопрос Акинфеев. — Что они натворили? — Да какая, нахуй, разница?! — Роман ощутил непреодолимое желание вылить на всех троих содержимое их стаканов. — Но если это повторится, я за себя не ручаюсь! — А мы ничего не делали! — возмутился Алексей, переводя взгляд с Романа на Игоря и обратно. — Я, во всяком случае, точно. — И я тоже ни при чём, — пожал плечами Вася. — Будь это моих рук дело, об этом бы уже давно трубили на каждом углу, восхищаясь моей гениальностью. О чём, кстати, об этом? Можно малясь посущественнее претензии выдвигать? «Ещё не хватало перед Игорем в красках описывать…» — Широков мог только гневно сопеть. — Вась, Лёш, ну что вы за люди-то такие? Я же вас русским языком просил Ромку не обижать! — взмахнул руками Акинфеев, укоризненно смотря на братьев. — Ага, обидишь такого, как же… — Его обижать себе дороже… — откликнулись Березуцкие. — Чего ты просил? — оскорбился Роман. Это что за опекунство? Он же не в младших классах, блин. — Я тебе кто, по-твоему? — Да он тебя нежной ромашкой считает, всё о твоём комфорте печётся! — тут же выдал капитана Василий с мстительной ухмылкой. — Пальцем тебя не тронь! — Лишь бы драгоценному Ромочке всё по кайфу было! — обиженно добавил Алексей. — А на нас положил вот такой здоровый ху…ууууудожественный фильм киностудии имени Горького. — А ну, заткнулись все! — грозно рявкнул Игорь, и это подействовало. За столом воцарилась напряжённая тишина. — Иногда я и правда чувствую себя воспитателем в детском саду, — вздохнул он и потёр лоб рукой. — Это вы сделали? — Нет! — хором отреклись от выдвинутых в их адрес обвинений Березуцкие. — Врёте? — Нет! — снова в унисон отозвались они, а Лёша продолжил: — Ром, это тупо. — Поклянись! — Широков указал пальцем на Васю. — Чтоб я сдох, — положил тот руку на грудь. — Если о шутке никто не знает и она доводит до скандала, это уже не розыгрыш, а травля получается. Мы бы с тобой так не поступили, — резонно заметил Лёша. — Да ни с кем бы не поступили, — дополнил оправдания Вася. — Но я всё ещё хочу услышать подробности того, в чём меня обвиняют! — Хрен тебе, — отрезал Роман, но уже более благосклонно. Братья на самом деле не выглядели злостными заговорщиками. А кто тогда? Чепчугова потрясти на этот счёт, что ли? Надо попробовать попросить на ресепшене паяльник или хотя бы утюг. — С чего ты вообще взял, что это они? — поддержал близнецов Акинфеев. — А есть варианты? — Да кто угодно, включая Слуцкого. Забыл, куда попал? Здесь все слегка ёбнутые, — улыбнулся Игорь. — Вот сейчас я им верю, мне кажется, не они тебя за косички дёргают. Широков невольно представил, как по коридору ночного отеля его, спящего на носилках, задорно хихикая, несут Слуцкий и Онопко, и его бросило в пот. — Мир? — поинтересовался Вася. — Мир. Но если узнаю, что это всё-таки вы… — Роман красноречиво провёл пальцем по горлу. Утренняя тренировка ничем знаменательным не запомнилась. Не выспавшийся и голодный Роман — со всеми разборками и выяснениями того, кто прав, а кто виноват, он едва успел вероломно стянуть с тарелки Акинфеева бутерброд с каким-то остро пахнущим сыром, — мало обращал внимание на окружающих, хоть и прилежно выполнял указания. Зато после тренировки Игорь и Вася, не слушая возражений, потащили его в ближайшую мандариновую рощу, дабы повандалить на свежем воздухе. Погода стояла чудесная, лучи солнца приятно ласкали кожу, настраивая на миролюбивый лад, лёгкий ветерок качал ветви кустов, таинственно шурша — периодически издалека доносилось до боли родное «Ку-ка-ре-ку». Хотелось вытянуться на шелковистой травке и просто любоваться прозрачным небом с лёгкими вкраплениями кудрявых облачков, прямо как в безмятежном детстве, когда не существовало никаких проблем и Роман был железно уверен в том, что точно проснётся в собственной постели. Как вскоре выяснилось опытным путём, после физической нагрузки действительно нет ничего вкуснее, чем свежесорванный спелый мандаринчик. Только вот осталось их не так уж и много: судя по всему, этот набор витаминов оценили не они одни. Чтобы полакомиться фруктами, пришлось потратить время и силы на поиски. — Сторожа с ружьём не хватает, как раньше, когда огороды обносили… — ударился в ностальгию Широков. — Ага, и сорвавшегося с цепи пса, — прибавил Вася и озабоченно потёр задницу, вспомнив о чём-то глубоко личном. — Весёлое у вас было детство, — подметил Игорь с усмешкой. — Дааа, детство… — протянул Березуцкий и поторопился сменить тему. — Надо и Дзаге нарвать, он почему-то сегодня особенно нервный. — Мандарины как успокоительное… Ты ничего не путаешь? — спросил Широков, устремившись с интенсивными раскопками в кусты. Щёки предательски горели. И отчего это Алан не в духе? Кто знает... — Почему бы и нет? — парировал Вася. — Отличный кляп получится, если что. — Такое знание дела меня слегка настораживает, — покосился на него Роман. — А то! Ладно, пойду в те кусты нырну, пошарюсь в них, может, найду нетронутые жадной цивилизацией мандарины, — и Вася показал рукой на растущие чуть в стороне кусты повыше. — Я вон там поищу, — сообщил Акинфеев. — Дерзайте, а я, как король, подожду, когда вы принесёте подношения к моим ногам, — величественно приосанился Роман, но тут же заработал лёгкий подзатыльник от Игоря. — Наглей в меру, — улыбнулся он и полез к ближайшему кустарнику. Широков же, несмотря на воспитательные меры, даже не подумал заняться групповой «общественно-вредной» деятельностью и исполнил своё желание: с блаженным вздохом улёгся на траве, закинув руки за голову. Чертыхание со стороны Акинфеева заставило его вынырнуть из лёгкой дрёмы и отмахнуться от невесомых, почти неуловимых видений, что нарисовались в его воображении, стоило только прикрыть глаза. Широков с удовольствием потянулся и поискал ленивым взглядом причину недовольства капитана, да так и залип на необычной картине: Игорь явно задался целью добраться до фрукта, висящего в самой гуще кустов. Для этого ему приходилось забавно балансировать на одной ноге и так живописно изгибаться, что Широкову внезапно изо всех сил захотелось запечатлеть этот момент. Но в одном он был абсолютно убеждён — Игорь не оценит снимки со своими балетными па, выложенными в инстаграм. А хотелось ужасно! — Оторвите мне руки… — пробормотал Роман, поймав себя на том, что тянется к телефону. — Зачем? — отозвался Березуцкий из кустов. — Ты там дрочишь, что ли? — Нет, но ты близок к истине, — чистосердечно признался Роман. — Дрочишь кому-то?.. — после секундной паузы предположил Вася. — Не настолько близок! Тьфу, блять, что за мысли? — Девочки, не ссорьтесь, — прервал их Игорь, подбрасывая в руке вожделенный мандарин, большой и сочный. Не зря он так долго прятался в листве, вон какой красавец вымахал. У Романа слюнки потекли. Подойдя к лежащему Широкову, Акинфеев вывернул карманы и вывалил на него горстку оранжевого лакомства: — Разбирайте и пойдём, пока местные действительно охранника с ружьём не завели, — улыбнулся он. А вот на вечерней тренировке ни о каком умиротворении не шло и речи: Широкову вновь пришлось проверить свою выдержку на прочность. Всё было стандартно: Паулино Гранеро привычно раздавал задания для разогрева, Максим Головлёв синхронно переводил его речь, иногда для наглядности подкрепляя её жестами. Но минут через десять тренерский штаб в полном составе ненадолго отлучился на совещание с медиками, и игроки остались предоставлены самим себе. Роман не стал терять времени даром и начал собственную разминку с растяжки — это не лишнее, если не хочешь травмироваться на тренировке, а такой глупый исход его совсем не прельщал. Большинство футболистов последовало его примеру, кроме Васи, Ерёменко, Игнашевича и, как ни странно, Акинфеева. Эти сволочи сгрудились поблизости, самым беззастенчивым образом его обсуждая, для формального соблюдения приличия даже не потрудившись понизить голос. — Вау, вы полюбуйтесь на него! — присвистнул Ерёменко. — Серьёзная подготовка! — Ромка, ты кого соблазнить пытаешься? — подхватил Березуцкий. — С такими талантами, будь ты бабой, до поля бы просто не дошёл! — Пошли к чёрту, — буднично отозвался Роман, наивно полагая, что на этом они угомонятся. — А на шпагат сесть можешь? — резко заинтересовался Игнашевич. — Завидуйте молча, — спокойно посоветовал Широков. — Ух, как тянешься, давай, изогнись ещё! Сделай это для меня, детка! — зааплодировал Вася. Широков напрягся, но продолжил своё занятие. Остановись он сейчас — и подъёбки станут бесконечными, только к ним обязательно прибавится «ранимая скромняшка» или кое-что покруче, мало ли что в их дурные головы придёт. — Завязывай с футболом, тебе в гимнасты прямая дорога! — никак не затыкался Василий. — Или в стриптизёры… — задумчиво подметил Ерёменко. Что за человек! Держать язык за зубами он, кажется, совершенно не умел, ну, или инстинкт самосохранения у него отсутствовал напрочь. — Реально, меняй профессию, от тебя ведь столько девчонок пищит! — И парней тоже, — вторил Василию Ерёма, и Широков почувствовал горячее желание ткнуть его смуглой рожей в газон. — Если правду говорят, что размер не имеет значения, то Роман — просто мужчина мечты. — А что, ты уже успел оценить его размеры? С ними что-то не так? — вставил разминающийся бок о бок с Романом Лёша Березуцкий. С его стороны Широков подкола не ждал и поэтому напрягся ещё больше: забыл, что у братьев одно другому не мешает, так что они умеют и работать, и стебаться одновременно. — Да нет, но такая подготовка сама по себе впечатляет, — Ерёменко развёл руками. — Это да… — важно кивнул Вася. — А размеры мы потом отдельно проверим. — Не забудьте рулетку пятиметровую, — сказал Игнашевич. — Лучше портновский сантиметр, — Широков старался отвечать невозмутимо. — Он мягкий, как верёвка, на нём трупы подвешивать удобнее. — Вась, слыхал? Ему нужен портновский сантиметр, чтобы нас пришить. Приходи со своим. — Сантиметра нет. Есть рулетка. — А рулетка откуда? — У Игоря возьмём погонять. У него десятиметровая есть. — На кой хрен ему рулетка? — Чтобы штрафные тренировать и стенку ставить. Как же без рулетки? — Ну надо же! С их разговорами Широков смирился бы: болтают там между собой, ну и пусть, не страшно, пропустить мимо ушей и всё. Способен же он игнорировать болельщиков с их многочисленными выкриками в свой адрес, по крайней мере, в подавляющем большинстве случаев. Нет, сейчас его нервировало другое: пусть Акинфеев и молчал, не участвуя в общем веселье, но никак и не мешал этому трёпу. Игорь стоял, не спуская с него глаз. Из-за этого у Романа не получалось сосредоточиться на своих действиях, да он ещё и едва ли краснеть не начал, чего с ним не происходило уже давно. Даже вспомнились россказни Дзагоева, что Игорь гипнотизёр и одним взглядом может заставить пробивающего пенальти ошибиться. В этом была некая доля