Талион

      Небольшая металлическая пластина, похожая на армейский жетон, с выбитыми номерами и эмблемой Братства Стали удобно помещалась в руке. Зак перегонял её между пальцами, рассеянно глядя перед собой на вышагивающий перед городскими воротами протектрон.              Непривычно уверенный голос звучал из динамика пип-боя:       — Мы правда хотели изменить мир. Правда думали, что проект «Чистота» будет работать. Именно поэтому сейчас такое важное время…              Он прослушал послание раз десять, но всё не мог остановиться. С каждым новым повтором где-то под рёбрами всё больше разрасталась пустота. Голос отца, упущенная встреча, переданное через Мойру послание — слишком много для одного раза.              — …Я обратился за помощью к Братству Стали, сумел убедить Мэдисон, близкого друга нашей семьи, продолжить работу. Благодаря им всем мы как никогда близки к завершению, — наверняка он продумывал речь заранее. Сидел где-нибудь в казарме и записывал варианты, чтобы выбрать наиболее удачный. Может быть, дал послушать кому-то ещё. Этому своему… Мэдисону, например. — Я бы хотел, чтобы ты был рядом в эти дни. Понимаю, что совершил ошибку и не имею права принуждать, могу только просить дать нам с тобой ещё один шанс. Основные работы проходят в Мемориале Джефферсона. Надеюсь на скорую встречу. Береги себя, мальчик мой.              Щёлкнул переключатель.       Первый порыв разбить запись сменился желанием малодушно поддаться. Прийти и сделать вид, будто ничего не было, но стоило вспомнить лицо отца, как перед глазами мелькала жизнь в Убежище: годы лжи во благо, обернувшиеся полным фиаско. Получается, он всё прошедшее время не оставлял проект: пока Зак рос и не оправдывал надежд, Джеймс строил планы побега и возобновления работ, не говоря ни слова, обходя неудобные вопросы о матери и прошлом. Если подумать, о будущем тоже. Насколько же ему было плевать на будущее мальчика из Убежища, когда там, снаружи, ждала в запустении работа всей его жизни.              — Он никогда не рассказывал о своем детстве. Разве что поверхностно. И про маму. Говорил, познакомились в лаборатории. Ну, не соврал… Наверное, — Зак растерянно уставился под ноги, на мелкие рыжеватые камни. — Где и когда он соврёт снова? Может быть, уже врёт? Вот этим посланием врёт.              Качнул головой, прокручивая запись на начало:       — Мы правда хотели изменить мир. Правда думали, что проект «Чистота» будет рабо… — голос замолк на полуслове. Жетон-пропуск впился краями в пальцы. Мысли ускользали, растекаясь в стороны и не желая концентрироваться на главном. Вдобавок ко всему жутко раскалывалась голова — будто мозг отторгал новости всеми возможными способами.              — Приду, а он оставит меня. Где-нибудь посреди Пустошей. Почему бы и нет? Я ведь… не как этот его проект. Мой старший брат, — сквозь зубы. — Любимый сын. Мне трудно с ним сравниться, — хмыкнул, хлопнув жетоном о колено.              Тогда, на дороге у Вашингтона, Зак был зол и растерян. Теперь его наполняла ревность, тёмная, тягучая, как гнилая кровь. От неё несло мертвечиной так, что волоски на загривке вставали дыбом, и дёргалась верхняя губа, как у зверя.              — Зачем я там нужен? Братство Стали, друг семьи … «Все свои», — сощурился, впиваясь взглядом в жетон. — Я мешал ему все эти годы. Мать так некстати забеременела — пришлось бросать проект. Он наверняка считал дни, когда сможет уйти. Легче было избавиться от меня сразу, на поверхности, до Убежища.       Зак скривился. Он подумал об этом впервые, и мысль оказалась пугающе-правдивой. Так было бы правда лучше, даже для него самого.              — А так я, выходит, виноват? — парень вскинул голову. Об этом он тоже не думал. — Виноват в том, что его проект не заработал. Вы бы все давно получили чистую воду, если бы не один маленький ублюдок, убивший свою мать.              Мерзкое открытие поставило все на свои места. Будто холодной водой окатило: остыли и ревность, и желание вернуться. Как отрубило что-то важное, но не поймешь что.              — Пусть сами разгребаются. Он вырастил меня, я спас его, мы квиты. У нас будет бар, своё дело. Своя жизнь. Наконец-то своя жизнь! Я должен оставить это все ради него? Нет, — тряхнул головой и уставился на металлическую пластинку. — Нет, хватит с меня. Только я не пойму… почему Джерико не отдал послание сам?              Харон молчал, Заку и не нужен был ответ. Он прекрасно понимал всё сам, но признаться себе в том, что по-настоящему, своими руками испортил все хорошее, было слишком непросто. Он помнил свои слова тогда, в развалинах Вашингтона. Говорил наугад, вспылив, еще в раздрае после перестрелки и встречи с Джеймсом, а попал в больную точку, да ещё не пошел просить прощения сразу. Оставил, ткнул в старую рану, наставил оружие. «Славный парень».              — Я не так уж редко бываю в городе… Джерико мог оставить записку от себя. Вложить в конверт или прицепить сверху. Обругать. Почему он этого не сделал?              Включил запись снова, выключил. Бездумно сменил вкладку с записями на радар и опять покосился на Харона. Ощущение одиночества навалилось с новой силой. Да, гуля удерживал рядом контракт, да, он сделает все, чтобы Зак выжил. Не меньше, но и не больше.       — Скажи, что думаешь. — Зак надеялся, что чужой голос разгонит мутные мысли.              Харон ответил, как и всегда, не сразу, подбирая верные слова:       — Если тебя интересует мнение со стороны: вопрос с отцом ты для себя решил, но с бывшим наставником — нет. Разберись, пока это не стало мешать работе.              — Может быть, — резковато выдохнул, убирая жетон в карман, к смятому листку бумаги.              Надо было дождаться караванщика, но Зак не был уверен, что сможет говорить о делах. В любом случае, Хофф простоит у города не меньше дней трех, не разминутся, и можно не подгадывать минута в минуту. Хотелось отдохнуть. Отоспаться на чистой койке, спокойно выпить и спокойно поесть. Сходить к Нове, в конце-то концов, единственному человеку, способному принять и не лезть в душу. У нее спокойно, чисто и тепло. Конечно, в салуне мог оказаться Джерико, но ни сил, ни желания избегать его уже не оставалось. Зак слишком запутался для того, чтобы решать что-то.              — Будь что будет, — он избегал встречаться взглядом с Хароном, закидывая на плечо рюкзак и шагая в сторону городских ворот. — Вечером… или нет, утром пойдем к Хоффу, потом заберем остатки товара у Мойры, и в Подземелье. А сейчас в салун. Не знаю, как ты, а я намерен отдохнуть. Чего и тебе желаю. Если не понял — до утра можешь делать что хочешь, встречаемся на рассвете у салуна.              — Как скажешь, — уже привычно откликнулся гуль, продолжая следовать за Заком.              У двери салуна парень задержался настолько, что получил нагоняй от одного из выходящих забулдыг. Вяло огрызнулся, тщетно пытаясь рассмотреть за приоткрывшейся дверью главный зал. Он так и не спрашивал, какого черта Харона понесло к Мориарти — не его дело, — и перешагнул порог, облегченно выдыхая: место Джерико пустовало, а слева, у зашторенной каморки, курила сонная Нова.              Харон пошёл прямиком к стойке, с первых же секунд завладев вниманием растерянного донельзя Хари, — гули в Мегатонне редкие гости, — даже местные притихли, опасливо косясь на хмурого облезлого амбала. О чём эти двое ходячих трупов будут общаться — их личное дело, и в случае чего постоять за себя Харон точно сможет. Зак поспешил подойти к Нове, не особо пялясь по сторонам.              — Привет, — вышло немного нервно и торопливо. Кажется, не виделись целую вечность. Несмотря ни на что, Нова была одной из самых красивых женщин Мегатонны, её не портили ни залегшие под глазами тени, ни мелкие морщинки, обрисовывающиеся в мерцающем электрическом свете, ни безобразный наряд. Тем более от последнего она охотно избавлялась, оказавшись один на один с клиентом.              — Куда же ты пропадаешь постоянно, — она не спрашивала, скорее удивлялась, и мягкий, чистый голос полностью приковывал внимание к своей обладательнице. Только сложно сосредоточиться на ответе, когда мысли скачут со скоростью бешеного кротокрыса, мечась от дурацкого послания и страха встречи со стариком, к нервному предвкушению отдыха. Поняв, что стоит и тупо пялится, Зак полез отсчитывать крышки, чтобы занять руки и не показаться совсем поехавшим крышей:       — В Вашингтоне по делам зацепился, некогда было зайти.              Надо было… вымыться. Именно сейчас, искупавшись в дерьмовых догадках, Зак чувствовал себя как никогда грязным.       — Комнату возьму, только просьба — отмоюсь у тебя? С дороги устал как чёрт. В общественных туалетах стоят рабочие ванные, но я не хочу там находиться.              — Отмывайся здесь. — Нова забрала оплату, негромко фыркнув, и уложила ладони на плечи, кивая в сторону зашторенной комнатушки. — Жду наверху.              Следующую четверть часа он провёл в импровизированной душевой, прислушиваясь к голосам в главном зале и отскребая с себя слои грязи и пыли. Он замешкался только раз, рассматривая свое лицо в небольшом треснувшем зеркале. Слишком похож на отца. Небритым — на отца перед побегом, и там, у работорговцев в плену. Без щетины — на того, каким помнил на старых фото. На хорошего парня Джеймса, того, кем он никогда не являлся и кем никогда не станет. Это сходство, слишком сильное, сейчас казалось издевкой — от него не избавишься, что хочешь делай.       Как же выжечь это из себя?              К Нове он поднялся, перешагивая через ступеньку, только чтобы оказаться подальше ото всех. Хотел завалиться спать сразу, но вспомнил о неотложных делах: как бы ни устал, где бы ни был, разберись с оружием, а потом делай что хочешь, — так говорил Джерико, так говорил Харон, и, находя клинящие ружья и пистолеты среди рейдерского барахла, Зак не решался рисковать. Кроме того, он помнил, как это успокаивало — проверка снаряжения, мерная разборка и чистка. Как раз то, что сейчас надо.              Парень уселся за круглый столик в углу комнаты, сдвинул на край кружки и пепельницу, освобождая место для работы. Подумал, и достал ещё и пачку сахарных бомб — жрать хотелось чудовищно, а тащиться за нормальной едой не оставалось никаких сил. Кивнул на сладости Нове:       — Будешь?       Она, уже устроившаяся на кровати, смотрела с настоящим удивлением:       — Ты есть ко мне пришел?       — Есть, — закинул в рот горсть хлопьев и отер ладони о штаны, — и еще спать.              Пожалуй, настолько растерянной Нову он раньше не видел. Кольнуло беспокойством — не обидел? Да уж, пришел к женщине, денег заплатил и уселся в углу жрать и раскладывать оружие. Объяснение получилось скомканным:       — Почти неделю был в Подземелье, это как в могиле, только хуже — шумно и пахнет. Хочу отдохнуть, а у тебя самое спокойное место в Мегатонне. Да что там… во всех окрестностях.              Нова смотрела на него, кривовато улыбаясь, будто не могла решить, издевается Зак или говорит всерьёз:       — Кто бы мог подумать. Таких комплиментов мне еще не делали.              Он кивнул, раскладывая перед собой инструменты для чистки.       — Мне некуда идти особо, — пожал плечами. — Ты спи, если хочешь, не обращай на меня внимания. Потом лягу. Только на рассвете разбуди. — Почувствовав недоверчивый взгляд, вскинулся. — Что?              Нова поднялась с кровати и встала совсем рядом. К волосам, ещё влажным после мытья, аккуратно прикоснулись женские пальцы. Спокойное, обволакивающее тепло от них расползлось по всему телу, утихомиривая гудящую голову. Она как будто хотела сказать что-то, но вместо этого только легко коснулась губами макушки и уселась напротив, закуривая:       — Не против, если я посмотрю?              Зак не был против. Никаких упреков, никаких шуток — с ней наедине он чувствовал себя в убежище, на этот раз настоящем.              