Талион

      Сигнал тревоги заставил подскочить на месте.       Зак чуть ли не кувырком скатился с койки. Кинулся одеваться, ещё не продрав глаза и не понимая, что происходит. Штаны, куртка, портянки, ботинки. На всё про всё не более пары минут, стараясь не толкаться в узкой каморке с собирающимся гулем.       На такие случаи для Харона дали отдельные инструкции, как для не состоящего в рядах Братства. Он вроде бы с гражданскими.              Гуль выбежал в коридор первым, уже в шлеме, за ним выскочил и Зак, но направился сразу в оружейную. Быстрее, быстрее, оббегая спешащих в другие стороны людей. Пару раз едва не столкнулся с кем-то, но не было времени ни рассмотреть лица, ни извиниться.       Для всех предусмотрены свои места: отдельно работники лаборатории, гражданский обслуживающий персонал, послушники и рыцари. Каждый должен оказаться на своём месте в положенное время. Ни одного неучтённого или забытого человека.              У оружейной уже были оба отделения, к остальным Зак не приглядывался. Приметил своих, где-то на краю разума мелькнула испуганная, и вместе с тем довольная мысль: добрался не последним. Думать об этом долго не получилось: вроде бы только прибежал, а вот уже перед глазами шкафчик, и мозг с трудом поспевает за руками. Сначала броня: затянул крепления, проверил всё ли сидит хорошо, нацепил подсумки, закрепил маску-противогаз, подхватил автомат и, не мешкая, последовал за другими на выдачу патронов.              — Второй номер пулемётчика, — на стол перед носом выгрузили индивидуальный набор первой помощи, гранаты, запасной короб для пулемёта, патроны для кольта и ящик патрон для автомата — один на троих, — часть для набивки магазинов, часть на запас с собой.       «Второй номер». Тело снова сработало быстрее мозгов, и ушедшего вперед Ричи, пулемётчика, Зак нагнал в несколько шагов. Теперь от него — никуда.              Набивка магазинов происходила в коридоре — в Мемориале Джефферсона со свободными помещениями была беда.       Пожалуй, по-настоящему он проснулся только тогда, вщёлкивая очередной патрон в магазин, скрепляя магазины между собой в спарки и убирая в подсумки. Самая долгая часть, во время которой впервые выпала возможность подумать: а какого, собственно, хера? Настоящая тревога?              Коротко глянул по сторонам, но все слишком заняты делом, кроме, разве что его «номера первого», стоящего рядом. Ричи хорошо, пулеметные ленты набиты заранее, и не вручную, а специальной машинкой. И ему не приходится сейчас заниматься этим всем: разобрался с магазинами для кольта и стоит себе, обвешанный патронами, как грёбаный супермутант, изображает из себя крутого вояку.              — Как думаете, учебка? — чей-то голос сбоку, и почти сразу же короткий, резкий окрик старшего:       — Разговоры!              Спорить никто не стал. Зак бы, может, и хотел испугаться, но как-то обнаружил, что магазины для автомата заполнены, все подцеплено по местам, короб для пулемётчика в рюкзаке… и поздно спохватился, глянув на ребят рядом: ещё же магазины для пистолета! На Ричи насмотрелся, сам не сделал.       Набивать пришлось на бегу.              К этому моменту он впервые почувствовал волнение. Понял, что ничего не понимает, хотя помнит инструктаж безупречно. Мозг решил концентрироваться на более успокаивающем варианте: учебная тревога. И всё равно потряхивало, стоило только представить, что там что-то серьезное. Но и это обдумать не было возможности, потому что по пути заскочили в комнату, где хранились заранее заготовленные щиты: бронированные, ростовые, с выкидывающимися распорками. Других действенных преград в коридорах Мемориала не установишь, не затрудняя при этом ежедневную деятельность, так что выкручивались подручными средствами. И они, надо признать, были куда действеннее наваленных мешков с землей или древних покрышек.              Их точка была на подходе к ротонде Мемориала. Последний рубеж, к которому теоретический противник просто не должен был подобраться, если все сработают чётко по плану. Одно отделение, с ними вместе рыцарь-сержант, облаченный в силовую броню. Он, громадина посреди коридора, выглядел просто чудовищно — почему-то на улицах Вашингтона броня впечатляла не так, как теперь. Рядом с ним показался ещё один боец в силовой — Форд, командир отделения. Недавно получил разрешение и сдал нормативы.       Вот бы тоже…              Зак занял место за щитом, рядом с Ричи, и через пару мгновений услышал громогласное:       — Стоп! — через вокодер. — В норматив уложились!       Выдохнули разом все, Зак почувствовал, как с плеч будто груда камней свалилась. Кто-то за спиной глухо хохотнул.       Пронесло. Учебная тревога.              — …Послушник Оуэн! Послушник Картер! Каски надевают в оружейной, а не набегу! Ты можешь забыть надеть трусы! Можешь прийти в женских! Но каска должна быть на башке!       Нервный, негромкий смех нескольких послушников тут же прекратился — сержант ещё не закончил:       — Послушник Райан, щит должен быть на двадцать дюймов дальше от той точки, где вы встали!              Райан, по правую руку от Зака, за соседним щитом, втянул голову в плечи так, будто на него бетонная плита упала — голос сержанта, облачённого в силовую броню, эффект давал ничуть не хуже.       — А теперь, раз уж у нас всё так удачно совпало, шесть миль вокруг Мемориала, бегом! Щиты на место и побежали, побежали!              …и побежали. В полном обвесе.       Зак старался сохранять дыхание, вдох через нос, выдох через рот, раз-два, раз-два, просто переносить центр тяжести вперёд, успевать подставлять под него ноги: так энергозатрат выходило меньше, это он понял ещё во время тренировок с Джерико. Но шесть миль с утра пораньше, да с дополнительным коробом для пулемёта! Взгляд сам собой зацепился за бегущего впереди. Монотонное движение другого человека помогало и самому держать нужный темп, но стоит тому сбиться, и всё, пиши пропало. Момента, когда дышать стало тяжело и больше всего хотелось послать всё к чертям, Зак дождался с радостью — стоит перетерпеть, и дальше бег пойдёт проще, ровнее. Так случилось и в этот раз.              Уже потом, мокрые, вымотанные, сложили снаряжение в оружейной и пошли на завтрак. Завтрак запоздалый, после всех. Шесть миль — ни черта себе прогулочка получилась. Сил хватало ровно на то, чтобы пережёвывать еду: голод подстёгивал, а дальнейшее расписание дня мало отличалось от стандартного.              Занятия по теории снова коснулись состава группы, а серж по старой доброй привычке гонял послушников по повторению пройденного. Отвечал на этот раз Блэнк — кажется, на него у начальства был какой-то зуб, потому как огребал бедняга всегда одним из первых.       — …на отделение в одиннадцать человек два тяжелых: либо пулемет и гранатомет, либо силовая броня. Рыцарь в силовой броне несет тяжёлое вооружение, — и голос у него монотонный, без интонаций, от него в голове вата и глаза слипаются. Зак чувствовал, как ускользает сознание и скашивает в сон, а послушник всё продолжал бубнить: — Тяжёлому помогает второй номер — несёт дополнительный боезапас. Если тяжёлый в броне, помогает заряжать. Снайпера не более одного в группу.              — Послушник Блэнк сегодня в ударе. Может быть, послушник Зак желает продолжить увлекательный рассказ и добавить нам о работе пехотного снайпера в группе?       Локоть соскользнул по столу, Зак чуть не распластался мордой вниз, но подскочил прежде, чем случилось непоправимое, изо всех сил стараясь вспомнить, на чем там остановился Блэнк и что говорить самому. Никто не подал и голоса, но он спиной чувствовал — послушники еле сдерживаются от того, чтоб заржать над едва не заснувшим.              — Работа снайпера заключается в точечной работе по избранным целям, — мозг ещё плохо работал, и язык нёс что-то будто бы сам собой. Вроде бы в верном направлении. — Устранение командиров противника или тяжёлой огневой силы. Пулемёты, турели, силовая броня.       — Как далеко от группы должен отходить снайпер?       — Недалеко от группы, если не поступает отдельных указаний, сэр.       — Если указания поступили, как снайпер отходит на точку?              Формулировка вопроса поставила в тупик. Как отходит, как… «Ногами!» — истерически подумал он, но более подходящий ответ нашёлся быстро:       — В сопровождении второго номера, обеспечивающего наблюдение и охрану.       — Снайперское отделение?       — Трое, сэр. Снайпер, наводчик, охрана.       — Молодец, послушник, посреди занятия разбуди — все от зубов отскакивает. Садись.              Так и проходил день. Наряда вне очереди Зак не получил, но и не спал же, правда не спал!       После обеда пошли на стрельбы, а дальше по накатанной до самого ужина.              Шёл второй месяц в Мемориале, а время пролетало ещё быстрее, чем в первые дни на Пустошах. Зак рассеянно думал об этом, вылавливая кусочки мяса из рагу — самое вкусное на потом. С чем с чем, а уж с провиантом у Братства проблем не было. По крайней мере, Послушники нехватки не знали.       — Сбор в лекционном зале, — Форд с подносом сел через несколько человек в стороне, и взгляды всего отделения устремились к нему. — Через пятнадцать минут всем быть на месте.       — А что там? — закономерный вопрос с другого конца стола.              Форд поднял взгляд от подноса, судя по выражению лица, пару мгновений просто перебирал варианты ответов, остановившись в итоге на самом неинформативном:       — Сказано сбор, значит, сбор. Меньше спрашивай, больше жуй.       Отложенные на сладкое кусочки мяса пришлось проглотить чуть ли не жуя, просто чтобы успеть и доесть, и сдать поднос с посудой, и добраться до места не последним.              Вопросы отпали, стоило шагнуть за порог лекционного зала.       Ещё несколько часов назад здесь, как и в другие дни, проходили занятия по теории: ряды ученических парт, неплохо сохранившаяся доска… Теперь столы аккуратно поставлены у стен, кафедра преподавателя сдвинута в сторону, а прямо перед доской, исписанной аккуратным почерком, несколько человек из начальства.              Сара Лайонс собственной персоной. Уже одно её присутствие намекало на то, что эта встреча — не простое вечернее собрание. Рядом с ней, по правое плечо, Зак увидел сержанта Уилкса, ровно за ним стойку с оружием; по левую сторону — паладина Хосса. И если Страж Лайонс и серж, кажется, были в приподнятом настроении, то Хосс, сжимающий в руках планшет, смотрел на послушников всё так же угрюмо, как и в другие дни.              