правды, иначе как объяснить это неясное смущение? У Романа даже мурашки по спине пробежали. Вернувшихся Гранеро с Овчинниковым он был готов обнимать на радостях, в очередной раз мысленно по полной обматерив своих коллег. Это уже входило в привычку. После разминки по плану шли беговые упражнения, чему особенно радовался Вася. Бегать в одиночестве он не любил, а до нагрузок в основной группе его пока не допускали, боялись, что злосчастная травма вновь напомнит о себе. Впрочем, бегать по полям для гольфа было относительно интересно, какое-никакое, а развлечение, не просто тупо круги наматывать. С мячом Роман, как и все остальные, любил заниматься куда больше, но бег — необходимый этап подготовки футболистов. Пусть ни отличной формой, ни скоростью он не мог похвастаться, зато справедливо гордился своей выносливостью и упрямством, благодаря которым он не тащился позади группы, выискивая симпатичное местечко для могилы, в отличие от того же Фернандеса. — Скучно, — пожаловался Вася. — Хоть бы полосу препятствий сделали, и то повеселее бы было… — Ну или там группу поддержки по краю поля… из фотомоделей… — мечтательно добавил Алан, подозрительно покосившись на Романа. Даже торжественно вручённый ему оранжевый презент не сгладил горячих эмоций от утра. — Если хочешь, персонально для тебя замутим колючую проволоку под напряжением и ещё кучу всяких ништяков, — предложил бегущему рядом Васе Широков. Вернблум заржал и с размаха хлопнул его по спине, полностью одобряя его инициативу. — Не надо! — выдохнул Амир. — Вы же нас с Сашкой в первую очередь туда и запихнёте!.. — Не нравится роль первооткрывателя? — хмыкнул Игнашевич. — Как однажды сказал Газзаев: «Кто выживет, тот и будет играть». — Да ну тя лесом, и впрямь замутишь ведь, — хмыкнул Вася. Широков уже не стал отвечать, благоразумно решив поберечь дыхалку. Слуцкий не первый год тренировал футболистов, а потому прекрасно осознавал, как монотонность и нагрузка давят на психику подопечных, и вносил разнообразие в рабочий процесс. Сегодняшнее занятие, помимо традиционных беговых упражнений, было посвящено отработке ударов по воротам. Для интереса Леонид Викторович также внёс элемент соревнования, присваивая очки за удачные действия. Роман прекрасно понимал, для чего всё это сделано, но даже у него возникло желание обойти товарищей по команде и выиграть мини-турнир, благо, что на точность он никогда не жаловался. Пусть и не снайперский прицел, но вполне себе на уровне, и при определённых условиях Широков мог дать прикурить даже номинальным нападающим. Сперва они с линии штрафной старались попасть в перекладину, затем — в установленные у ворот специальные манекены. И всё это сопровождалось добродушными и остроумными комментариями тренера, который не забывал о счёте и не упускал возможности посмеяться с игроками. — Всё, молодцы, закончили, — в итоге объявил Слуцкий. — Кроме Жоры и Васина, у вас прицел сбит, поработаете над этим отдельно, Михалыч проследит. А у нас лидируют Головин и Начо. А теперь новое задание, — он обернулся к вратарям. — Готовы к расстрелу? Роман посмотрел на Чепчугова и зловеще потёр руки. Появился шанс припомнить ему предательство. — А у нас есть выбор? — без воодушевления вопросил Илья Помазун. Он только днём приехал, отыграв накануне матч за молодёжку в Юношеской лиге УЕФА, и явно был не в состоянии продемонстрировать свои умения в наилучшей форме. — Выбор есть всегда, например, на лавке штаны протирать или играть, — обрадовал его Овчинников и огласил все пункты развлекательной программы: — Сначала изгаляетесь над Чепой, потом Игорян на воротах, ну, и Илюха на сладкое, — распорядился он. Помазун лишь тоскливо вздохнул. Вот тут уж Роман отыгрался на соседе по комнате за все свои мучения: он закручивал мяч под ненавистным вратарям углом, бил так, что, Сергей, даже дотянувшись, пропускал, вызывая у наблюдающих за их противостоянием одобрительный свист. Вот что мстительность с людьми делает! «Чтоб неповадно было прикалываться!» — Роман был доволен собой. Показал класс! Пусть попробуют сказать, что от Широкова никакой пользы нет. Но на Акинфееве его рвение слегка поутихло: Игорь ведь его не доставал, так что Роман даже отвлёкся на зубоскальство тренера и потому не разглядел, что именно произошло, просто в какой-то момент заметил, что Игорь сидит на траве, держась за левое, несколько раз прооперированное колено. Широкова всегда сильно напрягало, когда во время игры удар приходился по коленям, но за Игоря в этом плане он особенно переживал. В памяти до сих пор было свежо воспоминание о жутком столкновении вратаря ЦСКА с Веллитоном пару лет назад — время словно остановилось, и он тотчас же осознал, что случилось нечто очень страшное, непоправимое, потому что его самого будто насквозь прошило фантомной болью. Ему тогда даже почудилось, что он услышал хруст, в ушах долго раздавался наполненный болью и страхом вскрик Акинфеева. Находясь за сотни километров от места событий, услышать его Роман никак не мог, хотя последовавшие за этим нецензурные обещания Игоря выебать обидчика заценила вся страна. Поморщившись, Игорь почти сразу же поднялся, обойдясь без помощи врачей, и вновь занял место в воротах, но из-за этих мгновений азарт с Романа уже схлынул, поэтому продолжал он без энтузиазма, по сути, перестав бороться за победу в соревновании. *** Густую, как сгущённое молоко, дремотную