История Slender Mais

      — Ты так давно не была дома, — тихо произнес Оффендер, рассматривая книги на полках. Он оперся о рабочий стол, за которым сидела беловолосая девушка и вкладывала сложенные вдвое листы в книгу с красной обложкой. Ее бледно-розовые губы изогнулись в улыбке, а голубые глаза обратили свой взгляд на безликого.       — Здесь лучше, чем там, — сказала Майси, и в ее сознании всплыл образ в похоронном костюме с красным галстуком. Улыбка вмиг исчезла, и девушка опустила взгляд на стол.       — Сколько ты спишь? В прошлый раз у тебя не было таких синяков под глазами.       — Я часто стала засиживаться до глубокой ночи, Оффендер. За работой я отвлекаюсь от плохих мыслей, — голубоглазая захлопнула книгу и отодвинула ее к стопке из трех книг с разными обложками. Она перевела взгляд на собеседника и откинулась на спинку стула, опустив плечи. На ней были серые футболка и штаны. Насильник уже давно заметил, что Уайт перестала носить темную или яркую одежду, заменив ее светлой. «Я надеваю халат, когда работаю в лаборатории. Что я там делаю? Пытаюсь помочь людям» — говорила Майси и переводила тему разговора, игнорируя его вопросы.       — Например? — спросил Оффендер в надежде, что хоть теперь узнает, что же творит эта девушка. Правда, это его интересовало лишь тогда, когда он был в лесу, коттедже или же здесь, в лаборатории. В другом месте он попросту забывал про Майси, так как его память терзали воспоминания про совсем другого человека, и каким бы хорошим другом для него не стала эта блондинка, он, как и Слендер, жил прошлым.       — Например, — начала Уайт, облизнув засохшие губы и скрестив руки на груди, — я не вспоминаю о том, что я теперь никто. Твой чертов братец уничтожил мое будущее только из-за того, что ему хорошенько испоганили жизнь в прошлом.       — Перестань, Майси, всё не так уж и плохо, — произнес безликий, понимая, что теперь схож со своим братом, чего никогда не хотел.       — И это, знаешь ли, дает мне мотивацию. Без этого я бы уже умерла.       Голос Майси дрогнул, но она улыбнулась. Он был прав. Всё не так уж и плохо, как думала Уайт перед тем, как сомкнуть веки. Она закрыла двери во все палаты, кроме своей. Проснулась она со страхом, что Милли будет прожигать ее взглядом и спрашивать, а Майси не сможет противостоять этому взгляду. Казалось, что ее черные глаза всё знают о тебе, они словно заглядывают в душу, они будто окутывают холодом. После пробуждения Николь Майси боялась Корцвей, а точнее ее бездны в этих глазах, настолько черных, что нельзя было увидеть границу зрачка. Во взгляде этой девушки можно было увидеть и недоверие, и подозрение, и возмущение, и гнев, и восхищение, и восторг, и грусть, и надежду, и негодование, и отвращение, и превосходство, и даже страх, стыд, сожаление… Но бывали и такие моменты, когда Майси, заметив в них безразличие, понимала, что на самом деле ничего не увидела в них. И тогда ей казалось, что перед ней сидит не Милли Корцвей с ее фарфоровой кожей, кроваво-красными пухлыми губами и черными как смола волосами, собранными в большущий хвост из черных кудрей, а кто-то другой, с кем она не знакома. Словно это был и не человек вовсе. Такой устрашающей пустоты Уайт ни в чьих глазах не видела. А потом перед сном ей приходила в голову мысль, что в эти моменты душа Милли выходит из тела, оставляя лишь оболочку.       И когда Майси ранним утром открыла дверь в четвертую палату, где уже бодрствовала Корцвей, она увидела в больших черных глазах лишь непонимание.       — Почему вы закрыли дверь, доктор Уайт? — спокойно спросила беловолосую пациентка. — Вы не хотите, чтобы я увидела других пациентов?       — Да, — ответила Майси, понимая, что уже нет смысла скрывать это от Милли. Она всё прекрасно понимала, и в ту же секунду непонимание сменилось подозрением. Этого, казалось, Уайт боялась больше всего. А ведь она совсем не подумала о том, что Корцвей обладает телом атлета и вполне может выбить дух из юного убийцы. Ей стоит только захотеть…       Если же Милли вела себя спокойно, когда обнаружила закрытую дверь, то Николь была крайне недовольна этим и громко спорила с Майси о свободе передвижения по «больнице». Полна словами-паразитами и ругательствами речь Паун раздражала Уайт, и она невольно сравнивала двух подруг, понимая, что ей действительно легче общаться с этой «дурочкой», чем с человеком, который заглядывает тебе в душу. Да и Николь оказалась даже слишком общительной, так как много болтала про Корцвей и ее жизнь, помогая Майси заполнять книгу в черной обложке, открывая ее всё чаще и чаще. Милли же перестала искренне беседовать с Уайт поле того, как та начала закрывать двери, давала короткие ответы на вопросы девушки, и даже когда юный доктор спросила ее про недавно прочитанный роман, она ответила одним словом:       — Увлекательно.       