За спинами командования на доске можно было разглядеть только отдельные слова: «пламя», «силой и знанием», «прежних времён». Хотелось связать их воедино, прочитать полностью, но Форд, рявкнувший прямо над ухом: «Стройся!», не дал такого шанса. Удивительно, как быстро два десятка здоровых парней могут встать в шеренгу, если за промедление можно получить в лучшем случае очередной забег на несколько миль.              — Вы все прошли отбор, — голос Сары заполнил собой зал. — Никто не вылетел во время курса молодого бойца, группы успешно сдали нормативы и достойно показали себя во время обучения. Теперь вас ждет последний этап перед распределением — клятва послушника.              Она говорила громче обычного, при этом не прилагая особых усилий, и Зак снова подумал, насколько её внешность не вяжется с сутью. Красивая молодая девушка, на вид только немного старше двадцати, она уже носила одно из высших званий, и каждый из местных старожилов знал, что заработано оно своими силами и кровью, а не родством со Старейшиной.       — Для вас больше нет пути назад, — негромкий смешок. — А значит, мы пойдем вперёд. Все вместе.              Уилкс, заложив руки за спину, шагнул ближе:       — Есть кто-то круче Братства Стали?!       Откликнулся Форд, стоящий во главе отделения:       — Если и были, то они уже мертвы.       — Не слышу! Есть кто круче нас?!              Стандартная «игра» — серж и командир показывают пример, остальные подхватывают. Так что в ответ грянул рёв голосов двух отделений:       — Если и были, то они уже мертвы!       И Зак рычал эту простую фразу вместе со всеми, чувствуя странное удовольствие от сопричастности. Одно дело — быть одиночкой, совсем другое — частью огромной махины, имя которой Братство Стали.              Сара улыбнулась, глядя на них. Покровительственно, спокойно. Не даром её ребят звали Прайдом, и недаром она стояла во главе. Зак видел львиц только на картинках, но не сомневался, что лучшего сравнения не придумать.              Первыми на присягу пошли командиры отделений.       Кроме очевидного старшинства, принятие присяги старшими несло чисто практическую пользу: послушники могли запомнить очерёдность действий и не создавать заминок.              Когда очередь дошла до Зака, он всё-таки замешкался. Шагнул вперёд, читая с доски текст присяги:       — Пламя, разрушившее старый мир, стало светом очищения и создания, — он, наверное, никогда не читал так сосредоточенно, будто от правильного произнесённых слов зависела вся жизнь. Но странное чувство не покидало: будто прикасаешься к чужой тайне. — Я познаю огонь, в котором закаляется Сталь. Я — железо, и я стану сталью, Силой и Знанием. Девиз былых времён: «никогда не забывать» — теперь мой девиз. Я возьму ответственность за свои дела, и буду судить других по делам их. Клянусь стать достойным Братства.              Замялся именно тогда, договорив — переволновался, не сразу шагнул к Уилксу, уже держащему автомат в руках. Теперь это не просто выданное в арсенале казенное оружие. Теперь, хоть и принадлежащее Братству, оно его, личное.       По-настоящему.              Зак повернулся к Саре, улыбнулся широко, поднося ладонь к виску. Отдал честь, мазнув взглядом по лицам Уилкса и записывающего что-то в планшет Хосса, и встал в ряд Братьев, сжимая в руках оружие и мысленно повторяя слова присяги за каждым, кто следовал дальше.       — …клянусь стать достойным Братства.              Хлопнула дверь, Зак привалился к ней спиной, чувствуя, как губы расползаются в глупой улыбке. Вопросительно глядящему со своей койки Харону пояснил:       — У нас была присяга.       — Вот как, — откликнулся гуль и, помедлив совсем немного, сел, опуская ноги на пол. — Что думаешь?              Гуль был совсем не удивлен фактом, наверняка просто знал — рано или поздно и это случится. А сам Зак… чёрт подери, да сам он просто никогда не задумывался о таких вещах. Ни о присяге, ни об учениях, ни о чём подобном в далёком и тёплом Убежище слыхом не слыхивали. Попытался вспомнить, а была ли в сто первом отработка эвакуации на случай экстренных ситуаций, но в голову не шло ничего, кроме уверенного внушения от Смотрителя: всё под контролем, а мир снаружи — смертельно опасен. Потом в спокойную жизнь вторглись обычные радтараканы, и люди оказались не готовы даже к этому. Многое бы пошло иначе, знай жители Убежища, как действовать в подобных ситуациях.       Даже прицокнул с досады и снова уселся на краю койки Харона, пытаясь подобрать слова, и в итоге просто честно признался:       — Пока не осознал.       Гуль хмыкнул, дёрнулись облезлые губы.              — Там про железо и сталь, никогда не забывать и ответственность за свои поступки, — Зак оперся локтями о колени, искоса глядя на напарника. — А ещё «судить других по делам их». Пока не знаю, как к этому относиться. Когда мы там стояли… — замялся, вспоминая ощущение небывалого воодушевления. — Это звучало так правильно. Очень правильно, так, как должно быть. А сейчас я думаю о себе и не понимаю, — растерянно хохотнул. — А что делать с прошлым?              Осторожный ожидающий взгляд — может, Харон подскажет? Хоть какое-то мнение со стороны, если сам совершенно не поймёшь: а подходишь ли для Братства? Сможешь ли? Что, если они узнают про Ленни и дока? Про задания от Берроуза. Про Андейл, башню Тенпенни… пустят под трибунал? Или всё, проверка при вступлении пройдена, и можно не бояться? А вдруг случится что-то ещё? Или всплывёт что новое? Гули у сто шестого. Мёртвая проститутка.              На молчание гуля пояснил:       — Я-то знаю о том, что делал. Как с этим быть?              — А что тебя не устраивает? — вопрос, заданный совершенно ровным, спокойным тоном, сбил с толку. Зак уставился на собеседника с удивлением:       — Всё. В смысле… есть вещи, о которых я бы не хотел, чтобы кто-то знал.       — Не рассказывай, — Харон пожал плечами. — Прячь лучше или не делай ничего, за что будет стыдно перед самим собой. А делаешь — не стыдись. На Пустошах мало праведников.       — Всё-то у тебя так просто… — пробурчал себе под нос.       — Некоторые вещи проще, чем о них принято думать.       — Не проще, — угрюмо. Он чуял, что разговор снова пришел к той стадии, когда ещё немного, и Харон спросит свое коронное «что ты от меня хочешь», а Зак по сути не хотел ничего. Просто выпустить сомнения в болтовне.              — Но я счастлив, — получилось невпопад, но Зак вскинул голову. — Правда. Думаю, это всё имеет смысл куда больший, чем просто блуждание туда-сюда в поисках возможности не сдохнуть. Говоришь, просто не делать то, за что будет стыдно? Хорошо. Я постараюсь. Может, в честь праздника скажешь ещё что-нибудь напутственное? А я обещаю подумать над этим.       — Я тебе не…       — Не учитель, я помню. Прошу как… напарника. И старшего.              Харон покачал головой — без укора:       — Отличная обучаемость, но привычка бросать дела на полпути. Налегай на первое, устрани второе, и сможешь продвинуться по службе, — глянул исподлобья. — Если учтёшь то, о чём мы уже говорили. — Он вроде бы закончил, но после паузы добавил резковато. — И поумерь самоедство. Если делаешь дерьмо, делай его осознанно. Случайно вышло? Не страдай, делай выводы. Хочешь быть хорошим парнем, будь им, но учти — и для таких найдётся грязная работа.              Гуль снова лёг, вытянул ноги за спиной Зака, видимо, намекая на то, что пора сворачивать болтовню.       Иногда хотелось услышать, что он думает, а как рот откроет, так хоть уши затыкай. Всегда по делу, но уж больно невесело. Вот и теперь…       — Выходит, нет никого с чистыми руками? — чёрта с два он просто так отстанет.       — Вопрос цели, формулировок и подбора кадров, — негромкий хриплый голос. — Только кроме чистых рук должна быть ещё чистая совесть, а с этим дело сложнее. Лучше не забивай голову лишним. Не справляешься сам — нужен внешний контроль. Братство — твой шанс. Не упусти.       И отвернулся к стене, всем своим видом демонстрируя нежелание говорить.       — Не упущу, — уже в спину пообещал Зак, впервые, кажется, понимая, зачем Харону контракт.              Ещё несколько дней он упрямо оттягивал визит к Мэдисон. Пытался узнать о причинах задержки запуска у других послушников, у Форда, но безрезультатно. Вечерами переслушивал записи Джеймса, с удивлением обнаружив, что они вроде бы больше не вызывают ни гнева, ни отторжения. Понял, что кроме времени запуска его интересует и кое-что другое, но ни сформулировать, ни осознать до конца не выходило. Что-то про отца. Что-то про прошлое.       А потом придумал повод.       Осмелился.       Как пойдет, так пойдет. Ну не убьёт же она, в самом деле?              Дверь открыли не сразу.       Стоя на пороге, Зак успел придумать несколько причин, почему стоит уйти, не дождавшись. Непонимание как вести разговор: с чего начать, на что давить и что вызнавать, в конце-то концов? Но главная причина, по которой следовало сейчас же испариться, звучала примерно так: «Ты действительно не хочешь этого».       Иногда лучше не копать глубже и не присматриваться к теням.              Но повернулся замок, едва слышно скрипнули петли, и перед глазами силуэтом на фоне тусклого света лампы застыла хозяйка комнаты. Без каблуков и лабораторного халата, в домашнем платье и зачёсанными назад влажными волосами, с резкими отсветами на контуре лица и шеи, Мэдисон Ли совсем не походила на себя. Настолько, что в первые мгновения Зак откровенно пялился на неё, а все слова куда-то растерялись.              — Что-то случилось? — док не торопилась отходить и пропускать в комнату. Её непонимание было вполне ожидаемым: до отбоя около часа, короткое личное время обычно не тратили на что попало.       — Я тут голодиски принёс, — спохватившись, протянул сверток Мэдисон и, воспользовавшись тем, что у неё теперь заняты руки, шагнул в комнату, прикрывая за собой дверь. — Дослушал наконец-то.              Ли смотрела на него с едва читаемым укором, но выдохнула и отошла, укладывая небрежный сверток с дневниками Джеймса на край стола. Не стала выгонять.       — Надеюсь, они оказались для тебя полезны, — подчёркнуто вежливая улыбка. — Что-то ещё?              Она наверняка хотела поскорее закончить разговор, но воспитание не позволяло прямым текстом попрощаться и выставить за дверь.              Только вот, решившись, упрощать ей задачу Зак не собирался. Привалился спиной к двери, оглядывая комнатку: такая же маленькая, как у отца, с тем же набором мебели. Только пахнет иначе — чистотой и ещё чем-то, приятный ненавязчивый аромат. Духи, или мыло какое… Кто их знает, женщин-ученых, до чего додумаются. Если уж Ли находила чулки и туфли на каблуках, могла обзавестись и духами.       — Да, помогли. Я определённо услышал больше, чем надеялся.              Не соврал. Предпочёл бы не знать, что о нём в записях отца почти ничего не будет. Может быть, не успел, может, не нашел в себе силы или не хотел, чтобы посторонние могли услышать? Можно придумать много отговорок, но сути это не изменит. Возможно, именно об этом изначально и хотелось узнать.       Спросить «почему».              — Вы простите, я с пустыми руками, в гости вроде принято с чем-нибудь ходить, но в столовой только вода, и это было бы слишком глупо, — попытался немного разрядить обстановку, называется. Улыбнулся как мог открыто. — Или сходить?              — С водой под вечер ко мне ещё никто не думал приходить, — Ли ответила улыбкой, и голос её смягчился — совсем чуть-чуть, но и этого было достаточно. Присела на край стола, как часто делала это на рабочем месте, развязала сверток, перебирая записи. Зак кивнул, когда пальцы женщины коснулись одного из дисков:       — «Счастливая пора» почерком отца. Удивительно, что вы сохранили его.              — Удивительно? — Мэдисон не стала одергивать руку, даже не ускорила движений, откладывая запись в сторону. — Отчего же? Всё это — Джеймса. Кто я такая, чтобы скрывать любую из сохранившихся записей от его сына?       — Даже такую? — прямой взгляд слишком требовательный, но иначе не вышло.              Он слушал ту запись несколько раз. Впервые — при Хароне. Долго ругался и не мог объяснить, чем именно недоволен. Прослушивание на пятое, когда выучил текст почти дословно, понял. Короткий эпизод из жизни, мать, которую он никогда не знал, единственная запись её голоса. Голос красивый, не поспоришь. Немного усталый, из нарочито-строгого становящийся заигрывающим. И вот этого он слышать не хотел. Не хотел знать, как его отец прижимался к матери, не хотел, чтобы единственным воспоминанием о её голосе было это игривое «прекрати». В голову сразу лезли мысли об Амате, когда её удавалось зажать где-нибудь в укромном уголке. Вот и Джеймс «зажимал» свою женщину, а она смеялась, просила остановиться и смеялась снова. Всё это часть игры, знакомая любому, кто хоть раз испытывал подобное. И если злость немного отступила, то ощущение неловкости не проходило до сих пор.       Как будто подсмотрел в замочную скважину за чем-то запретным.              — Даже такую, — Мэдисон повела плечом.              — Почему записи, Мэдисон? Да, вы говорили, «услышал всё своими ушами», и всякое «не имею права скрывать»… Но всё-таки можно было рассказать выборочно. Утаить что-то. Приукрасить.              Ответ последовал не сразу. Ли напряглась в первый момент, сощурилась, но отчего-то изменилась в настроении, небрежно проведя пальцами по мокрым волосам, будто пыталась пригладить их ещё больше:       — Зачем? Джеймс утаивал и приукрашивал, что это дало? — качнула головой. — Кое-что похожее в вас с отцом есть, — она говорила даже без упрека, хотя Зак ожидал именно этого. — Приходите из ниоткуда и переворачиваете с ног на голову жизни всех, кто оказывается рядом. Требуете что-то, рассказываете, и я до сих пор не могу найти ни одной внятной причины для отказа, — приподнятые уголки губ. — Я не собираюсь врать тебе, мальчик. Тогда, много лет назад, я держала тебя на руках сразу после того, как ты появился на свет. Маленького, дрожащего… И, поверь, я точно не хочу, чтобы тебе снова врали.              Слишком откровенно и лично.       Ли будто поставила его на место, всего в пару фраз. Он — вчерашний младенец, она — среди тех, в чьих руках когда-то была его жизнь.       Ровесница отца.              Зак невольно опустил взгляд на её руки: по-женски изящные, вроде совсем не старые на вид. Сколько ей там, сорок с чем-то, около пятидесяти? А как должны выглядеть руки пятидесятилетней? Эта простая мысль почему-то ставила в тупик. Пробило ознобом, Зак дёрнул плечом, возвращая взгляд к её лицу:       — Тогда расскажите правду? Потому что записи — тоже враньё. Я не могу собрать картинку из этих ошметков. Вы должны знать… — нахмурился, подбирая верные слова и всё-таки отошел от двери. Бесцеремонно остановился совсем рядом, так близко, что испугался поначалу — перегнул? Но Ли не отодвинулась, и тогда он, уже смелее, продолжил: — Вы знали его до моего рождения. И в те дни, что он здесь провёл. Я подозреваю, что… детям рассказывают не всё, — усмешка вышла болезненной, и тут же была стёрта с лица. — Но, может быть, чуть больше рассказывают друзьям?              Она глянула мельком, но остро, пронзительно, словно загнанная в угол.       — Он говорил о тебе, — крепость сдалась почти без боя. Пали стены, а с ними смягчилась линия напряжённых плеч. — Конечно говорил… не рассказывал только о том, как вы встретились. Ты знаешь его: если не хочет, клещами не вытянешь. Он считал себя виноватым. Во всём, — теперь она смотрела куда-то в сторону, а Зак — прямо на её профиль. Хотел бы, мог бы пересчитать ресницы. — Что не смог спасти твою мать тогда, не смог завершить проект, стать хорошим отцом. Рассказывал про ваше Убежище. Как ты рос, как на десятый день рождения подрался с каким-то мальчишкой.              — Опять эта байка! — Зак не сдержался, повысил голос, и сам замолк, понимая, что отца больше нет, а его дурацкая привычка рассказывать про самые неловкие моменты жизни сейчас вызывает не только раздражение, но и что-то неясное, от чего сдавливает горло. А Мэдисон улыбалась, тепло и как-то по-человечески, не как лабораторная королева.       Совсем непонятно, как на это все реагировать.              — И про сладкий рулет тоже рассказал, — не преминула напомнить Ли, и не дала времени запутаться ещё больше, продолжая говорить: — И про то, что тебе никогда не нравилась научная работа, и он переживал — сможешь ли ты найти в Убежище то, что тебе действительно будет по душе. Переживал, что оставил тебя. Про уход из Убежища… скажем так… Я много выговорила ему про эту любовь уходить и оставлять. Но он действительно сожалел, просто… никогда не умел находить правильные слова.              Зак шмыгнул. Протяжно и звонко.       — Зак?       — Это у нас тоже семейное, — сморгнул. Глаза… глаза сухие, хорошо. Не хватало ещё расчувствоваться перед ней. — Неумение подбирать слова. Он всего этого не говорил. Чёрт… да я даже не думал, что это его беспокоит.              Прикосновение к волосам было неожиданным.       Ли провела ладонью успокаивающе, но от этого движения встали дыбом волоски на загривке.       — Так всегда и бывает, мальчик мой.              Инстинктивное движение: перехватить ладонь у запястья, отвести руку в сторону. А дальше… Зак точно представил, если сейчас оттолкнуть её, разговор закончится, а только-только вроде бы задело за живое. Её задело, его самого. Потому отталкивать не стал. Хотел просто отпустить, но встретился с ней взглядом.       Легкий испуг. От неожиданности? Или действительно боится его?       Где-то вспышкой сверкнуло сожаление и злорадство. И тут же стыд, потому что — с чего бы?              Неочевидное, может быть неверное решение: развернувшись, Зак просто обнял её.       Сгрёб обеими руками поперек спины, ткнулся лбом в изгиб шеи.       Она замерла, окаменела в первое мгновенье, а потом купилась. Наверное, посчитала это простыми утешающими объятиями. Ли выдохнула, приобняла в ответ осторожно, будто боялась сломать, и тёплая ладонь легла на щеку, а у виска послышалось негромкое: «тише, тише». И ладонь продолжила скользить по затылку — так хорошо, так спокойно.              От Рут пахло, как должно пахнуть от чистого гуля. А ещё её запах немного походил на запах Харона, и это нервировало.       От Новы — крепкими сигаретами, ими провоняла вся комната. Ещё от Новы пахло Джерико: то ли из-за курева, то ли просто из-за нелепой ссоры его образ молчаливым укором являлся повсюду в Мегатонне.       А от Мэдисон пахло чистотой и чем-то вкусным. И ещё совсем немного горечью. Возможно, потерей близкого друга.       Или не только друга.              — Вы говорите, я похож на него, — негромко, всё ещё уткнувшись в шею.       Мэдисон поглаживала скулу большим пальцем и едва-едва кивнула: Зак почувствовал движение. Если бы у него была мать, она могла бы так же, в детстве, просто обнимать, тихо шептать что-то. Но матери никогда не было. А ему нихера не девять, а девятнадцать, и эта женщина, что подпустила так близко, она…              — Все говорят, что мы как две капли, — продолжал Зак, прикрыв глаза, и наслаждался прикосновениями. — Он был таким же в девятнадцать. Наверное, и в вашу первую встречу не многим отличался.              …она же не была «просто другом».       И уж конечно не была ему матерью.              Оказывается, если обнимаешь кого-то, возраст совсем не важен. И не важен, если ведешь ладонями по спине: одну вверх, к шее, другую вниз, к поясу платья. Лёгкие, невинные прикосновения, но, когда пальцы касаются под воротником, и когда ладонь на талии притягивает ближе, это уже что-то другое. Что-то, что заставляет Ли снова замереть, а Зака почувствовать, будто дернуло струной вдоль позвоночника, от лопаток вверх, прямо в голову, отдаваясь болезненным эхом в мышцы рук.              Но её рука всё оставалась на щеке, и повернуться, прижаться ближе не составило труда.       — Я ведь правда похож на него? — Зак поднял лицо, заглянул ей в глаза. Тёмные, почти чёрные. — А он вам нравился. — Говорить трудно, в голове какой-то бедлам, и вместе с тем ясность. Немного зависти — к кому? Немного злости— на кого? Если бы много лет назад всё было иначе… если бы на голозаписи был голос не матери, а Мэдисон, всего этого дерьма бы не случилось. И он бы не трогал её сейчас, даже не борясь с искушением провести ладонью от талии вниз, оглаживая бедро, прикрытое длинной юбкой.              — Нравился больше, чем коллега и друг, — он продолжал говорить, а Ли всё не оторачивалась. И под руками — живое, горячее тело. — Иначе вы бы не хранили его записи, не смотрели на меня иногда так, будто на моём месте должен быть он. Вот как сейчас.       Она должна была ударить. Сделать хоть что-нибудь, чтобы остановить, а она почему-то просто смотрела. Молча, внимательно.       — Вы ведь можете звать меня Джеймс, — в горле саднило. Ли даже не пыталась отстраниться, а её ладони на плечах словно жгли сквозь одежду. И совсем несложно оказалось наклониться к виску, выдохнуть на ухо: — Ты можешь звать меня Джеймс.              