Талион

      — Раздевайся.              — Прости, что?              Джерико, рассевшийся в кресле, раскуривал сигарету и, кажется, даже не смотрел в сторону замершего Зака.              — Не понял. Зачем? — в угол грохнула пустая банка из-под консервов.              — А тебе не надо понимать, — Джерико наконец соизволил поднять взгляд. — Тупица.              За прошедшие несколько дней они так и не приступили к учебе. Он понял слишком поздно: не надо было сразу тащить все барахло наемнику, теперь тот ни черта не делал и спускал на ветер полученные с продажи крышки, отдав самому Заку только часть денег для Мориарти — за дело той шлюхи из Спрингвейла, о которой до сих пор было стыдно и неприятно вспоминать.              Надо было оставить себе хоть немного. Он теперь с тоской думал, что мог бы прикупить хорошую винтовку, настоящую, не пневматику. Или даже потратиться на ночь с Новой — теперь, по выходу на поверхность, больше не было страха перед Смотрителем и вечно ломающейся Аматы… Нова была добра, обходительна и прекрасно выглядела, несмотря на то, что была старше, а о том, сколько мужчин прошло через ее постель, Зак старался не думать. Были же деньги, а теперь остается только кусать локти от собственной глупости.              Зато Джерико, продав натащенное барахло, оставив только один пистолет и патроны к нему, не отказывал себе ни в чем. А Зак драил его дом, выгребал мусор, стирал пыль, ремонтировал полки — словом, занимался всем тем, на что забивал хозяин дома, в это время просаживающий крышки в салуне.              В последний раз Джерико притащили под руки двое местных — наемник допился до невменяемого состояния, и это, как выяснилось, происходило с ним довольно часто. Зато теперь, отоспавшись к полудню, он явно был в неважном расположении духа.              — Кого ждем? — Джерико вперился взглядом в лицо подопечного.              Спорить себе хуже.       Зак вздохнул, стягивая замызганную футболку, помедлил и, наткнувшись на раздраженный взгляд, снял и рваные джинсы, оставшись стоять в одном белье. Под внимательным взглядом было неловко. Наемник рассматривал его как тушу на рынке, а потом поднялся, зажимая сигарету в зубах, и в пару шагов оказался рядом. Обошел вокруг и с силой ухватил за бок, оттягивая:              — Что это за дерьмо? — выпустил дым в лицо Заку, изо всех сил старавшемуся придержать комментарии и не дернуться в сторону. — Я тебе скажу, что это, детка. Это жир. Знаешь, отчего он взялся? Оттого, что тебя, поганец, гоняли мало, а ты сидел себе на харчах из Убежища и не парился.              В подтверждение своих слов Джерико отпустил кожу на боку, а потом шлепнул по заднице, сильно и обидно. Это уже слишком. Ладонь легла на ушибленное место:              — Ты мне что делаешь? Я к тебе учиться пришел, а не слушать…              — А придется! — старик повысил голос, нахмурившись. — Ты же от этого шлепка весь рябью пошел, как радиоактивная лужа. А это что?              Он поднял локоть парня, хлопнул по плечу, ущипнул снова:              — Где-то здесь потерялись мышцы. Зато суперматунты не похитят — в тебе мяса ни хрена.              Зак молчал, стараясь смотреть мимо наемника. Слова жгли, как кислота: дома он всегда считал себя если не красавчиком, то «ничего себе» парнем, — спасибо схожести с отцом и довольно худосочному телосложению. Он не был жирным, только вот Джерико, кажется, считал иначе, указывая то на ляжки, то на руки, то на живот. Так и хотелось рявкнуть: «ну да, не стальные мышцы, и что», но приходилось молчать, чтобы не нарваться на что-то еще более обидное.              — А это? Это икры у тебя? Да это две рыбины, приросшие к палкам, — Джерико обошел кругом, скрещивая руки на груди: — Зачем я тебе это говорю? А затем, что не пойму — как ты с оружием обращаться собрался? На, держи, возьми в руки, — и всучил Заку свой автомат. — Что, легко кажется, да? Тогда постой. Постой давай, в стойке… да кто так держит…              После нескольких ударов по рукам парень встал правильно, упирая приклад в плечо. Первая пара минут прошла легко, он косился на старика с легкой полуулыбкой: «видишь, ты распинался, как я плох, а я могу это сделать». А потом почувствовал, что руки начинают уставать, через какое-то время и вовсе подрагивать.              — Даже меньше, чем я предполагал. Ты, твою мать, как на танцах — ствол из стороны в сторону шатает, — появившийся рядом наемник вырвал оружие из рук Зака. — И это без отдачи. Еще вопросы? А? Все еще учиться хочешь? А то с тряпкой ты ничего так управляешься.              — Я хочу учиться, — сквозь зубы процедил Зак. Обидно до чертиков, но в этом Джерико был прав.              Убежище не готовило его к длительным физическим нагрузкам. Да и для чего там это было нужно? На то, чтобы навалять банде Буча, вполне хватало злости — кажется, после драки на десятом дне рождения его считали немного «не в себе». А Зак просто просек — если не можешь взять силой, бери отчаяньем. Люди не любят двинутых. Даже те, кто расположен к конфликтам. К сожалению, в обращении с оружием это не поможет. По крайней мере, в бою на расстоянии, где все решают точность и быстрота.              — Спрячь свои жиры, видеть не могу, как баба. Закончишь с уборкой, пойдем на первую тренировку, — подхватив бутылку виски, Джерико вышел.       Только после этого Зак позволил себе врезать кулаком по разбитому шкафу, сливая злость. Хорошо, он знал, к кому идет, надо просто… просто брать то, что нужно.                            Джерико, хоть и не скрывал откровенно презрительного отношения к способностям нового подопечного, тем не менее, включился в работу.       Первые тренировки проходили отвратительно. Они вроде бы не делали ничего особенного: старик гонял Зака вокруг Мегатонны, заставлял отжиматься, подтягиваться, таскать камни, надолго замирать в неудобных позах, которые Джерико по-умному звал «статичными нагрузками». Зак, сжимая зубы и ругаясь про себя, мысленно издевался — наверное, это единственное умное слово, которое знакомо бывшему рейдеру. Впрочем, именно поверхностное знание о прошлом наемника помогало держать язык за зубами и делать то, что он велит.              — До тех пор, пока ты не сможешь отжаться без перерыва хотя бы пятьдесят раз, я даже не подумаю дать тебе в руки что-то опаснее швабры.              Зак замер на вытянутых руках, бросив раздраженный взгляд на Джерико. Хорошо ему говорить: сидит, курит, ни черта не делает.              — Что пялишься? Давай, продолжаем, носом в пол, не замирай, силы тратишь.              Конечно, в тот день у него ни хрена не вышло по-человечески. После тренировки Зак еле двигался, а Джерико, хлопая по больным мышцам, откровенно веселился, но в тот вечер дал отдохнуть. Парень вырубился прямо на полу, завернувшись в отданный щедрым хозяином спальник, а на утро не мог не то что сесть, не придерживаясь хоть за что-то, но даже поднять руки выше уровня груди.              Боль сохранялась еще дня четыре, отступая только во время тренировок. Однажды, в очередной раз утыкаясь носом в землю, Зак понял, что привык к этим ощущениям в мышцах, а потом и вовсе стал ловить болезненный кайф.              Фантазии старика можно было только позавидовать. Большая часть упражнений так и оставалась для Зака загадкой, он не спрашивал, боясь показаться идиотом, хотя в дополнительных поводах для констатации этого «факта» Джерико никогда не нуждался, но после чего-то новенького неизменно болели даже те мышцы, о существовании которых Зак раньше не подозревал, хоть и был сыном ученого.              Выдохнуть удавалось только когда старик уходил в салун и пропадал там до самого утра. Зак уже знал, что бывало в такие дни: если Джерико не приносили пьяным в стельку, он оставался на ночь у Новы, а на следующий день был не в состоянии заниматься хоть чем-то.              В такие ночи Зак перебирался на единственную кровать, обычно занимаемую стариком, и наслаждался королевскими, в сравнении со спаньем на жестком полу, условиями. В эти периоды редкого безделья он валялся, перебирая в памяти наиболее яркие эпизоды из процесса обучения, и раздумывал о том, чем хотел бы заниматься дальше, но «дальше» всегда упиралось в ошарашенную мысль: «что я буду делать один».              У него не было своего жилья, не было достаточно денег. Джерико обучал, давал крышу над головой, а что вечно шпынял и подтрунивал, — так это не самое страшное. Самое страшное — это разлагаться на серых камнях под солнцем, как те гули, или сидеть попрошайкой посреди дороги, клянча даже не крышки, а хоть чистую воду, как старик Микки у ворот.              Воспоминания об отце Зак гнал от себя прочь, ощущая желание крушить все, что попадется под руку, а не обдумывать в который раз, почему случилось так, как случилось, — ответ на вопрос был неуловим, если вообще существовал.              Иногда мысли лениво скатывались на Джерико. Зак размышлял, откуда в старике умение гонять людей на тренировках, и сам же себе отвечал: наверное, обучался в каком-нибудь тренировочном лагере, или среди рейдеров в его банде был какой хороший наставник, или… «Или жизнь заставила», — и это казалось наиболее адекватным ответом.              