тишину пронзил громкий вопль, и сон раскололся на куски, открывая всю несуразность реальности. — Бибрас, ми зе?! Ма зе?! Ла ма?! Бишвиль ма?! Роман ещё и глаз продрать не успел, как стало ясно, что он, во-первых, опять не у себя в номере, во-вторых, гостит у семейства Натхо, и в-третьих, что от представшего перед ним зрелища Амир в истерике. — Ма зе?! Ла ма?! — заклинило его. Широков подскочил на кровати и столкнулся лбом с Бибрасом Натхо. Они оба зашипели вперемешку с матерщиной и вывалились из кровати с разных сторон. Бледный Амир сидел на постели, вцепившись в волосы пальцами, и качался туда-сюда почище Слуцкого на матче. — Амир! — вскрикнул Начо и что-то бурно затарахтел, судя по всему, на иврите, видимо, пытаясь его утихомирить. Роман ни слова не мог разобрать, но, кажется, толку было мало. Парень выдал в ответ неразборчивую фразу, вскочил и забился в угол: — Это что такое?! Это что?! — запричитал Амир на одной ноте, рассмотрев Широкова и перейдя на русский. — Вы чего?! Это что такое?! — Что, блять, за хрень? — Бибрас, как всегда, со своим ограниченным русским словарным запасом умудрялся выбрать для передачи эмоций самый доходчивый и общеупотребительный вариант. Выражение его лица было настолько зверским, что плакаты «Их разыскивает полиция» по сравнению с ним были просто портреты из Третьяковской галереи. Начо был рассержен не на шутку. Роман поднялся с пола, гордо поправил свои трусы, шагнул к окну и раздвинул шторы. Пора признать: ситуация больше не относилась к категории невинных приколов. Амир вякнул нечто, после чего Начо, покраснев до корней волос, рванул к Роману отнюдь не с дружескими намерениями. Ещё немного, и к шишке на лбу прибавится фонарь под глазом, а то и свёрнутая шея. Пора прекращать этот дурдом. — Тишина в студии! — рявкнул Широков и отодвинул Бибраса в сторону. — Иди сюда, — приказал он Амиру. — Кончай скулить. — Извините, я просто напугался, — замялся тот, но всё же подошёл. — Это всё так неожиданно. — Чего «неожиданно»? — как можно более спокойно проговорил Роман и похлопал его по плечу, стараясь абстрагироваться от рычания Бибраса. — Что я у вас очутился? — Встал в туалет, — разоткровенничался Амир. Его действительно трясло. — Свет включать не стал, а вдруг вижу на подушке две головы, мне показалось… Так страшно… я что-то спросонья не сообразил… Да я и сейчас не соображу… А что Вы тут делаете, Роман Николаич?.. Вы зачем здесь?.. Что всё это значит? — Что? — повторил за ним Начо, хищно оскалившись. — Я вам говорю: тихо! — отрезал Роман, прикидывая вероятные способы мирного урегулирования конфликта: шуточками в этот раз никак не отделаться. — Сядь, всё в порядке. — Нет! — возмутился такой формулировке Бибрас, но Роману удалось проигнорировать его агрессивность. Было очевидно, что он слишком разволновался из-за младшего брата, и если Амир успокоится, то и Бибрас перестанет психовать. — Итак, — начал Широков, — это какое-то недоразумение, о котором я знаю не больше вашего. Ничего, короче, не знаю. Я вообще у себя спал, а очнулся с вами. Никому вреда не желал. Честно. Понимаю, что странно звучит, но большего сказать я не в состоянии. Простите меня, а? — Это же не значит, что… — Амир робко стрельнул глазами в угол. — Это значит, что у кого-то дебильное чувство юмора, — холодно ответил Роман. — Просто дурацкий розыгрыш. Я тоже пока не пойму, как я к вам попал. Вы никому ключи от комнаты не одалживали? — расспросы, естественно, толковой информации не давали, но они хотя бы развеяли взрывоопасную атмосферу. Амир покачал головой, Бибрас пожал плечами, ткнул Романа в голый живот пальцем и перевёл вопрос в новую плоскость: — Безобразие! — Согласен. Если вы дадите мне кое-что поприличнее из одежды, я сразу уйду. Попробуем днём разобраться. Выбитый из колеи Амир с трудом держался на ногах. Поэтому одеждой Широкова обеспечил Бибрас — он приволок из ванной белый махровый гостиничный халат и тапки. За неимением лучшего, Роман решил с ним не спорить и облачился в то, что дали. И на том спасибо. Бибрас был далеко не в восторге от случившегося. — Ещё раз говорю: я и сам в шоке, — повторил Амиру на прощание Роман. — Я что-то расклеился, — стыдливо пробормотал тот. — Ладно. Увидимся за завтраком! — Пошёл ты! — добавил Бибрас. Хрен знает, что он хотел этим сказать. Может быть, «Счастливого пути», может быть, «Катись к чёрту», может быть, что хотел, то и сказал. Голова у Романа шла кругом. Шёл восьмой час. После очередного конфуза Роман никак не мог успокоиться и, несмотря на постоянное недосыпание, заснуть уже и не пытался, даже оказавшись в своей койке. Он то и дело косился на крепко спящего соседа, и в тот момент его мыслям любой садист-убийца рукоплескал бы стоя. Но Чепчугов даже не подозревал о нависшей над собой опасности и безмятежно дрых зубами к стенке. — И вот не страшно ему в ответку от меня получить! — полушёпотом ругался Роман. — Поразительная безалаберность! Вот доведут, придушу подушкой и скажу, что так и было! И любой суд меня оправдает!.. Он тупо уставился в потолок. Ощущение мрачного охуевания от жизни не отпускало. «Надо будет сегодня кофе нахлестаться, не то сфолю на ком-нибудь, да так и вырублюсь на нём на радость этим мудакам, что меня разыгрывать вздумали. На шутку это уже совсем не похоже, чем дальше, тем больше на подставу тянет. Что будет, когда начальство узнает? Из клуба турнут? А с какой