У неё была хорошая фигура, это Зак понял, когда шагнул ещё ближе, прижался настолько тесно, что мог почувствовать, как вздымается её грудь и как напряжены бедра под ладонью, и как она дышит — негромко, но часто.       А потом ладонь Ли со щеки и скулы сдвинулась на висок, а другая сжалась на плече сильнее. Такое плавное, чувственное движение, что от него перехватило дыхание.              — Одно лицо, — негромко, можно почувствовать дыхание на лице. Мэдисон поглаживала висок, то и дело задевая кромку уха. До дрожи приятно. — Тот же голос.              Взрослая, опытная женщина. Не девчонка, не бродяжка, не чужая.       Может быть, единственный человек, который знает его, хоть и знакомы едва больше месяца, а говорили — на пальцах одной руки сосчитать.       Её действительно можно было хотеть, и легкий жар недвусмысленно говорил об этом.              Отец дурак. Мог бы остаться в Ривет-сити. С ней.       Не было бы этой беготни, смерти Джонаса, лишних трагедий.       Она наверняка была очень хороша собой.       Даже сейчас хороша.              — Когда мы познакомились, твоя мать была моего возраста, Зак, — шёпот коснулся скулы. Негромкий, но уверенный. Ладони надавили на плечи. — Уходи, пожалуйста.              Буквально в доли секунды промелькнуло перед глазами: перевернуть, прижать к столу, заткнуть рот. Потому что не оттолкнула сразу, значит, тоже хотела.       Сразу следом за видением окатило стыдом.              Зак отстранился нехотя. Медленно шагнул назад, убрал руки за спину, будто это они были виноваты в случившемся.       Ли смотрела.       Ли молчала и улыбалась, и выглядела очень уставшей. И не такой уж молодой.              — Доброй ночи, Зак.       — Доброй… ночи, Мэдисон.              Только зайдя в комнату он понял, что напрочь забыл то, о чём собирался спросить уже несколько дней. О запуске Очистителя.       Обратно не пошёл, да и Харону не стал рассказывать ничего, искренне надеясь, что в скудном желтоватом освещении гуль не заметил горящих щёк.       И поздно понял, что от него до сих пор пахло. Этими её… духами.              А потом снова стало не до вопросов.       Никто из послушников не знал причин задержки, но научный персонал и скрипторы работали без продыха, и Зак просто смирился. А где-то внутри даже тихо радовался — момент, когда придётся принимать решение и отсылать Харона в Подземелье, откладывался сам собой. Разве что немного дёргало стыдом перед гулем, но тот не выказывал недовольства вслух, и можно было успешно делать вид, что все в порядке.       И не вспоминать о Мэдисон, хоть это и было иногда тяжело. Но со временем возбуждение перекрыл стыд, а возможность не пересекаться с научными сотрудниками сыграла на руку.              В один из дней всем отделением вышли «в поле».       Территория Мемориала Джефферсона была довольно скромной по размерам, устраивать на ней стрельбища необходимой протяжённости не представлялось возможным. Отстреливали на дистанции сто ярдов, а тогда, захватив с собой мобильные мишени, выдвинулись за пределы Вашингтона, в заранее обозначенную и зачищенную точку.       Как обычно, всё оказалось куда сложнее, чем казалось на первый взгляд.              Зак шёл и радовался, что на дворе не лето, иначе загнулся бы от жары — во времена вольной жизни он таскал на себе куда меньше груза, и уж конечно позволял себе и ворот расстегнуть, и рукава закатать. Тут не выходило.              В сопровождение их отделению дали малую разведгруппу — четверо старших послушников, с ними рыцарь-сержант Уилкс в силовой броне. Кроме него в силовухе был ещё Форд, чем вызывал стабильное чувство глухой зависти, тонувшее в необходимости следить за окружением и словами сержанта, на ходу поясняющего, что их сегодня ожидает:       — …по прибытию на место разведгруппа обеспечивает электронную защиту рубежей с помощью охранных датчиков, — через некоторое время впередиидущий передал Заку сами датчики, один за другим — компактные устройства, о которых им рассказывали только мельком. Не знал бы, что это, в жизни бы не додумался использовать. — Послушник Блэнк! Какие вы знаете типы датчиков?              Кто-то хмыкнул себе под нос — опять до Блэнка докапываются. Но тот, видимо, уже давно поняв, что халява в этой жизни не светит, не зевал:       — Движения, тепловые, звуковые и вибрационные, сэр!       — Верно, послушник. Радиус работы около шестидесяти ярдов, в зависимости от модели. Собираются скрипторами, также можно найти на довоенных армейских, полицейских складах и в инженерных корпусах. Позволяют получать дополнительные данные о перемещении противника — вывод информации на планшет или на визор силовой брони.              Звучный голос сержанта, искажённый вокодером, ввинчивался в мозг — такой при всем желании не выходило игнорировать. Зак и не пытался, просто шагал вперёд и чувствовал себя на удивление неплохо. Нервозно — самую малость, но, пожалуй, впервые во время вылазки за город был уверен в том, что к ним незамеченным не подберётся никто.              — В то время, как разведотряд занимается своей работой, вы, послушники, делитесь пополам. Первая часть расходится по периметру и распределяет сектора обзора между собой, вторая часть делится ещё раз. Первые занимаются подготовкой боезапаса, вторые ставят мишени.              Серж говорил ещё. Про особенности местности, про важность стрельб на дальние дистанции, что по итогам будут определять возможную специализацию, если Послушники покажут достаточно хорошие результаты.       — …несколько типов оружия. Автомат, лазерная и снайперская винтовки, пулемёт. После выполнения первой группой всех упражнений меняетесь со второй. Вторая группа…              Лёгкий мандраж появился только после этого — вот бы попасть на специализацию! Кому не хочется быть среди талантливых в чём-то счастливчиков? А там, может, и до силовой брони допустят… да хоть бы до разведброни, как у тех ребят, что сегодня в сопровождении. Один такой как раз шагал недалеко от сержа, и Зак уже успел на него насмотреться.              Разведброня куда компактнее силовой, но и она давала значительные преимущества. Чего стоит только экзоскелет! Аккуратный, не предназначенный для закрепления бронированных пластин, и всё же здорово упрощающий жизнь. Увеличение переносимого веса и выносливости, твердость рук, и куча того, о чём обычный послушник, едва-едва давший присягу, может только мечтать.              Пришлось напоминать себе — идет только второй месяц, самое начало службы. Всё ещё впереди: и энергооружие, и первая силовая, а может даже своё отделение. Хотя последняя мысль не так привлекала — не все рождены руководить. Харон тому живое подтверждение.              Выбранное место оказалось сравнительно ровной площадкой. И снова повезло: Зак оказался среди тех, кто готовил боезапас. Краем глаза он видел, как другие ребята устанавливают мишени: три рубежа, на двести, триста и четыреста ярдов. Да, такую дальность они ещё не обкатывали, как пойдёт?              На исходный рубеж зашли в линию — пять человек. Форд докладывался, серж слушал, а рядом стоял ещё один помощник, записывать результаты.              Начали с привычного оружия: личный автомат, позиция с колена.       — …сокращаем площадь видимого силуэта! — напоминал серж по ходу уже известное с первых недель обучения. Стреляли по команде. Три патрона на каждый рубеж. Сначала одиночными: двести прошло без проблем, зато на трёхстах и четырёхстах целился слишком долго, а сколько раз попал, так и не понял. Проверяющие смотрели попадания в бинокль, но результаты не оглашали, молча и быстро заполняя общую таблицу.       После одиночных стреляли очередями в три патрона. Потом — смена оружия.              В отличие от автоматов, которые у каждого послушника были личными, снайперка, пулемёт и лазерная винтовка присутствовали в единственном экземпляре, так что приходилось ждать своей очереди. Недолго, конечно.       Ещё пару месяцев назад обделался бы от счастья — снайперская винтовка, не из крупнокалиберных, под патрон семь шестьдесят два, самозарядная. Но снайперская же! Пока самозарядная, а ведь грозят ещё гонять на болтовках, только не в этот раз. Для неё исходное — лёжа, этому обучали раньше, да и Джерико внятно показывал ещё в начале тренировок.       Видел бы он своего подопечного сейчас!              А ведь не работал со снайперкой со времени того позора в Спрингвейле, когда не смог удержаться на ногах. Но теперь совсем другое: и лежа, и тело подготовлено куда лучше — в Убежище о таком он мог и не мечтать.       На двести ярдов выходило более-менее. Хотя первый выстрел настолько в молоко, что стыдно, но и понятно, почему: иное ощущение в руках, другая отдача, непривычная оптика, в конце-то концов. Зак, конечно, знал, что это отговорки, потому что раньше работал через прицел, и потому что сейчас просто недостаточно старался. И слышал чьё-то приглушённое недовольное бормотание: по итогу упражнения послушники изрядно посмурнели.       Оставшиеся триста и четыреста ярдов он преодолевал с трудом, запрещая себе злиться — ещё трясущихся рук и сбитого дыхания не хватало.              Дальше — пулемёт на сошках, положение лёжа.       — Короткая очередь! — напомнил серж, и по команде они начали.       Было иначе. Крючок под пальцем шёл ровно так, как надо, и отдача какая-то правильная и удобная, а короткой очереди по пять-шесть выстрелов на каждый рубеж слишком мало.       Зак еле отнял палец от спускового крючка, ещё немного ошарашенный новыми впечатлениями — как будто взяли за шкирку и встряхнули. Ощущение в руках, звук, казалось, даже запах, хотя чёрт знает, что из этого дорисовывала фантазия. Это, наверное, можно было назвать вдохновением. Если с автоматом он ещё задумывался, с винтовкой — откровенно скрипел на дальних дистанциях, то с пулемётом, как бы хреново это ни звучало, просто получал наслаждение. И кто бы мог подумать, что выпускать его из рук будет так сложно. Дострелять бы весь короб, а можно трассирующими, чтобы оставляли за собой огненные следы!              Оставшееся время примечательно было только тем, что дали опробовать лазерный карабин — расстрелять то немногое, что теперь представляли из себя мишени. Но на фоне ощущений от пулемёта отсутствие отдачи, странный запах и странное ощущение в руках вызвали скорее отторжение. Зак думал об этом всё время, пока они шли до Мемориала, не мог найти причины, но понимал, что это не его, хотя учиться придётся, да и бесшумность бывает ой как нужна.              