Талион

      Ещё пару часов назад он возил пальцами по пыльной бетонной плите, слушая монотонную речь Харона, а сейчас в спину врезалась жёсткая спинка стула, под лопатками зудело, и запястья вытянутых рук плотно обхватывали браслеты наручников, прикованных к струбцине посередине стола. В тишине — только стук пальцев по клавиатуре терминала, подключенного к пип-бою.              Поначалу казалось, что всё это не займёт много времени. Жетон-пропуск, отданный отцом, обещал отсутствие лишних проблем, и Зак витал в иллюзиях ровно до того момента, пока не додумался спросить у Харона о подводных камнях в предполагаемой вылазке. Гуль смотрел долго и внимательно, прежде чем ответить даже переспросил: «узнать у Братства Стали?», и каждое слово его рассказа, неспешного и последовательного, дробило надежду. О таких вещах не задумываешься, если ты простой парень из Убежища.              В укрытии, за наваленными камнями Зак чувствовал себя почти в безопасности, но слушал Харона со смутной тревогой.       — На подходе руки лучше держать пустыми и в полной видимости, — громила показывал на карте развилку дорог по пути к Ривет-сити: одна шла к городу, другая по мосту к Мемориалу Джефферсона. — Пропускной пункт Братства Стали здесь, хорошее место: следят и за проходящими в город, и за одним из главных подходов к Мемориалу. Сделаем всё правильно, проблем не будет. Кроме нудной процедуры допроса перед встречей с главным по проекту.              Насчет отсутствия проблем Зак сомневался даже теперь, сидя в допросной и поглядывая на молодого мужчину за терминалом: непримечательный, короткостриженый, в странной робе, полностью сосредоточенный на изучении информации с пип-боя. Странные все-таки звания у них: этот вроде скриптор, а мужчина, встретивший в допросной первым, вроде бы рыцарь. Сейчас он стоял за плечом скриптора, скользя внимательным взглядом по экрану терминала.              По пути Харон настоял на покупке шлема у старьёвщицы, объяснив просто:       — Чтобы не подстрелили на полпути, придется закрыть моё лицо. Братство не жалует гулей, но, если идём по делу, зря палить не станут. Подойдём, представишься, обозначишь цель, покажешь жетон. Открыть лицо мне придется, но в шею уже не погонят, если твой отец действительно играл важную роль в проекте. Оружие и личные вещи придётся сдать. Меня скорее всего оставят снаружи, под наблюдением, в Мемориал пойдешь один. Вероятнее всего в наручниках, может быть — в мешке или шлеме без обзора.       — Это ещё зачем?       — Чтобы на территории стратегического объекта по сторонам не пялился.              Всё, что говорил Харон, сбывалось.       На КПП встретили не особо радушно: изъяли оружие и личные вещи, а пропуск и голозапись отца передали тому самому рыцарю — он оказался первым, с кем Зак имел более-менее содержательный разговор.              — Сначала тебя проведут в комнату для допросов. Первым говорить будет старший по смене — кто-то из рангов помладше, но не послушник. Будь терпеливым и готовься много повторять одно и тоже. Кто, откуда, с какой целью. Откуда пропуск и голозапись, откуда пип-бой.       — Да я же просто спросить… — напоровшись на взгляд Харона, Зак умолк.       — Просто спросить ты у Мойры можешь. У меня. А это Братство Стали и одна из их баз: для «просто» надо быть проверенным с головы до ног и с соответствующими разрешениями.              Вопросы задавали только по сути. Очень скоро стало понятно, что ни шуток, ни невнятных ответов эти ребята не принимают. Уставший с дороги и, чёрт подери, напуганный, Зак повторял то же, что при сдаче оружия:       — Сын Джеймса, Сто Первого, он занимался проектом «Чистота». Тоже из Убежища, ушел почти сразу после него, пип-бой свой, с десяти лет. Пришел узнать, жив ли отец и можно ли с ним встретиться.       Это желание стало сюрпризом и для самого Зака. Думал только узнать, а теперь вон что: собрался встретиться лицом к лицу, выговорить за самодурство, героизм и уйти. Да, просто уйти, на этот раз с лёгким сердцем.              Его слушали, запоминали, а потом пришёл этот, с терминалом, и Зак судорожно пытался вспомнить, есть ли среди заметок что-то компрометирующее, но как назло не мог сообразить. Список оружия и брони, несколько личных записей, маркеры на карте… О специальных заданиях от Ленни Зак не упоминал, а нытье о жизни и рабочие списки по бару едва ли то, чем можно вызвать гнев Братства. И всё равно он нервничал, будто пойманный на месте преступления.              Но, когда пип-бой отключили от терминала и скриптор вышел из комнаты, Зак не торопился выдыхать. Если верить Харону, все только начиналось, а до сих пор гуль ни в чём не ошибся.              Ушёл и рыцарь. Зак остался в комнате наедине с молчаливой охраной, затёкшими руками и неудобным стулом, ёрзая и пытаясь занять более-менее удобное положение. Хотелось вертеться, чесаться, на нервах штормило, хотя, казалось бы, с того момента как подошли к КПП, прошло едва ли многим более получаса.              — После старшего по смене придёт человек, проводящий основной разговор. Званием выше, уже информированный о твоих ответах, просмотревший информацию с пип-боя, — голос Харона звучал в ушах так, будто гуль стоял за спиной, хотя сейчас он остался один на КПП, и его уверенность в благоразумии рыцарей Братства Зак не разделял. — Вопросы будут те же. Резюмирует, попытается надавить, если информация закрытая, а она закрытая, раз твой отец главный по научной части и «народный герой» за компанию. Если что-то действительно случилось, я бы на его месте дал понять, что всё в порядке, лучше уйти туда, откуда пришел и не задавать лишних вопросов. Может и до правды доберёшься — зависит от отношения к Джеймсу.       — Как это влияет?       Гуль ответил не сразу:       — Допуск до такого рода информации для ближайшего родственника может быть открыт главным по проекту из уважения к заслугам. Если твой отец действительно был таким, каким его описывают по радио, ты получишь ответы на вопросы.              Второй допрашивающий явился чуть позже. Высокий мужчина неуловимо напоминал Джерико, хотя похож был на него разве что смуглой кожей и широкими скулами. Бритый и стриженный под ноль, он смотрел внимательно и жёстко. Сел напротив, сложив руки на столешнице перед собой, с идеально прямой спиной, и начал без приветствий и вступлений:       — Занимаешься торговлей?       Зак, не ожидавший такого вопроса, глянул искоса. Последнее, что рассчитывал услышать — упоминание о своих торговых делах.       — А какое это имеет…       Взгляд мужчины ясно говорил — ответ должен быть дан, и уместность обсуждения не дело допрашиваемого.       — Да по мелочам, как и многие. То продать, то выменять.              — Основные крупные пункты перемещений — Мегатонна и Подземелье, — продолжил мужчина. — Более мелких не так много: Андейл, Грейдич, Спрингфилд, станция Вильхельма. Последнее — удобный перевалочный пункт. Поставки в город гулей?              Зак с трудом удержался от того, чтобы втянуть голову в плечи, припоминая о слухах, ходивших по поводу Батства Стали и их отношении к мутантам всех мастей. Пусть Харон и говорил, что они умеют быть вежливым и закрывать глаза, если речь заходит о деле, подсознательный страх не отпускал. Мужчина, терпеливо ожидавший ответа, смотрел так внимательно, будто считывал каждую эмоцию на бледном лице.              — Немного, — ответил нехотя. — Получается выгодно: к гулям не ходят, у них мало свежей еды, но есть вещи на бартер.       Не полностью откровенный ответ, но и не вранье.              — Сочувствуешь мутантам? — допрашивающий даже не моргнул, задав вопрос, и не изменился в лице, но от спокойного тона вставали дыбом волоски на загривке.       — Нет.       — А поставки в Подземелье и напарник гуль — стечение обстоятельств непреодолимой силы?              Если бы не страх отреагировать как-то не так, рассмеялся бы. Вот уж точнее не скажешь про всё это дерьмо.       — Нет, — и, напоровшись на ожидающий взгляд, пояснил. — Так выгоднее. И напарник надёжный.       — Значит, сочувствуешь мутантам.              Хотелось опровергнуть, но Зак не смог подобрать сходу ни одного убедительного аргумента. Этот человек, чёрт подери, неправ. Гулям невозможно сочувствовать, никого отвратительнее (не считая кентавров, конечно) просто не существует. Но объяснить чужому человеку, да ещё из Братства, почему, несмотря на всё, это работаешь с ними, не получалось.       — Говоришь, выгода, — вновь повторил мужчина бесцветным тоном. — Проблемы в поставках и торговой работе?       — Почему?       — Иначе какой повод отрываться от дел и идти на военную базу к человеку, с которым не поддерживал контакт всё время с выхода из Убежища?              — Он мой отец, — безразличный тон и то, к чему сводился разговор, расшатывали и без того подпорченные нервы. Зак чувствовал, как на место растерянности и страху приходит раздражение, уже хорошо знакомое, бурлящее и затягивающее, мешающее здраво оценивать свои слова.       — И был отцом всё прошедшее время, что тебя не интересовала его судьба. Зачем ты пришел?       — Я хочу знать, что с моим отцом. Так сложно сказать? Это же… — провёл языком по губам, нервно глянув по сторонам. — Мне надо знать.       — «Новости Галактики» подробно освещают подвиги Сто Первого.       — Знать правду, а не байки, — передёрнул плечам. В допросной как будто стало холоднее.              — Работа над проектом успешно ведётся, доступ к информации о любом из участников закрыт для посторонних.       — Я его сын! — дёрнулся. Звякнула цепь наручников, браслеты впились в запястье. — Я не посторонний, у меня есть пропуск и… Мне же просто надо знать, что с ним. Ничего больше, — замолчал, глядя почти с надеждой. Всего лишь одно короткое слово: «жив» или «мёртв». А лучше, конечно с расшифровкой и… — Я просто хочу с ним встретиться, это возможно? Ничего больше. Чёрт… Да я что угодно сделаю, хоть вообще никогда в жизни больше и близко не подойду, мне просто надо с ним увидеться прямо сейчас. Я должен просить? На колени встать? Что мне сделать?!              Эмоциональная вспышка, кажется, никак не повлияла на мужчину.       — Лучший вариант — продолжить жить по прежнему сценарию. Тебя выведут, на КПП заберёшь оружие, напарника и забудешь этот визит как досадное недоразумение. О судьбе Сто Первого сможешь узнавать из выпусков новостей. Никаких проблем, лишних разбирательств и телодвижений.              Он даже не издевался. Говорил предельно серьёзно, ни затаённой ухмылки, ни смеха во взгляде. Сквозь пелену раздражения Зак понимал: его хотят отговорить. Если хотят отговорить, но до этого позволили передать пропуск и оставить послание, значит, всё не так чисто.       — Он всё-таки мертв, верно? — сглотнул ком в горле и, преодолевая внезапный приступ тошноты, продолжил: — Значит, на слухи и расспросы я теперь смогу отвечать «Да, Сто Первый погиб, Братство Стали скрывает правду, а истории о его похождениях — выдумка».              Чистой воды блеф. Это понимал Зак и, скорее всего, понимал сидящий напротив человек.       — Угроза?       — Ни в коем случае, — поджал губы. — Мне действительно важно знать. Пожалуйста.              — В таком случае… Когда и от кого ты перехватил слухи о «гибели»?       — Я уже рассказывал дважды, на КПП и прежнему дознавателю.       — Видишь как удачно, значит, повторить в третий раз не проблема.              И Зак повторял. Одни и те же вопросы, но в разных формулировках. В компании с дознавателем время летело незаметно, а он всё вытягивал и вытягивал информацию, даже о том, что, казалось бы, не относилось к делу. О побеге, о занятиях и связях. И если первый час отвечать было несложно, то дальше Зак начал буксовать. Сбился со счёта и был даже не в состоянии прикинуть, сколько прошло времени с того злосчастного момента, как он оставил Харона.              — Главное не лгать, поймают, будет несладко, — предупреждал гуль в пути. — Ты не преступник, не парень из списка опасных для Братства, тебя будут проверять как любого чужака: строго, но «по-дружески», если, конечно, в процессе не обнаружатся опасные или неприемлемые для Братства вещи.       — Погоди-погоди, то есть, если их что-то там смутит в моих словах, я могу получить не разговор с отцом, а разбирательство?       — Верно мыслишь.       Зак не считал себя ублюдком, за которым тянется шлейф преступлений, но были, были вещи, о которых вспоминать неприятно. Но всё это провернуто тихо, если не копать специально, черта с два они о чём-то узнают. А на допросе просто обходить эти темы. Не врать, а… недоговаривать?              Советом «не лгать» он проникся достаточно быстро: когда чуешь — уже рассказывал о чём-то, но немного другими словами и под иным углом, и будь здесь хоть капля лжи, попался бы как ребёнок, — поневоле больше ценишь честность. Шутить и пытаться съехать с вопросов тоже перехотелось достаточно быстро. Ощущение, что говоришь с роботом, только росло — если допрашивающий касался какой-то темы, то не отпускал, пока не получал удовлетворяющий ответ — хренова машина, а не человек.              