Николь рассказывала, как Милли училась в школе, какие у нее были увлечения, как она училась в колледже, как работала. Эта девушка могла восхищаться Корцвей, а потом скривить гримасу отвращения.       — Иногда с ней можно было поговорить по душам, — призналась Николь, протирая линзы своих очков рубашкой, — но чаще всего я хотела ее пристрелить из-за ее чёртовых принципов!       Неудивительно, что такой девушке, как Николь, иногда было скучно в компании спокойной брюнетки Корцвей. Паун — яркая, активная и некультурная девочка, у которой нет желания строить грандиозные планы на будущее или хотя бы спокойно жить, без проделок, которые совершают мальчишки, хулиганя. Ее мать была азиаткой, а отец — европейцем, вот только непонятно, как сама Николь попала в Северную Америку.       — Я была совсем мелкая, поэтому один чёрт знает, как меня сюда занесло! Кстати, у Милли есть кот. Отвратительный и наглый кошара белого цвета. Так она его Чертом прозвала! Совсем ума баба лишилась! Я думаю, что ему подошла бы кличка «засранец». А кота этого ей подарил…       А этого белого котенка ей подарил Оффендер. Если же Оффендер и влюблен в кого-то, то неужели это сама Милли Корцвей? В голове Майси никак не укладывалось то, как такая скромная женщина может общаться с сексуальным насильником, имея при этом боязнь секса и всего, что с ним связано? Уайт и ранее этого не понимала, но сейчас, когда она начала прощупывать настоящую связь между Оффендерменом и Милли Корцвей, она совсем не могла представить, как эта пара сидит в кафе «Майя» и тихо болтают. Майси предположила, что у безликого получилось втиснуться в доверие этой женщине только потому, что сама она в него влюблена. Но не рассказывала ли Милли, что поначалу терпеть его не могла, а после их общение свелось к «тренер-клиент», как у нее с Майси — «доктор-пациент»? Беловолосая вспомнила ее отношение к Марку до той роковой ночи, но всё же понимала, что сама не такая скромница, как брюнетка, а Марк — не безликий монстр и сексуальный маньяк. Проведя бессонную ночь и раздумывая над неизвестностью в отношениях ее друга и первой пациентки, Уайт всё же пришла к выводу, что Корцвей влюблена в безликого, хотя скрывает это, как и часть своего прошлого, которое так хотелось узнать беловолосой. Она откинула логику и здравый смысл и начала удивляться: как можно быть такой… холодной? Недоступной? Скрытной? Точно, скрытной. Майси сидела на кровати в своей палате и размышляла над этим. «Как можно всё держать в себе и ничего никому не рассказывать?» Под ее глазами появились глубокие тени, свидетельствующие о бессонных ночах, которые она чаще всего проводила за рабочим столом, пытаясь понять эту бывшую преподавательницу, разгадать ее, словно она является сложнейшей головоломкой. В голубых глазах загорелся огонек, Майси перестала пугать эта неизвестность и черная бездна в глазах ее пациентки. Она почувствовала, что сейчас эта женщина под ее властью, и она скоро сделает над ней что-то действительно безумное. «Если мне будет нужно, то я заставлю ее рассказать всё!» — промелькнула мысль в голове девушки, когда она сидела очередную ночь и пыталась понять, кто такая Милли Корцвей.       Казалось, что с каждой беседой Николь заражала Майси своей активностью и рвением к чему-то новому. Девушки могли громко спорить и смеяться, а потом ругаться, выкрикивая некультурные слова, словно были знакомы с самого детства. В такие моменты Уайт лишь поначалу вспоминала о Лис, но вскоре образ кареглазой и низкорослой японки начал тлеть на фоне яркой и полной жизни Николь. Казалось, что она была лучше Лис, но лишь тем, что была старше, больше ругалась и была недовольна почти всем. Несмотря на два не очень хороших качества, Майси начинала жалеть, что Мидзунэ не была именно такой. Паун была словно красочным комиксом с причудливыми героями и увлекательным сюжетом.       