Талион

      Он никогда прежде не держал в руках инъекционный пистолет, только наличие выносного модуля VATS спасало ситуацию. Первый рейдер повалился на отвал строительного мусора, здорово ударившись головой о рваную шину. Зак чертыхнулся, надеясь, что ублюдок не свернул себе шею, перебежкой добрался до ближайшего укрытия. Выдохнул и, запомнив расположение целей на радаре, высунулся из-за угла.              Тихий сигнал VATS — цель поймана. Вдавленный спусковой крючок, и еще один рейдер осел на пол, всплеснув руками. Ружьё упало на мостовую отвратительно громко.              Бегом, пока услышавшие звук падения не сообразили, что происходит.       Следующие двое, появившиеся в проёмах разрушенного домишка, не успели уйти с линии огня. Зак взял на прицел бабу с кислотно-зеленым ирокезом, но бесстыдно промазал — та успела укрыться в глубине помещения. В отличие от её дружка, перевалившегося через оконный проём. Харон гаркнул что-то над ухом, и Зак, убедившись, что рядом нет никого, кто подстрелит с флангов, со всей дури ломанулся вперёд. Разрушенный холл, мусор, перевёрнутая торговая тележка, разломанный в щепки одёжный шкаф… По лестнице вверх, держа на мушке проем.              Осыпало кирпичной крошкой, мазнуло острым по щеке — несколько мощных выстрелов с разницей в пару секунд ударили в стену над головой. Один — ровно в то место, где был бы Зак, не дёрнись мгновенье назад в сторону.       — Твою мать!              — Охотничье, — Харон прижался к стене напротив.       Такой звук выстрела Зак уже слышал. Харон жестами указал: я первый, она стреляет, потом ты. Зак кивнул, сжимая губы и готовясь. Вдох-выдох.              Гуль как всегда не дал тянуть, рванулся наверх, пуская заряд дроби — пугает. Столб мелкой бетонной пыли закрыл обзор — если бы не пип-бой, хрен бы Зак попал. Зато девчонка, так и не понявшая, что произошло, рванулась было в сторону, но повалилась там же, где стояла. На радаре — чисто. Надо действовать быстро, док предупреждал, что действие транквилизатора в лучшем случае минут двадцать, потом начнёт отпускать.              Первой он проверил девчонку — живая, даже относительно целая, если не считать ровного слоя бетонной пыли. Харон, как на зло, играл непричастного. Он, конечно, заявил еще по пути к доку, что сопровождение Зака в его обязанности входит, а «это дерьмо» — нет, но Зак всё равно злился. Злился на то, что приходится самому переворачивать тело, и заводить руки за спину, чтобы надеть наручники. Хорошо ещё девчонка оказалась легкой, особенно если срезать с нее куски шин на ремнях, которые эти утырки по недоразумению называли бронёй. Оставлять её приходить в себя наверху, отдельно от остальных Зак не мог. «Проснется в синяках, — не без мстительного удовольствия думал он, стаскивая тело вниз, — но это не единственная её проблема».              Парень, выпавший из окна, сломал шею — можно сказать, избежал участи остальных. Зато оставшиеся двое вполне выжили, один уже в возрасте, с сединой в торчащих иглами волосах, другой едва ли старше самого Зака, чумазый то ли от грязи, то ли от рождения.              Три тела в ряд, уткнутые лицами в мостовую, наручники… Зак стоял над ними, хмурясь и оттряхивая руки.       — Мне самому это не нравится, — буркнул в сторону Харона. «Восторг» гуля чувствовался даже затылком. — Но это же сраные рейдеры… Вместо того, чтоб спину буравить, лучше бы помог, — склонился, наскоро обшаривая карманы.              — Помогу, чтобы тебе мозги не вышибли, — откликнулся гуль, вызывая очередной раздражённый вздох со стороны Зака. Стоять вот так, у стены разрушенного дома, было беспокойно. Конечно, пип-бой молчал, но нехорошее предчувствие, возникшее чуть раньше, ещё во время знакомства с доком, только усилилось.              Первая встреча с ним прошла парой часов раньше, под старым мостом неподалеку от мемориала Вашингтона, у самой кромки воды. Казалось бы, опасное местечко: пройди дальше, переберись через завалы мусора и разрушенных зданий, наткнешься на патруль «сталеголовых», а нет, пусто и тихо. Там обитала барахольщица, слегка двинутая женщина неопределенного возраста, но ей, обычно одинокой, в этот раз составляли компанию двое. Рослый детина-охранник и сам док, с виду напоминающий обычного мусорщика: пыльное тряпье, укутывающее тело до самого подбородка, скрывающие глаза защитные очки и низко надвинутая широкополая шляпа. Даже челюсть, массивная и квадратная, заросшая жесткой щетиной, не выдавала «человека науки». Зак, ожидавший увидеть кого-то вроде отца или, в крайнем случае, Берроуза, не поверил своим глазам.              Именно этот человек передал инъекционный пистолет, набор шприцов под него, четыре ошейника и столько же наручников, снабдив «базовый набор» подробным инструктажем.       — Одна доза на человека, больше не колоть. Как уложите всех, наденьте наручники. Начнут приходить в себя минут через двадцать, плюс-минус. Кто-то, может, и не проснется — проверяйте пульс. Побочный эффект, — Зак как сейчас помнил кривоватую ухмылку дока, будто не о людях говорил, а о браминах. — Как будет ясно, кто выжил, надевайте ошейники. Потом даёте время очухаться и ведёте к нам.              У него было много вопросов к доку, но все пришлось отложить до момента возвращения. Как будет проходить операция? Для кого предназначены эти органы? «Для науки», как у Берроуза, или для спасения жизни каким-нибудь состоятельным ублюдкам? Зак смотрел на бесчувственные тела рейдеров и чувствовал навязчивое желание закурить.              «Потом. Если этих доведём».              «Эти» начали приходить в себя постепенно. Первым зашевелился молодой парнишка, вяло дернулся, с трудом повернул голову и, еле ворочая языком, выдал:       — Кто, блядь… Такие?              Харон кивнул на рейдера:       — Разбирайся, — и снова замолчал, вызвав ещё один прилив раздражения. Как будто без него недостаточно паршиво.              Зак присел рядом с парнем, прикидывая, что делать. Единственный человек, линия поведения которого идеально подходила для ситуации — Джерико. Он изо всех сил постарался скопировать манеру старика говорить — благо, выволочки тот устраивал достаточно часто, чтобы грубый голос ясно звучал в голове. Повторять за ним не составляло труда:       — Ангелы-хранители, — парнишка-рейдер едва соображал, что происходит, норовил тряхнуть головой и зажмуриться, потемневший взгляд то и дело соскальзывал с лица Зака. Пришлось дернуть его за подбородок вверх: он сжал пальцы на челюсти сначала осторожно, потом, почувствовав только слабое сопротивление, сильнее и жестче. — Сейчас наденем ошейник, встанешь на ноги и пойдешь за нами. Твои ребята тут, рядом. Веди себя хорошо и останешься жив.              — О-ошейник? — как будто пропустил все остальное мимо ушей.              — Угу, ошейник. Дернешься убежать, оторвет голову, ага? — только дождавшись согласного кивка, отпустил, с трудом погасив желание вытереть руки. Вроде бы не так уж плохо вышло?              Вторым очнулся тот, что постарше, хотя насчет него было больше всего сомнений: док предупреждал, сердце может не выдержать. В отличие от мелкого, этот спросил только одно:              — Парадиз-Фоллз?              Зак медленно кивнул, припоминая разговор Джерико с работорговцами на дороге:       — Да. Будешь тихим, замолвлю словечко перед Гробовщиком, — и поднялся на ноги, переходя к девчонке. Она не просыпалась дольше остальных. Хлопок по щеке не принес результата. Зак приложил пальцы к шее, как учил когда-то отец. Пульса нет. Шлепнул по лицу снова — голова безвольно мотнулась в сторону. Что там еще делают, проверяют реакцию зрачков на свет? Хмурясь, приоткрыл ей веки, посветил ручным фонариком — ничего.              — Сбежала, — со смешком прохрипел старший рейдер, прижимаясь щекой к мостовой. Его хмурое лицо кривила довольная ухмылка. — Сбежала, красотка!              — Я убью тебя, — хрипел рейдер помоложе, пытаясь подняться на колени, но все еще был слишком слаб для этого. — Убью.              Зак несколько долгих секунд следил за его попытками подняться и освободить руки, задумчиво перебирая кислотно-зеленый ежик волос мертвой девчонки. Мелкая серая пыль поднималась облачками и оседала на пальцах. Наверное, на его месте он бы сказал и сделал то же самое. Или молчал бы, боясь получить по морде. Только он не был на его месте:       — Она сбежала. Зато вы двое остались.              Стальной обруч, хитрая электронная начинка и смертоносный сюрприз. Самая опасная цацка Пустошей, не вещь — приговор. Это знал каждый, даже мальчик из Убежища, что говорить о двух уличных псах, схваченных врасплох? Рабские ошейники на смуглых шеях Зак защёлкивал с почти священным ужасом. От них как будто жгло руки, хотелось отряхнуться и забыть, как страшный сон. Он же совсем недавно вытаскивал отца из этого дерьма, а теперь сам, собственными руками…              Старший только смотрел, пристально, исподлобья — Зак избегал его взгляда, не отреагировал даже на глухой смешок. Молоденький рейдер, только завидев ошейник в руках, дёрнулся изо всех сил, то ли по глупости, то ли от отчаянья надеясь бежать. Зак рванул его за шкирку, роняя на землю, и с досады пнул под ребра, злясь на обстоятельства, заведшие в такую дурацкую ситуацию, на собственный выбор, заставляющий вести этих двоих к какому-то доктору-садисту, а не убить сразу на месте, как это происходило обычно.              — Пристрелишь меня, да? — рейдер пытался отползти, упираясь ногами в землю, и дикими, ещё затуманенными глазами смотрел на Зака. По мере того, как отпускал транквилизатор, парень начинал буянить. Ещё вздумает «сбежать» как та девчонка, дури-то хватит. — Ну давай, стреляй, ну!              — Не пристрелю, — Зак рассерженно щурился, кусая губы и подбирая слова. — Но зубы выбью. Или яйца отрежу, всё равно не пригодятся, — последняя угроза неожиданно подействовала. Парень проглотил ругательства, глянул на старшего и угрюмо уставился себе под ноги, когда глухо щёлкнул замок на шее.              «Хорошее» утро должно было продолжиться «хорошим» днем, так заведено на Пустошах. Уже на подходе к месту встречи с доком их застал дождь: не ливень, но противная радиоактивная морось. Зак недовольно подталкивал добычу в спину, отфыркивался от медленно собирающихся на морде капель и косился на потрескивающий счётчик Гейгера. В темноту оконных провалов они нырнули с облегчением, и почти сразу младший рейдер снова рванул в сторону.              Даже не поймёшь сразу, что случилось: вот ублюдок дернулся, а в следующее мгновение его сшиб с ног Харон, со страшным звуком впечатывая грудью в ближайшую стену. Чёрная тень, а не живой человек.              — Зря, — с досадой выдохнул старший рейдер. Рядом прерывисто, сквозь зубы скулил его младший друг. На что надеялся, даже если бы сбежал? Там же ошейник, взрывчатка?              — Зря, — повторил Зак, оторопев от бездумного порыва. Подошел к парню, все ещё удерживаемому гулем. — Я про яйца не шутил. Устроить?              Плевок в лицо оказался ответом. Харон еще раз ударил парнишку щекой о стену: о побоях на лице док ничего не говорил. Зак сжал зубы, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Выдохнул. Смазал вязкую слюну, отер пальцы о щёку парня. Искушение прямо сейчас выполнить угрозу сводило тело. Заставить его пожалеть, просить пощады взамен на что угодно. Глаза привыкли к скудному освещению, Зак прекрасно видел искаженное болью лицо рейдера. Болью и чем-то ещё, засевшим в наглых глазах, в разбитом в кровь оскале и алых пузырях слюны.              «Ему сейчас вырежут к чертовой матери все органы». Это знание хоть немного успокаивало рокочущий гнев, и всё равно было недостаточным. Скорее всего, он будет без сознания, даже не почувствует ничего. «Удачливая мразь».              — А я передумал, — на лице все ещё было ощущение грязи. Да, этот щенок скоро сдохнет, да, док говорил, что надо быть с ними максимально «нежными» — чем меньше волнений перед процедурами, тем лучше. Но как сложно отказать себе в маленьком удовольствии, выдохнуть, глядя в глаза: — Я тебя сам выкуплю. Представляешь, как нам будет весело? Тебе, мне и моей фантазии.              Наглый оскал сполз с лица рейдера.       — Идём дальше, — сквозь зубы прошипел Зак. — Харон, веди его.       Оставшийся до лаборатории путь прошел в тишине.              — Долго, — первое, что услышал Зак, закрыв за собой дверь комнаты. Бурчал охранник дока, с выдохом поднявшийся с насиженного места, чтобы принять рейдеров.       — Ленни, ну что ты, мальчики старались, — док делал что-то за ширмой, гремя инструментами. Металлический звук живо напоминал кабинет отца.              Ленни усадил пришибленных рейдеров на лавку у стены, а сам встал рядом, чуть ли не упираясь макушкой в потолок. Он почти мог сравниться ростом с Хароном, в плечах был и того шире, и на морду немногим проще: заросшая густой темной бородой челюсть, перебитый нос, жестко смотрящие глаза.              — Как уж дошли. — Обведя взглядом небольшое, скудно обставленное помещение, Зак оставил рюкзак у входа, выложил на ближайшую свободную полку оставшиеся ошейники, инъектор и шприцы. — Док, умыться где можно?              Тот откликнулся, ненадолго выглянув из-за ширмы:       — Сюда, — если бы не голос, не узнал бы. Короткие, аккуратно зачесанные русые волосы, внимательные светлые глаза, чистый медицинский халат. Чище, чем у Берроуза. И держится как не с Пустошей, горделиво. Док кивнул несуразно застывшему парню в сторону небольшой мойки в углу, и вернулся к разложенным на столе инструментам, часть из которых Зак видел впервые, даже с учетом многих дней, проведённых в кабинете отца.              Стараясь не особо думать о предстоящем, он с удовольствием ополоснул лицо.       — Какой красавец, за что же вы его так? — голос доктора звучал слишком бодро для этого утра.       — С разбитой мордой? — Зак тёр лицо куском едкого мыла. — Говорил много. — Скудная пена, попав в ранки и ссадины на лице и руках, защипала не хуже кислоты.       — Недобрый парень, правда? — док хохотнул и прибавил громкость радиоприемника: из хрипящего динамика заиграла хорошо знакомая песня.              «Блуберри Хилл», — припомнил Зак, устраиваясь на полу, неподалеку от мешка с вещами.       — Дин Домино, кажется?       — Пройдоха Дин, — легко согласился док, утирая морду молодому рейдеру тряпицей. — Сейчас таких уже не делают. Даже в Вегасе.              Он замолчал, концентрируясь на работе, а Зак пожал плечами, понятия не имея ни о каком Вегасе. В Убежище то и дело собирались компаниями, пели старые песни, но не было какого-нибудь местного таланта. Беатрис Армстронг можно не считать. Её сочинительства — выкидыши поэзии, такую на Пустошах пристрелили бы уже на первом четверостишье. Неловкие творческие попытки жители Убежища бросали ещё в детстве, тащить это во взрослую жизнь считалось неприличным. Смотритель не одобрял — работать надо, а не ерундой заниматься. Разве что девчонкам можно, но им многое с рук сходило.              — Тс-тс-тс, спокойно, спокойно, сиди ровно, иначе придётся попросить Ленни подержать руку, а он силу не соизмеряет, — рыпнувшийся молоденький рейдер снова угомонился.       — Что-то не похожи вы на работорговцев, — недобро хмыкнул старший, косясь на кусок желтоватой ваты на сгибе локтя.       — А на кого похожи? — с легкомысленной улыбкой удивился док и снова скрылся за ширмой, унося пробы крови.              — Ну… — мужчина замялся. Зак, от нечего делать, принялся рассматривать его. Лет сорок, наверное? Загорелая обветренная кожа лица, косой ирокез, пара шрамов на морде. Ничего примечательного. — Психи какие-нибудь. Не слышал, чтобы работорговцы так о здоровье пеклись.       — И много ты о работорговцах знаешь? — откликнулся из-за ширмы док все тем же, почти ласковым, тоном.       Младший открыл рот, но Зак уставился на него, одними губами обозначив: «Молчи». Очевидно, перспектива быть выкупленным этого ублюдка пугала. «Не нравлюсь? Посмотрим, как понравится операционная», — от собственной злорадной мысли окатило холодом.              — Несколько анализов, и всё. Где бы вас ещё так осмотрели? Нигде. Померли бы завшивевшими крысами от передоза в лучшем случае. Клиенты у нас серьёзные, как же без сортировки по здоровью?              — Док, а долго? — подал голос Зак. Ждать весь день совершенно не хотелось. Чем скорее расправятся с этим дерьмом, тем лучше.              — Как только, так сразу, дорогой. Общий анализ крови, ВИЧ, гепатиты, сифилис… Да ты отдохни пока, поспи, где место найдёшь. Кушетку не предлагаю.              «И на том спасибо».       Совет «отдохнуть» не обнадёживал, да и спать в лаборатории человека, занимающегося поставками органов, было некомфортно. И всё-таки, наблюдая за доком, слушая его уверенный голос, Зак задремал, привалившись к стене рядом с рюкзаком, набитым собранным с рейдеров добром. Он изредка выплывал из полусна, обводил взглядом комнату, и снова закрывал глаза. Только мерещилось, что оба рейдера смотрят на него, пристально и обвиняюще, и так, скорее всего, и было — проверять Зак не решался.              Док разбудил через несколько часов — несильно пихнул в бок мыском ботинка:       — Дорогуша, доброе утро. Посмотреть на операцию желаешь?       Рейдеров уже не было в комнате, как и Ленни. Только Харон оставался рядом, за что Зак был ему чертовски благодарен.              — Нет, — от неудобного положения трещала по швам голова. Неприятно кольнуло под сердцем. Эти двое пока ещё живы, но уже поздно что-либо менять. Надо было пустить им пули в лоб еще там, в их логове. А теперь… «Да какая, нахрен, разница. Такие, как они, никого не жалеют». — Обойдусь.       — Как знаешь, — док сдержано улыбнулся и вышел в соседнюю комнату, прикрыв за собой дверь.              В животе тянуло голодом, в солнечном сплетении — страхом. Зак прислушался к звукам из соседней комнаты: через несколько минут послышался удар, приглушённые ругательства охранника, и всё снова затихло. Меньше чем через час из операционной вышел Ленни. За перекрывшим почти весь проход детиной виднелись часть операционного стола и измазанный бурым кусок брезента.              Охранник всучил в руки мешок крышек и квадратный контейнер, навскидку не больше фута. Посоветовал торопиться — у Берроуза посылка должна оказаться не позже, чем через пару часов. Контейнер удалось приторочить к рюкзаку, и Зак, пробираясь за Хароном по вашингтонским завалам, чертовски радовался тому, что до Подземелья рукой подать. Ему всё казалось, что за спиной бултыхаются органы, как похлебка, разлитая по банкам.              «Это же не банка, а какая-то хитроумная холодильная камера, — напоминал он сам себе. — И внутри не похлебка, а… долбаные внутренности людей, с которыми несколько часов назад шёл бок о бок. Мог выкупить младшего. Или пристрелить их, платить пятьдесят процентов аренды, зато без этого. Вот этого всего».              Товар Берроузу отдали уже ближе к ночи. Он обрадовался посылке так, будто встретил давно потерянного сына. Зак мялся на пороге, слишком утомлённый, чтобы реагировать даже на светяшек за стеклом.       — Прекрасно! — Берроуз, заглянув в контейнер, засиял чуть ли не ярче своих подопечных, того и гляди, сгорит от радости.              Парень следил за гулем с отстраненным раздражением, стирая с лица выступивший пот. Он помнил, нужно спросить что-то важное, но в «Разделочной», как назло, было слишком жарко, чтобы сконцентрироваться — опять у них проблемы с вентиляцией? Зак снова отёр лицо, дёрнул ворот, чтобы стало хоть немного легче дышать.              Док обратил на него внимание сам, подошел, тряхнув перед лицом желтым клочком бумаги:       — Пишет, ты не худший из тех, с кем приходилось работать. Поверь мне, это можно считать за похвалу. Нужно будет подзаработать, обращайся, сведу. Или сходишь вот по этому адресу.              Зак тупо кивнул, бездумно запихивая бумагу в карман. И вопрос он задал. Совсем не тот, что следовало бы:       — Док, а ты правда для науки? — в груди свербило.              Берроуз хлопнул глазами, а потом расхохотался, чуть не закашлявшись:       — Что же я их, есть буду? — успокоился, оправляя края испачканной кровью футболки. — Считай, что разрешение получил. Ключи заберёшь у Уинтропа. А теперь ступай. Давай-давай, иди отсыпаться, — и чуть ли не вытолкал из «Разделочной».              За закрывшимися дверями Зак слышал восторженное восклицание медсестры Грейвз, качнулся в сторону и, бросив Харону едва слышное «Пойдём», поспешил к выходу. Определенно, стоило проветрить голову.              Он чувствовал себя пьяным и запоздало понял, что так и не задал ни одного вопроса: ни про операцию, ни что будут делать с останками. Органы заберут, а трупы? Отдадут диким? Или сбросят в Потомак? Не просто же так лаборатория рядом с рекой.              «Или продадут торговцам на мясо?» Передёрнуло. Воздух в Подземелье душил и придавливал к полу; чтобы вдохнуть свободнее, пришлось расслабить ремни нагрудника. Это ощущение казалось смутно знакомым, но никогда прежде не было таким сильным. Гули, идущие навстречу, расплывались перед глазами, смазывались крупными дрожащими пятнами и сливались со стенами. Что-то было не так с этим днем, с нарастающим ощущением тревоги, пробкой вставшим поперек горла, так, что хотелось выдрать её, выжечь, сделать что угодно, чтобы не мешала дышать. Зак стиснул зубы, удерживаясь от того, чтобы побежать, с огромным трудом.              На мгновенье показалось, что горло что-то сдавливает, но пальцы коснулись только ворота куртки. Зак со всей дури толкнул плечом тяжелые двери, продолжая ощупывать шею. Огромные пустые залы, затхлый воздух, мерзкие рожи вокруг. Так же душно, как в сто шестом, как в сто первом, когда впервые схватился за пистолет.              Легкие предавали. Зак скинул с плеча рюкзак, автомат — легче не стало. «А вдруг рёбра не зажили, и осколок в легком?» — идиотская догадка только сделала хуже. Зал с терминалами тонул в белом шуме. Стаскивая куртку, он старался убедить себя, что всё в порядке, но запутавшийся в рукаве пип-бой стал последней каплей:       — Твою… — на выдохе, расходуя, казалось последний кислород. Прямо так, с волочащейся следом курткой, не слыша даже скрипа пластин о плиты пола, он вывалился на улицу. Рванул ворот рубахи, прижал ладони к груди — мог бы, вгрызся бы в воздух зубами.              Кто-то схватил за запястья, Зак дернулся и почувствовал, что не может двинуться, уставился перед собой, видя только страшную ободранную морду. «Дикий! — загорелось в мозгу. — Или рейдер, молодой, сбежал с операционного стола и пришёл за мной. Убьёт. Обещал убить».              — Выдох, — проскрипело существо. Зак замотал головой, и оно повторило, упорно и уверенно: — Выдох!              Он выдохнул и вдохнул, выдохнул снова, повторяя за изуродованным призраком, крепко удерживающим сухими пальцами. Никто не рвал глотку и не убивал, постепенно, минута за минутой, волна паники отступала, как отступали и белёсый туман, и шум в ушах. Зак облизал губы, глядя в прозрачные глаза, окруженные тёмными мышцами и пережжённой солнцем и временем кожей. Узнал Харона не сразу. Гуль смотрел как обычно пристально, и отпустил запястья, только убедившись, что помутнение прошло.              Зак пошевелился, понял, что полуснятая куртка защемлена дверями, но сил пошевелиться и выдернуть её не было. Даже рубаху застегнуть — и то тяжело. Он раскрыл рот, с неудовольствием отмечая, что слюна вязкая, а язык сухой:       — Воды бы, — собственные слова до противного напоминали о Микки.              Открытая бутылка оказалась в руках. Зак глянул на нее, кивнул, буркнув «Спасибо», приложился к горлышку, разом выхлебав почти полностью, и замер, тупо уставившись перед собой. Харон поднялся со вздохом, скрипнула и негромко хлопнула дверь. Почти сразу на плечи легла куртка, под бок — рюкзак и карабин.       — Паническая атака, — пояснил гуль, усаживаясь в стороне. — Ты не годишься для всего этого.              Зак пожал плечами. Снаружи было хорошо, только холодно. Где-то далеко уже привычно стреляли, хрипло выли одичавшие дворняги, вылезшие из дневных укрытий.       — А что мне делать? — риторический вопрос. Харон и не ответил, разглядывая площадь впереди. На место панике пришла опустошенность, в ней, как в тёмном космосе на довоенных плакатах, россыпью тусклых точек плавали разрозненные мысли. — У нас в Убежище этот… синдром был. ДСУ. Отец выписывал антидепрессанты, я сам видел в учетных списках. Вот бы мне такие.              — Учись дышать, — вроде бы равнодушно откликнулся гуль. — Дышать и помнить, что всё это проходит. Не смертельно. Самый верный способ.              — А ты…       — Не твоё дело.       Зак кивнул, даже не обижаясь.              — Ты ребёнок, — вдруг проскрипел Харон.       — Мне девятнадцать.       — И ты ребёнок из Убежища, — на это было нечего ответить. Гуль, помолчав, заговорил дальше, впервые по собственному желанию о чём-то, кроме оружия и техники. — Продажа органов, стычки с рейдерами, Подземелье с гулями, Мегатонна с Джерико. Ты боишься всего, чем занимаешься. Каждое место, в которое идёшь. Это сожрёт тебя.              — У меня нет выбора, — выдох сквозь зубы. Правда всегда звучит не очень красиво. — А ты чего боишься?       Харон замер на мгновенье, Зак и сам задержал дыхание — ответит?       — Ничего. Поэтому мне всё равно, куда идти.              Снова выли собаки. Зак прикрыл глаза и просто дышал, равномерно и спокойно, вытянул ноги, расслабляя ноющие мышцы. Всё не так уж и плохо на самом-то деле.              — Харон? — не глядя. — А вдруг Берроуз правда сможет с гулификацией разобраться? Или вообще вспять повернуть?              Это было бы хорошо. Знать, что всё не зря.              — Ты головой ударился? — в голосе мелькнуло искреннее удивление. Гуль раздраженно дернул головой. — Это невозможно. Берроуз тронулся умом.              Зак бы хотел остаться на пороге дольше, но разум подсказывал: лучше вернуться в ночлежку, заняться чисткой, отдохнуть. Может, выпить что-то, чтобы дурные сны не портили ночь. Он прислушался к внутреннему голосу, концентрируясь на советах Харона, и, когда гомон Подземелья обступил со всех сторон, а запахи сомкнулись бездной над головой, смог удержать себя в руках и, как это уже бывало, привыкнуть. Настолько, что в уже облюбованном закутке «У Кэрол» смог заняться оружием и своим, и трофейным, пересчитать отданные доком крышки. Полюбившееся уже радио разгоняло плохие мысли, скоро Зак обнаружил себя едва слышно подпевающим за работой. Музыка то и дело прерывалась бодрым голосом ди-джея, но и он не раздражал, будто недавний приступ паники освободил от скопившегося напряжения.              — Как дела, жители Пустошей? С вами Тридогнайт, и вы слушаете «Новости Галактики»! На случай, если вы вдруг забыли — вы слушаете…       — «Новости Галактики», — со смешком закончил за него Зак.              Тридог этим вечером был в ударе, в красках расписывая, что следует и что не следует делать при встрече сначала с рейдерами, а потом и с дикими гулями. За неимением других развлечений его болтовня здорово скрашивала досуг. «Вот бы кого-нибудь такого же бойкого к нам в бар, — раздумывал Зак, представляя освещенную огнями сцену, как в старом кино, и человека во фраке, — чтобы на его разговоры посетители стекались».              — И закончу этот блок хор-рошими новостями! — не унимался диджей. — А как иначе? Помните, дорогие радиослушатели, как недавно я предупреждал о затишье в Грейдиче? Горе настигло город, стр-рашные огненные муравьи заполонили улицы, выжил один только мальчик, Брайан.              Зак подобрался, только заслышав о Грейдиче, а при звуках знакомого имени и вовсе вжал голову в плечи. Он вдруг испугался — что скажет этот всезнающий Тридогнайт? Рассказал ли Брайан о работорговцах?              — И что же сейчас, дорогие слушатели? — театральная пауза не продержалась долго. — Не поверите удаче мальчика! Встретился ему на пути до родной тетки в Ривет-сити наш любимчик, Сто Первый, так что Брайан наконец в безопасности, наверняка уже устроился спать в теплой кровати! Не перевелись еще на Пустоши добрые люди! А теперь немного му-узыки в этот славный вечер!              Зак тряхнул головой:       — Сто Первый, значит его спас? Ну ладно, пусть Сто Первый, — это было обидно. Тридогнайт всё приписал отцу, как будто не было самого Зака, полезшего ради мальчишки в Грейдич, не было работорговцев, не было даже Джерико, благодаря которому они и добрались до Ривет-сити. — Всё было не так.              — А как? — без интереса буркнул Харон.       — Не… не так, — не объяснишь ведь. Одно потянет другое, и снова ненужные разговоры. — Не важно, забудь.              И всё-таки хлебнул на ночь ещё виски, ровно столько, чтобы уснуть и не чувствовать себя разбитым.       Уже утром, когда сидели «У Кэрол», и Грета принесла заказ, своё фирменное нераспознаваемое нечто со вкусом радтараканов, Зак поймал её за руку, приглашая сесть:       — Не убегай, расскажи, как у вас дела. Нормально всё?              Грета присела напротив, устало расправляя складки на юбке:       — После закрытия «Девятого круга» место всё ещё пусто, часть клиентов Азрухала ищут замену бару у нас, так что с одной стороны неплохо. С другой — запасники не те, скоро всё подойдет к концу…              — Грета, — вот он, подходящий момент, лучше некуда. Зак глянул по сторонам, нет ли лишних ушей, но, кроме Харона, стоящего в шаге за плечом, рядом никого не оказалось. — Помнится, ты хотела «Девятый круг» выкупить. Говорила, денег нет. Я договорился с Берроузом, будет сдавать мне помещение, — он говорил торопливо, вцепившись взглядом в глаза Греты, не давая ей не то что слово вставить, даже отвести взгляд. — То есть, не мне, конечно, а Харону, но какая разница. Сама посмотри, какие мы держатели баров? Нам нужен управляющий. Кто-то вроде тебя.              Зак улыбался так убедительно, как мог. Грета была нужна ему, нужна прямо сейчас, больше, чем все женщины мира:       — Грета, я не знаю, к кому ещё обратиться. Бар пустует, жаль отдавать его чужим людям. Ты думала об этом, ну? С поставщиками поможем, персонал наберём, сможешь и от Кэрол не уходить. Будете работать вдвоём — бар и гостиница, прекрасное сотрудничество.              Он говорил что-то ещё, слова лились потоком: про то, что нельзя упускать такой шанс, про рабочие места и огромный опыт Греты в подобных делах. Она мялась, ошарашенная предложением настолько, что даже изодранное в мясо лицо побледнело. Попросила отсрочки, и Зак дал её — до вечера.       — Буду ждать тебя в «Девятом круге», — и проводил Грету, от волнения оступающуюся на невысоких каблуках, внимательным, ревнивым взглядом.              — Умеешь убеждать, когда хочешь, — буркнул Харон, усаживаясь напротив и наконец принимаясь за свою порцию еды.              Время до вечера прошло в болезненном ожидании. Раньше казалось, что согласие Греты будет получить несложно, теперь же Зак нервничал. Приглушенно ругался, не с первого раза попав забранными у Уинтропа ключами в навесной замок на дверях бара, чертыхался, спотыкаясь о перевернутые стулья и разглядывая не до конца оттёртые бурые пятна на стойке. «Хоть трупа нет», — с раздражением думал он, заливая пятна моющим раствором. Предстояло много уборки.              С Хароном расставили столы и стулья, убрали разбитую посуду, мусор, оставшийся ещё с того дня.       — Не придёт, — расстроенно выдохнул Зак, в конце дня глядя на часы пип-боя. — Уже поздно, испугалась.       — Не мельтеши, — Харон стоял спокойно, привалившись к стене, и даже не следил взглядом за своим нанимателем. — Сядь и успокойся. Вечер только начался.              — Не могу, — честно признался Зак, разминая затёкшие пальцы. — Если не она, то кто? Я хочу её, Харон. Она нужна мне, — выдохнул, обошёл комнату по периметру. — Столы по-другому поставим. Вон там можно будет оградить и сделать сцену. Может, тут в городе какой талант найдётся песни петь или стихи читать, или просто как Тридогнайт чесать языком? А за болтовней лучше выпивка расходиться будет. Выпьют, пойдут к Кэрол, всё рядом. Ей выгодно согласиться…              Харон, кажется, закатил глаза.       Через полчаса, когда двери открылись и на пороге несмело застыла женская фигурка, трудно было сказать, кто обрадовался больше — сам Зак или утомленный суетой гуль. Парень присел на край ближайшего стола, скрещивая руки на груди и изо всех сил стараясь показать, что ни капли не сомневался в том, что она придёт.              — Привет, — Грета вошла в зал, присаживаясь за столик к Заку, достала пачку сигарет, тут же прикуривая. — В общем… я думаю, что займусь этим. А в оплату хочу…              «Что угодно». Он уже обдумывал вопрос платы, и был готов предоставить примерно триста крышек в месяц с каким-нибудь небольшим процентом от прибыли. Грета опередила, немного нервно затягиваясь:       — Сто пятьдесят крышек в месяц и пятнадцать процентов с прибыли.              «Сто пятьдесят» звучало в два раза лучше, чем «триста», но пятнадцать процентов звучало примерно как… «Лучшее вложение для этого бара».       «Всё хорошо. Без неё ты не выручишь вообще ничего».              — Идет, — пожалуй, прозвучало даже слишком торопливо. Зак с трудом не кинулся пожимать руку женщине — хоть небольшая проблема решена. Теперь можно пускаться во всякие организаторские штуки, чем бы они ни были. Он даже со стола слез, подвинул один из стульев ближе к Грете, готовясь забивать в заметки пип-боя список дел. — Скажи, что нужно для начала работы.              — Инвентаризация, — после короткого раздумья объявила Грета, и Зак кивнул, ещё не подозревая, сколько времени и сил это займёт.              Кто же знал, что пересчёт и запись всего имущества бара настолько муторное дело? Работали весь следующий день с перерывами на еду: Грета была на удивление щепетильна, настаивая, чтобы Зак своими глазами видел — всё подсчитано верно, никакого обмана. Она мельком рассказала как однажды, на прошлом месте работы, «до того, как стала гулем», ей предъявили довольно крупную недостачу, с тех самых пор к учёту она относится строго, даже слишком строго для жителя Пустоши.              Среди запасов Азрухала нашелся и тот самый «запретный товар». Грета рассерженно пялилась на коробку с винтом и мед-икс, не зная, как её записать. Зак дал отмашку — никак.              — Обменяю в Мегатонне на что-нибудь полезное, — и отставил коробку в сторону. Если не в Мегатонне, то у одного из караванщиков, с которыми предстояло переговорить. Именно теперь, с кипящей от кучи важных дел головой, Зак наконец-то чувствовал себя взрослым. Правда, к вечеру запал всё-таки угас.              Когда всё было тщательно записано, Грета выдала внушительный список необходимого:       — И ещё, я одна тут не справлюсь, нужны бармен и официантка.       — Ты это… — собеседования с сотрудниками в ближайшее время Зак точно бы не выдержал. — Найди их сама, ага? А я… — глянул на молчаливого гуля. — Мы с Хароном потом с ними встретимся. А то дел с поставками завались.              Грета легко согласилась, а Зак, покидая Подземелье, первым же встречным рейдерам был рад, как старым недобрым друзьям. Что угодно, только бы не возня в запасниках.              Стоянка караванщиков у ворот Мегатонны как назло пустовала. Один из местных, пойманный по пути, рассказал, что последним заходил Чокнутый Вольфганг, по расписанию сегодня-завтра надо ждать Хоффа. Док Хофф Зака устраивал более чем полностью. Пусть отношения с ним тоже не были слишком радужными, но товар подходил идеально: и алкоголь, и еда, и даже наркотики — будет кому сплавить и порцию от почившего Азрухала, и натащенное у рейдеров.              Провести время в ожидании проще всего было у Мойры: и дела решить, и не на улице торчать.       — Бар решил открывать! Вот это новости, — Зак запоздало подумал, что рассказать чудаковатой девице о планах было не самой хорошей идеей. Зато теперь она восторженно лепетала что-то о деловой жилке и о том, что «всегда верила в парня из Убежища». Это было одновременно лестно и чертовски раздражающе. Разболтает ведь всему городу… Вопрос о местоположении бара был логичным продолжением, и Зак, уже плюнув, честно ответил: «В Подземелье».              Мойра округлила губы, издала задумчивое «о» и широко улыбнулась:       — Я знала, что ты не подвержен глупым расистским веяниям и понимаешь, как важно поддерживать хорошие отношения между гулями и людьми. Вот Харя…              — Только не надо про Харю, — упоминание бармена из салуна портило настрой, даже сложно сказать, почему. Но от возникшей перед мысленным взглядом морды было не так-то просто отделаться. Зак не вовремя вспомнил давнишний разговор в салуне — а ведь этот урод тоже был из Подземелья, наверняка знал там кого-нибудь. Пойти, спросить, что ли? Хотя толку? От Хари всё равно ничего полезного не дождешься.              Сменить тему Зак решил довольно безыскусно:       — Дела в городе как? Новости какие? — время на поверхности бежало быстрее, чем под землей. С момента ухода из Мегатонны за работой на дока и расчисткой бара прошло уже дней пять, за такой срок и мир мог перевернуться.              Мойра пожала плечами, перебирая натащенное Заком добро:       — Да какие тут новости… Хотя, — девушка потерла лоб, бросила негромкое «сейчас» и скрылась в своей комнатушке. Она вернулась, протягивая Заку плотный конверт, довольно тяжелый для простого послания, вроде бы с голодиском внутри. — Вот, это тебе.              Зак удивлённо уставился на него, пытаясь угадать, от кого могла прийти такая посылка. От того дока, друга Берроуза? Рановато. Да и откуда ему знать адрес? Вскрывать конверт при Мойре не хотелось.              — Кто передал?       — А… Джерико заходил, спрашивал про тебя, потом это оставил и ушёл, — для Мойры, дурёхи-Мойры это было всего лишь послание. Она и забыла наверняка, и вспомнила только случайно — к слову пришлось.              Зак смотрел на конверт как на рад-скорпиона, впившегося жалом в руки. Только не яд его отравлял, а жгучий стыд и сожаление.