***
В анализах та же ситуация — никаких отклонений, словно светловолосая девочка вовсе не болела. На этот раз у Майси пробудился гнев к себе, ведь ей казалось, что она ничего не делает, чтобы помочь Кристине, хотя долгими летними днями работала над вирусом и уже ввела его белошерстным грызунам в такой огромной дозе, что те уже на следующий день начали перерождаться. На следующий день к Рэйн с Уайт пришли Николь и Милли. Кристина по-прежнему днями напролет спала, и теперь это начало сильно напрягать Милли, но также ее беспокоило то, что у Майси появились глубокие тени на лице, из-за чего та выглядела сильно уставшей. Николь стала щуриться и сменила свои модные круглые очки на очки Трендермена в прямоугольной оправе. Корцвей хотела сказать беловолосой об ухудшении зрения подруги, но Паун ее опередила, сама рассказав про всё, когда Уайт уговорила их пообедать с ней. — Слушай, — начала она, когда они втроем сидели в столовой за тем самым столом, за которым трапезничали в начале лета после перерождения, — у меня тут проблема. Уайт отвлеклась от еды и взглянула на Николь, только сейчас заметив у той другие очки. Беловолосая вмиг разозлилась на себя за свою невнимательность, ведь понимала, что побочные эффекты проявляются именно в подобных деталях, а она на них попросту не обращает внимания. — Какие проблемы? — холодно с ноткой волнения спросила Майси. — Я, кажется, переборщила с посиделками за ноутбуком, и случилось то, о чем меня предупреждал окулист пять лет назад. — У тебя упало зрение? — догадалась беловолосая, рассматривая рыжеволосую девушку, сидящую напротив. С двумя низкими хвостами ее лицо выглядело округлым, а слегка узкие глаза придавали ему необычности. Только сейчас Майси поняла, что Паун вовсе не красавица из-за смешения рас, а наоборот, выглядит как-то странно. Хоть лицо девушки и было расслаблено, складывалось впечатление, что она явно чем-то недовольна. Тут безликая перевела взгляд на сидящую рядом с Николь блондинку: идеальная кожа без каких-либо изъянов, большие глаза с густыми ресницами, пышные светлые локоны, лежащие позади ровной спины, ниспадающие на пышную грудь, прямые плечи, а пухлые алые губы жили в прекрасном контрасте со светлым оттенком кожи. «И они лучшие подруги…» — Да, — Паун отвела взгляд. — Я взяла у Трендера очки, но они не сильно лучше моих. Если не трудно… — Хорошо, я проверю тебя, и отправишься либо с Трендером, либо с Оффендером в оптику, — прервала ее Уайт, после чего продолжила доедать рагу. — Оффендер вряд ли согласится, — как-то грустно произнесла девушка, тут же почувствовав на себе взгляд фиолетовых глаз. — Что? — в непонимании обратилась она к Милли. — Согласится, — промолвила та, отняв от губ чашку с кофе. — Почему ты так решила? — Николь снова отвела взгляд, уставившись в чашку чая. — Он часто ходит в город, — спокойно ответила блондинка. — Он не будет против компании. — Он говорил, что привык к Кристине, — вмешалась в их разговор Майси. — Думаю, он действительно не будет против. — Мне как-то всё равно, — Николь сжала и без того узкие губы. — Мне важно, чтобы у меня появились новые очки.***
Через неделю четыре белых мышки полностью переродились, хоть и стали достаточно уродливыми. У номера один появились кремового оттенка пятна на белой шерстке, красные глаза приняли знакомый фиолетовый цвет, что выглядело слегка пугающе. Второй номер принял рыжеватый окрас, который не задел только брюшко, а глаз лишь слегка коснулась голубизна, из-за которой они стали розоватыми. Третий почти никак не изменился, не считая того, что шерсть стала намного короче, из-за чего мышь казалась меньше своих собратьев. Номер четыре покрылся золотистыми пятнами, такие же у него и стали глаза, но не прошло и дня, как он стал беспокойным, а после засел в уголке клетки и, казалось, спал. Еще через день у мышей, которые имели измененную пигментацию, начала