Талион

      Одной из самых больших проблем оказалось отсутствие игр на терминалах.       В условиях непрекращающейся борьбы с мутантами всех мастей, рейдерскими группировками и взбесившейся фауной это было детским лепетом, но от того не становилось приятнее. На чёртовых терминалах не было игр, перспектива свихнуться от тоски казалась всё более реальной, а рабочие дни тянулись до умопомрачения долго.              Архивы, за которые в первый день Зак взялся с энтузиазмом, уже к концу второго не вызывали и тени восторга. Очень быстро стало понятно, что перевод информации с письменных вариантов на голодиски не являлся приоритетной задачей. Да, после запуска установки это поручили бы младшим скрипторам, и разбор скорее всего затянулся бы на неопределённое время, но сейчас, когда проект ещё не запущен, существовало куда больше серьёзных дел, остающихся за пределами доступа пришлого мальчишки.              Поначалу Зак откровенно скучал и пытался поменьше попадаться персоналу на глаза. Сидел в своём закутке, при первой возможности срываясь в комнату или на территорию Мемориала — там на Вашингтон и реку посмотреть можно, хоть какое-то разнообразие. Тяготило не только безделье. Он наблюдал за персоналом, за самой Мэдисон, и понимал: работу дали настолько нейтральную и безопасную, насколько это вообще возможно. Как-то, зайдя в лаборатории раньше времени, ему удалось краем уха зацепить разговор двух сотрудников. Они успели свернуть общение, смазано поздоровавшись и перейдя на другие темы, но основное удалось расслышать: сыну Джеймса не пристало мыть полы и драить сортиры наравне с послушниками, хотя эта работа сейчас была бы куда полезнее ковыряния в архивах.              Даже особо не разбираясь в людях, Зак чуял отношение к себе.              Вот Дженис Каплински: после смерти Джеймса она стала опорой для Мэдисон и о своей начальнице отзывалась почти как о небожителе. Это отношение сквозило в каждом разговоре, хоть как-то касавшемся Ли. А вот к сыну «того самого Джеймса» Дженис относилась с холодной терпеливостью. Кажется, её раздражал сам факт того, что Зак никаким боком не относился к науке. Она поинтересовалась как-то между делом, в столовой, пока стояли на раздаче: как же так получилось? И потом, когда сели за один стол, Зак рассказал, сбивчиво, стараясь не особо смотреть на женщину: химия и физика не шли, как и разделы биологии, и вообще он надеялся пойти в охрану даже после сдачи теста К.О.З.А, предрёкшего какую-то техническую муть. Он чувствовал себя неудобно, как будто действительно был виноват в том, что не пошел по стопам родителей. Выражение лица Дженис с каждым произнесённым словом менялось с заинтересованного на отсутствующе-скучающее.       Сын гения оказался обычным парнем.              То же самое чувствовалось в разных пропорциях и от остальных работников лаборатории.              Анна Холт, та самая, что провела инструктаж в первый рабочий день. Безупречно вежливая и отстранённая: в её торопливости приступить к работе и убраться от угла лаборанта подальше Зак отчетливо видел — для неё он пустое место, по величайшей несуразности принявшее форму ребёнка Джеймса.              Дэниел, местный инженер, и вовсе не скрывал своего отношения. Гордо вздёргивал подбородок, проходя мимо, и при необходимости отвечал так, будто общался с грязным бродягой. Впрочем, для него Зак, верно, и был таким. Даже Гарза, и тот сторонился. Какой-то грязный механик, ничерта не научная элита. Только Алекс Даргон не излучал недовольство: он до сих пор выглядел более всех подавленным смертью Джеймса, что вызывало у Зака волну раздражения. Какого черта чужак скорбит, а он сам — не может?              «Ради этого человека проект прервали почти на двадцать лет», — неслышно разливалось в воздухе. Никто не говорил этого вслух, но некоторым вещам необязательно быть озвученными.              Сначала он злился. Глотал недобрые слова, даже есть нормально не мог, ворочался до упора, чтобы на следующее утро приходить на рабочее место ещё более разбитым и угрюмым.              Уже на четвёртые сутки Зак стал скучать по ежедневной чистке оружия. Не хватало ощущения в руках, мерного, успокаивающего действа, запаха оружейной смазки, спокойной перенабивки магазинов. Приходя в комнату после рабочего дня, он просто влезал на верхний ярус кровати и пялился в потолок. С Хароном особо не поболтаешь, ни возможности напиться, ни закинуться успокоительным или снотворным — Братство отняло всё.              На пятый день начало мутить от замкнутого пространства, на шестой — от однообразной работы и отсутствия общения. Зак уже всерьёз обдумывал рассказы Харона об усовершенствовании пип-боя, прозвучавшие ещё чёрт знает когда. Ленивые размышления отвлекали от насущных проблем. Гражданская и армейская версии VATS, перепрошивка… Как получить к этому допуск, если сидишь, как крыса под колпаком? А потом этим добром ещё научиться управлять, а значит, кроме самой возможности усовершенствования нужен допуск к тренировочному процессу.              Тревожные, бессонные ночи Зак проводил за обдумыванием: сначала просто чтобы занять себя, потом — всерьёз, решив, что это правда неплохая идея. Только как? Убедить Братство, что останешься с ними? Но оставаться ради техники — не лучшая идея. Где-где, а среди вояк Зак себя не представлял.       Хотя ровно так же не представлял себя посреди Пустошей ещё несколько месяцев назад.              Братство Стали — крепкий орешек, просто так не подступишься, но сдаваться Зак не собирался. Что-то сродни азарту возникло внезапно, но укрепилось постепенно: и от тоски по привычной работе, и от интереса. У них технологии и знания, недоступные ранее виды брони и оружия. Зак понятия не имел о философии Братства, но слышал выпуски от Тридогнайта, восхваляющие этих ребят, видел серьёзный подход к делу и их техническое оснащение. Недоступные для простого жителя Пустоши знания и возможности — разве они не стоят того, чтобы немного попотеть? Да и места безопаснее не найти. Даже если будешь переть в первых рядах на супермутантов — знаешь, что не один, знаешь, что поддержат и вытащат в случае чего. Не потому, что платишь деньги за найм, не потому что сдерживает контракт, а потому что они — долбаное Братство. Плечо к плечу. Совершенно недоступная для Зака роскошь полного доверия к братьям по оружию.              На утро восьмого дня он пришел к Мэдисон.       Доктор Ли сидела за столом, спиной ко входу: идеально ровная спина, расправленные плечи… Она набирала что-то на терминале, то и дело поглядывая на разложенные по столу бумаги, и иногда раздражённо постукивала мыском туфельки по полу.              Мэдисон не сразу услышала, как Зак подошёл — вздрогнула всем телом и обернулась на короткое покашливание. На долю мгновения, какие-то миллисекунды ему показалось, что она смотрит на него, а видит Джеймса. На сером от постоянного недосыпа лице мелькнула надежда — короткая вспышка радости, столкнувшаяся со стеной запоздалого узнавания.       И почему-то от этого стало ещё поганей, чем от всей прошедшей недели.              — Зак, — она как всегда говорила ровно. Подхватила разбросанные по столу листы, собрала в стопку. — Что-то хотел?              Он хотел попросить о переводе на другие задания, о возможности тренироваться наравне с послушниками, но эти несколько секунд поменяли приоритеты. Зак обошел женщину, опёрся бедром о край стола — вольность, не укладывающаяся в рамки официального общения.              — Мэдисон, — подумал еще, что лучше было бы назвать «доктор Ли», но поздно. Да и поможет подчеркнуть, что намерен повернуть разговор в более личные области. — Вы обещали мне ответы на вопросы. Я пришёл за ними, — с легкой полуулыбкой. Немного вежливости, прежде чем вломиться, куда не просят. — Расскажите про отца?              И это тоже наглость — ещё одно вторжение в личное пространство. Заку даже не был по-настоящему интересен её рассказ. Зато куда интереснее было что и как эта женщина из чужого прошлого станет рассказывать. Появится ли на её лице снова то самое выражение, призраком мелькнувшее чуть ранее? Непрошенная ревность к Джеймсу. Почему она смотрит на него так?              — Не думаю, что сейчас лучшее время, — Ли отложила документы в сторону и поднялась с места. Даже не намёк — отказ говорить прямым текстом.       — Вы так же в прошлый раз сказали, — Зак и не думал отходить. Прошла неделя, и ждать дольше — остаться без ответов вовсе.              Он заметил, как женщина упрямо сжала губы и сощурилась — тонкой сеточкой расползлись по лицу морщины. Полшага не расстояние, чтобы спрятать растерянность. Иногда такое выражение появлялось на лице отца, и именно его перенял в своё время сам Зак. Внезапная мысль: а что, если это все от неё? Не от Джеймса, не от матери, а от оставленной на Пустошах Ли и привычка щуриться, и поджимать губы? Перенятая сначала отцом, потом сыном? Тряхнул головой, отгоняя наваждение. Пришлось отвлечься на изучение собственных пальцев.              — За эту неделю я понял, что к отцу здесь относились с особенным уважением. И вам, как другу, сейчас так же непросто, как мне. Я в душу лезть не буду. Не хотите говорить? Понимаю. Мы знали его в разных условиях и в разное время. Мы с вами друг другу никто, но вы наверняка видите: мне в лаборатории не место. Да отец сам мне даже пробирки в руки не давал — я в детстве чуть не разбил опытные образцы, когда пролез в лабораторию. И архивы… да ладно, серьёзно?       На узких губах женщины мелькнула сдержанная улыбка, и Зак ухватился за неё как пес, продолжая говорить:              — Я, может, не ученый, но не слепой и не глухой, — сцепил пальцы в замок. — Не буду говорить, что с радостью бы пошел драить сортиры, только чтобы не болтаться на шее, потому что это неправда. Я бы… может, как-то меня можно перевести? Да хоть на обучение с послушниками? Может, пригожусь. А работу по архивам могу выполнять пару дней в неделю — с объемами справлюсь. Может, можно за меня попросить?              Мэдисон коротко кашлянула:       — Здесь спокойное и безопасное место. Не думаю, что Джеймс хотел бы, чтобы его единственный ребёнок вставал в ряды Братства и шёл на передовую.       Зак прикрыл глаза, проглатывая едва не сорвавшуюся с языка грубость. Джеймс мог хотеть или не хотеть очень многого, но случилось уже определённо больше, чем он планировал.              — На обучении с послушниками точно безопаснее, чем вдвоём с наёмником в Пустошах. Да и в лаборатории, — выдавил улыбку, — опасность раздолбать что по неосторожности и порезаться насмерть пробиркой всё ещё велика.       Кислая, неловкая шутка должна была внести хоть немного лёгкости в тон разговора. Но доктор Ли не поддавалась так просто:       — Они не берут любого желающего. И точно не станут тратить силы и время на того, кто всерьёз не планирует встать в их ряды. Не просто до запуска Очистителя, а бессрочно, — женщина вскинула брови и, помедлив, присела на край стола рядом с Заком, уже знакомо скрещивая руки на груди. Он чувствовал тепло её тела в паре сантиметров от себя, и голос казался более глухим и низким. — Зак, — Мэдисон даже не поворачивалась, смотрела куда-то вперёд. — У тебя есть разрешение от Сары Лайонс находиться здесь до запуска. Что дальше? И не говори мне сейчас про Братство. У тебя, скорее всего, были какие-то планы.              Зак дёрнул плечом. Плохой вопрос.       — У меня есть бар в городе гулей, слышали, может быть? В Подземелье. Есть… типа… учитель в Мегатонне. Наверное, я бы мог заняться торговлей, если там всё к чёрту не скатится. Я же не предупредил, что ухожу.       «Некрасиво получилось». Выдохнул, продолжил, растеряно уставившись перед собой. Вот бы уметь как Харон — держать всё при себе, да так, чтобы на лице и тени эмоции не мелькнуло.       — Бар обставлю получше. Мы прибрались немного, и одна девушка хорошую идею подкинула, — снова замялся. Да, девушка. Гуль. А ведь в «Девятом Круге» действительно могут решить, что что-то случилось. Они с Хароном просто пропали, никаких вестей. Только Мэдисон не надо об этом знать, да и никому из внешнего мира. Не их дело. — В общем, если не срастется здесь, вернусь туда. Дела проверить, и всякое… такое.              Замолк. Бар, не бар… какой смысл? Смысл притворяться, что хоть где-то и кому-то нужен. В Мегатонне никто не ждет, в баре… так он на Харона записан, отпустить гуля заправлять делами, а контракт можно и не отдавать — на всякий случай.              — А если срастётся, Харона оставлю с баром работать, а сам сюда. Почему бы и нет?       — Потому что служба в Братстве — не пробка, которой можно заткнуть отсутствие планов на жизнь.       Зак невесело хохотнул, повернулся к женщине:       — А, по-моему, отличная пробка. По крайней мере, попробовать стоит.       «У вас же получилось».       Кому-то Братство, кому-то научные проекты, а кому-то — ненужные дети.              — У отца был смысл жизни в этом, — махнул рукой перед собой. — Вы меня спрашиваете «что дальше», откуда мне знать? Он тоже план строил, и где сейчас? Да и вы сами что? Продолжите сотрудничать с Братством или возьметесь за свои проекты? На сколько вам подписали разрешение находиться в лаборатории?              Мэдисон смотрела странно, искоса, будто изо всех сил старалась разглядеть что-то, но никак не могла:       — Отец, похоже, не рассказывал, что отвечать вопросом на вопрос — дурной тон.       — Он мне вообще много чего не рассказывал. О вас, например — ни слова. За все девятнадцать лет.              Он надеялся вызвать хоть какую-то реакцию, но Ли только немного отклонилась назад, а лицо даже не дрогнуло:       — Вот это воспитание, — фыркнула чему-то своему. — Ты можешь попытаться обратиться к Саре Лайонс. Сомневаюсь, что без её указания тебя допустят к тренировкам. Я просить за тебя не стану, потому что не считаю всё это хорошей затеей. Но подтвержу намерения, если моё мнение будут учитывать. Это тебя устраивает?              Зак ответил таким же внимательным взглядом, и на простоватую, открытую улыбку отца сбился из желания уязвить — добиться хотя бы какой-то реакции Ли на знакомые черты:       — Устраивает, — легко оттолкнулся ладонями от столешницы, поднимаясь. Пора на рабочее место.       — Стой, — она окликнула уже в спину, когда почти обогнул ширмы, отделяющие от основного помещения. — Вернись сейчас же.              Зак обернулся и с удивлением увидел, как док Ли открывала один из шкафчиков — такие же были по всему Мемориалу.       — Забирай, — она повернулась, удерживая в руках бумажный свёрток: вроде бы среднего размера коробка, упакованная в желтоватую бумагу. — Развернёшь в комнате. Прикрой одеждой, когда будешь выходить. — На молчаливый вопрос ответила: — Это голодиски. Дневники твоего отца, кое-что двадцатилетней давности, кое-что из последнего. То, что мне удалось найти. Вероятно… записи расскажут тебе куда больше, чем смогу я. Всё, иди.              Она разжала пальцы и ушла. Зак смотрел ей вслед ещё пару выдохов, и ушел к рабочему месту, отложив свёрток на край стола и предусмотрительно прикрыв бумагами сверху. Он до самого вечера отсиживался в своём углу, откровенно зависая над ненавистной документацией, тонул между строчек, перечитывал одно и то же по несколько раз, чтобы разобрать расплывающиеся слова и числа. Мыслями он уже был в том моменте, когда начнёт прослушивание, и может быть там, среди записок, узнает что-нибудь важное, что-то, что Джеймс не осмелился сказать за всю жизнь в Убежище.              