формулировкой, интересно? «Растлевает всех, кто шевелится», «покушается на чужие кровати», «неспортивное поведение»? Хорошо, что Головин хотя бы уже совершеннолетний, не то почти статья… Я реально человек-пиздец. Конечно, слышал, что ЦСКА иногда творит невозможное, но никак не предполагал, что даже в горизонтальной сфере… Надо их ловить с поличным, задрали, суки! Надоело, как нечисть последняя, приползать в номер с петухами». Подобные размышления помогли скоротать время до подъёма, и Широков постепенно восстановил душевное равновесие. Чепчугов вёл себя как ни в чём не бывало, что несказанно злило, однако Роман смог удержаться от необдуманных поступков и даже пообщался с ним на нейтральные темы. Но вот чем ближе он подходил к ресторану, тем тревожней становилось. Возникло нехорошее предчувствие, ощущение приближающейся катастрофы. Захотелось развернуться и свалить куда подальше, пока не стало поздно. Роман тряхнул головой, отмахиваясь от лезущей в голову чепухи, и решительно зашёл внутрь. И чуть не споткнулся, когда понял, что интуиция орала благим матом не просто так: его взгляд как магнитом притягивал устроившийся за отдалённым столиком главный тренер ЦСКА. Компанию ему составлял что-то крайне эмоционально рассказывающий Бибрас Натхо, слава богу, хотя бы вещал он достаточно тихо, чтобы другие не грели уши. О чём шла беседа, догадаться было несложно по охреневшему выражению лица Слуцкого. «Сдал, сдал с потрохами», — Широкова пронзило осознание размеров бедствия. Сердце испуганно ёкнуло, пронеслась тысяча и одна идея того, как бы отмазаться, будто он и впрямь был виновен и сам подлезал в объятия коллег по команде. Впрочем, свою непричастность ещё следовало доказать, а это было нелегко. — «И как теперь ему растолковать, что какая-то падла меня бессовестным образом подставляет? Блять, такую тупость даже в дешёвой комедии не встретишь. Что ж меня так колбасит? Такое же чувство было, когда ко мне ломились, чтобы в армию загрести… Тогда осада продержалась недолго…» Дорога до места дислокации Слуцкого была длинной как никогда. На эшафот так не идут, как Широков плёлся к его столику. — Роман, ты как раз вовремя, — суховато кивнул ему тренер. — Разговор назрел неприятный. До меня дошли слухи о твоих выходках. Надеюсь, ты явку с повинной подготовил. — Устроим показательный суд? — вяло поинтересовался Широков, поймав на себе неприязненный взгляд Бибраса, что было вполне объяснимой реакцией. Он без приглашения занял место за столом и вздохнул, собираясь с мыслями. Слуцкий сцепил руки в замок и уставился на Романа, словно видел перед собой неизвестную науке зверушку, на которую смотришь и гадаешь: вроде красивая, но не ядовитая ли? Цапнет или нет? — С разбирательством и обязательной казнью, — задумчиво проговорил Леонид Викторович. — Начо поведал мне весьма интригующую историю. То, что он сказал, правда? — Отчасти, — не стал отпираться Широков, даже из вежливости не став уточнять, о чём идёт речь. И без того всё ясно — пиздец нагрянул. — But it was so, — буркнул Бибрас. — Тогда какого хрена ты себе позволяешь?! — Слуцкий внешне был совершенно спокойным, но Роман кожей чувствовал исходящие от него волны ярости. Тот явно едва сдерживался, чтобы не дать ему леща. — Я тебя для чего в команду взял?! Чтобы ты с игроками кувыркался?! — Чего, блять?! — подскочил Широков. Такого возмутительного предположения он никак не ожидал. Хотя стоило бы, наверно. — Я с ним ебался, что ли? Домогался? Я сам охуел, когда очнулся! «Эх, список доведённых мною тренеров растёт, как на дрожжах… Без конфликтов слишком скучно живётся, да, Ром? Нет чтобы с Акинфеева пример брать, столько лет живёт дружно со всеми и бед не знает…» — Скажи честно, у тебя какие-то психологические проблемы? Ты сексоголик? — попытался найти разумное объяснение случившемуся Леонид Викторович. — Как там это называется… Нимфоман? — Ты что тут понарассказывал про меня? — повернулся к Натхо Роман, сжав кулаки. — I told the truth! Do you have any idea what Amir's thinking about me now? He can't look into my eyes! You're fucking crazy! — обиженно поделился своими бедами Бибрас. «Ты, блять, отличный пример стукача подаёшь!» — так же злобно подумал Роман, но ответить что-нибудь едкое не успел, в их перепалку вмешался Слуцкий. — Тогда объясни, как прикажешь мне всё это интерпретировать. Изложи свою версию событий. Пока всё это выглядит паршиво. — А я сам не понимаю, что творится, — после заминки пришлось признать Роману. Мысли разлетались, как встревоженная стая голубей, даже неясно, с чего начать. Ну вот как объяснить таинственную телепортацию и доказать, что среди армейцев завёлся свой Дэвид Блейн, а он — всего лишь жертва обстоятельств? — Ложусь спать, всё нормально. А просыпаюсь каждый раз чёрт знает где. К этой бодяге никакого отношения не имею, уже запарился, разбираясь, что к чему. Да, звучит как полный бред, но это так… Третье утро на ресепшене ключ от своего номера клянчу, на меня уже как на больного смотрят. А там, кстати, всегда заперто. Так что это у моего соседа спрашивать надо, какого хера происходит! — Каждый раз? — выделил главное из его речи Слуцкий, с ходу ухватив суть. — Хочешь сказать, есть и другие пострадавшие?.. — Вот именно, — болезненно скривился Роман. Попал так попал! — Думаете, мне самому нравится, кайфую с этого абсурда? Сначала с Головиным проснулся, затем с