В Мемориале просто так разойтись не дали: хоть сержант и сопровождение ушли, Форд, как командир отделения, остановил всех на территории комплекса, у их привычного стрельбища, оглашая результаты. Хуже всего выходило по снайперской винтовке: всего двое счастливчиков с пятью из шести и шестью из шести попаданиями. Зак в их число не входил. Зато, и к удивлению, и к удовольствию, был среди четверых «пулемётчиков», вместе с тем парнем, у которого в прошлый раз был вторым номером.       А это что значит? Отдельное обучение?              Форд ответил просто:       — Когда надо — узнаете. А теперь, чтобы закончить этот полный приключений день, выделить отличников и дать возможность подтянуться отстающим, мы с вами поработаем с управляемым ракетным комплексом!       Вот так, под конец дня? Это гранатомёт, если проще, и его ещё даже в руки не давали.              Одинаковый интерес разгорелся в глазах каждого, на кого ни глянь. Как открыть второе дыхание? Дать попробовать большую игрушку, вот как. Гранатомёт установили на сошки, счастливчика выбрали из отстающих, чтоб, так сказать, дать возможность реабилитироваться, но ему откровенно завидовали. По крайней мере Зак — точно.              — На первый раз стрелять с плеча вам никто не даст. Опробуете, почувствуете, каково это, и, быть может, это оружие станет вашим основным. До этого дня мы стреляли по мишеням, — Форд, ещё не снявший силовую броню, кажется, уже считал себя рыцарем, по крайней мере, интонации были точно командирские. Наверняка первым на повышение пойдёт. — Но сегодня пришла пора продвинуться дальше! В реальности вам придется работать с живыми существами. Потому сейчас…              Зак коротко глянул на стоящих рядом, оглядел территорию. Что, какого-нибудь мутанта привели? Или грязекраба? Но ни лишнего звука, ни клетки, ничего…       — Послушник Зак будет мишенью!       — Что? — вырвалось совершенно в обход ума. Зак захлопнул рот, но растерянность не смог сбить даже тогда, вопросительно глядя на командира.              — Задача мишени — уйти от удара, — тем временем продолжал Форд, а послушники старались не коситься и с недоверием слушали дальше, хотя едва ли кто-то в строю понимал, что происходит. — Разрешается убегать по территории Мемориала, запрещается проникать в здание. Увижу нарушение, в наряде всю жизнь простоишь.              Зак сглотнул. Перевёл взгляд с бесстрастного шлема силовой брони на гранатомёт, на послушника, уже занявшего исходное положение. Они… шутят? Но Форд не смеялся, рявкнул отойти на тридцать шагов, чтобы была фора. Не веря в происходящее, Зак зашагал вперёд, чувствуя, как стучит в висках и бешено колотится сердце.              Они что… узнали про что-то, и это — изощрённый способ казни?              За спиной Форд продолжал:       — Послушники! Вы четверо подаёте снаряд, — почти гробовое молчание, последовавшее за этой фразой, прервалось звучным: — Кто заржёт, пойдёт сортиры драить! Вы пятеро — ускорение. Заряжай!              «Ускоре… что?» Дойдя до точки, Зак обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как послушники с красными от попытки не смеяться лицами тащат к гранатомёту бревно. Обычное, мать его, бревно: длинное, но не слишком толстое — в самый раз для нескольких человек.              Зак сморгнул. Немой вопрос, видимо, отпечатался на лице, и только усилился, когда бревно задержали над гранатомётом, а Форд, как ни в чём не бывало, зарычал:       — Ракета самонаводящаяся, дальность поражения до трёхсот ярдов. Ракета или попадает в цель, или летит до самоуничтожения через тысячу ярдов. Что это значит для вас, послушники? Не догоните — бежите до самоуничтожения, выбираем новую цель и заряжаем по-новой. Ну, что стоим? Пуск!              Зак со всей дури рванул с места сразу, а за спиной «ускорители», перехватив «снаряд» у подающих, побежали следом.              — Что с баллистикой?! Ровно держим! — надрывался через вокодер Форд, за спиной кто-то уже в голос взвыл «вот суки» непонятно в чей адрес, но в общем и целом Зак был согласен. «Суки», — думал он, давя лыбу на лице и стараясь не запнуться на каменистой территории вокруг Мемориала.              Ракета и правда вышла самонаводящейся: играли в догонялки такими петлями, что взрыв смеха оставшихся стоять послушников Форд даже не стал прерывать.       «Ничего, и до вас дойдет очередь» — мстительно думал Зак, перепрыгивая очередную кочку, а Форд все кричал вслед:       — Беги, Зак, беги! — и его голос то и дело заглушался смехом.              На следующий же день он подал запрос на перепрошивку пип-боя.       Беготня с брёвнами, долгая подготовка, задержка запуска Очистителя — самое время сделать то, о чём мечтал с самого возникновения идеи остаться здесь.       Он как обычно не ждал быстрого ответа, но ровно через два дня, наполненные до краёв привычными тренировками, уже шёл следом за одним из скрипторов, ещё не до конца веря — скоро желаемое будет в его руках. В самом прямом смысле.              Скрипторы для младших послушников всегда были парнями из другого мира. С ними, конечно, пересекались в коридорах Мемориала, но и только: распределение шло позже, и в одном Зак был уверен — ему, как и большинству из их отделения, прямая дорога в рыцари, а не к этим умникам. А ещё форма у них дурацкая, не унимался внутренний голос: длинные полы плащей наверняка жутко мешаются за пределами базы — таким зацепишься за что или наступишь, пригнувшись, — мало не покажется.              — Садись, — мужчина указал на место за одним из столов, и зашёл в комнату после Зака, усаживаясь напротив него, за терминал. — Для начала скопируем данные, потом закачаем на место. При перепрошивке всё слетает, — он выглядел хмурым, очень уставшим человеком. Даже в экран смотрел, будто тот обидел его лично, и цеплял переходник от терминала к пип-бою так, словно для него это невыносимая работа.              Пока данные перекачивались, Зак рассматривал помещение. Ничего примечательного: металлические шкафчики, шесть рабочих мест с терминалами, одно из них свободно. Тихо, спокойно, все заняты. Скучно даже. Он сам не заметил, как стал качать ногой в такт мыслям, и остановился, только напоровшись на взгляд скриптора.              — Простите.       Мужчина пристально смотрел на него некоторое время, и всё-таки перевёл хмурый взгляд на экран терминала:       — Этим должен был заниматься не я, — негромко пробурчал себе под нос. — А всё потому, что знакомых с пип-боями не так много, а кое-кто старший не желает возиться, а скорее попросту не имеет достаточной квалификации.              Зак вскинул брови. Интересно, узнай начальство о недовольстве, высказанном в такой форме, возникли бы у скриптора проблемы? Мысль умозрительная, без применения к реальности, но мужчина, будто прочитав мысли собеседника и спохватившись, нахмурился ещё сильнее:        — Между нами, понял?       — Без проблем, — Зак дернул было рукой, но натянувшийся шнур остановил от резких движений. И раз уж они так разговорились… — Скажите…       — Бигсли, — прервал его скриптор, и далеко не сразу дошло, что он таким образом наконец-то представился.              — Зак, — ответ на автопилоте. — Так вот…       — Я знаю, как тебя зовут, — мужчина снова уткнулся в экран терминала, даже отодвинулся на стуле, всем видом стараясь показать, что не расположен более общаться. Зак с трудом проглотил готовую сорваться с языка грубость и продолжил:       — Тут всю систему меняем? А в чём отличие с гражданской версией будет?       — Руководство, — не отрываясь от работы пробурчал Бигсли. Выдвинул один из ящиков стола и шлёпнул перед носом Зака тонкую брошюру. — Там всё написано.       От дальнейших вопросов Зак решил воздержаться.              Он воображал, что день, когда на пип-бой наконец поставят новую прошивку и армейскую версию VATS, будет каким-то особенным, торжественным, что ли. В реальности же программным обеспечением занимался недовольный, усталый человек, и он же чуть позже выложил на стол наглазник — простую линзу на ободе и ещё два съемных датчика, с виду идентичных тому, что раньше Зак цеплял на автомат.              — Для удобства, — коротко пояснил Бигсли, помогая зафиксировать наглазник на голове, нажал переключатель у виска, и только тогда хмурое лицо смягчилось. Кажется, техника в руках его успокаивала. Зато Зак напрягся — побежавшие по линзе цифры и слова сбивали с толку и неприятно мельтешили. — Датчики сразу поставишь на всё оружие, чтобы не тратить время. А потеряешь — шкуру спустят, их не так-то легко найти.              Приходилось по очереди фокусировать взгляд то на наглазнике, то на самом скрипторе, то на дальних объектах, а Бигсли делал что-то в меню пип-боя, и тестовый загрузочный экран «Волт-тек» менял чёткость и яркость. Мужчина только иногда комментировал свои действия, но на все вопросы отвечал одно — сначала внимательно ознакомиться с руководством, а уже потом приходить и спрашивать:       — …и тогда никаких вопросов не останется.              А потом снова крутил что-то, и Зак пытался не свихнуться от странных, не самых приятных ощущений в глазах.       — Не концентрируйся, пользуйся периферийным зрением. Со временем сам поймёшь. Но привыкать долго, — обрадовал Бигсли, заканчивая работу: картинка наконец стабилизировалась, и после долгих мытарств Зак смог впервые увидеть в достаточной чёткости и окружающий мир, и выводимые данные. — Может быть, месяц, может, дольше. Будут проблемы с ориентацией в пространстве. Тренировки проводи и с техникой, и без. Командир подробнее расскажет. Пока не привыкнешь, рекомендую не снимать. Да и после — чем дольше «отдых», тем сложнее возвращаться к работе. Данные по VATS, радару и прочую дополнительную информацию можешь скрывать с обзора. Можно выбрать приоритеты вывода на наглазник, об этом прочитаешь сам. Теперь… поздравляю и всё такое. Свободен.              Жуть как хотелось спросить, неужели ему, такому любителю технических наворотов, каким, наверное, был каждый из скрипторов, настолько неинтересна работа с пип-боем, но более испытывать терпение Бигсли Зак не стал. Сгреб со стола методичку и датчики, коротко поблагодарил, и обернулся, только когда мужчина добавил уже в спину:       — Головные боли, — на усталом лице мелькнула кислая улыбка. — Головные боли тоже будут.              Первое неудобство Зак почувствовал уже на пути в комнату, едва включив наглазник.       