К тому моменту, как мужчина поднялся и, бросив «Ожидай», скрылся за дверями, Зак уже не чувствовал ничего, кроме бесконечной усталости. В голову будто тряпья напихали, руки и ноги затекли, задница ныла и тянуло в спине. Встать бы, размяться, но куда там? Он ткнулся лбом в столешницу и закрыл глаза, да так и остался. Шаги в коридоре услышал за мгновенье до того, как открылась дверь. Выпрямился, оглядывая вошедших: тот же смуглый мужчина и светловолосая молодая женщина, затянутая в военную форму.       — Снимите наручники, — сухо распорядился мужчина.              Один из охранников, стоявших за спиной на протяжении всего допроса, оказался рядом. Поворот ключа, и руки свободны. Не сдержав облегчённый выдох, Зак потёр запястья, тяжело поднимаясь с места: от долгого сидения в неудобной позе покалывание по всему телу, волна приятной боли по мышцам — сейчас бы хорошенько потянуться…       — Спасибо. Я думал, навечно в них.       Женщина, молчавшая до этого, подошла ближе, протянула ладонь, и Зак, всё ещё растерянный, ответил пожатием.       — Страж Сара Лайонс, проект «Чистота» под моей ответственностью.              Она выглядела… чёрт, она выглядела слишком хорошо и молодо для управляющего проектом. Зак ожидал увидеть убелённого сединами мужчину, и образ смазливой девчонки плохо укладывался в голове.       — Джеймс говорил о тебе, — продолжила она, отпуская руку Зака. — Разрешение на передачу жетона он получил именно от меня.       — Тогда зачем всё это? — кивнул в сторону стола, не сдержав остатков усталого раздражения.              — Стандартная проверка. Я рада, что ты пошёл на сотрудничество с нами и процедура прошла без проблем. Тебе нечего скрывать, хотя, не спорю, связи с гулями сомнительны. Но недостаточно сомнительны, чтобы оставить тебя в неведении.       — Вы старались, — фыркнул, мазнув взглядом по прошлому дознавателю.       — Паладин Хосс профессионал, — она предпочла проигнорировать иронию, — а твёрдость твоего решения получить ответ достойна вознаграждения.              Зак уставился на неё, понимая, что это последний шанс пойти на попятную. Не задать вопрос.       Что изменит знание?              — Он жив? Джеймс? — граница прочерчена, назад не шагнёшь.       — Погиб при исполнении задания.              Зак сморгнул.       Стало ли это неожиданностью? Он надеялся, что всё в порядке, но наравне с этой надеждой сомнение грызло изнутри. С того самого момента, как Ленни неловко поинтересовался о правдивости слухов, Зак думал: как всё могло обернуться, если увиденное торговцами — правда? Говорили, что нашли тело — при достаточной удаче он мог оказаться без сознания, а лекари Братства откачали бы. На это и надеялся.       Джеймс не погиб при побеге, не погиб у работорговцев, вернулся к своему треклятому проекту… и не дошёл до конца? Погиб прямо под стенами, не добравшись до своих совсем немного?              — Зак. Прими искренние, — она явно старалась говорить четко и держать себя перед подчиненными, — соболезнования. Он был прекрасным, мужественным человеком.              Зак просто молча уставился куда-то сквозь Сару, и то, что она, должно быть, приняла за горе, было полнейшей растерянностью.              Он не чувствовал боли: не ломило в груди, не ёкало сердце и не подкашивались ноги. Джеймса не было рядом с тех самых пор, как они покинули дом. Да и дома он всегда был где-то в своих мыслях. Человек из большого мира, по собственной воле похоронивший себя под землей, в мечтах всё равно оставался на поверхности. Он наверняка много лет планировал свой побег, много лет знал, что оставит сына, отсечёт, как ненужное.              А если бы Смотритель не поднял бучу, если бы Зак остался внизу, что бы было? Чувство потери, ощущение предательства, косые взгляды жителей Убежища: «Твой отец нарушил правила и подверг всех опасности, ты настолько скверный сын, что тебя бросили». И ни единого шанса узнать, что с ним. Жив или мёртв. Дверь Убежища навсегда бы скрыла конец этой истории.       То, что он стоит сейчас где-то под Мемориалом Джефферсона, неподалеку от Очистителя, и слушает о смерти отца — одна большая ошибка. Должно было быть иначе. Конец ноября — может быть, уже раскачался бы, сделал предложение Амате. Обзавелся бы работой, нормальной работой, а ещё через год…       — А как? — только и удалось выговорить под ожидающими взглядами. — Как погиб? — и сумрачно усмехнулся, заметив, как дрогнул уголок губ девушки: — Закрытая информация, да?              Сара кивнула, но всё-таки пояснила:       — Он сделал всё, что было в его силах. Зафиксировал результаты, оставил подробные инструкции и передал полномочия доктору Ли. Благодаря ему группа, работающая над проектом, знает, что делать. Последняя задача заключалась в том, чтобы найти и доставить один из ключевых элементов на базу. К сожалению, на данный момент группа считается пропавшей без вести. Тело Джеймса удалось перехватить неподалёку от Мемориала.       — Перехватить? — Зак нахмурился. Что это значит по отношению к мёртвому человеку? Бегал он там, что ли?       Короткая заминка.              — На подходах снайперы сняли супермутанта. Шел прямо к Мемориалу, прикрываясь телом. Объект поисков группы Джеймса нашли при осмотре, вместе с телом.       — То есть, какой-то супермутант принёс Джеймса до базы, прихватив с собой эту вашу секретную херню? — звучало безумно, в самый раз для этого чокнутого мира. — А причина… смерти? Его убил мутант?       Лайонс повела головой, будто вопрос ей не понравился, но всё равно ответила:       — Смерть от лучевой болезни.              Зак запнулся об ответ, глотнул воздуха, которого стало не хватать. Погиб от радиации. Не успел дойти до базы, не смог добраться до антирадина и помощи медиков и последним, кого видел при жизни оказался супермутант. Или урод подобрал его уже мёртвым? Тогда зачем тащить к Мемориалу… Звучало слишком отвратительно. Глупо. Разве он мог вот так вот…       — А если я спрошу, какого чёрта урод нёс его труп и почему при нём была эта ваша херня, вы мне опять скажете, что это закрытая информация?       — Точно, — терпеливо откликнулась Сара.       — А тело… кремировали?       Получив согласный кивок, Зак снова замолчал. Он старался, но не мог найти внутри себя ничего, кроме сотни застрявших посреди горла вопросов. Много непонимания.       