выпадать шерсть целыми клочьями. Так длилось несколько суток, пока Кристина спала, просыпаясь лишь попить теплого бульона и принять лекарства, которые принимались лишь для ее же успокоения, ведь все прекрасно понимали — они не помогают. Вскоре Рэйн стало намного лучше, и Николь с Милли наконец-то смогли с ней поговорить. Корцвей казалась какой-то грустной, ведь несмотря на всю серьезность ситуации и сильный влажный кашель, девочка улыбалась и смеялась. В это же время Майси внимательно следила за четвертым грызуном. Он продолжал неподвижно лежать, но всё еще дышал. Его глаза были приоткрыты и девушка могла отлично видеть, как золотисто-карий исчезает, уступая натуральному красноватому цвету глаз-бусинок. То же самое происходило и с остальными. Уайт заметила, что третий номер стал меньше есть, принося часть своей еды четвертой мыши. Ей казалось, что если бы не это, то последняя вовсе бы умерла. Двадцатого августа, когда первый номер уснул глубоким сном, второй еле перемещался из-за помутневшего кристаллика первого глаза и полностью ослепшего второго, третий вовсе перестал есть, таская корм четвертому, который в свою очередь уже вовсе перестал реагировать на пищу, лежа неподвижно. Кристина впервые за долгое время смогла самостоятельно подняться с постели. Температура продолжала держаться на тридцати семи градусах, но влажный кашель и головная боль покинули девочку. Майси ее внимательно осмотрела, с каждой секундой понимая лучше, что мутация, которая сделала из Ванессы Рэдл былую Кристину Рэйн, продолжала ее превращать. Зрачки небесно-голубых глаз не реагировали на свет, а по радужке были раскинуты черные пятна, словно в этом небе сделали несколько дырок, но Кристина видела, хоть и говорила, что ей легче в палате смотреть на потолок, чем переводить взгляд на дверь, за которой горел яркий свет. Она ела в палате, но уже сидя за столиком, и рассматривала журналы о моде, которые ей принесли девушки, одолжив у Трендермена, пока Уайт вскрывала четвертую мышь, чтобы узнать причину кончины той, сразу же испачкав металлический поднос кровью. Казалось, что сосуды животного просто исчезли и вся кровь оказалась в его полостях. В тот же день третий грызун занял место четвёртого. Еду теперь носить было некому, но и самому ее употреблять, казалось, выше сил этого белошерстного существа. На облезших местах первой и второй мыши появился белоснежный пушок. Первый номер продолжал спать, второй стал двигаться еще реже из-за слепоты. Двадцать первого августа Майси достала из клетки очередную дохлую мышь, и не удивилась, если бы голодающая пошла следом за вторым номером. Если у четвертой было полно крови в брюхе и грудной полости, то у второй подобная ситуация произошла с головой. Беловолосая нервно пересматривала бумаги и, сглотнув ком в горле, дала имена живым и мертвым грызунам. Первый, который, как решила Майси, находился в коме, принял имя Роуз. Второй, которого она сегодня доставала из клетки, был назван Марго. Третьего, что медленно переваривал сам себя, она назвала Джулия, и последнего, с которым она возилась сутки назад, обозвала Ванессой. С одной стороны было забавно и странно давать такие имена, хоть они и придуманы для лабораторных мышей. Но так она подготавливала себя к тому, что произойдет с девушками и с ней самой. И даже если она была уверена в смерти Джулии, в ней еще горел слабый огонек надежды по поводу первого номера. «Это всего лишь коматозное состояние, — утешала она саму себя, неся ужин в палату девочки. — Она очнется и будет жить». Двадцать второго августа при осмотре Рэйн Майси увидела большое количество лопнувших капилляров в ее глазах. Черные дыры не увеличивались в размерах, что неимоверно радовало беловолосую. — Хорошо себя чувствуешь? — спросила она девочку, проверяя реакцию ее зрачков на свет. Те продолжали не реагировать. — Даже лучше, чем вчера, — бодро