На часть обзора справа накладывалось изображение: данные с радара и миноискателя, информация о состоянии организма. Сидеть на месте со всем этим было проще, а вот идти, и идти ровно — совсем другое дело. На то, чтобы смотреть, как говорил скрпитор, не концентрируясь на чём-то одном, уходили силы, и даже столь малого хватило, чтобы растеряться. Стоило посмотреть вперед, как обычно, глаза косили, данные расплывались, а стоило сконцентрироваться на линзе, как окружающая реальность уходила в расфокус.       Хорошо говорить о периферийном зрении, а попробуй приноровиться в реальности…              Давным-давно, будучи совсем мелким, Зак стащил у Джонаса очки. Обычная детская шалость, и это казалось безумно смешным: наблюдать за тем, как старший товарищ пытается найти их, двигаясь осторожно и медленно, то и дело удерживаясь о стены и мебель. Ну как тут не примерить? Ощущения так себе: всё сливалось пятнами, взгляд не мог сфокусироваться, а глазам ещё некоторое время было больно.              Вот и сейчас, усиленно пытаясь привыкнуть к новой штуке, Зак чувствовал отголоски того полузабытого детского ощущения: ломоту в глазнице, такую, что хотелось хорошенько проморгаться и снять мешающую штуку. А ведь ещё надо не просто уметь правильно смотреть, но и считывать информацию!       В итоге, большую часть пути он преодолел, малодушно прикрыв один глаз — так было самую малость проще.              — Читать инструкцию будет тем ещё приключением… — выдохнул, прикрывая за собой дверь комнаты.       Напарник, как и обычно, просто лежал на нижней койке. Повернулся, молча смерил нанимателя взглядом и подытожил:       — Поздравляю, — снова отвернулся было, но всё-таки не смог сдержать интереса, садясь: — Покажи?              Зак невольно улыбнулся, шагая навстречу и вываливая всё на кровать, будто только и ждал этой просьбы:       — Датчики завтра в арсенале поставлю. Хотел поспрашивать, но скриптор попался неразговорчивый. Бигсли. Неприятный тип. Говорит, руководство, руководство. Ну и ладно, надеюсь, не придется больше с ним связываться.              Усевшись рядом с Хароном, Зак открыл брошюру на содержании. Техника безопасности, общие положения, радар, миноискатель, заряд батареи… О, отдельно по совместимости с другим оборудованием! Присмотрелся: подпункты об охранных датчиках, приборах ночного видения, отдельно о разных видах оружия.       — И почему сразу нормальную версию на все пип-бои не поставили… — вздохнул, перелистывая и про себя удивляясь, сколько нового ещё предстоит узнать. — Не было бы никаких проблем.              — Были бы, — прохрипел Харон над ухом так неожиданно, что Зак чуть не вписался головой в перекладину. — Гражданские с армейской версией VATS, ты только представь, — уродливая улыбка гуля выглядела отталкивающе. К такому невозможно привыкнуть до конца. — В Убежищах не только святые, как и на Пустошах — не только идиоты. И в целом на одного хорошего парня найдется уйма ублюдков. Попади такая техника в руки мародера или рейдера…              Зак слушал молча, искоса глядя на гуля, и даже почти забыл о том, что смотреть больно. Почти, потому что в глазу неприятно тянуло. Но он только упрямо мотнул головой, не стал выключать наглазник:       — И со стандартной прошивкой пип-бой — та ещё штука.              — Именно, — Харон кивнул. — Для рядового пользователя её хватает за глаза. Ровно настолько, чтобы добраться до ближайшего пункта мобилизации, где и в ряды добровольцев запишут, и перепрошьют, и на нужные работы определят. Гражданская версия — защита от самих же себя. От искушения силой. Слишком серьёзная вещь для необученного человека.              Зак фыркнул — коротко и невесело:       — Для меня, значит, в самый раз?              Харон забрал руководство из рук Зака, пролистал, одобрительно чему-то кивая, и вдруг захлопнул:       — Это не мне судить.              — Да ладно, — Зак уселся удобнее, чтобы опираться спиной о стену, уставился на яркий блик от настольного светильника на металлическом шкафчике. Контрастный перепад освещения приковывал взгляд, помогая концентрироваться на мыслях. — Дело же в цели. Ты видел, мараться я не боюсь, — сказал, и сам перекосился. Неверно. — Не боюсь, когда понимаю, зачем. Раньше не понимал. А здесь, в Братстве, точно уверен: что бы ни пришлось делать — это для чего-то важного. Большого. Такого, что мне и в голову никогда не придёт. Я бы и сам хотел придумать что-то такое… — повёл плечом, скользя взглядом по стенам комнатушки. Старая дверь, стол, переживший, наверное, многих людей. Пустое место там, где лежали голодиски Джеймса.              Призрачный запах влажных волос и распаренной после душа кожи, горячей и упругой, несмотря на возраст.       Сморгнул, прогоняя воспоминание.              — Или найти своё, как отец. И не упустить. Чтобы не просто так. Жить не просто так. Но я не могу, не знаю и не умею. И если кто-то там, в верхушке Братства знает, это… Более ценно, чем просто ходить от Мегатонны до Подземелья. Вот бы всё это было не просто так.              Больше всего на свете Зак хотел, чтобы гуль промолчал.       И он промолчал — проницательный, умный Харон.              — Ты давно выбирался отсюда? — эта мысль в потоке растерянного размышления была резкой и слишком привлекательной, чтобы отказать себе в этом. Маленькая неожиданная прихоть. Взгляд на часы: время ещё есть. — Пойдём проветримся.              Вечера в ноябре прохладные, а закат слишком ранний, чтобы в личное время застать солнце над горизонтом.       По ступеням настила, возвышающегося над огромными трубами, протянутыми из Мемориала, и ещё немного вперёд, чтобы видеть тонущий в темноте Вашингтон и Ривет-сити чуть поодаль, огромный древний корабль, сочащийся светом сквозь бреши в обшивке.              Кивнул на отражение огней в черной воде, где они мешались со звездами, то и дело проглядывающими сквозь далекие тучи:       — Красиво, да?              Харон стоял, опираясь ладонями о перила, смотрел перед собой, щуря белёсые глаза, и выглядел точно как призрак из детских сказок. Кивнул, но не повернулся:       — Да.              Мазнуло узнаванием, чётким ощущением, что такое уже было. Стояли с кем-то, смотрели на огни.       Потом вспомнил: мелкий пацан, укутанный в одеяло, вечер перед злосчастной вылазкой в Вашингтон.              — Есть один мальчик, — Зак навалился на перила, проверяя их на прочность, уставился на каменистый берег, едва-едва виднеющийся сквозь трубы и опоры. Лететь недалеко, но шею свернуть можно, а ещё — удариться и захлебнуться. Перила предательски выдержали. — Потерял отца, носился по всему пригороду, привёл помощь, нашёл его, похоронил. Сам могилу копал. Не знаю точно, но ему и десяти не было. Сейчас в Ривет-сити. А когда-то смотрел на лампочки в Мегатонне и говорил, что никогда не видел столько огоньков. — Вода едва-едва двигалась, кривилась мелкой рябью. — У него было два проводника. И один привел его домой — к тётке, хотя за это скорее всего даже не заплатили. Ну разве можно считать серьезной оплатой старый автомат?              — А второй? — голос тихий, как и ветер с Потомака.       — А второй — я. То ли вовремя ушёл, чтобы не случилось непоправимое, то ли невовремя отступился.              Удивительно тихий вечер.              — Как Очиститель запустят, в увольнительную попрошусь. Зайду в Ривет-сити, извинюсь. И в Мегатонну, — опёрся подбородком о сжатые на поручне пальцы. — Узнаю, как дела у старика, и что там с рентгеном. Вместе и сходим. Потом в Подземелье, дела передам, и разойдёмся.              И почему нельзя не выбирать? Просто делать всё, что нравится, не метаться между «хочу» и «надо». Вот бы служить в Братстве, но так, как на работу ходить. И чтоб на бар время оставалось, и чтоб Харон рядом.       — Подождёшь меня с годик. А потом решим как-нибудь, да? Время покажет.              Харон промолчал.       Ветер принёс запах дождя, не отступавшего следующие три дня.              А на утро четвёртого — очередной сигнал тревоги.       Зак подскочил уже на автомате, даже не проснувшись до конца. Штаны, куртка, обмотки, ботинки, и бегом в арсенал, даже не глянув на напарника. В Мемориале по утрам холодно, но бег по коридору разгоняет кровь, хоть и не помогает мозгам включиться в работу — слишком заученный маршрут и слишком отработанные действия, чтобы думать.              Только позже, привычно набивая магазины патронами, Зак услышал какой-то глухой звук. Будто кто-то ударил по стене. А потом ещё один — уже ближе и немного громче, и ещё один. И после третьего с потолка посыпалась пыль, а Форд, уже в силовой броне, рявкнул:       — Не отвлекаться!       И никто не подумал ослушаться.              Но ровно с того момента удары не прекращались ещё несколько минут. Уже не такие однородные — плотные стены Мемориала, да и то, что жилые корпуса находились под землей, здорово заглушало звуки и мешало оценить ситуацию, но, судя по всему, кто бы ни напал на базу, в ответ они тоже получили.              Что это? Мутанты решили прорваться, послали камикадзе? Нет же, им бы просто не дали прорваться через огражения, с земли подойти невозможно.       «С земли. А есть ещё воздух».       Дальше времени думать не было, потому что Зак мчался за своим номером первым, Ричи.              По пути к ним присоединился второй «силовик» — сержант Уилкс. На него посмотри — будто ничего необычного не происходит, спокойный и неколебимый в этой своей броне. А может, и правда ничего такого? Ну стреляют снаружи, но едва ли кто-то доберется сюда, к последнему рубежу. До них ещё несколько перекрытых ребятами коридоров, и надежная охрана снаружи.              Зак привычно сел за ростовым щитом, и только тогда глянул на пип-бой: пять утра. Покосился на сержанта, но тот, зараза, никак не говорил: «Стоп, в норматив уложились!»       Значит, что, по-настоящему?              Подступы впереди в зоне обзора, по ту сторону несколько отделений. А добежит кто — Ричи подкосит из пулемёта. Да и радар есть и у Зака, и у сержа с Фордом — в силовой броне такая дрянь встроена.              Кружилась голова и совсем легко подрагивали руки. Зак старался сосредотачиваться на дыхании, как учил Харон, и прислушиваться к говорящему Уилксу. Он то поправлял кого-то из послушников, то осаживал от лишних разговоров. Чётко, без суеты, и это каким-то волшебным образом помогало взять себя в руки.              Шло время, ничего не происходило.       Только продолжались взрывы где-то наверху, уже гораздо реже, и звуки боя не доходили до коридора перед ротондой.              