К рыцарю Уилксу Зак пошёл этим же вечером, решив не затягивать. Все равно от запроса до встречи с Лайонс пройдет какое-то время. Вопрос не первостепенной важности.              Повезло — застал мужчину на месте дежурного. Сходу спросил, возможно ли встретиться с Сарой Лайонс, но разве Братство оставалось бы собой, будь всё так просто? Пришлось вкратце рассказать и о теме разговора, и о собственном мотиве — это не касалось непосредственно Уилкса, но было необходимо для рассмотрения просьбы. Что думал сам рыцарь осталось загадкой: мужчина ни одной интонацией не выдал себя, а Зак решил не напрашиваться на откровенные разговоры.              Уже в комнате, выгрузив голодиски на стол, он пояснил сидевшему на нижнем ярусе Харону:       — Дневники отца.       Гуль раздумывал едва ли пару секунд:       — Могу прогуляться до столовой в шлеме.       Удивительная тактичность для того, кто по большей части игнорирует всё, кроме приказов.       — Не надо. Сам схожу. Тебе нельзя лишнего мелькать.              А ведь это даже хуже Подземелья, где Харон сидел месяцами. Там хоть что-то менялось: посетители, обстоятельства, при которых их вышибать, задания от Азрухала, в конце концов. А тут комнатушка в четыре могилы размером, и противный мальчишка в соседях, все разговоры с которым сводились к какой-нибудь лаже. Может, и правда, отправить его в Подземелье… сейчас не выпустят, а по завершению работ — вполне. Пусть делами занимается, будет почти как обычный человек. Гуль. Бар свой, девчонки рядом. Уродливые, конечно, но славные. Действительно славные.              — Прикинешься, что не слышишь? — Зак бледно улыбнулся, на мгновение отвлекшись от изучения надписей на дисках. Записи по проекту «Чистота», личные заметки, все тщательно пронумеровано. Только один диск без номера, подписанный размашистым отцовским почерком «счастливая пора», его Зак отложил в сторону. — Но уши не затыкай. Ты же меня знаешь, опять начну «Харон, а я вот подумал», «Харон, а что ты скажешь».              — У меня нет ушей, — хмыкнул громила в ответ. — Не заткну. Задачу понял.       Дурацкий юмор напарника был, пожалуй, лучшим, что случилось за день.       Сгоняв в столовую и расправившись с едой, Зак скинул обувь и, подхватив «личные заметки по проекту „Чистота“ — 1» забрался на второй ярус кровати. Щелчок вставшего в проигрыватель голодиска, и из динамика полился голос Джеймса, совсем как настоящий:       — Что ж, снова здравствуй, проект «Чистота». С момента моей последней записи прошло почти двадцать лет…              Следующие два дня ничем не отличались от предыдущих. Зак приходил в лабораторию, ковырялся в архиве, а по возвращению в комнату, едва разобравшись с едой и перекинувшись с Хароном парой фраз, с головой уходил в прослушивание голодисков.              Записи были короткими, но на прослушивание уходило много внутренних сил. В первый вечер он едва справился с личными заметками — все они относились ко времени после Убежища и освещали фрагменты событий с самого выхода на поверхность до последней вылазки. Запись за записью, Джеймс рассказывал, как добрался до заброшенного Мемориала, как смог в одиночку запустить один из генераторов, которого хватило только на аварийное освещение. Он терпеливо, будто доказывая самому себе, говорил, что, похоже, не справится без помощи Братства Стали, но следующая после этого запись была сделана уже после разговора с доктором Ли. Очевидно, это было их первой встречей за последние девятнадцать лет.              Голос Ли на записи ничем не отличался от настоящего, но с Джеймсом она говорила совсем не так спокойно, как с самим Заком. Док удивляла: она была против возобновления проекта, против привлечения Братства Стали. Кажется, даже сам факт появления Джеймса в лаборатории ей не нравился. По крайней мере, сначала удивления, а потом и раздражения в голосе было с избытком.       Она говорила «тебя не должно быть здесь» и «ты оставил его», имея ввиду, конечно же, проект, но Заку казалось, что Ли говорит про оставленного сына, что она каким-то немыслимым образом на его стороне. Эту запись он прослушал несколько раз, иногда прогонял мысленно, чуя, что есть еще что-то между строк, важное, но неуловимое.       Правда, ничего о себе так и не услышал.              Разговор с Сарой Лайонс состоялся на третий день, что очень удивило Зака — он уже почти перестал надеяться. Удивило и то, что Сара решила говорить без свидетелей.       — Мне сообщили о твоём желании перевода из лаборатории, — она не стала садиться, и парень последовал её примеру. — Чем это вызвано?              Зак откашлялся в сторону — короткая заминка, чтобы подобрать правильные слова.       — До запуска Очистителя с архивом я справлюсь, даже работая пару дней в неделю. Хотел бы использовать остальное время с большей продуктивностью, — отвечая, он чувствовал себя бросающимся с моста в реку. Сейчас она или согласится, или отправит обратно в архив до завершения работ, а потом пиши пропало. Другого шанса не будет. — Хотел бы тренироваться с послушниками, если это возможно.              Она помедлила совсем немного:       — В данный момент Братство не нуждается в новобранцах. В лаборатории все условия для комфортной работы. Для чего тебе это?              Чем-то это походило на первые часы появления в Мемориале. Тоже тот ещё допрос — сначала доктор Ли, теперь Сара, и снова приходится доказывать и обосновывать. Не привык к такому. Что в Убежище, что на Пустошах, единственно верным обоснованием всегда было «хочу». Захотел учиться у Джерико, пробился, захотел бар — устроил себе бар.              — Даже болотникам ясно, что я нахожусь здесь только из уважения к отцу, никакой объективной пользы не приношу. Прошу верно меня понять…— говорил, как шёл по тонкому льду. — Уверен, что могу пригодиться где-то кроме архивов. После выхода из Убежища я неплохо научился стрелять и выживать. Не мастер, но схватываю на лету. Понимаю, что на обучение нужно время, но в итоге я бы смог участвовать в более серьезных работах, а не просиживать задницу за терминалом. Безделье в такое время, это даже… унизительно. И именно поэтому прошу зачислить меня к послушникам.              Последнее заявление было рисковым. Звучало нагловато, учитывая, что ему действительно создали все условия для комфортной жизни на проекте, а он смеет говорить нечто подобное. Когда Сара заговорила, нервы уже были натянуты до предела — еще пара секунд, и лопнули бы струнами.              — Желание похвально. Но ты должен понимать: чтобы быть по-настоящему полезным, ты должен и после запуска установки находиться в рядах Братства Стали.              — Я понимаю, — внешнюю уверенность удавалось сохранять с большим усилием. — И осознаю, что должен выложиться на все сто. Только попрошу короткую отсрочку после запуска: передам все дела напарнику, проведаю друзей и вернусь.       Сказал, и как камень с души упал… а на его место свалился новый, и почему — сложно понять. Вроде бы обдумывал, вроде бы решился, и ни одного повода оставаться «вольным», а так погано на душе…              Сара кивнула, даже улыбнулась — коротко, но как-то открыто, на мгновение становясь той, какой должна была быть — просто красивой девушкой. Но иллюзия сошла вместе с улыбкой на её губах:       — А это уже другой разговор. Я учту твои слова и подумаю, что можно сделать.       — Спасибо.              