Талион

      Это был простой весенний день середины марта.              Обычно Стокгольм, снайпер, сидящий прямо над городскими воротами, делал свою работу тихо и мирно. Несколько выстрелов из ружья, и нет непрошеных гостей. Именно благодаря ему на подступах к городу то и дело появлялись гниющие тела, на уборку которых снаряжали не боящихся запачкать руки путников.              Гораздо реже случалось так, что ворота закрывали, оставляя там протектрона, а к стрелку сверху присоединялись другие жители города. Несколько мужчин, способных держать в руках оружие и те, кто думал о себе так. А если рядом стоял караван, то и бравые ребята из охраны не оставались в стороне. Всеобщее развлечение обходилось без крупных жертв со стороны обороняющихся — несколько ран не в счёт: укол стима, а позже и стакан виски в салуне хорошо лечили такие раны. И ближайшие пару недель счастливые защитники хвалились друг перед другом, раздувая и приукрашивая историю.              Смертельных случаев в последние несколько лет не было и вовсе.              Не было до того самого солнечного дня.              Когда Стокгольм снял первых парней в рейдерской броне, пришедшая к ним подмога со стороны Спрингвейла не казалась чем-то из ряда вон выходящим. Бывало и такое, просто реже, и вроде бы катилось по известной колее, хорошо отрепетированному, даже немного приевшемуся сценарию. Со скрипом и лязгом закрыли ворота, а спустя ещё некоторое время стрелок крикнул: «Нужны люди», потому что на город наступали с нескольких сторон.              Никто не воспринимал происходящее всерьез. Думали — перестреляют всех и пойдут по своим делам дальше, как много раз до того. Шериф вышел на стену, рядом с ним встали Билли Крил, один из местных головорезов, и Джерико. Старый недобрый Джерико был пьян, но доза утреннего виски никогда не являлась для него причиной мазать мимо цели. Старик мог ужраться в дерьмо, но с делом справлялся отлично.              И дело было простым, отработанным годами.              Распределение по стене, отстрел оборзевших рейдеров — у тех никогда не хватало терпения высидеть в укрытии, а высовывающих нос неизменно настигала пуля — этого в Мегатонне до сих пор могли отвесить каждому страждущему с горкой.              — Просто случайность, — понизив голос так, чтобы на них не обратил внимания Мориарти, говорил Харя. Владелец салуна ненадолго показался в общим зале, поморщился, увидев ещё одного гуля, и скрылся из виду. — Вроде бы один из защитных листов пробило и — раз! Прямо в голову. Вот и всё. Был — и нету.              Мутные глаза Хари следили за лицом старого друга Джерико, как он представился, с настороженностью и сочувствием. Может быть самую чуточку с недоверием, и это же недоверие Зак ощущал спиной: в городе у старика не было друзей, кроме, разве что, дока Чёрча, и никто наверняка не мог поверить, что такие люди вообще существуют на белом свете. Друг Джерико, ну надо же какая ерунда!              — Симмс и Крил были там, они больше могут рассказать. — И добавил, уже с сомнением: — Если захочешь.              Зак, не проронивший за весь рассказ ни слова, застал себя за пережёвыванием лоскута кожи, оторвавшегося с губ. И когда наконец смог говорить, спросил совсем не то, что от него ожидали:              — Почему у Стокгольма ружьё?              К прозвучавшему вопросу вела долгая логическая цепочка. Видите ли, если у стрелка над воротами, обязанного отсматривать нападающих и устранять их, было с собой охотничье ружье, а не что посерьёзнее, вставал вопрос: «с какого хрена». И вопрос этот выливался в простое: имей он что покруче, ну, вроде той снайперки, что когда-то притащил старик, а лучше и вовсе пулемёт, бой, возможно, шёл бы иначе. Город с пулемётом на стене многие отбросы вовсе обходили бы за сотню ярдов от греха подальше. А если бы со Стокгольмом сидел второй, на подмоге, и, если бы места для стрелков оборудовали лучше, старик мог прямо сейчас сидеть на соседнем стуле и недовольно стучать пальцами по стойке, может быть, говорить, что никаких гулей среди своих друзей не припомнит, и сплевывать под ноги, но определённо быть живее всех живых.              