После абсолютно безумных первых дней на Пустоши жизнь, кажется, начинала налаживаться. Зак привык к физическим нагрузкам и скоро перестал подыхать от одышки, научился даже обращаться с мозолями — знал, когда надо срезать, чтобы во время занятий не сорвало с живой кожей до мяса, а когда оставить в покое и наслаждаться снижением чувствительности. Он привык даже к уборке в доме, к походам за жратвой, безумным детям Атома в центре и тому, что Джерико, кажется, умел общаться только через ругань и недовольство, — хвалил он редко, еще реже рассказывал хоть что-то о себе. Зак с удивлением понимал, что знает о своем наставнике куда больше с собственных наблюдений, чем с его рассказов. В Убежище люди были более открыты. На попытки разговорить Джерико реагировал вполне определенным образом:              — Ты слишком много треплешься, тебе об этом не говорили? Тогда я скажу, — и после этого игнорировал Зака, занимаясь своими делами.              В общем, быт потихоньку складывался, и так было ровно до тех пор, пока однажды вернувшийся поутру наемник не стащил ничего не понимающего со сна Зака с кровати за лодыжку, несмотря на попытки сопротивления.              В первый момент мелькнула мысль — будет бить.              Но Джерико, вытащив парня на середину комнаты, просто отпустил его, сел в любимое кресло и уставился в пространство перед собой. Через оставшуюся незакрытой дверь слышалась утренняя молитва Кромвеля, где-то приглушенно играла музыка. Наемник молчал.              — Что-то случилось? — когда молчание слишком затянулось, Зак все-таки нашел в себе смелость раскрыть рот. Резкое пробуждение без объяснений и даже без выволочки настораживало, поневоле будешь ждать худшего.              Джерико ответил не сразу, будто какое-то время понадобилось на то, чтобы выплыть из своих мыслей. Он потянулся за сигаретами, но замер, хмурясь:              — В первый день ты сказал, что знаешь, где взять еще товар на продажу. Самое время выбраться за запасами, — все-таки прикурил, кивнув своим мыслям, и уставился на парня красными, как после бессонной ночи, глазами. Зак только теперь заметил, что на скуле у Джерико свежий синяк, а руки и колени перепачканы грязью.              — Так что произошло? — кивнул на руки наемника. — Какие-то… неприятности?              — Неприятности? Да какие… — Джерико сел ровно, вскинул брови, будто правда удивился такому предположению, открыл было рот, и Зак даже приготовился к привычному потоку ругани. — Не то чтобы.              Наемник тер подбородок, глядя вроде бы и на Зака, а вроде и мимо него. Парень благоразумно помалкивал, и скоро Джерико заговорил снова:       — Я задолжал Мориарти денег по мелочи, сам понимаешь: чуток за выпивку, чуток за Нову. Такие должки обычно закрываются отстрелом ублюдков у стен города или какими-нибудь «специальными» делами, а вчера он, видать, был не в духе, потребовал денег, дал срок. Так что поздравляю, детка, с подачи Колина тебя ждет первый совместный поход на дело. Выкладывай, где оружие брал.              Одно потянуло за собой другое. Стоило сказать про сто шестое, пришлось выкладывать и про убийства гулей, и про галлюцинации о родном Убежище. Джерико по большей части молчал, расспрашивал только про ощущения, предшествующие галлюцинациям, общее самочувствие, и, обдумав полученную информацию, все-таки решил:              — Рискнем. Может быть, никто еще не просек, что дверь открыли. Попробуем найти респираторы на всякий случай, черт его знает, что там творится. Внутри пойдем четко до арсенала и склада, загребем самое ценное. Может быть, в несколько заходов: вышли, продышались и на новый круг. По окончанию дверь прикроем — смог открыть, сможешь и это. Нечего такое место оставлять открытым — моргнуть не успеешь, облюбуют.              С того момента Зак занялся добычей респираторов — у караванщиков и в оружейной не нашлось, пришлось ходить за Мойрой — девчонка ломалась, юлила, но в конце концов поделилась парочкой, предупредив:              — Мне принесли их с одной из военных баз, и я немного помудрила с начинкой, — и на полный сомнения взгляд Зака поспешила добавить. — Гарантирую, прекрасное качество. Я все еще надеюсь услышать от тебя про жизнь в Убежище — так бы пришлось кстати в моей книге…              Джерико, скрепя сердце, выдал немного крышек на броню из неприкосновенного запаса, на невысказанный вопрос только рявкнув:              — Нахватаем товара, продадим, куда выгоднее, чем заначку сливать на долги. А броню я на твой счет запишу, детка. Я тебе не папочка, подарки раздавать.              — И хорошо, — буркнул Зак себе под нос. От Джерико не требовалось было быть «папой» — опытным путем выяснилось, что на пап надежды никакой.       Выдвинулись в этот же день.                            — Что ты телишься все? Ноги отказали?              Джерико шагал, выпрямившись во весь рост, удерживая автомат с кажущейся небрежностью. Дорога с ним вместе вроде должна была быть спокойнее, но Зак, привыкший пригибаться и переходить от одного укрытия к другому, изрядно нервничал. Старик явно видел это и посмеивался, то и дело косясь на спутника. Правда, через какое-то время он не выдержал, пихнул Зака локтем в бок:              — Ну что ты озираешься? Представь, ты рейдер, обычный парень, стреляешь нормально, но не очень метко, а если банда у вас мелкая, то и оружия нормального нет. А тут в засаде погляди где можно сидеть, только во-он там, а это далеко, для снайперки нормально, для чего подешевле уже нет. Но даже если и снайперка есть, сидишь себе в засаде, день, солнце печет, жара. И идут на краю периметра два мужика. Один с автоматом наперевес — уже значительный минус, так еще и пустые. Сумок нет, ни брамина, ни сопровождения, ни хрена, — он шел, оглядывая окрестности, и выглядел вполне расслабленным. — Даже если ты решил потратить патрон — кто за трупом побежит? Надо оно тебе, срываться и скакать через поле? Да еще и не найдешь на трупах ни хрена. А если ты обдолбался? То все равно не попадешь с дистанции. А если промажешь, и они к тебе ломанутся? Стоит оно того? Как ни посмотри, никому это не вперлось. Вот когда пойдут мелкими отрядами или даже парами в прочес местности или в набег — это другое дело. Или в совсем голодной местности, или совсем ушлепки. Но тут место хорошее. Таких водиться не должно.              Зак нехотя расправил плечи, слушая разъяснения, но идти все равно было беспокойно — ощущения от последней вылазки в эти места до сих пор были слишком яркими. Он невольно подумал об оставленном в Арефу старике и разлагающихся трупах семьи Люси, но промолчал, — толку бередить, когда своих проблем полно.              По пути пару раз останавливались: Джерико, наплевав на нахождение на открытой местности, просто садился и устраивал перекур, и эти перерывы тоже действовали на нервы. Зато, стоило подобраться ближе к скальной части, старик подобрался, перехватил оружие удобнее и притих, пробираясь вперед осторожно, то и дело останавливая спутника жестом.              Дорога лежала и неподалеку от того здания, что в ночи жутко напугало Зака. Днем оно смотрелось еще отвратительнее: за прошедшие дни тела на палящем солнце подгнили, солнечный свет прекрасно освещал всю мерзость, а запашок чувствовался даже за десяток шагов. Джерико бросил на здание долгий задумчивый взгляд и продолжил идти вперед. Зак осмелился озвучить вставший поперек горла вопрос только когда дом с трупами скрылся за камнями:              — Зачем?              Наемник коротко глянул через плечо, не поняв вопроса, и пришлось договорить:              — Зачем тела подвешивают? Это же… отвратительно.              — Отвратительно и много мороки, — легко согласился он. — Но ты их видишь, и что больше всего на свете хочешь? Пойти и навалять ублюдкам? Ох, едва ли, детка. Скорее уж свалить подальше и не оказаться на одном из крюков. Вот как это работает.              Зак поравнялся со стариком:              — Расскажи?              — Что такое, мальчик из Убежища больше не боится обгадить штаны? — на хмурый взгляд Джерико только негромко рассмеялся. — Ладно, слушай. Устрашение — это для тех, кто в своем уме. Жизнь на Пустошах непростая штука, и многие ребята предпочитают большую часть времени находиться под кайфом. Иногда надо отыграться на чем-то, и, если нет возможности устроить хороший набег, приходится обходиться малым. Хотя, видел бы ты, как некоторые изгаляются: представляешь, сколько дури и упорства надо иметь, чтобы подвесить тело на фонарный столб? — Джерико рассказывал негромко и вроде бы не подробно. Но Зак очень живо все представлял. — У нас даже свои отличия были. Банды поменьше, конечно, особо не баловались разнообразием, есть самые простые и проверенные методы разделки туш. А вот группировки покрупнее — там у каждой свой почерк. Знаешь, иногда даже мне мерзко смотреть было, что придумывали. Но здесь такого нет, здесь спокойно.              Зак косился на спутника: кажется, он ничуть не раскаивался. Не говорят о том, о чем сожалеют с таким выражением.              