Отделить магазин, проверить патронник… Все по накатанной. Разобрать, вычистить, смазать, собрать. Автомат, за ним пистолет. То, что когда-то казалось сложным, теперь не вызывало проблем. Подумав, Зак взялся за магазины, разряжая и аккуратно складывая в коробку. Один за другим, достать, уложить, достать, уложить, достать… Он молчал, молчала и Нова, от дыма вело голову, резкие, нервные движения замедлились.              Закончив, Зак долго смотрел на девушку и потянулся к пачке сигарет. Такие же старик курил. Достал одну и, не услышав возражений, прикурил. Вдох, задержка дыхания. Голову повело так, что Зак покачнулся, опираясь локтями о столик:       — Крепкая дрянь, — затянулся снова, выпуская дым в сторону.       — С каких пор куришь?              Он только неопределенно пожал плечами. Кажется, не было сил даже подняться, но и сон как рукой смахнуло. Зак застыл, глядя на тлеющую сигарету, и только Нова, перехватившая её и затушившая в пепельнице, привела в чувство:       — Не надо, парень из Убежища, — и ухватила за руки, уводя за собой, к кровати. — Не знаю, что случилось, но тебе действительно надо отдохнуть. — Она была совсем близко, касалась груди, расстёгивая рубаху, такая красивая, с гладкой кожей, не то что эти ошмётки мяса в Подземелье. — Лучше расскажи что-нибудь.              Прикосновения, сигаретный дым, туман в голове. Зак поддался нежным рукам, освобождающим от одежды, и увлек девушку за собой. Устало, раздражённо расправился с застежками её жакета, отбрасывая шмотку в сторону. Рассказать… Звучало слишком соблазнительно. Всё равно ни на что большее в этот вечер он не способен.              Он выболтал всё о делах в Подземелье, о стычках с рейдерами и дикими гулями, умолчав только о контракте Харона и «особенной» помощи Берроузу. Нова расспрашивала, продолжая обнимать и гладить по волосам, и Зак говорил, говорил…              — Знаешь, я думала, тебе есть где заночевать в Мегатонне, — мельком заметила девушка после упоминания о ночёвке у ворот города.              Перед глазами маячило обнажённое бедро. Зак не мог отвести взгляда, смотрел как загипнотизированный: бледная кожа, синяки, тонкие изогнутые рубцы на внешней стороне. Он повторил их изгибы пальцами — едва читающийся неглубокий рельеф.       — Да ну? Как будто не знаешь, — с неудовольствием поднял взгляд, сжимая пальцы на колене. — Кажется, весь город в курсе, куда ни придёшь, начинается: «Давно тебя не видно» и «Вы с Джерико не в ладах?». Боюсь подумать, какие ходят слухи. А в общинный дом я даже за деньги не пойду — помойка.              — Не без того, — Нова только пожала плечами, улыбаясь. — Наш чистый мальчик из Убежища. — Назови так кто другой, вскинулся бы, а ей можно. — Про тебя в городе ходит достаточно слухов. Местные быстро сопоставили факты, вычислили, что ты сын Сто Первого. Сам подумай — настоящее событие в маленьком городке. Человек из Убежища и сын «того самого». Не пристают с расспросами только потому что побаиваются. Когда твой отец пришёл в город, все переполошились. За воротами остались вояки из Братства Стали, а Сто Первый направился прямиком к Джерико, — фыркнула. — В салуне делали ставки, кто кого пристрелит — сто процентов на победу твоего отца.              Зак невесело усмехнулся, злясь на местных. Как можно вообще такие ставки делать? Идиоты. Да и старик бы его одной рукой раздавил, если бы захотел, еще тогда, на пути к Ривет-сити.       — А он что? Джерико?              — А что Джерико? Живет седьмой десяток и еще столько же протянет, несмотря на свой скверный характер. Как узнал про ставки, пришел в салун и полез в драку — еле оттащили от самого разговорчивого игрока. — Нова замолчала, серьезно рассматривая лицо Зака, провела ладонью по заросшей щетиной щеке. — Беспокоишься? Все в порядке. У тебя хороший отец. Не зря про него Тридогнайт трубит.              — Хороший.       Отец всегда нравился людям. Всем, кроме, пожалуй, Смотрителя и главы охраны. Зак не унаследовал его способности располагать к себе окружающих, и в Убежище всегда оставался просто «сыном Джеймса».       — Знаешь, зачем он к Джерико приходил? Оставил послание для меня, чтоб передал. А старик отдал письмо Мойре. Должен был мне передать, а отдал ей. И сам ничего не оставил, ни записки, ни на словах.              Признание вырвалось само по себе, так естественно, будто Нове было до него дело. Ей не обязательно было знать об этом, как и обо всем, о чем Зак болтал раньше, но вокруг не было никого, с кем можно поделиться хоть частью того хаоса, который происходит в жизни, и не чувствовать себя при этом одиноким. Харону плевать, слушает ради контракта, а Нова, хоть и получала положенные за ночь крышки, как будто действительно слушала. И слышала.              — Эй, — теплые пальцы коснулись лба, щеки, губ, провели по шее. От Новы пахло куревом, и этот запах невольно ещё сильнее напоминал о Джерико. Наверняка он ей сигареты и таскал. Что же, хоть что-то осталось между ними хорошего. Женщина. — Все в порядке с ним. Ходит в салун, хмуро надирается, ну ты знаешь: сидит за стойкой, уставится перед собой и пьет, пьет… Ни слова не вытянешь. Потом идет домой, или оттаскивают местные. Ко мне реже заходит. Иногда настолько пьяным, что может только заснуть. Все, как и было до тебя. Жизнь возвращается в прежнее русло.              Хотелось задать множество вопросов, но Зак только угрюмо буркнул, прикрывая глаза:       — До меня? А «со мной» как было?              Нова негромко рассмеялась:       — Уж не знаю, что вы там делали, но по городу он носился как в задницу ужаленный. То патроны, то пушку тебе искал, то ещё что. Давно не слышала, чтобы он так забористо и с таким удовольствием кого-то обругивал — такие навороты! На тренировки с тобой ползал, надираться перестал, — она резко замолкла, поздно поняв, что не о том заговорила.              Он вспоминал время обучения с сожалением. Это были… спокойные дни. Лучше, чем сейчас. И уж точно старик всегда был честен с ним. Увидел мудачество — назвал мудаком. Этого здорово не хватало.              — Давай спать? — Зак повернулся, подтягивая Нову ближе к себе. — Сил нет.       — Спи, — она устроила голову на плече, укрывшись простыней, а Зак просто слушал её дыхание, изо всех сил стараясь не думать больше ни о чем.              Зато пробуждение было долгим и приятным — Нова умела устраивать сюрпризы «любимым» клиентам. Выспавшаяся, она была в прекрасном расположении духа, и Зак, прекрасно понимая, что опаздывает на встречу с Хароном, откровенно наплевал на это. Всего лишь наёмник — подождёт.              Уже после, с неохотой выбираясь объятий, он одевался, избегая смотреть на Нову и боясь остаться дольше. Не было ни времени, ни лишних крышек, хотя в тот момент он был готов потратить на нее все сбережения. Зашнуровав ботинки и подхватив рюкзак, Зак обернулся на пороге. Нова лежала, прикрывшись застиранной светлой простынёй: расслабленное лицо, трогательно худые плечи и светлая даже в тусклом жёлтом свете кожа.              — Надеюсь, скоро снова увижу тебя, — кривовато улыбнулся, цепляясь пальцами за пояс, и все-таки попросил. -Присмотри за ним, ага? — Надеясь, что понятно без уточнений.       Она вроде бы кивнула. Зак не увидел, прикрывая за собой дверь и сбегая по лестнице вниз.              Харона он заметил сразу. Гуль стоял возле входной двери, скрестив руки на груди, и бросил на нанимателя только короткий взгляд, прежде чем вновь уставился на кого-то впереди. Зак слишком поздно понял, на кого.              Утром в салуне было тихо, даже слишком. В стороне от стойки начищал стаканы Харя, и из всех посетителей были только трое: Зак и два его напарника, прошлый и нынешний. Старик не поворачивался на звук шагов, и Зак встал как вкопанный, будто налетел на невидимую стену.              Джерико сидел, как и описывала Нова, сложив руки на стойке и хмуро гипнотизируя объёмную кружку перед собой. На стойке рядом лежал автомат, кожаная куртка выглядела в меру пыльной, а наплечники — вычищенными. В висящей в зале тишине ритмичное постукивание пальцами по стойке было грому подобно. Именно этот звук вывел из ступора.              Харя глянул сначала на Зака, потом на Джерико, и вернулся к своим делам — его беспокойство выдавали только нервные, угловатые движения.              Зак сверлил взглядом спину старика и думал: с чего начать, что сказать? Ожидающий, тяжёлый взгляд Харона чувствовался затылком. Нет, сбегать он больше не собирался.              Барный стул скрипнул под весом, когда парень уселся за стойку, а Джерико продолжал медленно выстукивать кончиками пальцев одну из мелодий, что вечно гоняли по радио. Этот звук гипнотизировал, Зак уставился на смуглые пальцы с короткими неровными ногтями и загрубевшей кожей.              — Письмо получил? — Джерико не говорил — раскатисто хрипел. Откашлялся в кулак, но так и не повернулся.       — Получил, — поперек горла ком.       — Хорошо, — старик кивнул, и снова единственными звуками в зале остались постукивание пальцев и звук вычищаемых кружек. Тишина начинала раздражать — каждый звук как ножом по нервам. Ощущение неловкости крыло не меньше, чем почти физически ощутимое напряжение, сгущающееся вокруг.              — Вижу, нашел себе напарника по душе, — Зак не мог прочитать интонаций. Джерико редко говорил спокойно, даже бесцветно, и непонимание, что у того на уме, выбивало почву из-под ног. — Молодец.              — Слушай, я… — Зак выдохнул, поскрёб пальцами стойку. — Там, в Вашингтоне… — Как сказать, если и сам не знаешь толком, что это было? Что успел обложить себя по первое число уже много раз, что это вообще одно из самого идиотского, что происходило в жизни? — Не знаю, что на меня нашло. — Тяжело не пускаться в оправдания, тяжело говорить такие простые вещи. Гораздо сложнее, чем выкрикивать обвинения и сыпать злыми словами. — Я здорово ошибся. Я сожалею.              Джерико повернулся, когда Зак уже не рассчитывал на ответ. Почти неслышно опустил ладонь на столешницу, и чёрные в полумраке глаза смотрели прямо и внимательно, как раньше, когда он собирался устроить выволочку. Он старше в три раза, видел на своем веку столько тупых сосунков, что не счесть. «С чего ты взял, что извинения для него хоть что-то решают?»              Старик едва заметно качнул головой, прежде чем снова отвернуться и добавить, хрипло и глухо:       — Ладно.              «Ладно». Зак поджал губы, не двигаясь с места. Вот и поговорили.       Джерико глянул искоса, хмуро:       — Что еще? Или говори по-человечески, или проваливай ко всем чертям.       — Я правда сожалею.              — Это я слышал, — наконец через безразличие пробилось что-то знакомое. Раздражение, злые нотки, когда старик возвращался домой и ругался, отчитывал за что угодно: за неверно сказанное слово, не так поставленные любимые тарелки или неаккуратно положенное оружие. — Есть что добавить?              — Почему ты передал письмо Мойре? — от волнения сорвался голос, Зак кашлянул и уставился на старика, холодея от собственной смелости.              — Я… что? Ты серьёзно? — Джерико выглядел почти обескураженным. Мазнул взглядом по стойке, хрипло, невесело хохотнул и снова забарабанил пальцами по столу, неритмично, раздраженно и быстро. — Я за тобой по всем Пустошам бегать должен?              — Нет, но…       — Опять мнёшься? — очередной хлопок ладонью по стойке.       Зак прикусил язык. Был бы ребёнком, кинулся бы на шею, но это больше не работает. Взрослые так не поступают. Взрослые могут правильно подбирать слова и умеют извиняться.              — В Вашингтоне, когда я сбежал… хотел вернуться, но забыл, куда идти. Потом влип в неприятности, а про вас с отцом в новостях услышал — живые. А потом, — снова заскрёб стойку. — Ну, ты видел, что потом.              Старик, кажется, кивнул — Зак опасался смотреть на него. Почему-то простое «прости» никак не ложилось на язык, даже узнать как дела — и то казалось неуместным. Хотелось рассказать про бар, но всё ещё могло сорваться, а значит — рано. Чтобы не выглядело, как простое хвастовство, лучше дождаться открытия, разобраться с торговыми путями и можно… можно будет предложить в охране походить? Или ещё что-нибудь придумать.              — Детка, что ты хочешь? — несмотря на спокойный голос, вопрос прозвучал устало. Может, дело в том, что уже утро, а Джерико, как знал Зак, никогда не пил так рано — обычно отсыпался после вечерних гулянок. Значит, остался с ночи. Только слишком трезвый и собранный.       — Я рад, что с тобой все в порядке, — выдохнул Зак.              — Всё? — спустя один удар сердца. — Тогда иди.              Джерико продолжал перебирать пальцами по стойке медленно и тихо, но больше не заговаривал и не косился.       Зак сполз со стула на ватных ногах. Вроде бы поговорили, а ощущение недосказанности никуда не исчезло. Он обернулся на старика: все та же сутулая спина, склонённая голова, бритый затылок.              Перешагивая порог салуна, Зак чувствовал, будто теряет что-то большое, значимое. И всё равно пошел вперёд, не останавливаясь ни на секунду. Оглянулся только у водоочистной станции, но, мазнув взглядом по виднеющемуся над городом салуну, не увидел никого.              Лестницы, мостки, переходы. Яркий утренний свет, ещё прохладный воздух. Ни смотреть на кого-либо, ни говорить о произошедшем никакого желания. Он подумал ещё — хорошо, что Харон не задает вопросов, но и эта мысль исчезла, уступая место отупению. Было странно. Всё — странно. Ковыряться, размышлять, распутывать клубок проблем не оставалось сил. Сделал все, что мог?.. Или нет?              Ноги сами привели за городские ворота, и какое-то время понадобилось, чтобы собраться с мыслями. Что там надо? Торговцы, бар, Подземелье. Никакого отца, никакого Джерико. Он потёр ладонью грудь, повёл плечами, стряхивая напряжение. Да, караван.              Они расположились слева от ворот. Брамины бродили на привязи, насколько позволяла верёвка, и угрюмо мычали. Рядом с ними на камнях сидели несколько мужчин: пятеро, одетые в хорошую легкую броню, и ещё один, склонившийся над какими-то бумагами и выделяющийся из всех. Зак припоминал его, очкарика в поношенном довоенном костюме, невысокого и щуплого.              Док Хофф слыл человеком прагматичным и открытым к новым контактам. Открытым настолько, что вроде бы был одинаково своим и в Мегатонне, и в Общине Кентрбери, и в Парадиз-Фоллз. Ни одна тварь не смела его пальцем тронуть — даже нанюхавшиеся дури утырки с большой дороги. За исключением разве что зверья и зеленомордых, но этим уродам все равно, кого убивать, и на случай таких встреч Хофф всегда держал при себе хорошую охрану.              Договорятся о поставках, и пошли все к чёртовой матери. Дойдет до бара и нажрётся. Так, чтобы на сутки срубило, и ни одна мразь не смела потревожить.              — Док Хофф! — Зак шагнул к мужчине, ещё не готовый к разговору, уцепившись за возможность перевести мысли в другое русло. Этим отвратительным утром он понимал одно — если ждать подходящего момента, увязнет с концами. После встречи с Джерико земля качалась под ногами — того и гляди, потеряешь равновесие и сломаешь хребет.              — Милые друзья! — торговец поднялся с насиженного места, растягивая губы в приветственной улыбке. — Приятно видеть знакомые лица даже вдали от дома.       Харон хмуро кивнул мужчине и скрестил руки на груди, предоставляя право говорить нанимателю.       — Док, скажи, до Ривет-сити сейчас караваны ходят?              Ещё раньше, при обсуждении планов на бар, Харон рассказывал о ситуации на дорогах, меняющейся чуть ли не ежедневно: одно время караваны ходили по набережной Потомака, а когда супермутанты наводнили город, поставки прекратились до того момента, когда какие-то умники не нашли безопасные обходные, что, в свою очередь, сказалось на расценках.              — Ходим, редко, правда. С северо-востока, приходится обходить город с той стороны, где потрудились Братство и Рейнджеры. Не советовал бы соваться вдвоём, даже в сопровождении, — Хофф поправил очки, оценивающе глядя на Зака. — Что тебя интересует? У меня все есть, и в Ривет-сити ходить не надо.       — Интересует все, что ты можешь поставлять для моего бара в Вашингтоне.       — Вот это разговор, молодой человек. Вот это уже разговор! И где, позволь поинтересоваться, твое заведение находится?       — «Девятый круг», слышал о таком?              Он должен был знать и должен был догадаться, что старина Азрухал никому бы не отдал своё уютное гнёздышко. И уж точно не какому-то «гладкокожему». Да и Харон, маячащий рядом, прекрасно завершал картинку небольшой революции. Хофф, к его чести, если и удивился, то никак не выдал этого:       — Как же, адское местечко. Времена меняются порой слишком быстро, а надёжные поставщики нужны всегда, верно? — усмехнулся мужчина. — Можно организовать. Выпивка, еда… Что-то поинтереснее?              Зак поморщился:        — «Поинтереснее» я бы сам продал, как раз завалялась партия. А вот остальное нужно.              — Без проблем, — Хофф смотрел как-то очень внимательно и дружелюбно, что несколько напрягало. Последний из встреченных дружелюбных людей оказался торговцем органами, и оставалось надеяться, что караванщик не таит неприятных сюрпризов. — Могу доводить караван до станции Вильхельма, к хижине старушки Спаркл — это на самом входе, на том берегу. Забираете товар, рассчитываемся и расходимся.              Харон предупреждал о том, что придется изворачиваться с доставкой: Азрухал иногда нанимал местных гулей, чтобы дотащили товар от точки сбора. Видать, и в этот раз придется действовать похожим образом. Только вот станция Вильхельма — далековато.              — Есть поближе варианты?       — Есть, — по-доброму согласился Хофф. — Тот мост, что ближе к Цитадели. Будете подходить туда, а от моста до Подземелья куда короче. Но с доплатой. По пятьдесят крышек на каждого из охраны — место, конечно, расчищено, но наши зеленые друзья бывают удивительно резвыми.              — По пятьдесят? Много, — складывалось ощущение, что каждый встречный хочет содрать побольше крышек. Зак мысленно пересчитывал расходы, и результат его не радовал: по двести пятьдесят сверху стоимости товара при каждой поставке! Видимо, невесёлые размышления отразились на лице — Хофф покачал головой.              — Видишь этих славных джентльменов? — кивнул в сторону пыльных, заросших щетиной охранников, курящих в стороне. — Господа, можем мы устроить доставку до моста у Цитадели бесплатно?       — Делать нехер, — лениво откликнулся один из наемников, даже не удостоив взглядом.       — Вот видишь, — Хофф развел руками. — Непростое время, людям нужна компенсация — в этой части Вашингтона кроме вас заинтересованных нет.              — Да ясное дело, — Зак потер висок, собираясь с мыслями. По пятьдесят на охранника — многовато, а еще платить местным, чтоб до места дотащили. Тогда проще уж до станции, а там своими силами. Зато без доплаты за сопровождение. Поначалу с Хароном в сопровождении походят, потом, может, удастся своих охранников найти, чтобы не мотаться вечно туда-сюда. — Давай до хижины Спаркл, на пробу небольшую партию, — и полез во вкладки пип-боя, надиктовывая всё, о чем условились с Гретой.              С каждым словом караванщика Зак чувствовал, как пустеет заначка, и становится легче в голове. Мысли о деле вытесняли всё остальное.       — Будем стоять у Мегатонны еще три дня, на четвертый, к полудню, встретимся у Спаркл. Подвезу всё по списку, — Хофф ставил закорючку росписи на импровизированном договоре. Зак догадывался, что этой бумажкой в случае чего только задницу подтирать, но расписался и сам — хоть какая-то иллюзия гарантии. Хотя с Хоффом проблем быть не должно — слишком давно этот умник на рынке. — Приятно иметь с тобой дело.              Задумка с баром была по-настоящему безумной: к нынешнему моменту на всё хватало впритык — пойди что не так, охренеешь искать дополнительные средства. Доход с продаж оружия, плата от долбаных органов, жалкие остатки заначки, даже мед-икс и винт — всё пошло в дело. Именно медикаменты Зак оставил залогом, договорившись окончательно рассчитаться за товар при получении.              Хофф выглядел довольным сделкой, и Зак надеялся, что не прогадал, обратившись к нему.              До Подземелья добрались без приключений: болотники и тараканы не в счёт, как и получасовое отсиживание в развалинах, пока проходил патруль супермутантов. Вот гулей они не трогали, Зак, правда, не понимал, почему, но это могло сыграть на руку: прикрыть самому лицо, и хоть одной проблемой станет меньше, а уж рейдеров и диких с Хароном отстреляют без проблем.              «Когда-нибудь Братство Стали расчистит Вашингтон, — отстранённо думал парень, пробираясь по завалам. — И можно будет зазывать в бар путешественников, расширять аудиторию и всякое такое». Под «всяким таким» Зак подразумевал красивое оформление и нормальную, свежую еду. Может быть, договоренность с кем-нибудь из фермеров, чтобы поставляли домашнюю бражку… Мысли о будущем завораживали настолько, что он смог пройти через метро не шарахаясь и не озираясь по сторонам больше необходимого, и в Подземелье зашёл, полный решимости разобраться с делами. Грета уже должна была подыскать персонал — да, прошел только день, но у неё на примете маячил кто-то, и Зак надеялся, что этот вопрос устаканится как можно скорее.              Кроме того, он только теперь почувствовал, насколько голоден. Сожранная прошлым вечером в одну морду упаковка сахарных бомб не считалась, и теперь желудок надрывно выл, требуя внимания. Так что первым делом Зак направился «К Кэрол», ожидая найти Грету там, и заказать пару больших порций чего-нибудь горячего — еды лучше, чем здесь, во всём Подземелье не найти.              Их встретила сама Кэрол, на вкус Зака, отвратительно выглядящая даже для гуля. Если Грета следила за собой и прихорашивалась каждый день, то её подруга, владелица заведения, представляла собой удручающее зрелище. Да, она тоже носила платья, но не по фигуре, сидящие мешковато, вылинявшие так же как их обладательница. Кэрол не собирала волосы, но и не подстригалась, и они торчали всклокоченными лохмами, разделенные мерзостно-бордовой шелушащейся кожей. И это не считая почти черной кожи у глаз, нездорового, желто-бордового мяса и толстых зеленых вен на шее.              «Грета в баре, — без тени неудовольствия сообщила она, — готовят там что-то, отпросилась, посетителей утром все равно мало». Зак хотел уже уйти, когда заметил, что Харон оставил на стойке сложенный вчетверо лист бумаги.              Сощурился, уводя в сторону:       — Это ещё что?       Гуль смотрел безразлично, и пришлось повторить:       — Какого чёрта, что за записки? Я не приказывал ничего такого.              — «Приказывал»? — Харон повторил, смакуя слово, и продолжил с привычным устрашающим спокойствием. — Я не слуга и не раб.              Стоило на несколько часов отпустить гуля «отдыхать», как он уже обзавёлся своими делами. В контракте не было запрета на подобное, если личная возня не идёт в ущерб нанимателю. Зак выдохнул медленно, успокаиваясь:       — Скажи хоть, что за записка?              Кэрол шуршала бумагой.       — От Хари, — коротко ответил Харон, и Зак, услышав за спиной короткое ошарашенное «О Господи», поспешил убраться за порог ночлежки, ещё не понимая, что происходит, но желая оказаться подальше, просто на всякий случай. Уже в коридоре переспросил:       — От Хари… Зачем? Они знакомы?              — Приёмный сын, — гуль распахнул перед нанимателем двери бара. Можно поклясться — хотел избежать дальнейших расспросов, и ему это прекрасно удалось. И без того дезориентированный Зак уставился на открывшуюся картину.              Прямо за порогом «Девятого круга» на полу поперек зала был разложен длинный отрез ткани. Грета в компании ещё одной из местных выводила аккуратное «добро пожаловать» и на замерших у входа гостей уставилась поначалу со строгим неудовольствием. Только потом, разглядев, улыбнулась и ловко поднялась на ноги, утягивая за собой подругу.              