Дзагой, теперь вот этот товарищ… Натхо уважительно присвистнул. — С Головиным?! — неосмотрительно повысил голос Леонид Викторович, привлекая к их столику внимание большинства присутствующих в ресторане. Широков припомнил, что за Головина Слуцкий боится и радуется сильнее, чем за остальных, всё-таки молодой парнишка с большими перспективами. «Это я зря про Сашку так вывалил, надо было аккуратней… Надеюсь, он меня вилкой не пырнёт…» — опасливо подумал Широков, но волновался он зря, Слуцкий быстро взял себя в руки и процедил сквозь зубы: — Bibras, bring me here Golovin, please. При виде собравшейся компании Головин бросил на Романа тревожный взгляд, несомненно волнуясь из-за его неприятностей. Это было бы мило, если бы не было так грустно: Роман действительно по уши погряз в проблемах, и они продолжали утягивать его на дно грязевой ямы. Не захлебнуться бы. «В тридцать четыре года вляпаться в подобную ситуацию! Могу, умею, практикую. Попробуйте побить мой рекорд по дебильным передрягам!» — Саш, будь добр, расскажи о том случае, когда Роман Николаевич последний страх потерял, — Слуцкий выразительно покосился на Широкова, — и в вашу комнату вломился. «Я в его глазах сейчас выступаю в роли драного уличного котяры, который упросил впустить его в дом, тут же нагло спёр мясо со стола и, чавкая, развалился на хозяйском диване. Ну а я виноват, что ли? Позорище…» — Он не ломился! — с жаром опроверг слова тренера Головин, грудью вставая на защиту кумира. — Он ни при чём, мы вообще не въезжаем, как это всё… Мы с Панчей всё проверили, карточки на месте, дверь изнутри закрыта. И тихо всё так, никто не проснулся, а я очень чутко обычно сплю… — Я тебя понял, Роман не виноват, это всё инопланетяне, — подытожил Слуцкий. Казалось, фраза «Кто бы сомневался» большими красными буквами была написана у него на лбу, не хватало лишь таблички «Сарказм» в руках. — Не надо утрировать, — надулся Головин. — Просто подумайте, не сам же Роман Николаевич в кровать ко мне залез, да? Блин, это было самое необычное утро в моей жизни, — нервно хихикнул он. — Your dreams come true, — ехидно пробормотал под нос повеселевший Бибрас. Когда раскрылось, кто эпицентр зла, он почувствовал себя оправданным. Теперь есть шансы восстановить свой авторитет перед братом полностью. — Что здесь происходит? — колокольным набатом прозвучал за спиной Романа звенящий от напряжения голос Акинфеева. «НЕТ!» — резко поплохело Широкову. Худший из сценариев воплощался в жизнь. От жаркой волны стыда затошнило. Он был готов обсуждать произошедшее с тренером, с остальными членами команды, да с кем угодно, только не с Игорем. О таких вещах при нём… да лучше сдохнуть! — «Как много он слышал?! Кажется, у меня паническая атака начинается… Игорь, ну что тебя принесло, а? Помилуй, съеби нахуй…» — О, Игорь, — воодушевился Слуцкий. — Ты не поверишь, что у нас творится! Твой любимчик за эти три дня уже успел бордель устроить. Присаживайся, тебе будет полезно послушать. — Бордель? — Акинфеев нахмурился, перевёл на Романа удивлённый взгляд, потянулся было к стулу, но тут Широков наконец нашёл в себе силы возразить: — Не надо! — отмер он, с отчаянием уставившись на Слуцкого. — Мы сами разберёмся, не вмешивайте его! Пожалуйста! — Ром, ты что? — опешил Акинфеев. В голосе проскользнула едва различимая обида. — Ты прав, народа и без того хватает. Игорь, отбой, — поменял мнение Леонид Викторович, видимо, решив пощадить и без того уже уязвлённое самолюбие Широкова. Или прочитал на лице Романа больше, чем тот хотел бы показать — главный тренер славился своей наблюдательностью. — Ясно, — ответил Игорь и, резко развернувшись, покинул их отнюдь не тёплую компанию. Больше Акинфеев ничего не добавил, и до Романа дошло, что он только что совершил огромную ошибку. Но, если откровенно, другого выхода у него попросту не было, разве что от стыда скончаться на месте; закономерный был бы итог этих развесёлых сборов. Головина, смущённого, но готового до последнего отстаивать честь и доброе имя Романа, отпустили с миром, и далее как непосредственный свидетель широковских преступлений на допрос был вызван Кирилл Панченко. Натхо настоял на том, чтобы досмотреть представление до конца из первых рядов партера. — А что рассказывать? — недоумённо развёл руками Панченко. — Упал, очнулся, гипс, то бишь проснулся, а у нас Роман Николаевич гостит в одних труселях, такой же охуевший, как и мы оба. Ну что, он поздоровался, оделся и ушёл. Собственно, всё. — Краткость — сестра таланта, но не в данной ситуации, — мягко пожурил его Леонид Викторович. — И ты ничего странного не заметил? — Кроме того, что капитан сборной в чужой кровати завёлся? Нет, Берёзы чисто сработали, никаких следов не оставили. Леонид Викторович, Вы когда узнаете, как они это сделали, то расскажите, ладно? А то мне они свой секрет точно не раскроют, а ведь жуть как интересно! — взмолился Кирилл. Начо уже тихонько хихикал в кулак, Широков тоскливо косился по сторонам, мечтая, чтобы этому бесконечному утру пришёл конец. О еде он даже не вспомнил. — Откуда ты взял, что это Березуцкие? — выкатил глаза Слуцкий. — Ну, это в их духе... А Вы спросите на ресепшене, кому так легко ключи от номеров выдают, дверь-то явно отпирали снаружи, — посоветовал Кирилл. — Обязательно. — Леонид Викторович отпустил Панченко на все четыре стороны, и пришёл черёд Дзаги. Но разговор с ним начался не