Только Джерико «совсем не было», как сказала Нова, притихшая в своем уголке и настороженно косящаяся в сторону бармена и незваного гостя.              Зак сморгнул. Харя, конечно, ничего не мог ответить на вопрос о ружье, но ответа и не требовалось. Слишком много «бы». Джерико говорил в таких случаях: «Не быкай».              — А рейдеры что? — горло продрало очередным вопросом. — Всех положили?              Харя неуверенно качнул головой и принялся остервенело тереть стакан несвежей тряпкой:       — Главаря подстрелили точно, ещё несколько насмерть, остальные ушли.              — Много их, — добавил кто-то из зала. — Много в тот раз было.              От быстрого, внимательного взгляда незнакомец отвернулся, будто пожалел, что вмешался в разговор. Плевать.              — И что, просто отпустили?              Харя задержал дыхание, будто хотел что-то высказать, но только со вздохом поставил стакан на стойку:       — Это не у меня спрашивай. К Симмсу лучше. Я бармен, что знал, то сказал.              — Хм, — Зак поскреб пальцами по стойке перед собой. — Да, вижу, просто бармен.              «Куча гульего говна ты», — со злостью думал он, хотя и отлично понимал, что уж Харя тут не причём. Ну что мог сделать этот несчастный гуль, который без отмашки шефа и выйти-то из салуна не может?              Когда Зак сполз со стула, Харя уже в спину спросил:       — А ты из Подземелья? — и мелькнувшая в голосе надежда здорово напомнила обрывок разговора Хари и Харона, который он когда-то слышал краем уха. «Ну уж нет, ты мне в друзья не набивайся…» Вместо ответа Зак только неопределённо повел плечами и шагнул за порог салуна, прямо навстречу палящему полуденному солнцу.              Он слушал историю добрую половину часа, но, если закрыть глаза, под веками разливалась только краснота от яркого света. Зак пытался и никак не мог представить — как это было? Закрытые ворота, стрельба сверху, старик на стене… всё. Предел.              Что значит «случайность»? Бывает отсутствие подготовки, неорганизованность, но только не грёбаная случайность. Он бы скорее поверил, что старик захлебнулся кашлем, хотя и вынужден был признать, здесь, стоя у поручней на площадке перед салуном: умереть от шальной пули при защите города куда почётнее, чем сдохнуть от болезни в пропитанной потом и алкоголем конуре.       Но это — фоном, бесцветно, не по-настоящему.              Потому что город жил своей жизнью, ворота снова открыты настежь, а стрелок над ними сжимает в руках ружье. Живой и здоровый этот стрелок, как и другие, в тот день стоящие плечом к плечу. Как и те, кто стрелял снизу, и кому принадлежала пуля, прошившая бритый череп.              Зак коснулся пальцами лба, будто почувствовал призрачное касание.              Вот жар от приближающейся пули, вот она уже проломила кость, вспорола мозг и выбила кусок затылка — тот упал за спину, куда-то на металлическую сетку настила, и кровь полилась сквозь неё вниз, на сухую землю около стены, успев плеснуть раскалённой влагой за ворот. Говорят, в такие моменты ещё доли секунды понимаешь, что происходит. Джерико понимал? О чём он думал? О чём думал в тот момент, когда уже было ничего не исправить?.. Каково это, когда всё, точка, и ничего не вернуть обратно?              Ноги понесли вперед, по сплетению переходов, между жалкими домишками. Говорят, когда некуда идти, стоит довериться случаю. Первая выхваченная взглядом дорога, первый поворот.              На долю секунды, когда взгляд упал на бомбу, застрявшую в радиоактивном озерце, Зак подумал — ну их всех к чёртовой матери. Всех этих, которые живы, которые плевать хотели на случайные жертвы во их благо: на старика ли, на отца, на погибших за чистую воду солдат Братства. Взорвать себя и город, ведь единственный человек, действительно имеющий значение, погиб, а они даже не подняли жопы, чтобы добить сбежавшую мразь. «Может, не это прописано в уставе, но, серж, не с вас живьем слазит кожа и не вы сейчас стоите здесь, глядя на этих говнюков».              