Зак настолько не ожидал увидеть что-то подобное, что молчал какое-то время, переключаясь с новостей о родственных связях Хари на почти пасторальную картинку. Готовятся, ну надо же…              Помощница была ниже ростом и еще тоньше Греты. Симметричное лицо, бесцветные глаза, светлые волосёнки, простое голубое платье.              — Познакомься, Рут и Тито, я говорила тебе о них, — Грета оправила платье, стряхивая налипшие соринки. Зак заметил, что ее руки испачканы в краске, как и у Рут:       — Здрасьте.              Тито нашелся за стойкой, его морда показалась вроде бы даже знакомой, сложно точно сказать, может и пересекались где — эти уроды слишком похожи друг на друга. Этакий среднестатистический житель Подземелья.              — Сейчас с ними поговоришь или отдохнешь с дороги? — Грета улыбалась, видно, подготовка к открытию её здорово воодушевляла. Зак обвёл помещение взглядом, ещё раз глянул на недописанную приветственную растяжку и уселся за ближайший стол:              — К черту откладывать. Хочу посмотреть в деле. Голодный, так что… Рут, сообрази что-нибудь поесть нам с напарником. Да, у нас бар, но поскреби по запасам. И нужна выпивка, — припомнил, чего в запасниках оставалось побольше. — Пиво сойдёт.              Девушка покосилась на Грету, несмело улыбнулась и поспешила к стойке. Зак кивнул Харону на соседний стул, упираясь локтями в столешницу, наблюдая за тем, как Грета возвращается к прерванному занятию:       — Думаешь над входом повесить? Отличная идея, — черно-красные буквы на желтоватой ткани немного расплывались на краях, но выглядели вполне презентабельно. Он бы сам точно лучше не сделал.              — Думала написать приглашения, но у нас маленький город — хватит объявления о сроках открытия. Повесим на дверях, — ворковала Грета своим скрипучим голосом, заполняя краской контуры. — Как поставщики?       — Да, без приглашений, — Зак кивнул, отводя взгляд от позвонков, четко обрисовывающихся на шее Греты. — Договорились, на четвертый день встречаемся, забираю пробную партию. Пока с ребятами о доставке пообщаюсь.       На стол опустились две бутылки пива, стаканы и глубокие тарелки с уже знакомым варевом — лапша с бобами.       — Спасибо, — Зак мельком глянул на лицо Рут, и, опустив взгляд на стакан, замер.              У них, конечно, не было новой посуды. Стаканы царапанные, мутные, но в этот раз на стенке бокала снаружи, у самого дна, было что-то белесое. Зак поднял стакан, поднося к лицу, принюхался — хрен разберешь запах в зловонии Подземелья, но вот цвет… Подозрительно похоже на….       — Это что, гной?              Подняла голову Грета, замер за стойкой Тито, и Рут, отошедшая на пару шагов, встала, как пришпиленная к месту, инстинктивно пряча руки за спину.              Скрипнули по полу ножки стула, Зак оказался рядом с девушкой удивительно быстро и схватил за запястья, грубо дернув руки на себя. Уставился на ладони: ободранные, с просвечивающими венками, а на правой руке, среди загрубевшей кожи и высохшего мяса, сукровица, совсем свежая, с белёсой пленкой у края раны, ещё несколько нарывов рядом. Он даже думать не хотел, раздавил ли что ещё, схватившись за запястья.              — Это что? — тяжёлый взгляд в лицо девушке. Зак сжал губы и тряхнул рукой повторно, поднимая перед глазами. — Что это за херня? Отвечай.              — Зак… — Грета подошла, несмело укладывая руку на плечо парня, но он только зло дернул плечом. — Не надо.              — Отвечай! — рявкнул, тряхнув ладонью девушки снова. — Я тебе скажу. Это гной, который размазался по моему стакану. Если ты думаешь, что можно работать официанткой с гноящимися, твою мать, руками, ты…              — Зак! — на этот раз голос повысила Грета. — Отпусти её руку, сейчас же!              Он разжал пальцы скорее от неожиданности, и с отвращением заметил, что на коже осталась кровь. Кровь! А если она заразная? Девчушка прижала ладони к груди и смотрела на нанимателя огромными испуганными глазами.       — Это… — он с трудом проглотил ругательство, демонстрируя испачканную руку. — Этого не должно быть в моем баре. Официантка с гноящимися, кровящими руками, ты издеваешься? Ты чем думаешь?       — Простите, — тихо пискнула девица, но замолкла, только поймав быстрый, рассерженный взгляд.              — В «нашем» баре, — поправила Грета, встречая его взгляд, твёрдо и уверенно. — Мы гули. Не забывай, где находишься.       — Гули? Гули! И что теперь, тонуть в грязи? — Зак всплеснул руками, и оглянулся на Тито. — Тряпку и водку принеси, побыстрее.       И снова уставился на управляющую. Надо же, такой трясущейся и неуверенной была, а взбрыкнула.              — Это норма, Зак, такое с нами случается!       — Норма?! Это нихрена не норма, дорогая! Посмотри на свои руки! Чистые пальцы, удивительно, правда?! Руки Харона — чистота! Как же, вашу мать, так? Может, возможно быть… — он с трудом проглотил чуть не сорвавшееся с языка «разлагающимся уродом», едва найдя замену: — страдающим гулификацией, но при этом чистым? И не обмазывать всё вокруг своим гноем?!              Грета вздохнула, скрещивая руки на груди и выдохнула, выдерживая паузу. Она продолжила спустя пару секунд, уже спокойно, будто разжевывая ребенку:        — Усыхание происходит не сразу, сроки всегда индивидуальны. Я прослежу, чтобы Рут привела руки в порядок, идёт?              Зак сощурился, снова повернувшись к девчонке. Она так и стояла, будто вовсе не шевелилась, жалкая, ободранная, маленькая, и пялилась своими запавшими светлыми глазами.       — Срок — до торговцев. Увижу грязные руки, в шею погоню, — нахмурился. — Ты не заразная хоть?              — Зак! — снова Грета.       — Хватит меня по имени звать, дорогая, — ткнул пальцем в сторону женщины. — Ты управляющая, и я ценю тебя, но не забывайся. Повторяю вопрос, — взгляд на Рут. — Не заразная?              Тито, пришибленный и ошарашенный открывшейся сценой, оставил бутылку водки и отрез ткани на столике. Зак взял не глядя, свинтил крышку и, пропитав тряпку, принялся оттирать руки.       — Здорова… — Рут опустила глаза.       — Ладно, — он фыркнул, постепенно остывая. Девчонке он не верил, но первая вспышка злости прошла. Надо будет у Берроуза провериться, не понацеплял ли каких болезней с этими красавцами. — Иди, вычисти руки, сделай с этим хоть что-нибудь. И принеси уже новый стакан.              Он раздраженно откинул изгвазданную кровью тряпку на соседний столик, и вернулся на место, с подозрительностью осмотрев лапшу и бутылку пива, прежде чем приняться за обед. Рут вернулась в каких-то перчатках, с новым, на этот раз чистым стаканом, еще раз негромко попросила прощения и вернулась к Кэрол — помогать с надписью. Зак пялился в тарелку и старался не смотреть по сторонам — в баре стало как-то подозрительно тихо. Настолько, что пришлось включить радио на пип-бое погромче. Он доел, и сам не заметил, как после пива дошёл до водки, опустошая бутылку под неодобрительным взглядом Харона.              Торчать в баре весь вечер не было нужды, возвращаться к Кэрол не хватало денег — Зак предпочитал не рисковать, пока не рассчитается с Хоффом. Да и не хотелось встречаться с ней — если Харон передал письмо от Хари, эмоций не оберёшься. В своих бы разгрестись, куда ещё чужие? Потому допивать бутылку он вытащился на порог Подземелья. Харона, конечно, не отпускал, и гуль уже привычно сидел неподалёку.              Пить в компании Харона — дело неблагодарное, зато можно не беспокоиться за свою безопасность. Но если первая половина бутылки хорошо пошла даже в тишине, на второй хотелось если не дружеского разговора, то хоть почесать языком. Зак угрюмо проматывал события последних суток, но от каждого глотка алкоголя внутреннее напряжение отдалялось, и вот оно уже не внутри, а снаружи, и можно повертеть перед глазами, рассмотреть со всех сторон.              Он обязательно поговорит с Джерико ещё раз, когда поставит дело в баре на ноги. А отец… Да чёрт бы с ним. Целое Братство Стали за плечами, не пропадёт. И Грета, конечно, даёт, подкинула работничков. Надо будет обоим руки проверить ещё раз. Зак покосился на Харона — тот сидел спокойно, разглядывая площадь впереди, а пальцы у него и правда были чистые, без всякой дряни. Парень вздохнул, переводя взгляд на свои руки: сухая кожа, неровный загар, грязь под ногтями. В Убежище себе такого не позволял…              — Слушай, а почему некоторые гули выглядят как дерьмо, а некоторые нормально? — лучшая тема для разговора — ни о чём. Он повернулся к напарнику, фокусируясь на страшной морде. В голове плыло, перед глазами хоть и не двоилось, но боковое зрение полетело к чертям.       — Как и люди, — Харон пожал плечами.              — Ну, правда… Эта девчонка, Рут, ты видел ее руки? Гноятся.       — Она гуль.       — Пф… — Зак придвинулся, кивнул на ладони Харона. — А ты нет? Или вот Грета, у нее лицо тоже… Ну, не очень, конечно, но сойдет. А Кэрол? Ты видел Кэрол? Я на нее смотреть нормально не могу, постоянно кажется, что сблевану.       — Потише с выражением эмоций на эту тему в Подземелье, — гуль, как всегда, был на удивление спокоен. Вроде бы обсуждают «собратьев», а хоть бы что.       — Да знаю я.              Все вокруг казалось каким-то невесёлым — и серый пейзаж, и немногословный телохранитель. Разве что воздух снаружи был по-прежнему прекрасным. Интересно, до Войны он был таким же, или лучше?       — Тут хоть не пахнет, — невпопад заметил парень. — В Подземелье трудно дышать, пусть и привыкаешь, конечно.       Харон всё-таки хмыкнул, но оставил комментарии при себе.       — Что хмыкаешь? Ты хоть иногда вслух говори.              — Удивляюсь, как может человек, так тяжело переносящий общество гулей, окружить себя ими со всех сторон.       — Хоть что-то же тебя в жизни должно удивлять… — попытка отшутиться не принесла внутреннего удовлетворения. На деле Зак и сам не знал ответ. Почему гули? Но разве были другие варианты? С этими уродами мало кто хотел иметь дело, и занять эту нишу можно с выгодой для себя. — А вот про удивление… — он вдохнул снова, полной грудью. — Здесь действительно не пахнет.              — Мы на улице, — без интереса констатировал факт Харон, но Зак только отмахнулся.       — Но ты-то… Я думал, что все гули воняют, — он даже подвинулся еще ближе, принюхиваясь. — Прямо воняют, сильно. Раньше не обращал внимания, а ты пахнешь как я, не хуже, просто нахватался запахов внутри города.       — А должен чем пахнуть? — Харон хмуро покосился на явно перепившего нанимателя. — Мертвечиной?       — Ну… да, мертвечиной. Гноем, опять же. Разложением.              Харон уперся ладонью в лоб, на миг устало закрывая глаза, и неразборчиво прохрипел что-то, судя по тону, довольно обидное — не разберёшь.              — Сиди ровно, — Зак подобрался, осенённый гениальной идеей, и, пока Харон не пришёл в себя после предыдущих предположений, вдохнул запах совсем близко — у самого лица, где под кусками кожи темнело сухое мясо.              Крупная облезлая ладонь, инстинктивно взметнувшаяся для удара, замерла на полпути. Харон, сузив глаза, прохрипел, поднимаясь на ноги и вздергивая Зака за собой:       — Разговоры о физиологии гулей можешь вести с Берроузом, не со мной, — и встряхнул, не сильно, но ощутимо. — Хватит пить на сегодня.              Зак послушно встал, чувствуя крепкую хватку на плече, уставился в лицо наёмника:       — В твои обязанности такие решения не входят, а? — криво улыбнулся.       — Входит обеспечение твоей безопасности. В рекомендательном порядке тебе надо отоспаться. Сейчас же.              — Да ладно, не злись, — Зак подхватил рюкзак и карабин, недопитую бутылку и покачнулся, когда гуль отпустил плечо, удержался за створку двери. Глянул на Харона, чувствуя, как неуместная улыбка растягивает губы. — А знаешь, что?       Он прекрасно видел, как тот не хотел переспрашивать, но всё же проскрипел, зная, что иначе Зак не отстанет:       — Что?              — Ты всё-таки не пахнешь.       — Шагай! — гуль повысил голос совсем немного, подтолкнув в плечо, и Зак согласно перешагнул порог, с трудом сдерживаясь от того, чтобы расхохотаться.