Ещё сутки после разговора Зак не находил себе места. Хотел обговорить всё с Хароном, но никак не мог осмелиться. Собственная мотивация казалась слишком зыбкой, а мир вокруг — слишком опасным. Ленни и док с их заказами, ездящий по мозгам Берроуз, проблемы, неразрешённые противоречия и обиды, самостоятельное принятие решений — к чёрту всё это дерьмо.              Ответ от Сары Лайонс пришёл на следующий день.       Паладин Хосс появился в лаборатории в середине рабочего дня, застав Зака за унылым перелопачиванием документов. Он окинул закуток лаборанта взглядом и сразу перешел к делу:       — С этого дня я твой куратор. Теперь ты тренируешься с группой послушников рыцаря Уилкса, — на стол перед Заком лег заполненный формуляр со списками брони и оружия. — Сегодня до конца рабочего дня зайдешь в арсенал, получишь форму, броню, оружие и персональный шкафчик. Завтра встаешь по общему расписанию. В шесть побудка, разминка с твоим отделением, завтрак и занятия. Вопросы?              С места в карьер. Как холодной водой окатили: вроде бы готовился, а новость всё равно оказалась неожиданной. Уже утром к послушникам, теперь не пойдешь на попятную. Зак почуял, как дрогнули колени — хорошо, что остался сидеть… И вскочил тут же, сообразив, что со старшим по званию, очевидно, такая расхлябанность не дозволена.              — Я должен буду отрабатывать дополнительно здесь, в архивах?       — Нет, — почти без паузы. — Что касается твоей легенды: на вопросы о своем нахождении здесь не отвечай, ссылайся на приказ командования. Закрой и передай все дела в лаборатории и не опаздывай на построение.              Хосс ушел без лишних разговоров, а Зак, с трудом дождавшись, когда затихнут его шаги, сгреб разобранные документы в отдельную стопку, выключил терминал и поспешил к Мэдисон — всё-таки именно она отвечала и за научных сотрудников, и за лаборантов. Уже на подходе он почти нос к носу столкнулся с Анной Холт и, даже не обратив внимание на строгое «Не носись здесь», почти оббежал ширму, отделяющую от общего помещения.              — Меня переводят, — с ходу широко улыбнулся, демонстрируя выданный Хоссом формуляр. Ли подняла взгляд, уставилась на бумагу, на лицо парня, и натянуто улыбнулась в ответ:       — Уже известили. Мои поздравления, ты добился чего хотел, — радости в тоне не слышалось, но плевать. Он действительно добился чего хотел, и никакая подруга отца с красными от недосыпа глазами не могла испортить настрой. — Судя по всему, ты бы хотел закончить свой рабочий день раньше. Что же, отпускаю. Нужно что-нибудь ещё?              — Нет, — кривая улыбка вылезла сама собой. — Пришёл попрощаться.       — Здесь не прощаются, — заправила локон за ухо, возвращаясь к прерванной работе, и добавила, уже не поворачиваясь: — И да, Зак, сдай рабочее место Дженис Калпински.       — Понял. Тогда до встречи, — почему-то простая новость о переведении на тренировки, высказанная вслух, окончательно утвердила в мысли: всё идет как надо. Хотя сдержанная реакция Мэдисон почему-то изрядно злила. Он-то ожидал хоть что-нибудь, или сожаления, или хотя бы разговора подольше — любого более яркого проявления участия к судьбе сына старого друга.              В лаборатории не стал задерживаться дольше необходимого. Быстро передал дела, показал Дженис составленные архивные таблицы, список оформленных документов, и пошел прямиком к арсеналу, даже толком не попрощавшись ни с кем, кроме дока Ли.              В арсенале тоже пробыл недолго: рыцарь Колтон, ответственный за выдачу, обвёл фигуру новобранца намётанным взглядом и выдал комплект формы по размеру. То, что Зак чуть раньше принял за комбинезон, оказалось курткой и штанами. Отдельно выдали элементы брони: защиту ног и рук, наплечники и воротник, бронежилет, подсумки, и уже после — оружие. Стандартный автомат, пистолет, имитатор ножа — первоначальный набор немного разочаровал. Он-то надеялся, что удастся подержать в руках энергооружие, но новичкам оно было не положено. Уточнять, почему именно, Зак не стал, хотя и подозревал, что сперва обучали владению огнестрельным. В заключение всего предоставили место для хранения: один из шкафчиков в помещении при арсенале, где будет храниться всё выданное добро.              В комнату Зак добрался непривычно рано, со слегка дрожащими от подскочившего адреналина руками. Впервые за долгое время он и сам пожалел о том, что отец не рядом. Ему бы это действительно понравилось.       — Как дела? — вопрос задал с порога, чтобы гуль не заговорил первым, не поинтересовался, что такого произошло, что наниматель пришёл до конца рабочего дня.              «Как дела» ввело Харона в настоящее замешательство. Он молчал пару мгновений, прежде чем сухо выдать «Нормально» и уставиться своими светлыми, почти прозрачными глазами. Сколько таскаются повсюду вместе, а привыкнуть к этому взгляду так и не получилось.              Как начать разговор — черт его поймет, потому Зак, навернув пару кругов по комнате, уселся на койку рядом с гулем, сцепил пальцы в замок:       — Меня переводят из лабораторий. С завтрашнего утра тренируюсь с послушниками, — и неловко пояснил, чувствуя смутную вину за то, что не рассказал раньше. — Помнишь, ты говорил, что у Братства есть возможность усовершенствовать VATS? Сначала я думал над этим, думал, как можно добиться, и по всему вышло, что чужаку такого подарка не сделают, а значит, надо пробиться к ним в ряды. Ну, а потом…              Лицо молчащего Харона очень красноречиво говорило: «парень, ты же понимаешь, что не сможешь уйти просто так, когда получишь желаемое?»              — Да, я знаю, — ответил скорее сам себе. — Понимаю, что это дерьмо может затянуться надолго, может быть, даже на всю жизнь, — замолчал, смакуя сказанное. «Затянуться на всю жизнь» — звучало одновременно чудовищно и совершенно никак. «Вся жизнь», это слишком абстрактно, слишком долго. На Пустошах даже не знаешь, что будет завтра. С этой точки зрения Братство выглядело хотя бы немного стабильно. — На самом деле не думаю, что останусь здесь так надолго. Хотя… если абстрагироваться… это ведь неплохая идея.              Харон хмыкнул, качнул головой, но на удивление не стал отмалчиваться:       — Неплохая идея? Да. Для тех, кто посвятит этому всю жизнь. Надумаешь дезертировать, придется перебраться в место, где нет Братства, или искать пластического хирурга, что равнозначно самоубийству.              Зак потер подбородок, морщась:       — Разберусь по ходу. Может мне и правда понравится? Почему нет? Не надо носиться по Вашингтону и думать, как ещё заработать на жратву и оружие, не надо думать, что делать завтра, не надо заниматься сомнительными делами.              — Ну да, сомнительные дела, — Харон усмехнулся, но не стал разворачивать тему, а Зак предпочел сделать вид, что не слышал.              — И потом… Они вроде бы делают что-то важное. Это тоже… хорошо, — провел пятерней по затылку, растрепав отросшие волосы. Сбрить надо к чертям. — Очиститель вот, снабжение водой, зачистка от супермутантов… Неплохо же? Я тут думал, что делать с тобой.              Вопрос завис в тишине.       Зак повернулся, упираясь спиной в стену — потянул с ответом специально, рассматривая морду гуля. Обычно совсем невыразительная физиономия сейчас выдавала заинтересованность:       — И что надумал?              — Контракт продавать не буду, если ты об этом, — сощурился, пытаясь разглядеть отклик на свои слова, но лицо Харона снова окаменело. — И тебе не отдам. Я думал… — неопределенно махнул рукой. — Вернёшься в Подземелье, бар записан на тебя, будешь хозяином. Приглядишь за всем, с делами разберёшься, придётся, конечно, из города выбираться, поставки, все дела…       — Я наёмник, а не делец.              — Придётся, — Зак пожал плечами. — Придётся совмещать. Грета, конечно, славная, но ей я не доверяю. Берроузу? Да он оттяпает бар вместе с руками, стоит только отвернуться. Да прекрати! — вскинулся. Хочешь как лучше, а он выпендривается. Не нравится ему быть хозяином бара. — Хорошо же. Не будешь просто стоять в углу, своё дело, место отличное… Что? Ты же сам всегда говоришь — «контракт», «выполнять приказы». Вот мой приказ, рулить баром, в чем проблема?              Терпеливые, спокойные глаза, и молчание в ответ. Против приказа не попрёт, но видно — не в восторге.       — Я не хочу оставаться в Братстве навсегда. Пока не хочу. Поэтому… — на то, чтобы подобрать слова, понадобилось время. — Если решу оставаться, отпрошусь на пару дней, отдам тебе контракт и делай что хочешь. Захочешь, останешься в баре — он твой. Захочешь, найдешь нового нанимателя. Что ты там… про цель жизни говорил.              Сейчас, глядя на напарника, Зак вспомнил его слова. «Что ты будешь делать?» — «Найду нового нанимателя».       В эту концепцию не вписывался ни бар, ни личные решения, ничего кроме порции приказов от другого человека. Зака, не Зака, не важно. На его месте может быть любой. И это даже… обидно.              — В любом случае вернусь и скажу. Просто подожди немного. После окончания работ на Очистителе тебя смогут выпустить из Мемориала. Потом в баре пару месяцев…       Неловко получилось. Вроде хотел как лучше, а вышла ерунда какая-то.              — Ты должен меня понять, — нахмурился, отводя взгляд, и тупо повторил снова: — Должен понять. Тебе нужен наниматель, помню. Но если склеится с Братством… черт подери, я останусь здесь. Устал думать, устал бегать. Не хочу.              — До возвращения быть в баре? — глухой голос. Без ухмылок, без попыток поддеть, без ненужных споров. Дождавшись согласного кивка, Харон выдохнул: — Принято.              Следом выдохнул и Зак: он не сомневался, что за недолгий разговор гуль просчитал развитие событий и нашел исход приемлемым для себя.       — Что делать в случае задержки?              Хотелось сказать «ждать дальше», но, только глянув на облезлую морду, Зак проглотил эти слова. Подумал, нехотя процедил:       — Год. Если не вернусь через год, можешь считать, что контракт твой.       Долгий внимательный взгляд. Кивок:       — Понял.              И снова неловкая тишина. В этой проклятой комнате не хватало хоть каких-нибудь звуков.       Зак полез в пип-бой, врубил радио, и бархатистый голос певца заполнил собой пространство: «If I didn’t care, more than words can say, If I didn’t care, would I feel this way…»       Не помогло.              — Не будешь меня убивать, когда закончится контракт? — вроде бы шутка, а вроде и заноза, сидящая внутри.       — Он закончится, если ты не вернёшься через год, — Харон почти беспечно пожал плечами. — Не буду, если не учудишь до запуска Очистителя ничего такого, за что тебя стоит найти.              — А как насчет уже сделанного? — косая усмешка.       В поток мыслей вторглось мягкое напевное: «If I didn’t care would it be the same?», и Зак выключил аудио, снова погружая комнату в тишину. Мелькнули перед глазами лица расчленённых рейдеров и их мертвой подружки, оставленного в лазарете тёзки, и той семьи из Андейла.              — Посмотрим. У тебя время до конца месяца и еще год сверху, — с Хароном никогда не поймешь, серьезно говорит или шутит. — Всё в твоих руках.       — Мог бы сказать: Зак, конечно нет, ты же такой охренительный наниматель, — фыркнул. — Ладно, сиди, схожу за едой.              О некоторых вещах лучше не говорить и не вытаскивать наужу.       — Эй, — сиплый голос за спиной. Зак обернулся: что, неужто скажет что хорошее? Секундная заминка. — Захвати что-нибудь почитать, если будет возможность.              Нет конечно, с чего бы.       Зак сморгнул. Вот это перевёл тему так перевел.       — Хорошо, будет взятка. Книга в обмен на жизнь, — и закрыл за собой дверь, выбираясь в коридор совершенно растерянный и дезориентированный.              Тем вечером возможность найти обещанное не выпала. Он как обычно провозился половину ночи, борясь с искушением расспросить всезнающего Харона, что ждёт на построении, и только взыгравшая гордость, упрямо твердившая: «всё сам поймешь» не дала раскрыть рта.              По утру вскочил даже раньше нужного, боясь опоздать. В коридорах повезло столкнуться с Уилксом, а уже у него на ходу поинтересоваться что делать. Рыцарь был до предела лаконичен: «на построении узнаешь», и больше Зак не дергался, плюнув — как пойдёт, так пойдёт.              В условиях нехватки свободных помещений и неспокойной обстановки на поверхности построение проходило в казармах. Вытянутое помещение, заставленное койками, с проходом по центру, достаточным для того, чтобы послушники выстроились в две шеренги. В первый момент растерявшись, Зак отошел к самому дальнему краю, на небольшом расстоянии от одного из рядов. Его ещё не определили никуда конкретно, и короткое указание Уилкса намекало на то, что всё решится именно сейчас.              Страх облажаться окутал рассудок.       Они все были, как на подбор: пусть разного роста и комплекции, но вышколенные, стоящие ровно, глядящие прямо перед собой. Зак боялся косых взглядов и шепотков, а оно вон как: никто даже не смотрит, что есть посторонний, что нет его.              — Равняйсь! Смирно! — чёткий, громкий голос сержанта заставил подобраться, расправить плечи и уставиться перед собой в попытке повторить за остальными.       А дальше заговорили послушники. Первым отчитывался стоящий в начале шеренги по правую руку: «Первое отделение, десять человек, раненых и больных нет, все в строю». Зак покосился на него: высокий и крепкий на вид, короткая стрижка, сосредоточенное скуластое лицо. Следом за ним отчитался другой, из второго отделения. На сидящий в голове нервный вопрос: «а что дальше-то», очень скоро был получен ответ.              — У тебя пополнение в отделении, — Уилкс обратился к командиру первого отделения, и бросил только короткий взгляд в сторону новобранца: — Послушник Зак, встать в строй.              Тело среагировало быстрее, чем ум. Он нашел себя в конце строя, даже ещё не осознав: вот теперь точно всё, учеба началась.              — Ты причисляешься к первому отделению учебного взвода отряда Джефферсона Столичного Братства Стали.       Все дальнейшее он слышал как в тумане от волнения.              Первым делом после построения пошли на разминку. Зак шел в хвосте отделения, чувствуя себя, как пятая нога у собаки — никому не нужной обузой, и игнорирование остальными послушниками, случайное или целенаправленное, только усугубляло ощущение. Казалось, что всё не так: и бежишь не так, и смотришь не туда, и даже дышишь не в такт.              Комплекс упражнений на разминке немного приподнял боевой дух: всё это он уже делал — Джерико, выходит, гонял с умом. Буксовать он начал только под конец, но не успел расстроиться по-настоящему, а завтрак, впервые в составе нового отделения, вообще помог выдохнуть.              К нему подсел сам командир отделения, тот скуластый парень, что отсчитывался на построении первым.       — Новобранец, — он едва ли был много старше Зака, но выглядел куда более собранным и уверенным. — Зак, верно? Я Форд, твой командир отделения. После ФИЗО сдашь мне нормативы. Ты пролетел мимо этого этапа, но до сдачи работать со всеми наравне не будешь. Завалишь — пойдёшь на выбывание.              