Не похоже ни на пьяное забытье, ни на наркотический транс — хуже, темнее, и, черт подери, Зак не чувствовал себя готовым к такому, и привалившись спиной к ближайшему дому (ничуть не удивившись, что это лачуга Джерико), полез в рюкзак. Доктор Берроуз наказывал следить за плавной отменой препаратов. Докторов надо слушаться.              Потом стало всё равно, потому что мед-икс, зараза, действовал безотказно.              Ровно до тех пор, пока в одну из секунд Зак просто не понял, что у лица вьется мошкара, его самого одновременно трясёт от холода и жара, а назойливый повторяющийся звук — лязгающие удары —оказался от мелких камней, летящих со стороны крыши, где притаилась шайка мальчишек.              Он пошевелился, почувствовав себя ссохшейся мумией — так затекли суставы, — и тотчас услышал, как засуетилась ребятня, и кто-то цыкнул: «Я же говорил, что живой!». Стоило оскалиться, как мальчишек будто ветром сдуло, и снова осталась только невыносимая жара и мошки, лезущие в загноившиеся глаза.              Высокое солнце нагрело металл так, что воздух пошёл рябью. Прошло не больше пары часов, но всё-таки сидеть под палящими лучами больше нельзя. Это единственное, на что хватило мозгов, а потом свет закрыла чья-то массивная фигура, и Зак почувствовал, как его уверенно вздёргивают на ноги. Пустой шприц откатился в сторону.              — Наконец-то, — пробурчал он перед тем, как снова нырнуть в темноту.              «Старик вернулся домой».              — Наркоман, говорю же, — до одури знакомый голос со стороны.              — Что наркоман, я и сам заметил, — второй голос знаком не менее. Одно точно: ни один из них не Джерико и не Харон.              Постепенно, когда глаза привыкли к освещению, Зак смог рассмотреть, где находится. Каморка дока. Рядом стол, ширма, стены и потолок в следах от ржавчины, под спиной грязная тряпка — подстилка на жёстком полу.              — Эй, — пошевелился, даже не стараясь понять, на сколько выключался в этот раз.              — Очнулся, — ширма ушла в сторону, и теперь Зак смог рассмотреть двоих. Симмса и Чёрча. Последний осуждающе качал головой:       — Забирай его, не хватало тут гулей-наркоманов.              — Разберёмся — выведу, — откликнулся шериф, присаживаясь на колено: — В нашем городе не приветствуют такое. Очухайся, собирай манатки и уходи, пока я не передумал.              Хотелось бы согласиться, да только куда и зачем идти? Идея вернуть человеческое лицо вдруг показалась какой-то пустой и идиотской. Для чего, если всё, что было после побега из Убежища неотвратимо приводило к погружению в дерьмо всё глубже, глубже и глубже.              — Не делай вид, что не слышишь меня, — настаивал Симмс. — Тебе не так плохо, чтобы не понимать, что происходит.              И всё-таки оставалось одно дельце.              Одно маленькое грёбаное дельце, и для него нужен этот самый человек, который сейчас так сурово смотрит, и всё обаяние, на какое Зак когда-либо в жизни был способен. Только теперь, когда не посверкать сияющей рожей, когда лежишь, переломанный то ли последней «лекарственной» дозой и продолжающейся гулификацией, то ли долгим сидением под солнцем и хреновыми новостями, склонить на свою сторону поможет только чудо.              Или немного другие вещи.              Гнев. Сочувствие. Страх. Уж эти рычаги он раскачать сумеет.              — Шериф, — собственный голос прозвучал как сиплый лай. — Город рейдеры донимают?              Кажется, такого поворота событий Симмс не ожидал, потому и откликнулся с запозданием:       — Допустим. Тебе что?              — Могу помочь.              Зак до последнего ожидал смеха в лицо, когда густые тёмные брови шерифа поползли от удивления на лоб. Пожалуй, таким сбитым с толку он его и не припомнил бы:       — Ты бессмертный, да? Даже если бы с тебя был прок, большого гонорара здесь не найти, не рассчитывай.              