слишком удачно: — Алан, я хочу знать, что вы с Романом вчера… — Нет никаких «мы с Романом»! — отчеканил Дзагоев, с ходу сообразив, что имеется в виду. — Я уже сто раз повторил, что про тот случай для провокации специально написали, и хватит мне про заднеприводность втирать! Брови Романа независимо от воли хозяина изумлённо поползли вверх: тот случай? Интересненько… — Просто расскажи, как всё было, — примирительно предложил Леонид Викторович. — Хорошо, — передёрнул плечами Алан. — Проснулся я, короче, от того, что меня беспардонно лапают, — продолжил он своё повествование. — Первым желанием было зарядить в глаз, знаете, как сложно было удержаться? — Не лапал я тебя! — рявкнул Роман, мысленно дополнив: «Разве что во сне…» — What stopped you? — спросил Алана Натхо, а потом обратился к Роману. — You should buy a teddy bear and leave other players alone. Если бы взглядом можно было убивать, Бибрас давно б уже был хладным трупом с дыркой во лбу. — Да я хотел сперва разобраться, кто такой наглый, — пояснил Дзагоев. — А когда сообразил, кто почтил мою постель своим визитом, то просто в осадок выпал, — это ничего не сказать. Ещё Ткачёв этот, мать его! Прибил бы обоих! Сволочи! — Дай угадаю, дверь была закрыта изнутри, карточки при вас, и никто ничего не слышал? — без тени иронии вопросил Леонид Викторович. — Ага, — кивнул Алан. — Идиотская ситуация… — Посмотрим, что Сергей скажет… — протянул тренер, но, увы, Ткачёв не сумел добавить к вышесказанному ни на грош полезного. Он всем своим видом выражал искреннее сочувствие Роману и Алану, что их маленькая голубая тайна стала достоянием общественности. Широков и Дзагоев переглянулись с одинаковыми кровожадными искорками в глазах. — Я услышал подозрительные звуки, встал, а они там… в одной кровати… ну это… — замялся Ткачёв. — Я против голубятни ничего не имею, какая мне разница, кто с кем что делает… Просто… Понимаете… — Да не было такого!! — дуэтом взвыли Алан с Широковым. Дзагоев демонстративно отодвинулся от Романа, хоть и сидел не сказать чтобы близко. Ткачёв понурился, похоже, подумал, что стал причиной их ссоры. — Хорошо, хорошо, не было, — быстро согласился он. — Я ничего не видел, честно! — Как Роман попал в номер? — Наверно, ему открыли, раз они… ну… того… — последовал незамедлительный ответ. — Договорились, допустим, по условному сигналу, например, три зелёных свистка вверх… — Ты слышал стук в дверь? — Нет. — Ты видел, как он вошёл? — Нет, да я проснулся уже после, от… возни... — совсем уж замялся Сергей, избегая более конкретных фраз. Натхо, глядя на Широкова и Дзагоева, горящих возмущением и праведным желанием расчленить докладчика на глазах у изумлённой публики, уже в открытую ржал, чем лишь сильнее их бесил и угнетал Ткачёва. Подставлять их, бесспорно, в планы Сергея не входило, но и внаглую врать тренеру, когда вроде как всё и без него раскрылось, он тоже не хотел. Чепчугов внести ясность в загадочные события также не сумел, он или вовсе был не в теме, или же очень хорошо притворялся. По его словам, он даже не замечал, что Роман шляется по утрам чёрт знает где. — Ни хрена не понимаю, — подытожил всё Слуцкий. — Ром, может быть, ты лунатик? — Почему тогда дверь нашей комнаты закрыта всегда? — возразил на его предположение Широков, пытаясь вспомнить, когда там полнолуние. Представив, как он бродит по коридору в одних трусах в поисках занятой кровати, Роман содрогнулся. — Раньше, насколько мне известно, лунатизмом никогда не страдал… — Ладно, пока ты свободен, но мы к этому вопросу ещё вернёмся. — Даже не сомневаюсь, — ответил Роман. Проходя мимо столика, который за эти дни уже стал считать своим, он притормозил в растерянности. «Теперь шила в мешке не утаишь… Лучше пусть от меня услышат, чем гипертрофированные слухи дойдут…» — Парни, мне надо вам кое-что рассказать… — неуверенно начал он. На теоретическом занятии перед завтрашней игрой с «Амкаром» Роман повёл себя как истинный двоечник или типичный студент на скучной паре — нашёл занятие поинтереснее, чем слушать рекомендации тренера. Расположившись тактически грамотно в заднем ряду, он рассматривал одну за другой спины одноклубников, рассуждая, кто из них способен на подобную выходку. Далеко не каждому придёт в голову беспалевно подкладывать одного мужика в постель к другому и скрываться при этом, как Неймар от налогов. «Кто это может быть?» — мучительно размышлял Роман. — «Кто воспылал ко мне такой любовью? Ведь раньше ни с кем такую штуку не проворачивали. Не понимаю, я что, ему любимую мозоль отдавил? На матче мяч унизительно между ног пробросил? Что же надо натворить, чтобы так мстили? А если всё куда проще? Например, я проклят, и всё само собой получается? Ну, к примеру, Бубнов проклял, я ж теперь в центре его внимания… Да что теперь, я постоянно в центре его внимания, прям глаз с меня не сводит, старый задрот. Хотя, если взять с этого ракурса, то у болельщиков «Зенита» было куда больше причин какую-нибудь вуду провести. Или Слуцкий прав, и я всё же лунатик? Эдакий зомби-лунатик, что бродит тёмными коридорами отеля… Но двери ведь заперты. Значит, зомби-взломщик-лунатик. Или всё дело в отеле? Построен, например, на старом индейском кладбище… А почему именно я страдаю? На одну тысячную индеец? Да откуда тут индейцы-то? Тут эти, как их, мавры должны быть... Тьфу, блять, ну и дурь же в голову лезет. Надо вычислить этого