Зак согласно кивнул, стараясь не обращать внимание на пристальный взгляд. Интересно, этот командир в курсе, кто он такой? И каковы вообще условия присутствия в послушниках? Только теперь дошло, что договорённость с Сарой была не стопроцентной: он сам обещал выкладываться на все сто процентов, чтобы не облажаться, и вот, первый шанс предоставлен совсем скоро.              — Надо — сдам. — Задумчиво ткнул ложкой кашу. — Что ещё нужно… командир?       — Возьмёшь литературу по списку для самостоятельного изучения. Оглашу в течение дня. В конце недели проверю, — сощурился. — Сегодня приведёшь свой вид в соответствие с Уставом Братства.              Короткая заминка. А что не так с видом? Зак нахмурился, соображая: форма есть, всё по размеру и подогнано. Видимо, увидев непонимание, Форд разъяснил:       — Гнездо с головы сбрей. Чтоб к вечерней поверке выглядел, как человек.       — А когда лучше? — потер лоб.       — Меня не колышет когда, — не сказал, отрезал. — Выполняй.              До конца завтрака вопросов Зак предпочитал не задавать. Он не был уверен, в курсе ли сослуживцы о его происхождении, но упорно казалось, что предательское «сын ученого» и «взят по блату» мерцало над головой неоновыми огнями.              Вся первая часть дня до обеда прошла за занятиями по теории. Лекции читал сам рыцарь Уилкс, и первым, с чего он начал, было повторение курса молодого бойца в честь новоприбывшего. Зак опасался, что это вызовет волну неудовольствия, но послушники встретили тему вполне благожелательно: повторять уже пройденное здесь было своеобразным отдыхом. Но не обошлось и без вопросов с подковыркой.              — Послушник Блэнк! Семь шестьдесят два и пять пятьдесят шесть. Какой патрон убойнее?       — Семь шестьдесят два, сэр!       — Семь шестьдесят два. Послушник Олби!       — Семь шестьдесят два по останавливающему и пять пятьдесят шесть по убойному, сэр!       — Послушник Блэнк сегодня вне очереди чистит сортиры. Послушник Олби помогает. По останавливающему не спрашивали, отставить умничать.              Негромкий смех был пресечён сразу же — спокойный и понятливый рыцарь-сержант Уилкс ненавидел нарушения порядка.       И по убойности, и по останавливающему действию рыцарь прошелся ещё раз, снова поднимал послушников, прогоняя по характеристикам. После первых парней, отправленных в наряд вне очереди, остальные проявляли чудеса: ни одной ошибки. Зак слушал их, и со смесью довольства и стыда понимал — известно ещё далеко не все, придётся поднапрячься. Его самого в первый день не трогали, давая скидку на зачисление позже остальных. Долго халява не продлится, но за возможность притереться в относительном спокойствии он был благодарен.              На обеде подсел за общий стол отделения, и соседи приняли его присутствие, как должное. Познакомились коротко — обмен именами, но никаких подколов, как будто действительно ничего о нём не слышали. Никаких неудобных вопросов и лишней болтовни. На короткое время удалось даже расслабиться — просто пережёвывать еду, и ни о чём не волноваться, но очень скоро мысли переметнулись к попытке понять, куда именно приткнуть «приведение внешнего вида в соответствие с уставом». На еду выделялось не более получаса, далее по плану предполагалось ФИЗО — несколько часов тренировок, до самого ужина, а потом еще сдача нормативов Форду. По всему выходило, что стрижку надо впихнуть куда-то во время посещения душевых.              Решив это для себя, некоторое время Зак даже смог просидеть в полном спокойствии, но затишье перед бурей было недолгим.       Буря та звалась ФИЗО.              Если на утренней зарядке Зак чувствовал себя в своей колее, то теперь уже через полчаса настоящих занятий понимал — сдохнет, не дождавшись отбоя, прямо во время очередного круга бега-отжиманий и подтягиваний. Как назло, в момент передышки рядом возникал Форд, и рычал над ухом до тех пор, пока Зак не выполнял норму. Хуже всего пришлось под конец, когда отжимались всем отделением: в ряд, по очереди. Пока отжимается один, другие ждут в нижней точке — а долбаные статичные нагрузки одно из того, что всегда давалось особенно сложно. И ладно бы всё проходило в один круг, или хотя бы с перерывом. Ничерта подобного: десять кругов, дрожащие руки, холодный пот и туман в голове. И понимание, что пока ты пытаешься отжаться, уже медленно, через не могу и желание рухнуть носом в пол, другие держат статику, а это ничуть не легче. Он вроде бы слышал приглушённое «давай уже» со стороны, не злое, скорее полное адреналина, и это помогло собраться с последними силами.              Первая серьёзная тренировка закончилась белыми мушками перед глазами, чувством тошноты и слабостью во всем теле. Удивительно, но он не блевал. Только пытался отдышаться, рухнув в стороне, бледный, как труп.              Благо, позже появилась возможность немного перевести дух: стрельбище.       С Заком в паре работал сам Форд. Прошлись по стандартным видам вооружения послушников, чтобы новобранец не отставал от остальных в отделении. Сборка и разборка под контролем, пробные стрельбы. С оружием Зак чувствовал себя гораздо увереннее, чем в выматывающих физических упражнениях, и все задания выполнял без особенных проблем. Общение с Джерико и Хароном, необходимость быстро учиться, чтобы остаться в Пустошах целым и невредимым, сделали дело: всё, что показывал командир, повторялось безошибочно. Перейти на выданное оружие оказалось несложно. Принципы работы одни и те же, ощущение в руках другое, конечно, немного иной вес и архитектура, но в общем и целом Зак остался доволен. Настолько, что осмелился спросить о своей давней мечте — настоящей снайперской винтовке.              — Ещё один снайпер? — Форд вроде бы не выглядел издевающимся, но формулировка Зака смутила. — Покажешь себя хорошо, и снайперку попробуешь, и не только. А пока — не положено.       Не положено, так не положено.              После стрельб — чистка оружия. Удивительно, но к этому моменту Зак чувствовал себя почти счастливым. Вот уж не думал, что такие вещи будут вызывать радость. Короткая передышка помогла набраться сил, потому что сразу после пришлось тащиться в зал, где Форд начал гонять по нормативам. Фактически, это было тем же самым, чем занимались весь день, только на время и количество повторений.              Мотивация справиться со всем как можно быстрее была сформулирована командиром довольно просто:       — Чем раньше закончим, тем больше вероятность успеть на ужин.       А жрать Зак хотел как последняя сволочь.              — Неплохо, неплохо, — чуть позже говорил Форд, разглядывая лежащего на полу новобранца. Зак позволил себе поваляться несколько вдохов-выдохов, пока не перестанут трястись руки, и через силу поднялся. Скорее всего на утро тело просто пошлёт своего обладателя куда подальше, но если полежать чуть дольше, есть все шансы нарваться на очередной круг мучений. Длительное отсутствие систематических тренировок, как и злоупотребление алкоголем, явно не прибавляли выносливости.              На ужин успел с грехом пополам. Заскочил в последние десять минут, думал не успеет, но голод взял свое. Еду проглотил, чуть ли не жуя, кусками, и съел бы ещё, будь такая возможность и лишнее время. И если на стойке раздачи еще можно было попытать удачу, то со свободным временем были проблемы. Надо успеть побрить голову до вечерней поверки, отмыться. А ещё Зак с запозданием понял, что за весь день ни разу не принес еды Харону — совсем забыл за обрушившимися на голову делами. Последние минуты ужина он потратил именно на это — взять ещё одну порцию и бегом отправиться к гулю.              Харон лежал на койке, пялясь в потолок. В комнате не было радио, не было ни единой книги, ничего, чем можно себя занять. Весь день как в одиночной камере, да ещё без еды и воды.              — Вот, — парень поставил поднос на стол, избегая смотреть на наёмника. — Я побегу дальше, я это… — неловко потер лоб. — Забыл. Прости, забыл. Но книгу принесу сегодня. Обязательно.       И, не дождавшись реакции, выскочил за дверь, прямиком в душевые.              Это тебе не вольготно отмываться в пустом помещении: быстренько помыться, стараясь не пялиться по сторонам, сбрить всё лишнее с башки, до этого какое-то время затратив на поиск бритвы. Хоть душ и немного взбодрил, но к вечерней поверке Зак был выжат досуха. Еле продержался до возможности уйти на «личное время», и в самый последний момент получил от Форда список литературы на изучение до конца недели.              В итоге до комнаты Зак добрался со стопкой книг. В Мемориале подобной литературы было совсем немного — из расчета на взвод новобранцев — каждое пособие на счету. Для Харона он прихватил что-то из совсем скромного запаса художественной литературы, хранящейся для поднятия морального духа и повышения общего уровня культуры. Книги потёртые, старые, но аккуратно подшитые и пронумерованные в соответствии с ячейками хранения. Армейский порядок во всём, так его.              Одной из прихваченных книг был какой-то древний детектив. Судя по аннотации, что-то про гениального сыщика и спасенную им леди. Другую книгу Зак взял скорее для себя, слабо надеясь, что хватит времени на постороннее чтение. Древнегреческая мифология. Кажется, именно этому разделу истории культуры был посвящен главный зал исторического музея, в котором расположился город гулей. В школе этой темы касались очень мельком, на уровне «было такое», а сейчас отчего-то было интересно. Все это о временах настолько старых, что количество лет, прошедших с того времени, просто не укладывалось в голове.              — Вот, — Зак отодвинул книги на край стола, ближе к Харону. — Выбирай. Мне тут надавали до конца недели всякого… — и всё-таки нашёл в себе силы посмотреть в лицо гуля. Пусть напарник и выглядел как всегда спокойным, вина за забывчивость не отпускала, пробиваясь даже сквозь усталость. Он бы даже хотел извиниться, но на подбор правильных слов не хватало сил. Потому Зак тупо буркнул: — Про еду не забуду больше, — и уже приготовился лезть на верхний ярус койки, прихватив с собой устав, когда расслышал сухое:       — Я сходил до столовой сам, — пальцы негромко стукнули по шлему. — На завтрак и обед. На ужин бы тоже сам сходил — доступ есть. Я понял, что тебе не до того. Первый день, всё правильно, — гуль хмыкнул, и спросил уж совсем неожиданно: — Упахали?              — Упахали, — губы сами собой расплылись в улыбке, немного нервной, но напряжение, скопившееся за день, начало отступать только теперь. — А ещё я стрижку сменил, как тебе, а? — тут уже разулыбался вовсю, проводя ладонью по бритой голове.              — То-то я смотрю, на человека стал похож.       — Ты прям как мой командир отделения, разве что про гнездо не сказал.       — Слишком очевидно, чтобы озвучивать.       — Старый ты мерзкий гуль, — Зак выдохнул уже совсем успокоенно, и всё-таки залез наверх. «Я по тебе даже скучал».              Он хотел рассказать про день, поделиться первыми впечатлениями и хотя бы заглянуть в прихваченный Устав (возле него в списке стояла пометка «наизусть»), но успел только поставить будильник на пип-бое. Стоило коснуться головой подушки, сознание выключилось, словно кончилась пленка на старом проекторе. Настолько крепкого глубокого сна у него не было очень давно.              Следующие две недели слились в один нескончаемый день. Зак постоянно хотел только двух вещей: есть и спать, можно одновременно. Нагрузки на обучении выходили совсем не сказочные — он не думал ни о чём подобном, когда только затевал всё это дерьмо.              После первого же марш-броска на шесть миль, устроенного на четвёртый день пребывания в рядах послушников, Зак получил свои первые кровавые мозоли и впервые оказался отстающим. Где-то под конец, когда силы уже убавились, а второе дыхание ещё не открылось, поддавшись резкой боли в натёртых ступнях, он остановился. Ощущение, будто бежишь мясом наружу: сесть бы и не двигаться с места, пока не пройдет, или хоть немного не утихнет боль. Но нельзя! Форд доложится Уилксу, и тогда можно распрощаться с задумкой.              Зак вновь побежал из упрямства, сжимая зубы от боли и тихо матерясь себе под нос, а когда догнал взвод, понял, что они ждут его.              Ждут своеобразно, «по-братски». Пока отстающий догоняет, все отжимаются.       Отставать после этого расхотелось напрочь, даже со стоптанными ногами.       Уже потом, заметив еле ковыляющего до душевых Зака, Форд подошел поинтересоваться, что с новобранцем, и застал ровно момент, когда тот стягивал с ног покрытые пятнами крови носки. Разумеется, «пострадавшего» отправили в медчасть, а потом и за портянками. Что такое портянки, зачем они нужны и какого чёрта не выдали сразу, Зак поинтересовался после, в сдержанном и вежливом тоне.              Командир отделения хоть и не рыцарь-сержант, но и в наряд поставить может особо дерьмовый, и заставить отжиматься до потери пульса.       — Должны были выдать сразу, — с лёгким недовольством ответил Форд. — Вероятно, посчитали, что личные вещи уже при тебе. Бывает.              А потом был инструктаж по правильной обмотке стоп, и в последующее время Зак, сначала изрядно обалдевший от того, что обмотка удобнее и долговечнее носков, во всей красе оценил эту хитрость. Следующий же забег на шестерку прошел без жертв.              Со временем то, от чего хотелось блевать в первый день, проходило куда более спокойно. Хотя на учебке и не было времени на посторонние разговоры, более-менее сдружились с ребятами. А то как же — каждый день одни и те же светлые радостные лица, от заката до рассвета. Да и в столовой уже то и дело переговариваясь о ничего не значащих вещах. Редко совсем, потому как большинство предпочитало урывать любую минуту для того, чтобы просто поесть, не думая ни о чём и не тратя силы на болтовню.              Только однажды Зак напоролся на крайне неудобный вопрос. Один из послушников, Ричи, простой парень из Ривет-сити, поинтересовался как бы между делом, мол, а что это тебя, Зак, в казармах не видно до сих пор.              Стоит сказать про отдельную комнату, придется говорить и про гуля. Одно потянет за собой другое, посвящать всех в свою историю — дело дрянное. Паладин Хосс, конечно, предупреждал: все вопросы подобного рода переводить в безопасное русло, на командование.              Зак даже почти сформулировал ответ, но положение спас командир отделения, сидящий за тем же столом:       — А койку еще одну куда ставить? Или хочешь себе второго под бок? По очереди теперь спать будем? Или парами? — хмыкнул, отпил воды. — Ты свои замашки оставь, нам ещё в одну душевую ходить, не разочаровывай. А кроме шуток, послушник, это прямой указ начальства, и нас не касается. Знаешь к кому обращаться, если хочешь оспорить.       — Никак нет, — легко сдался Ричи, ничуть не расстроенный ответом, и вернулся к прерванному поглощению обеда.              После этого никто вопросов не задавал, но, приметив в соседнем отделении тех самых послушников, что помогали с установкой кровати, Зак ещё долго напрягался, гадая, не могли ли они узнать чего лишнего.       Страхи и подозрения оказались пусты: никто из послушников понятия не имел о существовании сына Сто Первого. Кажется, даже о смерти «героя» они не догадывались. Так и выходило, что младшие чины были осведомлены о происходящем не более простых жителей Пустоши. Кое-какие вопросы касаются только управления, это Зак усвоил отлично.              