И совсем нет скорби.              — Когда мы обсуждали возможность выдачи пропуска постороннему, Джеймс говорил, как важно для него твоё присутствие здесь. Мы можем предоставить место на проекте до его окончания. В знак уважения к последнему желанию Джеймса.              — А… Что я буду делать? — вопрос прозвучал криво донельзя и относился скорее ко всей жизни в целом, чем к конкретной ситуации. «Что, вашу мать, я буду делать?». Совсем сбитый с толку последними событиями и новостями, Зак не сразу сообразил это. — Я не ученый. Умею… Стрелять умею и работать с терминалами. — Неловко замолчал и добавил. — И у меня напарник гуль. Ему можно находиться на базе?              Паладин Хосс перевёл преувеличенно внимательный взгляд на Лайонс, но та даже не взглянула в его сторону:       — С ограничением перемещения по Мемориалу и… Скажу так: чем меньше он будет светиться, тем лучше, — Зак ещё успел подумать, что совет гулю «не светиться» — один из самых толковых, которые он вообще когда-либо слышал. Посмеялся бы, только вот обстоятельства не располагали. — Все появления на людях с закрытым лицом и закрытыми руками, — продолжала девушка, — ничего, что бы визуально обнаруживало в нём мутанта. Братство лояльно относится к союзникам, но не стоит провоцировать лишний раз. Что касается рода занятий… Встретитесь с доктором Ли, обсудите твои обязанности. Вам будет, о чём поговорить.              Зак дёрнул плечами — этот человек из прошлого отца, доктор Ли, уже надоел. Как вошь, которую не выловить пальцами. Вроде бы никогда не виделись, а от одного упоминания хочется чесаться. И какие между ними могут быть разговоры? О прошлом? Об отце до Убежища, о матери? Он не хотел знать ничего из этого до ломоты в суставах.              — Когда думаете закончить? С запуском.       — Ориентировочно — через месяц, — Сара заложила руки за спину. — Надеюсь, ты понимаешь, вся вышеозначенная информация не для распространения. При утечке мы будем вынуждены говорить в другом тоне.              Зак кивнул. Кому разбалтывать? Устраивать интриги, продавать информацию их врагам? Да ни за что в жизни. И дело не столько в любви к Братству, сколько в чётком понимании — это всё лишнее, в некоторые заварушки лучше не ввязываться.              — С момента согласия любые контакты с внешним миром приостановятся. Ты будешь находиться исключительно внутри базы, если не поступит других распоряжений. Что скажешь?       Он бы хотел сказать, что такие решения не принимаются за минуту, но небезосновательно полагал, что в Братстве не принято тянуть и мяться.              Один месяц. Без контактов с внешним миром, без возможности кинуть весточку «своим». Звучало неплохо.       Да и каким «своим»? О нём будет беспокоиться разве что Грета, и то по долгу службы. Удивится Нова долгому отсутствию, а Мойра даже не поймёт, сколько времени прошло с последней встречи. Рут разве что… Но ей так лучше будет, за месяц всё уляжется. Запасов в баре достаточно, поставки налажены, продержатся. Ленни доставит запчасти для рентгена, Чёрч долечит Джерико.       По всему выходило, что без него мир не рухнет. Не пошатнётся даже. Без Джеймса же не пошатнулся. Так что и без никчёмного мальчишки как-нибудь устоит.              — Ещё один вопрос, — прямой взгляд в лицо девушки. — Почему по радио продолжают говорить о Сто Первом, если он погиб?       — Джеймс погиб. Сто Первый давно превратился из человека в образ. Братство сделает из него героя — людям на Пустоши нужна надежда. Подвиги мы обеспечим.              «Герой». За этим словом, за его «подвигами», за проектом «Чистота»: разрушенная жизнь семьи, сын, не знающий, что делать дальше, страшная смерть от облучения и ещё чёрт знает чего.              — Согласен. Только с Хароном… Так напарника зовут.       — Интересное имя, — на губах Сары мелькнула едва заметная усмешка. — Отлично. Как понимаешь, поселить вас с гулем в казарму я не могу. Единственная свободная комната на данный момент принадлежала твоему отцу, — она как будто ждала реакции, но Зак чувствовал себя слишком выжатым для ярких эмоций, и смог выдать только кривую улыбку. — Заменим кровать на двухъярусную, твоего мутанта приведут чуть позже.              «Твой мутант. То-то Харон обрадуется». Но и эта мысль мелькнула фоном, серо.              Заканчивать проект отца, работать с его коллегами и друзьями юности, даже жить в его комнате. В обрывках воспоминаний и разговорах о нём, среди оставшихся вещей. Ощущение, будто донашиваешь чужую жизнь… Но и это неплохо. Может быть, хоть так удастся понять, что это такое — быть кем-то вроде Джеймса. Умницей, героем и всеобщим любимцем. Кстати…       — Он не просил передать мне что-нибудь?       Вопрос, кажется, застал Сару врасплох:       — Нет. Определённо нет. — Добавила уже мягче: — Тебе надо отдохнуть. Вещи и дальнейшие инструкции ты получишь уже в комнате.              На этот раз он шёл без наручников и шлема и разглядел: в Мемориале всё отдраили настолько, насколько это вообще возможно на временной базе в мире после Войны. Зак приметил только пару перекрытых коридоров, в конце которых виднелись завалы. Обозначения, указатели — часть старых, с названиями главных помещений, часть явно новых: «казарма», «столовая», «душевые», «медпункт», «лаборатории».              Комната Джеймса находилась в самом конце жилого крыла, где разместили научных сотрудников. Он не знал, чего ожидать, но всё равно удивился, увидев выделенный отцу закуток. Вероятно, когда-то это было небольшой кладовой: у дальней стены простая узкая койка, явно сколоченная из подручных материалов, рядом с трудом вписанный в узкое пространство стол, и возле самой двери узкий металлический шкафчик для вещей — совсем как в Убежище.              Его не оставляли в одиночестве. Человек, проводивший Зака до комнаты, не ушел даже когда появился ещё один представитель Братства.       — Рыцарь-сержант Уилкс, — представился он, смерив парня взглядом. Фамилия показалась смутно знакомой, такая же вроде была у… Брайана. Кровь прилила к лицу, Зак кашлянул и на недоуменный взгляд пояснил:       — Вы случайно не родственники с Брайаном Уилксом?       — Никак нет, — в отличие от Хосса, рыцарь Уилкс не производил впечатление человека, способного сожрать с потрохами одним только взглядом. — Джеймс спрашивал меня о подобном. Похоже, стоит найти этого Брайана, раз нас так часто записывают в родственники.              