Тем временем они добрались до знакомого сетчатого забора. Зак невольно глянул в сторону того места, где оставил гулей. Джерико перехватил взгляд, щурясь:              — А, вижу, валяется что-то. Зверье раскурочило. Твои друзья? Ну молодец, парень, уделал. Хотя я б не удивился, если б они тебе твою пушку в задницу засунули.              Зак думал было вспылить, но выдохнул, уперся коленом в землю, доставая респираторы:              — Ты же согласился меня учить и даже разговаривать начал нормально, так что у меня есть хорошие перспективы.              — Перспективы стать трупом, если умничать будешь.              Довольную ухмылку пришлось прятать, — раздражения в голосе наемника было куда меньше, чем раньше, и Зак счел это прекрасным знаком.                            — Сомневаюсь, что эти штуки сработают, — бурчал Джерико, поправляя респиратор и пробираясь вперед. — Но лучше перестраховаться.              Подтвердить или опровергнуть это Зак не мог, потому просто вел за собой, проходя двери одну за другой:              — Первые… глюки появились на нижних уровнях, — поморщился, припоминая, и край респиратора уперся в переносицу. События того дня всплывали обрывками.— Наверное, если здесь что-то и есть в воздухе, оно внизу. К сожалению, склад и арсенал там же.              — Не бойся, будешь буянить, вырублю. Нежно, по голове, — пообещал наемник, но это ничуть не успокоило. Главные проблемы начались бы в том случае, если буянить бы начал сам Джерико.              Он обдумывал это, преодолевая еще один коридор и лестничный пролет, и все-таки озвучил опасения:              — А если ты? В смысле… что мне делать?              Джерико остановился, с пару секунд задумчиво глядя на паренька, а потом хрипло рассмеялся, будто услышал что-то невероятно забавное:              — Молиться, детка, молиться, — отсмеявшись, все-таки добавил. — Заметишь что неладное, хватай за локоть и выводи на поверхность, пока дело далеко не зашло. А если зашло…              Вздохнув, ухватил Зака за плечо. Дернув к себе, хлопнул ладонью по шее:              — Ты же о меня сломаешься, дурень. Бей по голове чем-нибудь, по челюсти врежь… но не в висок. Ударишь в висок, я за тобой из могилы приду и наизнанку выверну. Понял?              — Понял.              Кроме этого Зак понял и другую штуку: вполне вероятно, совсем скоро его самого ожидает сотрясение или сломанная челюсть, потому как за собственную адекватность он ручаться совершенно не мог.              Напоминанием об этом служили трупы тех несчастливцев, которых он принял за Туннельных Змей. Джерико, перешагивая их, только весело буркнул: «Грязь какая», а Зак надеялся, что больше здесь нет никого живого, кто мог бы стать призраком прошлого, и дергался от каждого звука, будь то звук работающей вентиляции или собственный неосторожный шаг.                            — Надо взять больше оружия, — он скидывал оставшиеся пистолеты и припасы в сумку, разговаривая сам с собой: тишина здорово давила на нервы. Было решено разделиться: пока один тащит вещи из арсенала, другой занимается складом, чтобы не терять время.              — Нда, теперь-то мы точно станем лакомым куском для рейдеров, — Зак старался следить за своим состоянием, иногда поглядывая на руки, — не двоятся ли? Он помнил — «Змеи» мертвы, а это значит, что, появись они вновь, он точно галлюцинирует. Довольно надежный метод, как казалось.              После оружия и патронов Зак загреб запасные детали, большей части из которых даже не знал названия, просто помнил — такое продают, и не будет же в запасниках лежать черт знает что. Прошел бы К.О.З.А. лучше, мог бы и сам пойти в охрану, тогда назначение всей этой ерунды сейчас было бы более понятным. Вспоминать об экзаменах было не слишком весело, и он продолжил сгребать с полок все, что выглядело достаточно дорогим. По окончанию сборов сумка оказалась настолько тяжелой, что взвалить ее на спину удалось только со второй попытки. И все-таки Зак, горбясь, выбирался к назначенному месту встречи — лестничному пролету на развилке коридоров. Вокруг было пусто и тихо, как будто все в порядке, но Зак знал, что это обманчивое ощущение.              Он с тревогой озирался по сторонам, с ужасом пытаясь сообразить, что делать, если из-за поворота выйдет кто-то из охраны. Придется стрелять. Так же, как с Туннельными Змеями. Воспоминания о той стычке расплывались — Зак не мог сообразить, когда это случилось, помнил только, что помог мамаше Буча избавиться от тараканов, а потом… потом та драка и три мертвых тела посреди коридора.              