Время шло неумолимо, и скоро по вечерам он смог делать что-то кроме того, чтобы отсыпаться или на последних силах зубрить устав и теорию. Зак завел новую дурацкую привычку, переросшую в своеобразный ритуал, и начавшуюся с очередного глупого вопроса:       — Как день прошел? – спросил как-то у гуля, ввалившись в комнату после очередного тяжелого дня. Сообразил, что сморозил ерунду, только напоровшись на внимательный взгляд: и правда, Харон обязан почти что безвылазно сидеть в комнате, а всё, что есть из развлечений — литература по списку для послушников, которую ещё не сдал скрипторам, греческая мифология и бульварный детективчик. Что на такое ответишь?              Харон смотрел очень внимательно, но все-таки проскрипел в ответ, чуть ли не по слогам:       — Балагурил, — и добавил без тени улыбки — Весело тут у нас.              После того вечера ответы разнообразились. Сначала выросли до: «спал, упражнялся, ел, читал», а потом и продолжились рассказами Зака о прошедшем дне. Сложно сказать, от скуки, или из интереса, но Харон стал задавать вопросы. Про то, что изучали на теории, как проходят тренировки, что интересного рассказывают инструкторы. И он рассказывал. О выходках сержанта, командира и послушников, о солдатских байках и пройденных занятиях. О том, что ноги больше не болят, а на ФИЗО работает со всеми наравне, и на лекциях отвечает на вопросы рыцаря по делу, до сих пор не получив ни одного нагоняя или наряда вне очереди.       Удивительно, но именно в такое время, по-хозяйски занимая часть койки наемника, Зак чувствовал себя лучше всего. Насыщенные дни, вечера, наполненные обсуждениями, и Харон, угрюмый, молчаливый Харон, живо включавшийся в диалог. Спор о глушителях, впечатления о стрельбище, обсуждение анатомии враждебной фауны Вашингтонской Пустоши и занятий по первой помощи. Харон слушал его и сам говорил с заметным удовольствием, довольно щурился, согласно кивал. Изредка проскальзывали и другие темы. Зак то и дело сравнивал происходящее с жизнью в Мегатонне или Убежище, и не мог смолчать.              — У нас в Убежище охрана не знала и трети того, что дают здесь, — он как обычно сидел у изножья койки Харона, сам гуль прислонился спиной к изголовью, слушая нанимателя. — Из оружия были разве что дубинки и пистолеты. Когда пролезли тараканы, это оказалось настоящим бедствием, — поморщился. — Тогда я тоже мечтал стать охранником. Думал, буду носить крутую форму и настоящее оружие. А сейчас думаю: оно наверняка было ржавым. А форма так себе, нынешняя лучше. Да я теперь и стреляю лучше всей службы безопасности вместе взятой, и уж точно знаю, как обращаться с пушками повнушительнее.              — Ты смышленый парень. Без иронии. Был один фермерский сынок, пересекались по делу. Только-только взялся за оружие серьёзнее охотничьего ружья, и в первую же серьезную заварушку сломал автомат. Хороший, рабочий. Угадаешь как?       — Хвалишь меня? Ого, — Зак хохотнул, но только пожал плечами: — О чью-нибудь голову? Валяй, не тяни.              — Вставил магазин не тем концом, — на недоумённый взгляд парня только кивнул. — Не ослышался. Хватило человеку сил и дури. Магазин потом, конечно, извлекли, но подставился он не слабо. Повезло, что не один был. Это к тому, что мало иметь оружие, надо уметь с ним обращаться. Так что пойти учиться с самого выхода на поверхность — хорошая идея.       — Точно хвалишь, — широко улыбнулся.       — Не зазнайся.       — Ну куда уж мне… А тот фермерский — не один из твоих нанимателей?              — Нет, — при любой попытке говорить о прошлых хозяевах контракта Харон замолкал, и, чтобы разговор не кончился, Зак поторопился перевести тему. Лучше всего было возвращаться к обсуждению оружия, но взгляд упал на отложенные в сторону голодиски отца, и мысли поехали совсем не в том направлении.              — Слушай… — именно так начиналась добрая половина идиотских вопросов и неудобных тем, но остановить себя было сложно. Или просто не хотелось. — Ты жалеешь о чём-нибудь? — затараторил, не давая просто отрезать «нет», по лицу же видно, по этому сплетению сухой кожи и мышц. — Я вот думаю, что не жалею про Убежище по-настоящему. Вроде бы да, а вроде… давно это было. Третий месяц на поверхности, а он дольше, чем вся жизнь внизу. Не знаю, правильно ли так.              — Сожаление не имеет смысла, — уловив настрой собеседника, Харон развернул лаконичное «нет». — Ты слишком много думаешь о лишних вещах.       — Разве это плохо?       — Это не плохо, не хорошо — это факт. Делай с ним что хочешь, — Харон нахмурился. — Ещё вопросы?              Зак выдохнул. Стоит говорить, не стоит? «Слишком много, говоришь, думаю?»       — Вопросов нет. Просто хочу сказать, что ни с кем вообще о таком не говорил. Мне будет жаль отпускать тебя в Подземелье. Будет жаль отдавать контракт. Поэтому если передумаешь насчет бара и нового нанимателя, будет круто.       — Ты можешь приказать.       — Могу, — «но не хочу».              И как люди делают это? Как правильно подбирают слова, поворачивают разговор в нужное русло? Не выходило у Зака. В очередной раз хотел по-человечески, а вышло чёрт знает как. Хотя… ну его… Потер лоб, махнул рукой:       — Забудь. Давай о привычном. Вот смотри, чем желание быть снайпером плохо? Я когда у Джерико спрашивал, он не в восторге был, у Форда спросил, а он мне: «ещё один снайпер». Понимаю, что что-то не так, но суть уловить не могу.              — Хорошо, снайперы, так снайперы, — Харон подобрался, легко переключаясь на другую тему, и Зак выдохнул. — Быть снайпером неплохо, только вот понимания о специфике и сложности работы обычно у новобранцев нет. Любой пацан с Пустоши первым делом думает быть или «крутым снайпером», или с двух пистолетов орды рейдеров косить. И то, и то — бред собачий, не каждый подойдет под такую специализацию. Но «снайперов» больше, откуда эта тяга — понять просто. Виноваты старые книги и байки «бывалых». Там герои через одного такие умельцы. И новичкам кажется, что раз смог с пистолетом и автоматом справиться, так и снайперка, и «с двух рук» — раз плюнуть. На деле выходит не так гладко…              Разговор закончился небольшой лекцией, за которой забылась неловкость. Харон, рассказывающий о сложности обучения и специализации, о взаимодействии в отряде, здорово походил на одного из инструкторов. Зак ещё поймал себя на мысли — жаль, что в Братстве так относятся к гулям. Хороший был бы кадр.              Такие вечерние обсуждения, перемежающиеся с дополнительной зубрежкой теории и прослушиванием голодисков с дневниками отца, очень быстро стали чем-то само собой разумеющимся. Он гнал от себя мысль, что стоит Очистителю заработать, Харона и правда придётся отослать, и наполненные разговорами вечера и мерзкая угрюмая морда гуля — всё станет только воспоминанием.              Все проходит, пройдет и это, но к завершению проекта Зак готовился как к неизбежному злу. С тревогой и волнением. Всё-таки, это большое, важное дело.       Только командование и научный состав отчего-то медлили. Прошел месяц, потом ещё несколько дней, но о запуске всё не было слышно. Зак делился смутным беспокойством с Хароном, а тот отвечал в своём стиле, предельно просто и четко: «Интересно? Узнай».              — Ну нихрена себе. Да ты чертов гений, что б я без твоих советов делал-то?       — Как минимум кончился бы ещё в Супермарте.       И против этого возразить было нечего.       Как и против того, что придётся узнавать всё самому. Оставалось только урвать встречу с доктором Ли, не попадавшейся на глаза последние недели.