ответила блондинка, широко улыбнувшись. Майси ожидала момента, когда это произойдет, но боялась об этом говорить кому-либо. Страх сковывал ее, и она не могла попросить насильника купить нужные препараты. «Я напугаю их», — думала про себя безликая, тренируясь перед зеркалом скрывать свою личность. У нее получалось, но долго она продержаться не могла. Уайт решила для себя, что сама отправится в город. Ей очень не хотелось, чтобы Милли переживала, ведь та запросто могла вытащить из нее всю правду. Головные боли усиливались, на это влияли ее скрытые глаза. И снова сковывающий страх. Она когда-то боялась, что Милли начнет подозревать, боялась, что она встретится с Николь и Кристиной, но это всё произошло, и сейчас она их подруга, к которой они могут в любую минуту обратиться за помощью. Но как сказать, что за их спинами стоит смерть, и самой не смотреть на нее, чтобы они не обернулись? Как сказать, что она виновата в этом? «И Гений», — добавила беловолосая, доставая из клетки умершую Джулию двадцать третьего августа вечером. Бедняга действительно скончалась от истощения, из-за которого начала переваривать сама себя, хоть и с таким видом продержалась достаточно долго. Осталась Роуз, тихо сопящая у одной из стенок клетки. Двадцать восьмого августа, когда дела, казалось, шли вверх, когда Рэйн даже пару раз была в коттедже, возвращаясь на ночь в лабораторию под крыло Уайт, Майси вечером несла ужин девочке — ее любимый салат из пекинской капусты и парочку злаковых хлебцов с чашкой сладкого чая с ароматом персика. Кристина не хотела есть в одиночку в большой столовой, пока Уайт уходила в какую-то из комнат лаборатории работать с большим количеством бумаг. Одиночество угнетало ее, казалось, что светлые стены давят на нее. Тем более слабость, из-за которой она была вынуждена вернуться в палату, не позволяла девочке долго передвигаться, но и самой Майси она ничего по этому поводу не сказала. Она заметила, как та похудела, пока Рэйн отсыпалась, и радовалась, что Уайт набрала в весе, когда она пошла на поправку. Ей показалось, что эта слабость лишь последствия простуды, ведь ее иммунитет ослаблен, из-за этого страдает всё тело. «Надо было посидеть еще тут, а не бежать в дом», — подумала она, когда девушка в белом халате вошла в палату. Кристина широко улыбнулась пришедшей, ее беспокойные глаза тут же засветились от радости. — Я чую аромат персиков от чая, — радостно произнесла она, рассматривая поднос. — Всё, как ты любишь, — улыбнулась Уайт, ставя поднос на столик. Она еще раз посмотрела на Кристину, и улыбка с ее лица исчезла. Девочка была такой же бледной, как и Уайт, но в отличии от последней часто дышала. — Ты хорошо себя чувствуешь? — она схватила холодную руку Рэйн своей такой же холодной, пока та не успела отойти от койки и тут же нащупала артерию. Пульс был настолько слабым, что Уайт сначала не поняла, что артерия пульсирует под ее пальцами или это происходит и в самом деле. Уайт перевела взгляд на лицо блондинки и заметила, как потух радостный огонек в ее голубых глазах. — Кристина, скажи, пожалуйста, ты хорошо себя чувствуешь? — Я не хотела тебе говорить… — Что не хотела говорить? — Майси стала бледнее обычного. Ее сердце бешено билось от выброса адреналина. — Ну… — девочка отвела взгляд. — Кристина! — Просто слабость какая-то, — ответила блондинка, будто это ничего не значит. — Ты понимаешь, что это может быть что-то серьезное? Ляг в кровать и не смей ходить! Я скоро вернусь. Не успела Кристина что-либо сказать, как Уайт выбежала из палаты, что удивило девочку, ведь в ситуациях, когда нужно было что-то быстро сделать, беловолосая только телепортировалась. Она послушно вернулась к постели и легла, укрывшись тонким одеялом, но не прошло и десяти минут, как Майси вернулась. Ее лицо было напряжено. — Почему ты раньше не сказала? — Я не хотела, чтобы ты