Несмотря на серьёзный тон, Уилкс не был обделён чувством юмора. Впрочем, отвлекаться надолго не входило в его планы:       — Вы с напарником не состоите на службе, но должны соблюдать внутренние распорядки. Отбой в десять вечера, побудка в шесть утра. У вас будет доступ в свою комнату, на территорию столовой, душевых и лаборатории. Выход на территорию вокруг здания разрешён, покидать периметр — запрещено. Также доступ закрыт на территорию стрельбища. Работать будете по расписанию научных сотрудников.              Пришлось посторониться, пропуская двоих широкоплечих послушников — нашли кровать на замену, и сейчас путаться у них под ногами себе дороже.       — Ваши оружие и броня будут храниться в арсенале до окончания работ либо до прямого указания главы проекта.       — Оружие и броня? — а ведь это тоже было очевидно. С каждой минутой пребывания здесь Зак чувствовал себя всё уязвимей и глупей.       — Конечно. На территории базы вам это не понадобится. Продолжаем, — в комнате шумели, Зак косился на местных и невольно сравнивал их с собой, параллельно стараясь не упустить рассказ рыцаря. Крепкие, серьёзные ребята, а ведь наверняка одногодки. — Новую одежду принесут в течение получаса. В столовую будешь также ходить по расписанию научного состава. Ужин через два часа, без опозданий. Дальнейшее расписание уточнят на месте. Еду разрешено забирать в комнату: гулю следует как можно меньше появляться на людях. По той же причине рекомендую посещать душевые до побудки или после отбоя, когда вероятность встречи с кем-либо исключена. Пропуски по территории выдадут вместе с одеждой. По любым возникающим вопросам можно обращаться ко мне или дежурному по смене. Вопросы?              Вопрос был один: «Где мой гуль», но не успел Зак раскрыть рот, как Харона привели, вроде бы невредимого и все в том же шлеме, в котором он шёл к КПП.       — Вопросов нет.       Уилкс кивнул:       — В таком случае располагайтесь. Советую прислушаться к моим рекомендациям по поводу перемещений по территории. В восемь утра доктор Ли будет ждать тебя в лаборатории.       — Меня одного?       — Так точно.              Рыцарь ушел, а через несколько минут его примеру последовали и закончившие с установкой новой кровати послушники. К своему удивлению, Зак только пару раз перехватил заинтересованные взгляды, но не услышал ни одного вопроса. А одежду и пропуска принесли даже раньше обещанного и снова без лишнего внимания: молодой послушник оставил сменные комплекты вещей — нижнее бельё и комбинезоны, — и рюкзаки, изъятые на КПП. Забрал броню и, подсказав, где можно оставить вещи на чистку, удалился.              — Нормально прошло? — Зак поставил рюкзак на стол, полез смотреть, всё ли на месте, и конечно же не досчитался стимуляторов и других «подсобных веществ». Обернулся на Харона. Тот, усевшись на койку снизу, только пожал плечами:       — Я предупреждал. На руках не может быть ничего запрещённого. Оружие и то, что может использоваться как оружие, алкоголь, химия, — поставил шлем рядом с собой, провёл широкой ладонью по лицу. — Всё прошло в рамках предполагаемого.              — У меня тоже. Всю задницу отсидел, думал, свихнусь там, — Зак замер со старой зубной щеткой в руках. Кавардак. Он на охраняемом Братством Стали объекте, собирается участвовать в работах по Очистителю, а человека, для которого все это имело смысл, уже нет в живых. Тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и продолжил. — Этот паладин Хосс хуже кротокрыса. Вцепится — не вырвешься.              Перетряхнув рюкзак, парень опёрся о край стола. Скрестил руки на груди.       — Жрать хочешь? Я принесу. Через пару часов, — усмехнулся. — В душевую нам тоже «подсказали» после отбоя ходить, так что времени навалом.              С Хароном никогда не поймешь — слушал или пропустил мимо ушей.       Хотелось вытянуться на кровати, но Зак вовремя остановил себя. Вот отмоется в душе в кои-то веки по-человечески, переоденется в чистое, тогда и в койку можно. А сейчас только собой марать.              Здесь не осталось ничего от отца. Прибрано: ни вещей, ни клочка бумаги. Со скуки Зак обошёл комнатушку — пара шагов вперед, и утыкаешься носом в дверь, пара шагов назад — и почти вплотную смотрит своими противными белёсыми глазами гуль. Пары таких кругов хватило, чтобы мысленно взвыть. Серые стены, пустой стол, брошенные в угол рюкзаки, ботинки Харона…              Спокойно наблюдающий за мельтешением наемник подал голос только когда Зак принялся заглядывать под стол. Сухо поинтересовался, что он намеревается делать.       — Хочу проверить, может, какая-нибудь записка или что-нибудь ещё… завалилось.       Но ни за столом, ни в промежутке между шкафчиком и стеной не нашлось никаких посланий.              Зак потер лоб и уселся прямо на пол, привалившись спиной к стене. Его хватило только на пару минут молчаливого ковыряния куска грязи на штанине:       — Всё то, о чем ты предупреждал, происходило почти дословно. Откуда так много знаешь?       — Уже говорил, — наемник откликнулся как всегда нехотя.       — Да-да, про то, что работал с многими видами вооружений и всё такое. Знаешь о пип-боях, знаешь об армейских порядках… Состоял в Братстве?       Гуль шумно выдохнул, мотнул головой и снова оставил без ответа.              А долбаная грязь не оттиралась со штанов. Почему-то это засохшее бурое пятно, смесь крови и кирпичной крошки, никак не поддавалось, и это казалось очень важно исправить. От усердия Зак закусил щёку изнутри и так неосторожно ковырнул, что чуть не вырвал кусок ногтя с мясом. Поморщился, упираясь взглядом в морду гуля:       — Харон. Сколько тебе лет? Ты довоенный?              — Не помню, — привычно отмахнулся тот, и Зак безжалостно обрушил на его голову засевший занозой вопрос:       — Ты близких терял? — не смог выдержать застывший взгляд, снова принялся оттирать пятно.       Харон молчал, и тишина становилась всё более и более давящей.       — Не помню, — наконец повторил он тоном, не терпящим дальнейших расспросов.       — И я не помню, — не учуял настроение громилы бы только дурак. Зак дураком не был, но внутри творилось чёрт знает что. — Мать погибла при родах, отец рассказывал о ней, но… я не знал эту женщину, — пожал плечами.       — Если тебе нужно сочувствие…       — Мне сказали, он погиб при исполнении. — Коротко глянул на Харона, но тот сидел всё так же недвижно, сверля взглядом собеседника. — Ты наверняка был уверен в таком исходе, но это ты. И я тут думал… в допросной думал, пока с рыцарем Уилксом говорил, пока тут ошивался… Это нормально? — оставил штаны в покое. Самое время признаться, куда больше странных обстоятельств гибели и «закрытой информации» его сейчас волновало другое. — Разве так бывает, чтобы говорили о смерти отца, а сын не чувствовал ничего?              Харон наверняка понимал, что может предстоять, если твой наниматель — большой подросток с нерешёнными семейными проблемами и психикой далеко не такой крепкой, как у людей с поверхности. Поэтому Зак и не тормозил себя, даже чуя, что все эти вопросы — не область компетенции наёмника. Ну, что мог сказать гуль? Да ничего тут не ответишь.              — Они с матерью и этим доктором Ли занимались Очистителем до моего рождения. Как понимаю, родился я… а хер знает где, уже ничего не знаю. Но вырос в Убежище. И всё это время отец продолжал работать над «Чистотой». Иначе не свалил бы. Девятнадцать лет, Харон, — уставился на свои колени. — Наверное, все девятнадцать лет мечтал о том, как уйдет. Получается, Очиститель для него — это что-то… особенное. Цель жизни, что-то, что делал с погибшей любимой женщиной. Совместное детище — как от грёбаного союза… не знаю, гениальности и человека. Чудо света. А я… А я так, побочный проект с неочевидным последствиями.              Очистная установка на Мемориале должна помочь людям по всей Вашингтонской Пустоши с водой. Если заработает как надо, Братство возьмет технологию на вооружение, и сеть Очистителей разрастется, поможет снабжать земли чистой водой. Амбициозное, большое дело, важное для тысяч людей, для будущего человечества. Проект «сын» куда менее важен. Не спасёт людей, не добавит мощности работе жизни — только вычеркнет годы под землей из рабочего процесса. Маленький убийца любимой женщины и дела всей жизни.       Это было чертовски несправедливо.              — Может, всё случилось бы иначе, будь я как Джонас. Тоже увлечён наукой. Но у меня все эти химия и физика вот где, — полоснул по горлу. — Не моё. Ну вот так и вышло… Что вроде бы в Убежище мы были вместе, но и не совсем. Он уходил два раза: сначала сам, потом я его выгнал. Тогда было… ну ты помнишь, скверно было. А сейчас… больше ничего не чувствую.              Где-то за дверью шаги по коридору. Больше — ни единого звука.       — И вот я думаю… Наверное, я действительно хреновый сын.              — Почему решил остаться здесь? — скрипучий голос вторгся в сгущающееся болото мыслей.       Всё-таки слушал и вникал? Не выговорил, не ткнул в больное. Даже как будто понял.              Подмывало сказать «не знаю», но в этом он соврать не мог. Не хотел. Или просто надо было проговорить вслух — для себя самого.       — Тут происходит что-то… большое. Важное. У меня в жизни никогда так не будет. Я хочу… узнать, как это — быть причастным к такому. — Добавил нехотя: — Это не за-за отца. Это из-за себя. Наверное, должно быть стыдно, но мне не стыдно.              — У тебя нет на руках контракта, — после затянувшегося молчания ответил Харон. — Не должно.       Зак фыркнул, прижался затылком к двери, опуская веки.       — Спасибо.              За едой вышел раньше срока — по указателям до столовой. Представился, забрал две порции еды, еле впихнув на один поднос и вернулся в комнату, а дождаться отбоя было уже делом терпения. После, показав пропуски дежурным в жилой зоне, дошли наконец до душевых. Одна большая комната, переоборудованная, видимо, из бывших общественных туалетов: скудный свет, ржавые трубы, но ни одной чертовой перегородки.              Зак с сомнением покосился на Харона, оглядывающего помещение:       — Мне снаружи подождать? — настроения острить не было. Он прекрасно помнил, что гуль до сих пор всеми возможными способами уединялся для гигиенических процедур.       Харон буркнул что-то себе под нос и прошел дальше, к самому слабоосвещенному углу:       — Не имеет значения. Лучше не задерживаться здесь.       — Не нравится тебе это место, да? — получилось невесело. Наёмник кивнул и повесил чистый набор одежды и полотенце на один из крючков.              Зак замешкался и на всякий случай занял место у входной двери, максимально далеко от напарника. Последовав его примеру, зацепил за крючок полотенце и простую форму братства. Ни нарываться, ни конфликтовать не хотелось, и без того событий через край.              Отец наверняка каждый день проделывал примерно похожий путь. Комната, столовая, вот эти самые душевые. Завтра по его следам пойдет в лабораторию. Говорить с его коллегами о его делах.       От всего этого веяло какой-то жутью. Джеймса больше нет, но он повсюду — в каждой вещи, в каждом человеке. Вторжение в чужой мир прошло слишком резко, но почти гладко. Может быть, за это следовало благодарить Братство — если бы не утомительные процедуры допроса, эмоциональных сил оставалось бы куда больше.              Едкая мыльная пена на глазах. Набрав воды в ладони, Зак плеснул в лицо. Подставил голову под струю воды, скользнул взглядом по потемневшим от времени кранам, по выщербленной плитке под ногами и резким теням от решётки лампы на стенах. Росчерки света на отдельных фрагментах реальности: вот вода в стоке, вот грибок в трещинах на стенах, ряд пустых душевых, а дальше — почти чёрное нечто, сгустившееся массивным силуэтом в другом конце комнаты. Оно двигалось: скупо, точно. Повернуло кран, отёрло аккуратно свёрнутой тканью шею и затылок. Раз, два, три. И заново. Ритмичное включение и выключение воды, потонувшее в тенях лицо, едва читающийся рельеф, похожий на кору сухого дерева.              Когда тело Джеймса кремировали, он был таким же? Или был как недогуль: облысевший, покрытый язвами от радиации? И потом, в пограничном состоянии между трупом человека и пеплом, выглядел ли он так же? Как сухая кора, сгусток чёрной плоти в погребальном костре?       Его опознали сразу?              Мышцы двигались, приводя в движение тело. Самые крупные — на спине и на ногах, такие же бурые, как пятно крови на штанах и как чёрствое мясо. Двигались под загрубевшей, покрытой рубцами кожей, когда существо заводило руку за спину, и кое-где на нём просвечивало слишком светлое, желтовато-белое даже в тени. Зак невольно сощурился, приглядываясь.       И почувствовал, как к горлу подкатила тошнота.              Не потому, что это бело-жёлтое — выступающие на лопатках и позвоночнике кости, а потому что эти тени, это нечто с потрескавшейся корой, то, что он почти спутал с сожжённым телом отца, — Харон.       