Говоря, шериф приглядывался. Не так, как рассматривают чужаков, диковинку, или больного бродягу. По-особому. Зак видел такой взгляд у Джерико, у Харона, у старших по званию в Братстве. Хуже всего, когда смотрят на тебя — как сканируют радаром. И вдруг подумал, что никогда не общался с Симмсом настолько часто и близко, чтобы всерьез надеяться на то, что его вспомнят, просто назови он своё имя. Да и если вспомнят — поверят ли? Придется говорить. Рассказывать. Долго и подробно.              — Если у вас, шериф, найдётся время для разговора… — ответил медленно, подбирая слова, и попытался хотя бы сесть на подстилке. Со второго раза смог, и с облегчением заметил, что рюкзак рядом. К языку, поначалу ворочавшемуся как камень, возвращалась способность выговаривать слова. — Сегодня они убивают одного из ваших стрелков, завтра ещё пару и несколько караванов в придачу, а потом возьмут город в кольцо, и гостей с полными карманами крышек можно не ждать. Слухи расползаются быстро, люди не любят рисковать. Дело не в гонораре, сэр, — сморгнул, — хочу доделать то, что не сделали стрелки этого города.              — И что же это? В одиночку расправиться со следующей дозой дури?              Зак повёл плечом, стараясь не отводить взгляд. Глупо отнекиваться, что мед-икс не было. И всё равно слушать такое неприятно.              — С бандой. Только понадобятся помощники и оружие.              Симмс расправил плечи, становясь как будто шире и больше. Он не просто сидел напротив — нависал валуном над обрывом, словно ещё немного, и свалится на голову:       — В нашем городе действительно есть люди, умеющие обращаться с оружием. Но точно нет идиотов и самоубийц.              — Конечно.              Красноречивое молчание было ответом. Симмс ждал, и Зак всё-таки потянулся к тряпью на предплечье, судорожно расслабляя узел:       — Я понимаю, как выгляжу, и как это звучит, но я был…. послушником Братства Стали. И у меня есть… — глянув по сторонам, продемонстрировал край пип-боя. Спутать с чем-то другим невозможно. — Есть это. Здесь радар, миноискатель и система наведения. Я могу продумать план. Просто нужны люди.              — «Просто»! И время проспаться, да? А потом сбежать из города, обчистив карманы сердобольных дураков. Или ещё лучше — вытянуть за собой наших лучших людей в засаду. Снять эту штуковину можно и с трупа, — кивнул на предплечье Зака. — Я даже не знаю, работает ли она.              — Я не с ними, — почти выплюнул. — Могу доказать. Рассказать всё, и решите сами, верить или нет.              — Ты так говоришь? — сложно сказать, сменил ли Симмс мнение хоть немного, и всё-таки нужный вопрос прозвучал: — Имя у тебя есть, добрый самаритянин?              — Сто Первого помните? — понизил голос так, чтобы не слышал Чёрч, уже ушедший к одному из пациентов. — Я его сын. Зак.              Конечно, именем дело не ограничилось.              Симмс увёл на разговор к себе домой, и уже там, устроившись за столом, Зак, как недавно в Подземелье, разматывал перевязанное тряпьём предплечье, на этот раз полностью, и после демонстрировал переключение между вкладками, возможности радара и V.A.T.S. Рассказ обо всём случившимся прежде вышел смазанным и некрасивым: со времени своего ухода из города в компании старика и мелкого пацана пришлось вычеркнуть большой кусок событий. О баре и пропавшем напарнике Зак умолчал, как опустил и многое из внутренних дел Братства с Очистителем — Симмс не тот, кому стоит об этом знать.              Зато рассказал про учения и уличные стычки, про бой на Мемориале Джефферсона, и немного про то, каково это, когда с тебя живьём слазит кожа — чтобы проникся сочувствием. С интересом отметил, что говорить получается без надрыва, за что себя похвалил. Добавил кое-что из прошлого, о чём не мог знать чужой. О том, что делал в городе сам, о тренировках с Джерико и его долгах, о старике Микки и предложении убрать тело за оплату, о причудах Мойры и комбинезоне сто первого убежища, который старик, наверное, уже давно выкинул или продал.              