Он кусал губы и надеялся, что отец никогда не узнает об этом.              За спиной раздались шаги. Резко повернувшись, Зак успокоено выдохнул, встречаясь взглядом с Джеймсом. Тот выглядел сосредоточенным: шагал широко и торопливо, придерживая за лямку объемную сумку, и прошел мимо, неосторожно задев плечом.              — Эй! Подожди, — Зак прибавил шаг, озираясь по сторонам. — Ты стимов взял? Там должны были остаться, забыл сказать.              Джеймс упрямо молчал еще несколько шагов, прежде чем на ходу обернулся, протягивая ладонь:              — Давай сумку.              — Я понесу, мне нормально, — Зак ухватился за лямку крепче, притормозив, когда отец встал посреди коридора. — Пойдем быстрее, нас могут засечь.              — Давай. Сумку, — уже жестче повторил мужчина, разворачиваясь всем телом.              — Пап? — нехорошее предчувствие шевельнулось змеей. Зак нервно облизал губы, оглянулся, но со спины никто не подбирался, и вроде бы глупо ждать беды от собственного отца? — Мы идем вместе, я донесу, мне не тяжело.              Джеймс молчал, глядя мимо Зака, а потом потянулся к оружию.              Этот момент растянулся на долгие секунды: вот он вскинул автомат (откуда он?), вот перехватил удобнее и замахнулся, ударяя прикладом. Где-то в этот момент Зак понял, что не успел. Он еле поднял руку, чтобы прикрыться, но только глупо завалился в сторону, услышав, как в воде:              — Так и знал!              Звук автоматной очереди ударил по ушам.              Накрыло одновременно страхом и облегчением: Зак повернулся на бок и отполз за ноги Джеймса, только теперь понимая, что стрелял тот в выбежавших на лестницу охранников. Это должно было случиться, Смотритель пустил свою свору по следам беглецов, и как глупо и стыдно, за то, что испугался собственного отца. Тот просто оттолкнул с дороги, прежде чем выстрелить, вот и все. Вот и все.              Зак даже не смог сказать спасибо, уцепился за штанину мужчины, стараясь подняться на ноги и удержать сползшую лямку сумки:              — Надо… надо бежать!              — Ты остаешься здесь, — непривычно холодно отрезал Джеймс и в подкрепление своих слов оттолкнул парня ботинком.              — В смысле здесь? В Убежище? — он все-таки поднялся, держась за стену, и с ужасом уставился на отца.              Зак всматривался в его лицо и не видел никакого отклика. Джеймс смотрел в сторону убитых и хмурился, сжимая оружие в руках, так, будто уже делал это раньше, будто не был простым, мирным ученым, которого он знал всю свою жизнь.              — Я должен уйти, — вдруг заговорил мужчина. — Я не могу так больше. Я должен уйти, а ты — остаться здесь. Так будет лучше.              — Не лучше, — Зак вытаращил глаза, попятившись. — Не лучше. Я пойду с тобой, там снаружи город, Мегатонна, мы сможем поселиться там вместе, там безопасно. Лучше, чем здесь.              Отец смотрел усталыми, пустыми глазами, и Зак совсем не узнавал его.              — Ты слышишь? — надежда достучаться угасала с каждой секундой, но Зак все равно продолжал, тихо, уже не надеясь: — Они застрелят меня. Ты же видишь, они хотели нас убить, я не могу остаться здесь, они меня… они меня застрелят, пап. Пап?              В коридоре было все так же тихо, только на издыхании хрипел кто-то из подстреленных охранников.              — Не оставляй меня? Пожалуйста.              Вздохнув, Джеймс убрал оружие, шагнул навстречу, и в следующий момент Зак провалился в темноту, успев почувствовать не столько боль, сколько безумную обиду от сильного удара в челюсть.                            — Проснулся? — знакомый, хриплый голос. — Молодец.              Зак еле разлепил глаза, приподнялся, но, почувствовав звон в голове, свалился обратно, приложившись затылком о камни:              — Что случилось? — снова провалы в памяти. И тянущая боль в челюсти, сопровождающая каждое слово.              Он потер подбородок, морщась от неприятных ощущений, коснулся треснувшей губы с подсохшей коркой крови и уставился на Джерико, ожидая рассказа. Тот выглядел смурным даже в потемках, копаясь в сумках с натащенным из Убежища. Рядом валялись респираторы, и Зак отстраненно подумал, что ткнет в них Мойру носом, уверяла же, что работают.              — Сколько времени прошло? Несколько часов?              Они пришли на место, когда солнце еще стояло высоко, а теперь последние лучи скользили где-то высоко в облаках. Неужели так долго пробыли внутри? Не может быть, дел-то самое большее на час, может, и того меньше.              — Голова болит, — пожаловался совсем тихо, стараясь не двигать челюстью.              — Ты бредил, пришлось ударить, — нехотя объяснил Джерико.              — Крепко бьешь. А… почему так поздно уже?              — Потому что ночь сменяет день, осень лето и прочая херня, мальчик, — процедил наемник сквозь зубы, чересчур резко запихнув коробку с патронами в сумку. Достал сигарету, и чиркнувшая зажигалка осветила хмурое лицо. — Ты потерялся там. Пришлось выйти на поверхность, подышать и вернуться за тобой.              После захода солнца на Пустошах холодало слишком резко, а новая кожаная броня, хоть и была плотнее прежних шмоток, все равно не спасала. Парень поежился, задумчиво дотрагиваясь до подбородка:              — Спасибо. — Значит, Джерико его, можно сказать, спас. Это было… хорошей новостью. — Я говорил что-то, когда бредил?              — Не помню. Нес какую-то чушь и кидался под ноги, пришлось вырубить.              — А ты? Не чувствовал ничего необычного? — Зак пялился на наемника еще чуть и осмелился попросить. — Дай покурить?              Почему-то сейчас казалось самым лучшим моментом попробовать: настроение ни к черту, звенящая голова и странное ощущение, будто что-то важное ускользает от внимания.              — Ты и так бегаешь, как колченогая псина, только от одышки избавились, — рявкнул Джерико и сам закашлялся. — Нечего тебе. На вот.       Порывшись в сумке, наемник бросил один из стимуляторов. Зак поймал у самой земли, повертел в руках, примериваясь. Сразу после укола стало легче — дурацкое ощущение в голове успокоилось, и челюсть не отзывалась на каждое слово вспышкой боли.              Но Зак все так же мерз и не понимал, что происходит, а Джерико продолжал дымить, глядя перед собой, и не торопился пролить свет на события последних часов. Плюнув на все, парень потянулся к сумке, достал один из припасенных кексов — хоть пожрать что-нибудь, если разговор не клеится.              — Видел я в Мегатонне одного из Убежища, — наемник докуривал, глядя все так же мимо Зака. — На тебя похож был, только постарше. К Мориарти притащился, говорили долго, выскочил от него рассерженный, молнии из глаз, в тот же день из города ушел.              Сладкий кекс встал поперек горла. Зак откашлялся, глядя на наемника, а тот говорил так спокойно, будто рассказывал о погоде.              — Я понял потом, что вы родственники, подумал, брат или отец, одно говно. Все вы из Убежищ одинаково никчемные. И тут ты еще прилип, как гнус. Я-то думал, избавился от тебя, а ты, мудень, что устроил? — покачал головой, туша сигарету о камни под ногами. — И что тебе… дурак малолетний. Не по ваши души Пустошь, не сегодня, так завтра тебя перемелет и выплюнет. Может, надо было тебя так оставить, а? Жил бы себе со своими глюками в безопасном Убежище и дальше. Что уставился?              Сладость во рту вдруг показалась отвратительной. Зак нахмурился, сжимая зубы и стараясь успокоиться. «Вдох, задержать дыхание, выдох». Ведь решил уже для себя: здесь нет ни единого союзника, и единственное, что нужно — уметь выживать.              — Тогда почему вытащил? — вопрос повис в противной тишине.              Джерико скривился, как будто проглотил жука, поднялся на ноги, подхватывая сумку:              — Потому что ты приносишь крышки, понял? Вставай, пора.              Аппетит пропал. Недоеденный кекс отправился в сумку. До Мегатонны шли молча.                            Откровенность Джерико не давала покоя даже на следующий день.              Зак пытался пожрать, сидя в «Латунном фонаре», уныло, раз за разом прокручивал в голове обидные слова и через силу впихивал в себя ложку за ложкой какую-то похлебку. В разгар дня здесь было шумно: гомон людей, монотонная проповедь Детей Атома, мычание брамина неподалеку. Но идти в салун Мориарти не хотелось, там бы пришлось говорить с Харей, а на это требовались слишком большие усилия. Общение с ним не заладилось с самого начала, да и как, как гуль может быть барменом? Как может подавать людям выпивку и еду, это вообще безопасно? Другое дело Дженни Стал в «Фонаре» — она, хоть и была явно старше самого Зака, все равно выглядела достаточно хорошо, чтобы не беспокоиться за здоровье и хоть чуть сгладить отвратительное настроение.              — Ты же у Джерико живешь? — поинтересовалась Дженни, поставив перед Заком стакан воды.              — Живу, — откликнулся нехотя, переводя взгляд со стакана на лицо напротив. — А что?              — Да так, ничего, — та, поджав губы, отодвинулась от стойки. — Это он тебя так разукрасил?              