Обернувшийся, глядящий прямо.              Во рту пересохло. Зак провёл ладонью по лицу. Наваждение уходило тяжело, волнами. Зато теперь видно: не кора, иссечённая шрамами кожа, иногда такая тонкая, что невольно задумаешься — а есть она там? Или как на руках и лице — обнаженное мясо?       Гуль ничего не сказал, отвернулся, снова смачивая ткань, и звук воды, ударившей в плитку пола, помог зацепиться за реальность.       — Харон?              — Не намерен обсуждать это.       — Это приказ. Мне насрать, что там входит в контракт, я вношу новый пункт — откровенные разговоры, — скороговоркой, боясь, что наёмник просто прервёт на полуслове, хотя магическое «приказ» подвело только однажды. — Харон. Скажи, если бы у тебя была возможность… был выбор, — бегло скользил по мышцам на плечах, до сухожилий на запястьях и кистях, и ниже, где мощные бедра и голени чуть раньше привиделись переплетением корней деревьев. — Допустим, что он был. Умереть и закончить всё это или жить вот так, как сейчас. Что бы ты выбрал?              — Не принимаю правила, — гуль с нажимом провёл по шее ещё раз, повёл плечами — движение мышц усилилось вызывающе явной игрой теней. Закрыл воду. — Но отвечу на вопрос. Умереть или «как сейчас» — уточни.       — Или быть гулем.       — Много переменных, — отвернулся, подхватил полотенце, отираясь. Он не торопился, и Зак дал ему время, вцепившись взглядом в безносый профиль. — Но, как видишь, я гуль, а не мертвец.       — Они сказали, что Джеймс погиб от лучевой болезни. И я подумал… он ведь мог бы стать гулем, и тогда…       — Не мог бы. Не все это выдерживают, — слишком резко ответил Харон. Выдохнул, добавил с усилием. — Это не только радиация. Комбинация факторов, до сих пор не изученная до конца, — глухо, низко. — Наличие остаточного ВРЭ в окружении, интенсивность излучения, индивидуальные особенности и уйма другого.       Вскинул взгляд отсекая жёстко:       — Не думай об этом.       И принялся одеваться.       Зак поджал губы, но последовал его примеру.              Правда ли, что лучше быть мёртвым, чем гулем? Правда.       Что было бы, окажись Джеймс гулем? Как бы это изменило отношение Братства, как бы отразилось на работе над Очистителем? Закралась крамольная мысль — может, они сами убили его, едва заметив первые признаки гулификации? Это же сталеголовые. Только вот Харона терпят, и неужели не вытерпели бы своего лучшего научного сотрудника?       Но он передал все дела до ухода — никаких хвостов и тайн не осталось. Больше не нужен.              На то, чтобы не думать, уходило слишком много сил. Сейчас бы виски глотнуть или закинуться мед-икс, или хотя бы проглотить пару тех таблеток, что продал Чёрч. Но нет, всё изъяли. Ни грамма химии на руках, ни капли алкоголя.              Заворочался. На верхнем ярусе кровати было душно, вся комната казалась тесной, неуютной, а осознание, что последний месяц, — или больше? — в ней спал Джеймс, делало пребывание здесь ещё более удушающим. Спасибо хоть кровать другая.       Он вертелся в поверхностной дреме, пару раз перегибался через край койки, чтобы разглядеть в темноте спящего Харона, но не видел ничего. Только спросил однажды:       — Спишь?       И, получив уверенное: «сплю», успокоился.              Побудка прошла тяжело. Даже с учетом того, что завтрак научников был позже завтрака ребят из Братства, Зак успел впритык. Столкнулся нос к носу с несколькими мужчинами чертовски интеллигентного вида, буркнул «здрасьте» и поспешил скрыться с глаз долой. А через полчаса уже шёл к лаборатории, полный решимости как можно скорее покончить с разговорами.              — Простите, а… доктор Ли здесь? Я хотел бы с ним поговорить.       Светловолосая девушка повернулась на голос и застыла, растеряно хлопнув ресницами, но собралась с мыслями достаточно быстро:       — Вы сын Джеймса? Я очень…       Зак поморщился, качнул головой: «не надо».       — Доктор Ли там, вы её сразу узнаете.              Он даже не успел удивиться тому, что док — женщина, когда и правда «сразу узнал».       Внешность соответствовала фамилии. Зак еще со школы помнил условное расовое разделение. Условное — потому что в Убежище ключевым вопросом было человек ты или радтаракан. Но дети развлекались как могли, угадывая, кто есть кто, и учитель частенько одёргивал разошедшуюся молодежь, напоминая о принципах равенства.              Видимо, в предках доктора Ли были какие-нибудь азиаты — на уроках истории говорили, что до войны их было довольно много в Соединённых Штатах. Разрез глаз особенной формы, непривычное взгляду строение века — почти что как у Кристины Кендалл из сто первого. Широкое лицо, поджатые тонкие губы. Сначала она показалась совсем молодой, но Зак понял, что морщинки сглаживает тусклый свет у ширм, огораживающих рабочую зону, ведь не могла подруга отца быть сильно моложе его самого.       — Ээ… Доктор Ли? — уточнил на всякий случай, почувствовав себя неуютно под её внимательным взглядом.              — Это ты, — она отложила в сторону планшет и шагнула ближе. — Господи, как похож…       Действительно похож. С самого детства и по сей день, из года в год всё сильнее. Джонас шутил, что Джеймса, должно быть, клонировали. Чёрт его знает, как было на самом деле, но внешность Зака всегда производила на окружение отца одинаковый эффект. И эта фраза в разных вариациях тоже звучала десятки раз. Обычно после знакомства люди нуждались в некотором времени на разглядывание, потому он молча зацепился пальцами за карманы чистенького комбинезона и попытался изобразить вежливую улыбку.       Было во всём этом что-то крайне неловкое.              — Страж Лайонс известила меня о твоём прибытии, — отведя взгляд, Ли кивнула в сторону. — Отойдём.       Она увела за ширмы, прочь от любопытных глаз работников лаборатории. Её рабочий стол до безобразия походил на стол отца в Убежище.       — Жаль, ты не застал его. Он был бы рад видеть тебя за работой.              Зак обвёл закуток взглядом и, прислонившись спиной к стене, скрестил руки на груди:       — В конце концов, это не я его потерял, — поморщился. Формулировка не удалась. — Как Братство позволило ему, главному на проекте, выйти на такое опасное задание?       Не про это надо было говорить. Лучше бы про дела, но при взгляде на лицо этой женщины Зак ощущал тихое раздражение. Они все здесь потеряли Джеймса. Они все виноваты в его смерти.              — Недостаток квалификации у других участников группы, — женщина сощурилась. — Это было взвешенное решение с осмысленными рисками.       — Вот оно как, — Зак кивнул. — Зато вы получили, что хотели. Он даже мертвым это «доставил», верно? — Нехорошо давить вот так с порога, не для того Лайонс позволила остаться, но какое искушение… Зак вскинул ладони: — Я просто надеюсь, что «Чистоту» вы не потеряете, как её создателя, за пару шагов до конца.              — Да, вспыльчивость у тебя не от отца, — наконец ответила Ли. Отошла к столу, присаживаясь на край. Зак отметил, как она вытянула ноги: чулки, туфли на небольшом каблуке. Ну надо же… Сколько ей? Лет сорок точно, может больше, а всё туда же. — Зачем ты пришёл? — понизила голос, запрокинула голову. — Выговаривать мне? Не по адресу. Хочешь остаться и помочь, отдать дань работе жизни отца?              Зак стукнул пальцами по предплечью, невольно глянув в сторону выхода. А может, ну к чёрту?              Доктор Ли, к её чести, уступила первой, наверняка приняв в расчёт возраст собеседника и обстоятельства разговора, но в её голосе не было мягкости, только что-то, похожее на терпеливость. С такой взрослые обращаются к детям, такая была знакома с малых лет:       — Я была против этой вылазки, если тебе интересно. Все мы были против. Но у твоего отца на всё было свое мнение, и его не переупрямить. Ты должен знать это как никто другой, — глаза у неё тёмные-тёмные, почти черные, как угли или земля в Вашингтоне. — Зак… тебя зовут Зак, верно? Я помню, как тебе дали это имя, — поджала губы. — Здесь нет врагов ни у Джеймса, ни у тебя. К сожалению, как бы ни хотелось найти виноватых, он знал, на что шёл. Знал, ради чего рискует. Одержимый идеей сделать мир лучше, никогда не думал о себе. И ни о ком вокруг, — прозвучало… устало? — Ты с нами?       О да, Зак прекрасно знал об одержимости Джеймса.              И что тут ответишь? Поставил на уши всех этих ребят из Братства, заколебал Харона по самое не могу…       Подождать совсем немного, пересилить себя и закрыть навсегда эту тему, сбросить чужие ботинки, идти своей дорогой. То, что надо.       — С вами, доктор Ли.       — Мэдисон, — поправила она. — Можешь звать меня Мэдисон. Готов приступить к работе?       — Если скажете, в чём она заключается, — Зак наконец-то отошел от стены, растерянно развёл руками. — Я говорил, что могу только хорошо стрелять и работать с терминалами.       — С пробирками справишься?       — Что?       — Пробирки, — осторожно повторила женщина. — Мелкие поручения, как младшему лаборанту. Плюс работа с архивами.       — Ну… можно попробовать, — с сомнением. Не на это рассчитывал, хотя, по-честному, вообще не знал, чего ожидать. Если подумать, звучало не так плохо: ковыряться в бумажках и пробирках, в кои-то веки не бежать никуда, не рисковать своей задницей. Размеренная спокойная жизнь. Только немного уязвляло понимание, что всё это не из острой нехватки мальчиков на побегушках и не в личном обаянии Зака. Просто приткнули куда смогли. — Вы уверены, что я не буду мешаться под ногами?              Вопрос, кажется, сбил Мэдисон с толку. После секундной заминки она вполне по-человечески улыбнулась — впервые с начала разговора:       — Это лучший для нас всех вариант, — к сожалению, к концу фразы улыбка сникла, и на лицо вернулось выражение легкого недовольства. — Прости, не могу уделить достаточно времени для разговора, сейчас довольно… ответственная часть работ, необходимо моё присутствие. Я отвечу на любые твои вопросы, но чуть позже. Пока обвыкнись, влейся в рабочий ритм. Анна Холт проводит к твоему месту и выдаст список дел на сегодня.              — Понятно… — тряхнул головой. — Тогда я пошел. А вопросов у меня много, — угадать эмоции женщины так и не удалось, но и давить, расспрашивать больше прямо сейчас уже не хотелось. — И я обязательно их озвучу.       — Жду с нетерпением, — безукоризненно-вежливо. Мэдисон поднялась, снова подхватила планшет и окликнула, когда парень уже огибал ширму: — Зак. Твой отец бы гордился таким выбором.       «Не уверен», — угрюмо мелькнуло в мыслях, но ответом послужил согласный кивок.              По работе в лаборатории даже не проводили особого инструктажа. Нарастало ощущение, что все были смущены присутствием отпрыска Джеймса не меньше, чем он сам, от неловких попыток выразить соболезнование к вечеру уже подташнивало, как и от мелькания непонятных формул и слов в отчетах. Первое столкновение с реальностью лабораторной крысы — иначе это Зак назвать не мог, — прошло не без потерь в виде отсиженной задницы и плывущей головы. То ли из-за того, что давно не был на воздухе, то ли из-за концентрации чужого сожаления и растерянности.       Что со всем этим делать — совершенно непонятно. Наверное, просто надо подождать.              В промежутке между окончанием рабочего дня и ужином, в личное время, Зак вытащился на улицу, прихватив с собой Харона. Тот снова был в шлеме и перчатках, чтобы «не провоцировать», как сформулировала Лайонс. Благо, для хождения по территории не нужно иметь особое разрешение.              Привычный запах Вашингтона, пыли и гари, смешивался с ветром с воды — здесь это сочетание чувствовалось крепче, чем на городской набережной. КПП у моста и небольшой земляной насыпи со стороны Ривет-сити. На самой территории вокруг Мемориала какие-то установки, бочки, ящики… уйма вещей, предназначения которым Зак не мог придумать. Но больше всего его привлекала, конечно, сама очистная установка. Гигантские трубы, каждая больше человеческого роста в диаметре, протянувшиеся из самого Мемориала, почти что лежали на ступенях и заканчивались на мощных железных опорах над Потомаком. Пока безжизненные и пустые, скоро именно они будут наполнять реку чистой водой.              — Как тебе? — Зак кивнул в сторону труб. Отсюда, с мостков на берегу, их было отлично видно. Захочешь, даже рисунок грязи и ржавчины разглядишь, каждый солнечный блик от волн.       — Впечатляет, — голос гуля из шлема звучал ещё глуше. Зак натянуто улыбнулся:       — Да, впечатляет.              Предзакатное время — солнце только клонилось к горизонту, свет жёлто-оранжевый, рваными лучами поверх разрушенного города. Махина Мемориала с уродливыми конструкциями впечатляла.       А что будет, когда заработает?              Зак выдохнул, уселся прямо на металлическую сетку настила.       — Вот и увиделись, — выдохнул. — Знакомься, Харон. Это мой старший брат.