Николь жила с женщиной по имени Сара Клайдсон. Именно эта женщина после стала соседкой Милли и называла Паун, казалось бы, очень даже ласково — Нико. Но Николь это приводило в ярость, и уже в пятнадцать она сбежала из дома и временно жила у своей подруги — Кэти Брук. Майси уже слышала это имя и немного удивилась, когда узнала, что девушка, которая так ненавидела Милли после одного происшествия в колледже, была лучшей подругой Николь. «А значит, они поссорились, иначе как Николь смогла бы помочь Милли?» На самом деле всё так и было. Кэти и Николь были подругами лишь до определенного момента. Их дружбе пришел конец перед окончанием девятого класса. Подруги отлично учились и хотели пойти в Главный колледж на одну специальность, если бы не новенькая в их классе — Мэриэнн Худ. Она быстро овладела Кэти и стала яро ненавидеть Николь за ее простоту, ведь тогда эта девушка ничем не выделялась, кроме своих круглых очков, которые носит и по сей момент. Паун лишилась единственной подруги и начала заниматься музыкой, пока не познакомилась со сводными братом и сестрой — Джеком Харрисоном и Маргарет Шерман. Вскоре у семнадцатилетней Николь появился молодой человек, и эта троица начала выступать в небольших ночных клубах, которые не могли сравниться с клубом, которым когда-то руководил Денис Твиг. Паун работала над вокалом и продолжала улучшать свои навыки игре на гитаре даже тогда, когда поступила в колледж, и у нее появилось еще одно увлечение — скейтборды. Николь в подробностях рассказывала, как и где она ломала руки и пару раз правую ногу, а потом, вздохнув, произнесла:       — Наверное, в старости я сдохну от этой проклятой погоды. Эта сучка мне все кости повыкручивает.       После того, как Николь «спасла» Милли, она очень хорошо начала с ней общаться, но через некоторое время уехала из города вместе со своим парнем и его сестрой, а когда вернулась спустя месяц, всех ошарашила своим внешним видом и количеством денег, привезенных с собой. Именно тогда эта яркая девушка покрасила свои волосы в бирюзовый цвет и сделала несколько проколов на своем теле, в том числе и в не очень приличных местах. Именно про эти места Паун часто напоминала Уайт, когда жаловалась на «больницу» и ее «треклятые правила». Николь была настолько откровенна, что даже рассказала про свой первый раз с Джеком, рассказала, как этот юноша подсадил ее на вредные привычки еще в подростковом возрасте. Но рано или поздно всё хорошее заканчивается. Оказалось, что Маргарет совсем не сестра Джека, а его вторая девушка, то есть первая, а Николь оказалась той, с кем Харрисон хотел «поэкспериментировать». Это так сильно расстроило Паун, что она решила свести счета с жизнью, но перед этим рассказав всю плачевность ситуации своей вновь единственной подруге Милли.        — Если бы она не умела гонять со скоростью двадцать миль за час, то меня бы здесь не было…       После посвящения Майси в свои печальные события жизни, Николь начала описывать мистера Уайта, который ухаживал за Милли.       — Этот мерзавец унюхал, что она любит свои вонючие розочки и принялся ее ими просто закидывать, — с гримасой рассказывала девушка, показывая всем видом, как не любит его. — Ну такой уж он мерзавец, похуже этого чокнутого Джека с его проституткой будет.       — Это мой отец, — неожиданно сказала Майси, оторвавшись от своего планшета и посмотрев на собеседницу, у которой тут же расширились глаза. Паун оценивающие посмотрела на девушку в белом халате и скрестила руки на груди.       — Так вот, мисс Уайт, твой вонючий папка — мерзавец!       Майси лишь громко захохотала, что очень удивило девушку, а после произнесла:       — Я полностью с тобой согласна, Николь. Хуже мерзавцев я не встречала, — в ее голове всплыл образ безликого, а внутри стало тепло.       Майси продолжала засиживаться допоздна, и теперь даже Милли сказала ей про глубокие тени под глазами, на что Уайт с улыбкой ответила:       — Я занимаюсь тем, что мне очень нравится — я работаю.       Всё действительно шло не так уж и плохо, ведь эта холодная женщина спустя полгода пребывания в этом месте впервые рассказала беловолосой про свою знакомую — Николь.       — Я могу кое-что рассказать, — тихо и спокойно произнесла брюнетка, убирая копну черных кудрей назад. — Вы не очень спешите, доктор Уайт?       — Вам-то время я смогу уделить, — Майси вновь села на табурет напротив Милли и приготовилась уже было записывать, но Корцвей ее попросила:       — Можете это не записывать? Это… личное.       