Зак не знал точно о месте сбора научных сотрудников — только помнил со слов Харона, что это где-то на уровнях ниже, в районе канализационных коллекторов. Вероятно, там были свои пути отхода, но проверять никогда не было ни возможности, ни желания. Напарник сейчас где-то там, с доктором Ли, другими работниками лаборатории и дополнительной охраной от Братства. Ценные кадры важны не менее самой установки Очистителя, и за гуля можно не переживать, один он точно не останется.              Или?       Это же гуль. Понадобится пренебречь кем-то — пожертвуют именно им.              «Нет. Нет, никем не придется жертвовать, выдыхай». И если мысли удалось урезонить, то пришедший им на смену нервный зуд только нарастал.              Десять минут, двадцать — ничего.       Ноги затекали, и спина, и шея. И пить хотелось — страсть как, но Зак почти не шевелился, боясь отвлекаться. Сверху топот, а потом…              От ещё одного взрыва желудок подскочил к горлу — так страшно-близко он звучал.       — Ротонда! — скомандовал серж ровно до того, как где-то в соседних помещениях стали стрелять. — Следим за верхом! Пошли!       У них была отработка действий на разные ситуации, в том числе — планы по расстановке сил при необходимости защищать помещение Очистителя.              Первыми зашли сержант Уилкс и Форд, и сразу же открыли огонь, прикрывая заходящих следом послушников. Рёв пулемёта и бесшумная лазерная винтовка.       Сверху полетели дымовые шашки.              Защитные маски! Если сейчас дым, может быть и ещё что понеприятнее. Лучше перестраховаться, чем надышаться каким-нибудь говном. Не от пули сдохнуть, так от газа, ещё чего. В пулемётные очереди почти сразу вклинились ответные выстрелы, бесшумными алыми всполохами прорезающие дым, и тяжёлые, звонкие удары о настил дополнились оплавленным металлом и палёными выбоинами на стенах.              Маска-противогаз, закрывающая лицо, села на обод с наглазником как родная.              Зак ломанулся вперёд под прикрытием щита, рассмотрев противника только красными точками на радаре пип-боя. Дым слишком плотный, без дополнительных устройств хрен разберёшь. Зато разберёшь вспышки движков реактивных ранцев, и только на них можно ориентироваться в такой завесе. Но и те погасли слишком быстро.       Нет, точно не мутанты. И уж конечно не простые рейдеры.       Энергооружие, ранцы, возможность прорыва сверху и крупной атаки.       Это мог быть только Анклав, о котором до сих пор приходилось только слышать.       Парни на винтокрылах, последователи «истинного правительства».              Звуки заполнили собой всё, когда в перестрелку наконец вступили послушники.       Выстрелы, звон металла, скрежет, шипение дыма — шашка завалилась под настил, попробуешь вытащить — подставишься. И среди всего этого шквала звук упавшего тела: первому же зазевавшемуся послушнику, высунувшемуся из-за щита, разнесло голову, даже каска не спасла. Зак не рассмотрел, кто это был, только сильнее вцепился в оружие. Труп завалился на бок, а его сосед, хватаясь за лицо, согнулся пополам и закашлялся так громко, что слышно было даже за несколько шагов.              Точно кроме дымовых что-то бросили. Слезоточивый? Проверять на себе не хотелось.       Значит, надо не только не подставиться под удар, но и беречь маску от пробоин.              Серж и командир уложили двоих, спрыгнувших первыми, буквально снеся огневой силой. Хорошо, что установка на опорах, да и закрыта прочным стеклом в несколько слоёв — от попаданий оно шло трещинами, но держалось.              Теперь Уилкс давил тех, что прорвались к пульту управления, а Форд «держал» верх, давая возможность послушникам выйти из закутка и занять более выгодные позиции. Ориентироваться приходилось на ходу, адреналин заглушал истошно-орущий инстинкт самосохранения, с истеричного «надо валить» сменившийся на «делай всё по плану». Где-то в мозгах засела просьба чёрт его знает кому: «пусть всё будет хорошо, пусть всё будет хорошо».              Помещение ротонды — круглое, в центре вода, над ней, на опорах возвышался пункт управления Очистителем. Бетонный пол укрыт настилом, пробитым в тех местах, куда спустились солдаты противника, все, в мать их, силовой броне, огромной, чёрной и страшной. И хорошо, что особо раздумывать над этим не было возможности.       Анклав пришёл сверху, скорее всего направленными зарядами пробили купол, как раз со стороны бортика у главного входа. Черти хреновы. Зак пытался сориентироваться в коротких перерывах между перебежками: им всем надо было уйти из возможной зоны поражения — если скинули дымовухи, могут и гранатами одарить. Очиститель не заденет, а вот бойцов «выключит» на ура.              Высовываться из-за щита — себе дороже. Каждый раз, когда удавалось выстрелить, сознание будто отключалось намертво, а тело работало само собой. На улицах Вашингтона и правда было по-другому. Не так опасно, не так плотно и интенсивно. И никогда не приходилось сталкиваться с людьми в силовой броне. Никогда не стреляли и сверху, и с боков — как будто закрыли в бочке с пулями и лазерными зарядами. Непобедимые твари, не люди — скалы! Они мелькали тёмными глыбами в клубах дыма, и каждый раз, когда рядом лазерный луч выбивал раскалённую крошку из стены, казалось всё, сейчас точно конец.       И каждый раз проносило.              Всё это длилось безумно долго и одновременно слишком быстро.       Первый анклавовец, которого удалось рассмотреть внимательнее, был мертв. Один из «отработанных» Уилксом, раскинувшийся у стены в своей груде металла. Чёрная силовая броня, «хищная» морда шлема, совсем другая, не как в Братстве.       Значит, и их можно убить. Только что могут простые человечки, из мяса и костей, без такой защиты? Растопчут и не заметят.              Бой шёл и в коридорах снаружи, и на улице: из-за бреши в куполе Зак слышал продолжающиеся взрывы.              Ещё одного анклавовца расстреляли сбоку — просто повезло. Когда тот отвлекся на щитовиков у другой стены, Ричи высадил в него, наверное, треть ленты, а Форд рывком столкнул в воду, и больше тот не всплывал. Серж, с отошедшими к нему послушниками уже «давил» одного из анклавовцев у пункта управления.              Взвыла серена, заглушая собой все вокруг. Отвратительно-громкий завывающий звук.              Теперь надо было не дать переключиться на них оставшимся.       Взгляд по сторонам: рядом, за одним щитом с Заком, Ричи и Блэнк. Ещё двое за щитом с сержем. Остальных не видно, то ли притаились где, то ли… не думать об этом, не думать! И рассчитывать только на тех, кто в видимости.              «Грёбаный наглазник», — оторопелая мысль на краю сознания. Благо, включатель остался на ободе, и дотянуться не составляло труда. Забыл, совсем забыл! Столько выпрашивал, так хотел, и забыл! Слишком привык к его отсутствию за время обучения.       Снова боль в глазах, мельтешение данных, автозагрузка VATS, и вспыхнувшие зелёным метки по процентным попаданиям. Так проще, не надо отвлекаться ни на что.       Сверху, с включенным ранцем для более мягкого приземления, спускался ещё один противник.              — Двигло! — Зак рявкнул так, чтобы услышал Ричи, и тот развернулся в доли секунды, вжимая спусковой крючок. Так быстро, что и сам, наверное, не понял, когда ранец за спиной закованного в силовую броню человека взорвался, и тело отбросило на стену. Наверняка жив, но пока оглушён. Зак добавил ему — автоматная очередь в опалённые взрывом ранца пластины брони. Ричи завершил начатое.              Грёбаные ранцы, энергооружие в руках — вот их слабое место. Взорви что-то из этого, а потом пользуйся дезориентированным противником. Несколько секунд до смены оружия, но есть шанс!              Ещё двое внизу.       Одного взял на себя Форд, и заметил это Зак, только услышав мощный удар. Когда один человек в силовой броне с разбега сметает второго, это выглядит мощно, страшно. Будь на его месте кто без брони — сломался бы к чертям.       Но времени смотреть — нет.              — Я по оружию, ты добивай — Зак щурился, честно стараясь фокусировать взгляд и на наглазнике с выкладкой VATS, и на картинке перед глазами. — Блэнк, щит!       Спас пип-бой. Вспыхнула красным метка миноискателя, Зак дёрнул щит на себя и вверх, даже не дождавшись, когда отпустит растерявшийся Блэнк. Так нельзя, не положено, опасно. Что-то грохнуло о щит, а мгновенье спустя взорвалось совсем рядом, вырвав ещё один кусок сетчатого настила.              Наверняка солдат Анклава, бросивший гранату, полагал, что скрытые за нерассеявшимся дымом послушники оглушены и ранены. Замешкал всего ничего, но и этого хватило — автоматная очередь по рукам, и взорвавшаяся в пальцах лазерная винтовка, стали для него сюрпризом. Как и плотный пулемётный огонь с расстояния в несколько шагов по силуэту — в шлем и верхнюю часть тела.              Последнего серж буквально выпиннул от пульта управления — с диким грохотом анклавовец скатился с лестницы, и звуки боя затихли. Только продолжала выть сирена.       Красных точек нет, но снаружи ещё стреляют.       «Делать-то что?»              Выходить из-за щита рано. Серж знаками показал, кто куда, и Зак вздохнул с облегчением. Возвращение к прежней позиции, прочь из ротонды.              В коридор вышли, так же прикрываясь щитами, как раз вовремя, чтобы застать, как «силовик» Братства буквально сметает с петель дверь одним из солдат Анклава, и тот падает на пол, тут же попадая под прицелы лазерных винтовок. В ротонде уже было нечто подобное, но ни дым, ни обстановка не позволяли рассмотреть. А сейчас Зак видел — этот последний, и нужен, скорее всего, живым. Оружия в руках уже нет, чёрная броня с пробоинами уже не слушается своего хозяина.              Следом за рыцарем, в хорошо знакомом шлеме — Харон.       И кто бы подумал, что этого долбанного гуля Зак будет настолько рад видеть.       На вид вроде целый, идёт ровно, в руках — дробовик. Тот самый, с которым не расставался до попадания в Мемориал.              — Уилкс! — ошибиться нельзя: вояка, выбивший дверь был никем иным, как Сарой Лайонс. Женский голос через вокодер. — Эвакуация персонала и раненых, пять минут, чтоб ни одной живой души!       Серж даже спрашивать ничего не стал, сорвался с места.       — Раненые! — Сара рявкнула в сторону Форда, и первая зашла в ротонду.              Уже Форд, не дав ни выдохнуть, ни понять, что происходит, что за эвакуация, тут же погнал на сортировку раненых.       Дым постепенно рассеивался, открывая раскуроченные настилы, палёные опоры, покрытые кровью…       Кто-то то ли стонал, то ли кричал: «Я здесь! Здесь!»              Лёгкие, средние, тяжелые. Блэнк метнулся за носилками, Ричи и Зак оценивали степень повреждений.       