Зак глупо вытаращился на девушку, потом вспомнил, что даже после вколотого вчера стима не весь синяк на лице сошел, и уныло буркнул:              — Не твое дело.              Дженни, вздернув нос, отошла и больше не делала попыток заговорить, а у Зака даже не было сил расстроиться по этому поводу. Пусть думает, что хочет.              Еще через десять минут рядом нарисовался тот, кого недавно припоминали, уселся рядом и, даже не поприветствовав, хлопнул по плечу:              — Удалось выгодно договориться с торговцами у ворот. Вчера мы хорошо поработали, так что сегодня у тебя выходной, развлекайся, — рядом с тарелкой лег тряпичный кошель, Джерико подмигнул. — На карманные расходы. Эй, Дженни, порадуй гостя, налей чего покрепче!              — День на дворе, — недружелюбно откликнулась та, скрещивая руки на груди, — алкоголик старый.              Зак не слушал их пререкания, задумчиво поглядывая на пухлый кошель. Открыл, порылся, пересчитывая содержимое. Хватит на Нову и выпивку. Или… Вздохнув, он убрал кошель, снова ткнувшись ложкой в миску с похлебкой.              — Чего не бежишь отдыхать? — Джерико, все-таки выклянчивший пиво, выглядел до неприличия бодрым. И надо бы поддержать его в этом настрое, вон, отдых предлагает, впервые на крышки расщедрился, но самому веселиться до сих пор не хотелось. Глядя на расслабленное выражение лица наемника, Зак снова слышал в голове его голос: «потому что приносишь крышки» — и это было справедливо, но чертовски обидно.              Может быть, в этом была вся истина и вся причина. Отцу он крышек не приносил, отцу он не приносил вообще ничего, кроме головной боли. Вот и смысла спасать не было.              — Нельзя, — буркнул Зак в ответ и нехотя уточнил, глядя, как сползает улыбка с лица старика. — Я тебе задолжал за броню. А еще на оружие надо отложить. Я смотрел у Мойры… Хочу винтовку. Настоящую, не как та, которую… — «которую подарил отец», — принес с собой.              За те несколько секунд, что Джерико просто смотрел, прямо и не моргая, Зак успел тысячу раз пожалеть о сказанном.              — Да что ты за человек-то такой, — наемник саданул раскрытой ладонью о стойку так, что чуть не расплескал пиво. — Хорошо. Отлично. Не хочешь отдыхать, не будешь отдыхать. Чтоб через тридцать минут был у ворот Мегатонны. Решил, все можно теперь? Я из тебя это дерьмо повыбиваю, щенок. Пошел вон.              Хотелось послать старика от всей души и так далеко, чтобы не вернулся, но Зак только крепче сжал зубы и быстро зашагал прочь от лавки, наплевав на то, что это, скорее всего, выглядело как бегство.                            Они отошли подальше, к Спрингвейлу.              В первые дни он бы просто не пережил такого. Джерико нашел новый способ издеваться: он совсем не давал отдыха, и уже после двадцати минут тренировки Зак проклинал свою говорливость, чертового наемника и жизнь в целом.              Бег, много бега, сразу после него — прыжки и приседания с камнем, подтягивания ног к перекладине, которой послужило разрушенное крыльцо одного из заброшенных домов. Держаться было неудобно, пальцы соскальзывали, а Джерико рычал на каждую неудачу и заставлял делать все заново, обнуляя счет повторений. Он даже не разрешил снять броню, мотивировав простым: «В бою тоже раздеваться будешь?», и Зак пыхтел, обливаясь потом и стараясь не задохнуться от натуги. Потом был снова бег, до белых пятен перед глазами, и обратный путь до Мегатонны запомнился навязчивым желанием пить и сдохнуть.              Они разошлись сразу за воротами: Джерико отправился в салун, а Зак вернулся домой, на отнимающихся ногах и с плывущей головой, выхлебал бутылку воды почти залпом и не смог даже помыться, как и был, потный и грязный, завалился на матрас и вырубился, пару раз просыпаясь от боли в онемевших руках и ногах.              Наемник вернулся посреди ночи, тихо скрипнув дверью, и это осторожное появление вырвало из крепкого, казалось бы, сна. Ни видеть, ни говорить с Джерико не хотелось, и Зак продолжал делать вид, что спит, прислушиваясь к звукам за спиной.              Джерико помялся у порога и прошел в комнату почти неслышно, будто снова пробирался от Убежища под носом у рейдеров, уселся в любимое кресло, и скоро в комнате густо запахло сигаретным дымом.              Он сидел так и курил настолько долго, что Зак устал ждать, когда тот свалит, и окончательно провалился в сон.              А утром, ворочаясь, вписался лбом во что-то холодное, раскрыл глаза и тупо уставился на лежащую прямо перед носом винтовку.