Майси отложила планшет и ручку на прикроватный столик, опустила округлые плечи и принялась внимательно слушать свою пациентку.       — Я не хочу называть ее фамилию, скажу только, что ее зовут Николь. С виду она боевая, но на самом деле, — Милли приложила ладонь к сердцу, — внутри она очень хрупкая. Я вам не рассказывала, что меня обидел мужчина, потому что мне отвратительно вспоминать даже его имя. Этим мы с Николь очень схожи. Только ее еще и обманули… То бишь обманывали всё время, а это не месяц-два, и даже не один год. Вы представляете это, доктор Уайт? У нее был молодой человек, ради которого Николь изменилась. Я не буду говорить, в какую сторону, ведь от него была и польза и… К слову, этот молодой человек лгал моей знакомой несколько лет кряду, ведь в самом конце лишь выяснилось, что сестра этого юноши на самом деле его настоящая девушка, а Николь оказалась… м-м… любовницей, о которой она знала. Разве это не ужасно? Вы меня понимаете, доктор Уайт? — Майси кивнула и продолжила наблюдать за мимикой Корцвей. Ей не верилось, что эта холодная женщина рассказывает о таких «грязных», как говорила она сама, вещах. — Она мне вечером звонит. Я ответила, а она заливается слезами и говорит, что все идут против нее и никто ей по-настоящему не желает добра. Знаете… мне стало очень стыдно. Ведь я любила Николь, какой бы вредной девочкой она не была. Знаете… Я так бежала через весь город, чтобы спасти ее, ведь она решила распрощаться со светом белым. Был тогда сильный дождь, и даже мой плащ промок насквозь… — Милли затихла, потирая фалангу среднего пальца левой руки. Взгляд ее черных глаз был опущен в пол. Уайт внимательно слушала, ведь Николь об этом всём рассказывала ей в другой форме. Она тогда и подумать не могла, что эта веселая девушка-холерик заставила женщину с, казалось, ледяной душой так переживать за нее. На мгновение Майси подумала, что у Милли сработал материнский инстинкт, но она не смогла над этим как следует поразмыслить, так как Корцвей продолжила свою историю: — И вот тогда я плакала в предпоследний раз. Николь была уже холодной и бледной, и я, поверьте, чуть сама не умерла от страха, что потеряла ее, — взгляд темных глаз обратился на доктора. — Я жила в ее палате, когда ее положили в стационар. Я так переживала за нее! Если бы я была мужчиной, я бы женилась на Николь, лишь бы эта девочка была счастлива.       За такой большой срок это было самое откровенное, о чем рассказывала ей Милли. Майси поняла, что только что увидела настоящую Корцвей: любящую, заботящуюся, добрую, и, наверное, самое главное, теплую.       — На самом деле я рад, что ты занимаешься любимым делом, но, я думаю, тебе бы следовало больше отдыхать. Впереди еще много времени, — спокойно произнес Оффендер, отчасти проигнорировав последнюю фразу беловолосой девушки. Он взял свою шляпу, что лежала на краю рабочего стола Майси и надел на лысую голову.       — Оффендер, боюсь, что оно слишком быстро пролетит, — произнесла Майси, которую безликий вырвал из ее мира воспоминаний о Милли и Николь. — Жаль, что ты стал очень редко заходить. Без тебя тут немного скучновато.       — О, — насильник сверкнул белоснежными острыми зубами, — это почему же?       — Потому что влюбилась я в тебя, мерзавец ты такой! — воскликнула Уайт, после чего звонко засмеялась, вызвав этим заявлением улыбку и у мужчины.       — Если бы это было правдой…       — Ты про мерзавца?       — Возможно, и про мерзавца, — Оффендер протянул руку и взъерошил белоснежные волосы на голове Майси. — До скорого, Майс. Надеюсь, что в следующий раз у тебя будет такое же отличное настроение.       Когда безликий покинул подземную лабораторию, Уайт надела халат и отправилась к палатам, чтобы действительно немного отдохнуть. Николь и Милли уже пообедали и, скорее всего, занимаются своими делами: Корцвей читает, а Николь пишет стихи, которые хочет потом положить на песню, когда покинет это место. Майси зашла в коридор, но прошла мимо своей палаты, решив проверить девушек. Теперь усталость заявила о себе, и беловолосую начало клонить в сон, и она была бы рада повернуться и пойти зад к своей палате, так как дошла только до второй, но увиденное ею заставило ее сердце колотиться сильнее, а мозг еще сильнее требовать отдых. По ту сторону двери на нее смотрели напуганные и заплаканные небесно-голубые глаза Кристины Рэйн.