Зак пошёл на голос, глядя под ноги, чтобы не провалиться и не наступить ни на кого. И видел то, что не хотел бы.       Тот, кому не повезло первым — от головы ничего не осталось. Его соседа уже выносили под руки — тот самый, с треснувшей маской. Поодаль нашлись ещё «пропавшие» — один раненый, тот самый, что кричал, носилки как раз для него.              — Зак! — голос Сары от пункта управления.       Ричи кивнул, мол, иди, занялся раненым сам.              От увиденного и от монотонных завываний сирены тошнило.       Он хотел вбежать по лестнице, но понял, что не может. Каждый шаг усилием, почему?              Уже на последних ступенях услышал доносящийся из интеркома голос доктора Ли:       — …понимаете меня?! Включить его надо сейчас же! Если медлить — взрыв охлаждающего контура и тепловой взрыв реактора... — новое завывание сирены, и часть слов утонула в нём. Лайонс неотрывно смотрела на пульт управления. Тем временем снова удалось разобрать слова Ли: — …смертельный уровень радиации. Прости. Хотелось бы найти другой вариант, но действовать надо прямо сейчас.              Обдало холодом.       Пять минут на эвакуацию, растущий уровень радиации, нападение Анклава, теперь ещё и возможный взрыв.              — Зак, — впервые без «послушник». Подняв глаза на Сару, он уже знал, о чём она будет говорить. — Один из нас должен пойти туда и включить эту драную установку. И этот кто-то обратно не вернется. Как-то не так я всегда это представляла, понимаешь? Ну, что делать будем? Спички тянуть?              Наверное, это шутка про спички, но почему-то не смешно настолько, что мышцы деревенеют.       Дело жизни Джеймса может быть уничтожено.       Все старания Братства.       Все свои надежды.       Прямо сейчас.       Он должен выжить.       Всё же так… всё же так хорошо складывалось! Обучение, присяга, даже сейчас, он уцелел и, вероятно, смог бы получить повышение, и… ещё столько всего! Бар, Джерико…              — Должен быть другой способ, — онемевшие губы едва складывались в слова, звучащие совсем глухо за маской.       Дым почти исчез, сирена продолжала надрываться.       За спиной — тяжёлые шаги: Харон, тоже в маске, остановился чуть поодаль.              — Если бы, — лицо Сары скрыто за шлемом, голос изменён вокодером. — Ты слышал, доктор Ли сказала, что это надо сделать прямо сейчас. Кто-то из нас должен туда пойти.       Зак скривился.       — Почему вы спрашиваете у меня? — она главная, на ней, чёрт подери, силовая броня! Причём здесь он? — Броня должна спасти от…              Она качнула головой, не двигаясь с места:       — Пробоина, — повернулась немного, и было видно, что пластины действительно прожжены в нескольких местах — будто последствия взрыва где-то за спиной. — Зак, если бы… я могла, я бы не говорила об этом. Кто-то должен пойти туда прямо сейчас. Я нужна своим людям.              Мог бы — рассмеялся бы. Но мышцы лица свело, так и застыло неверящее выражение: поднятые брови, приоткрытый рот.       Она говорила: «нужна своим людям». Она говорила: «моя жизнь слишком ценна».       А за этими словами читалось: «ты его сын, ты должен это закончить».       Спасти проект, поставить точку.              Ну и что, что ценой своей жизни.       «Разве ты не этого хотел? Жить ради чего-то важного».       «Жить, я хотел жить, а не умирать!»              Почти два месяца здесь. Четыре — на поверхности. Настоящая жизнь, пробуждение от долгого сна. И так коротко? Уже уходить?              — У нас нет времени стоять и трепаться, — Сара всё ещё была здесь, но, даже не видя её глаз, Зак знал, решение принято за него. Оставалось только кивнуть. Небольшое мышечное усилие, чтобы согласно склонить голову, чувствуя, как мир уходит из-под ног, а мозги заполняет белый шум. Подбородок в нижней точке движения, Сара кивнула в ответ и тут же прошла мимо. Остановилась между ним и Хароном, даже не приглушая голос:       — Один из вас входит, но управление дверьми снаружи. Вот пульт, — кивнула на небольшую панель управления у первого отсека. — Снаружи утечек быть не должно, но… я не гарантирую. Ты можешь послать внутрь гуля.       Вот так, при нём, повернувшись спиной.              — Удачи, — она замолкла ещё буквально на пару секунд, и Зак уставился неё, надеясь — ну же, ну, скажи, что сделаешь это сама! Она заговорила, но совсем о другом. — У пульта — кейс, в отсеке для проб ампула с неопознанным содержимым. Необходимо убрать её, обязательно! Не знаю, что это, но есть подозрение на ВРЭ. Мы обязательно выясним всё, но сейчас… Надо убрать её, во что бы то ни стало. Обратно в кейс — он достаточно крепкий. Сержант Уилкс доложил обо всем. Только после этого — включайте. Код запуска: два-один-шесть.              — Откровение, глава двадцать первая, стих шестой, — повторил эхом. Грёбаный символизм. Грёбаная Библия.       Грёбаный Джеймс.              Лайонс ушла молча, и скоро все звуки, кроме сирены, исчезли.       Люди покидали здание Мемориала.              — Мы оказались в неприятной ситуации, — голос Харона было слышно даже слишком отчётливо. Казалось, он громче и реальнее, чем всё происходящее вокруг.              Во всём Мемориале — ни одного человека, который мог бы войти в Очиститель, ни одного неповреждённого комплекта силовой брони? Или скорее уж нет времени, чтобы искать. И только потому, что нет времени, он должен умереть.              — Харон, — сглатывая вязкую слюну, еле выговаривая слова, сопротивляясь немеющему от страха телу. Произнёс имя, а дальше? — Харон, что мне делать?              Тянет в глазах. Может, треснула маска и слезоточивый газ добрался до лица? Вот, наверное, почему и ком в горле, и изображение плывет мутной пленкой.       — Твой выбор.              Невозможно. Невозможно! Пальцы, потянувшиеся к лицу, ударились о защитный экран.              — Не медлите! — истошно и динамика интеркома. — Запустите его!       Голос Мэдисон тонул в сирене.              За покрытым мелкими трещинами стеклом плохо видно, но пункт управления Очистителем выглядел так безопасно! Не знать бы, что там радиация… В ротонду вроде не проходит? Счетчик Гейгера трещал только немного выше нормы.              — Харон? — позвал снова, но гуль как стоял на месте, так и остался там. — Харон. Что делать? Что… Если ты зайдешь, что будет? Ты же… ты гуль, вам радиация… не страшна?              — Не изучено. Вероятно, большие дозы смертельны, — обычно нейтральный голос звучал резче.       — А если… если я, то ведь точно сдохну, — снова схватился за голову, меря шагами площадку перед входом. — Но шанс есть?       Харон молчал.              — Кто там?! Быстрее, умоляю, быстрее! — Ли уже даже не кричала, она надрывалась, и, смешанный с помехами, её голос впивался в мозг.       Оба сдохнут. Оба. Но если… если есть шанс…              — Харон, запускай Очиститель. Код два-один-шесть.       — Не помню, чтобы мы об этом договаривались.              Споткнулся об его фразу.              Уставился в лицо, и только сейчас заметил, совсем невпопад, что глаза под мутной пленкой не белые — отливают синевой. Как у людей.              Нельзя его гнать туда, нельзя идти самому, нельзя не идти!              — Скажи мне что делать! — со злости саданул рукой по перилам, ушиб, но не обратил внимание. — Блядь, Харон, просто скажи мне, что делать! — остановиться, выдохнуть, проморгаться.       Он старше. Он умнее, опытнее, в конце-то концов!              — Это твой выбор, — безжалостный ответ.       — Да не мой! Господи, не мой!              Автомат прочь за спину, мешает. Весь мир мешает, даже время против.       Смотреть на гуля — никаких сил.              — По контракту ты должен, — тихо, под аккомпанемент трещащей от боли головы. Почему так… почему так болит? — Код два-один-шесть. Харон, пожалуйста.              Он должен был ответить хоть что-нибудь. Послать к чертям, найти верные слова, убедить… в чём?..       Зак, надеявшийся ещё раз увидеть его лицо, высмотреть хоть что-то, какую-то зацепку, наткнулся взглядом на затылок. Тёмно-красное мясо, редкая кожа с сохранившимися волосами, просвечивающие кости черепа, крепления маски-противогаза, обхватывающие голову.              Несколько ударов сердца он наблюдал, как напарник заходит в переходный отсек. Как встает лицом ко входу, и белёсый свет от пульта выхватывает ободранное лицо из полутьмы ротонды. Каждый его шаг — в секунду вечностью.              Нет, не может быть, чтобы что-то случилось.       Просто не бывает такого.       Некоторые вещи не меняются. Некоторые люди — бессмертны. Вот и Харон из таких.              Кнопка закрытия поддалась до безобразия легко.       Заблокирована внешняя дверь, открыта внутренняя.       Ноги будто приросли к месту.              Сквозь плотную вязь трещин на стекле было видно, как Харон подошёл к пульту управления. Зачем-то стянул маску с лица, отбрасывая в сторону и, щурясь, поднял с пола пустой контейнер, очень похожий на тот, для перевозки органов. Дурацкая ассоциация в неподходящий момент. Аккуратно погрузил в него что-то, извлечённое из отсека для проб.              — Харон? — не слышит, конечно.       Счётчик затрещал громче.              Отнёс кейс ко входу. Все движения без спешки, но будто через силу, преодолевая невидимое препятствие.       Мэдисон продолжала кричать что-то в интерком, но Зак уже не слушал.       И, когда гуль набирал номер кода, кинулся к двери, внезапно подумав: ведь можно открыть! Наверняка можно!              Где-то должен быть вариант аварийного открывания, или хотя бы ручного управления. У двери, у того пульта, с которого закрывал за ним вход. Пустота. Грёбаная пустота, а кнопки уже не реагировали на нажатия.       — Харон! — к стеклу ближе. — Включай и найди открывание дверей! Наверняка изнутри можно!              Гуль не слышал. Отжимал номер кода, так медленно, будто в болоте, только вокруг не комья земли и не гнилая вода.              — Харон! — удар по стеклу, бездумно, безотчетно. Какая-то часть разума понимала: если разбить стекло, открыть двери, ему самому крышка. Но всё это что-то далекое, неважное.              Потому что вокруг гуля почему-то слишком много света.       И в мире вокруг его слишком много.              — Харон!       Почему он не ищет? Почему он ничего не делает?!       — Сделай хоть что-нибудь! Это приказ! Харон!              Гуль всё так же стоял за пультом, но смотрел не на цифры — вперёд и вверх, на столб света, которым стал поток воды в центре, за защитным стеклом.              — Я не отпускаю тебя! Слышишь?! Я не…       Договорить не вышло.