переживала… — виновато ответила блондинка. — В некоторых случаях лучше сказать, — проговорила безликая, словно обращалась сама к себе. — Теперь я боюсь оставлять тебя одну… — Со мной что-то не так? — встревоженно произнесла девочка, вызвав у беловолосой вспышку гнева. Она сжала губы и медленно направилась к постели Рэйн. — Я не знаю, Кристина, — Майси села к ней на кровать. — Я не знаю… — хотя прекрасно всё знала. — Извини меня. — За что? — За то, что я такая… — Не стоит… — прервала ее Уайт, но тут же переменилась в лице, как только глубоко вздохнула. — Не передумала еще ужинать? — Нет, конечно, — улыбнулась Кристи и уже собралась вставать, как ее остановила беловолосая. Она принесла поднос и поставила его на прикроватную тумбу. Майси внимательно наблюдала, как Рэйн уплетала ужин, и думала, как сказать другим, что она боялась оставить девочку одну, и не отправилась в город за лекарствами. Ей показалось, что она уже и вовсе позабыла о своем недуге. Боль пульсировала в висках безликой, когда она попыталась проникнуть в разум блондинки, что заставило ее остановиться. Еще немного, и придется спасать не Рэйн, а ее саму.***
В доме все любили утро, даже Николь, которая ненавидела вставать на первые пары с утра. Милли с ней сидела за обеденным столом, напротив них попивал сладкий кофе со сливками Оффендер. Трендер только помыл свою тарелку и уже собрался брать чашку Николь со стола, как перед ним появилась Уайт. Ухватившись за лицо, она покосилась, собираясь от сильной головной боли, но тут же была схвачена модником. Девушка заплакала, когда была посажена рядом с насильником. Она поставила локти на стол и начала тяжело всхлипывать, словно не плакала несколько лет. Вскоре сквозь ее тонкие пальцы просочились слегка красноватые слезы, что удивило и слегка напугало всех присутствующих. Николь больше всего удивило то, что Майси вообще может плакать, ведь без очков плохое зрение не позволяло ей разглядеть окровавленную жидкость на бледной коже. — Что случилось? — наконец-то спросила Милли, когда Трендер обнял беловолосую за плечи, на которых до сих пор сходили оставленные его старшим братом синяки. Уайт с раздражением убрала руки, и Корцвей содрогнулась, невольно сглотнув накопившуюся во рту слюну. На щеках блестели окровавленные подтёки, оставленные слезами, которые то и дело вытекали из покрасневших, с сильно опухшими веками голубых глаз. Во внешних уголках виднелась запекшаяся темная кровь. — Мне надоело, — процедила сквозь зубы Майси, зарывая испачканные пальцы в белоснежную шевелюру. — Я больше не могу терпеть эту боль. — И ты снова решила изуродовать свое лицо? — спросил Оффендер, не без отвращения рассматривая подругу. — Оффендер! — пышногрудая нахмурилась. — Да! — скривилась беловолосая, почувствовав отвращение безликого. — Это лучше, чем вечные муки. Я думала, что такая боль только от телепортации, — она обратилась ко всем, — но заметила, что когда я долго не делаю этого, дискомфорт на фоне всё равно присутствует. Он тут же исчез, когда… — Что с Кристиной? — прервала ее Милли, глаза которой светились. Уайт в который раз убедилась, что эта женщина читает ее таким способом. — Кристина? — переспросила беловолосая, словно впервые услышала это имя. Она выдавила из себя короткий смешок, но тут же ее лицо искривилось в гримасе. — Кристина умерла, — Уайт сжала губы, а по ее глазам было видно, как ее переполняют ненависть и ярость. — Вот оно как… — чудное сияние исчезло из фиолетовых глаз блондинки. Она опустила взгляд. Николь сжала губы, в ее синих глазах читалось недоумение. — Ты должна сообщить об этом ее брату, — уже спокойно проговорила беловолосая, закрыв глаза и сжав переносицу. Теперь она выглядела так, словно не спала несколько суток. — Он тебе должен поверить. — Постараюсь, — взгляд Милли поднялся на Оффендера. Корцвей глубоко вздохнула, после чего сжала губы и нахмурилась.