похитителя, а то меня совсем в мистику несёт». Широков ещё раз обмозговал свой этюд в красно-синих тонах. «Тех, к кому меня закидывало, и их соседей отметаю сразу. Ясен пень, «похититель» мог и притвориться, чтобы создать себе алиби, но всё же реакция у всех искренняя была. Берёз и Игнашевича тоже подозревать не стану. Мы друзья, они бы меня так сильно подставлять не стали. Приди им в голову такая идея, они бы не довели до скандала с тренером. Да они даже после моей исповеди считали, что я стебусь и сказочки им рассказываю, один только Игорь… Так смотрел… Бля. Нет, сейчас главное — найти этих подонков. Кто, кто это может быть?! Так… Фернандес… Ой, нет, слишком правильный, этот заводной зайчик «Дюрасел» на пакости не способен в принципе. Не дай бог проснуться с ним в кровати, я же под этим наивным взглядом под землю от стыда провалюсь… Ну, или, получается, этажом ниже, ещё в чью-нибудь постель… Оланаре… Нет, глупее не придумаешь. Он пока не освоился в команде, всё время молчит, как нашкодивший школьник, только с Мусой изредка парой фраз перекидывается. А вдруг Муса и есть?.. Да нет, тоже вряд ли, он не склонен к розыгрышам, хотя парень весёлый, прямодушный. Тошич? Вполне возможно, кто знает, что в его сербской башке варится… Но я ему вроде дорогу нигде не переходил. А кому переходил? Может, Ерёменко? В интервью вещает, что рад меня видеть и что мы отлично сработались, а сам от конкурента избавляется? Так и параноиком стать недолго… А если Щенников? Или Набабкин? У Кирилла, говорят, чёрное чувство юмора, то есть под характеристику подходит… Вернблум? Да, этот точно мог. Правда, зная его любовь к калечению людей, он бы меня скорее уронил пару раз с лестницы. Но как кандидата в похитители его отмечу». Понтус с умным видом кивал, слушая наклонившегося к его уху Головлёва, который переводил слова Слуцкого. Вот, человек серьёзным делом занят, а он… Взгляд Романа упал на Акинфеева, и сердце болезненно сжалось, наполняя душу тоской. Игорь сидел, выпрямившись, словно штык проглотил. По его напряжённой спине легко было понять, насколько он не в настроении. А Роман так мечтал выпендриться перед капитаном, показать себя с лучшей стороны… Да уж, показал, красавчик. Такое забудется не скоро. «Представить страшно, что Игорь теперь обо мне думает… Впрочем, это можно разузнать и без накрутки с моей стороны…» — Эй, Вась, — шёпотом позвал он. — Мне кажется, или наша феечка сегодня не в духе? — сострил Широков, махнув головой в сторону Игоря. — Ну ты и сказанул! Называй его так почаще, и на собственной шкуре почувствуешь эффективность магических пенделей, — тихонько заржал Вася. — Надеюсь, не волшебной палочкой? — с наигранным ужасом уточнил Роман. — Это уже тогда колоноскопия называется… — подключился к беседе Игнашевич. — Ром, ты нам лучше о своих подвигах на постельном фронте расскажи, — заговорщицки подмигнул ему Лёша. — Ты когда таким шустрым стал? В первый же день молодёжь соблазнять взялся… — Чего?! — прихренел Широков. — Так оригинально яйца подкатить, это надо! — продолжил Вася. — А как же конфетно-букетный период? Прихватил бы бутылочку шампанского для приличия! — Он, верно, решил, что Головин у нас маленький для шампанского. В следующий раз шоколадку хотя бы бери, чтобы не с пустыми руками на свиданку переться… — с укором покачал головой Лёша. — Я же уже объяснял, что не я это!.. — Да, да, разумеется, это всё мааааагия, — со стёбно-таинственными нотками протянул Вася. — Эх, ты, поматросил пацана и бросил, к другому в койку прыгнул, а он вон как на тебя смотрит, какие пламенные взгляды посылает… — с осуждением в голосе выдал Игнашевич. «Засранцы, за столько лет навострились трепаться так, что остаются незамеченными под носом у руководства. Интересная, видимо, завтра игра получится. С Васей-то всё ясно, он на поле не выйдет, но вот остальные… Установку слушают лишь Чепчугов и Вернблум. А, и Марио ещё ушки растопырил, ишь ты, паинька какой, типа, всё понимает, только сказать не может…» — А ооон его целует, говорит, что любит, ночами обнимает... — глумливо пропел Вася. — Ногами обнимает, к сердцу прижимает, — поправил его Лёша. — Если ногами, то не к сердцу тогда, ох, не к сердцу… — захихикал Вася. — Слушай, ты только Фернандеса не соблазняй, ага? А то он свою вторую половинку ждёт, а тебе на одну ночь порезвиться. Если ему втемяшится, что ты его судьба, тогда и трусами не отмахаешься вонючими. Роман спрятал лицо в ладони: своими обходными манёврами он подлил масла в огонь. Всё только начинается, это же Берёзы — чтоб их сейчас заткнуть, надо разве что Слуцкому их сдать… Вечером перед сном их номер неожиданно навестил главный тренер. — Леонид Викторович, какими судьбами? — прикинулся наивным пеньком Роман. — Если с поличным поймать собираетесь, то Вам сюда часам к семи утра. — Проверяю, всё ли у вас нормально. Я искренне надеюсь, что сегодня обойдётся без эксцессов, — Слуцкий выразительно посмотрел на Романа. — Я тоже очень хочу в это верить, — кивнул Широков. «И даже ложусь спать в форме на всякий пожарный случай». — Я на вас рассчитываю, — сказал Слуцкий. — Сергей, проследи за Ромой. Хватит с нас инцидентов, у меня игроки на тренировках уже бегать не могут, ржут, как кони… — с этими словами Леонид Викторович покинул комнату. — И один я, походу, не в теме, что происходит… — философски заметил Чепа, но каких-либо объяснений так и не дождался.