К концу рассказа Зак чувствовал себя так, будто упал с Монумента Вашингтона и за каким-то чёртом выжил. Иные разговоры утомляют не меньше длинных переходов.              — Меня давно не было в городе. Многое случилось, но я шёл домой, к человеку, которого нет, — поверил ли Симмс? Кто знает. Но он, кажется, поддавался идее заполучить парня, готового броситься с головой в это болото, вылазку к рейдерам из Спрингвейла. — И хотел бы передать привет с того света тем, кто это сделал. А там пусть Джерико сам с ними разбирается.              Симмс отошёл к полкам, запустил руку за поставленные одну на другую коробки:       — Если это так, боюсь, Джерико скорее воскреснет и удавит тебя, — вернулся с бутылкой виски и двумя стаканами. — Ты же помнишь, какой он параноик до рейдеров, пришедших по его душу.              Ничего, кроме усмешки это вызвать не могло. История древняя, как мир: постоянно у старика играли в крови то ли дурь, то ли градус от выпитого, и в каждой новой роже он видел своих бывших дружков из Парадиз-Фоллз. Конечно, ещё ни разу опасения не оправдывались, хотя носов он разбил приличное количество.              Стаканы Симмс наполнил до краев.              — За что пьём? — Зак сомкнул пальцы на мутноватом, зашарканном стекле.              — За что хочешь? — шериф откинулся на спинку стула, сжимая в руке стакан. Звезда затерто бликовала на груди.              — За Джерико, конечно, — потянул, но выпил всё на одном дыхании: нутро обожгло, даже глаза заломило. Это хорошее ощущение — будто из глотки выдрали колючую проволоку, и уж конечно оно отвлекало внимание от дурацкой истории, в которую превращалась жизнь. В тост «за Джерико» уместилось много всего. Он выпил одновременно за старика, за будущую месть, что собирался провернуть, за сходящую кожу и изгнание из Братства, потерю Харона и невзорвавшуюся бомбу, застрявшую посреди города.              Шериф ведь не знал, кого поил виски. Не знал, что такое этот мальчик из Убежища.              Харон знал, но где сейчас Харон?..              Он упустил один прекрасный способ закончить всё это: стоя где-нибудь над рекой, с красивым видом на Вашингтон, вернуть Харону контракт. Сказать: «Ты свободен, парень». И, наверное, получить свою порцию дроби в голову.              Второй раз Зак наполнил стакан сам, и выпил также залпом, чтобы выбить из дурной башки лишние мысли.              — Значит, хочешь городу помочь? — голос шерифа выдернул из бездны сожаления.              — Полезный побочный эффект, — поразмыслив немного, откликнулся Зак. Врать о своем человеколюбии он не собирался, как и говорить прямо.              — Хорошо, — кивнул мужчина, — это хорошо. Каждый имеет право на расплату. И всё-таки… хочу, чтобы ты понимал, — «Кто бы ты ни был» — повисло в воздухе, и шериф продолжил. — У нас мало людей, и ещё меньше тех, кто по своей воле полезет в глотку когтю смерти только для того, чтобы отомстить за Джерико. Сам знаешь, такого нелюдимого ещё поискать.              Зак знал. Теперь, когда прошло достаточно времени, помнил дни, проведенные в тренировках и домашних работах очень ярко, как помнил и людей, приволакивающих не держащегося на ногах от выпивки старика из салуна, и перепалки с какими-то полузнакомыми людьми.              — Считаешь, я не думал о таком? Думал. Одно дело в Мегатонне, наши стены — наша защита. Другое — на их территории.              — Это козырь, — Зак качнул рукой с пип-боем. — Мы узнаем заранее, где они, сколько их! Почти что будем видеть сквозь стены. И я даже теперь лучше многих, кто бы мог предложить свои услуги. Сил хватит, желания дохрена. А людям… — выдох, пальцы скользнули по лысому черепу. Людям нужен повод, и защиты города для этого недостаточно. Хорошая выручка, вот то, за что обычно готовы рискнуть. — Пусть забирают всё, что найдут на базе рейдеров. Крышки, медикаменты — мне ничего не надо. Там много должно быть, на всех хватит и ещё городу достанется.              Шериф поджал губы, кивнул:       — Предположим так. Поспрашиваю людей, предложу. Но это будет не сейчас, не сегодня, и едва ли даже завтра.              — Время поджимает, шериф.              — Если ты правда был в Братстве, должен понимать: такое не делается с наскока ,— терпеливо пояснил мужчина. — Пока ищу добровольцев, последи за бандой. Распорядок дня, сколько человек… если уж хвалишься тем, что лучше многих здесь, подготовься. Придешь ко мне на пятый день со всеми выкладками. Договор? — протянул раскрытую ладонь.              Пять дней? Пять дней! Где-то за гневом от проволочки Зак знал — шериф чертовски прав. Нужна подготовка, данные о распорядке дня, передвижениях, количестве человек, всё, что удастся узнать. Нужно понимать, куда посадить своих людей, как начать операцию и как обеспечить успех. Действовать не с наскока — вдумчиво, не торопясь, а для этого успокоиться. И, как и сказал Симмс, «точно не сегодня». Потому что сейчас, в этот самый момент, ещё не твердо сохраняя равновесие, единственное, что чувствовал Зак — желание пойти и взорвать всех к чертям собачьим. Только пять дней всё равно много.              — Три дня послежу. На четвертый приду с выкладкой. На пятый выдвинемся, — только теперь Зак протянул руку в ответ. Симмс не одёрнул ладонь. Короткое, деловое рукопожатие:       — Договор.              Невысказанное было написано на лице шерифа: «Если ты сделаешь что-то во вред городу, своими руками задушу», и Зак молчаливо согласился с этим. Задушишь, но только не за рейдеров. За кое-что другое.              К тому времени, как разговор закончился, день сменился вечером.              Зак застал солнце, застрявшее в дырявых листах жести, торчавших по краям городской стены.              Ночевать за пределами города было странно. Он никогда не оставался один надолго, всегда был напарник, прикрывающий спину, охраняющий сон. Разбираться с охранными датчиками сейчас ни сил, ни терпения — да они и не понадобятся уже. Мертвецам, как известно, такие вещи не нужны. Общинный дом? Тот ещё клоповник, хуже не придумать.              Коротать вечер Зак ушёл к дому старика.              Устроился на том самом месте, где когда-то строчил конспекты, где впервые разбирал и собирал пистолет. Выложил на стол сухпай и, почти давясь, заставил себя поесть. Каждый прием пищи через силу — невольно вспомнишь, как сам заставлял есть и есть Харона. Если он чувствовал себя так же отвратно, идея была воистину идиотской.              За монотонным пережёвыванием он наблюдал, как зажигаются вечерние огни, как ярко-оранжевое небо через фиолетовый уходит в синеву, а потом исчезают все цвета, кроме ржавчины решеток и пыльных светильников. Время сливалось в один поток, проходило мимо, и что минуты, что часы — ничто не играло роли. Больше некуда торопиться, а следующие дни так и так станут бесконечными.       В большом мире потеря ощущалась иначе. В Вашингтоне это было глубоко личным, но ничто вокруг не менялось. В Мегатонне вроде бы тоже ничего не происходило, но Зак видел, Зак чувствовал — ожидание дурного в каждом блике, смолкающем гомоне городской суеты. Чувствовал ли ещё кто это же самое? У них у всех есть четыре дня покоя. На пятый, ночью, он спустится к бомбе. На шестой доведёт дело до конца.              На очередном выдохе вместе с этой мыслью пришло успокоение.              Можно дождаться утра здесь. Завернуться в спальник и готово, а на рассвете к спрингвейльской школе, высматривать, запоминать, готовиться. Но когда небо погасло, а улицы затихли, Зак решил ночевать дома. Не важно, что скажет шериф или любой другой житель города.              Не только дом был старым и жалким — замок тоже. Наверное, до сих пор жилище не разорили только потому, что и выносить-то было нечего. Щелчок, дверь поддалась, и Зак шагнул в темноту. Постоял на пороге совсем недолго, чтобы привыкли глаза, и прислушался —не храпит ли хозяин жилища, завалившись на кровать.              До стола дошёл по памяти, подсветив пип-боем выключенную лампу, присоединил к элементам питания.              Зажёгся свет, и вечерняя Мегатонна за дверью окончательно перестала существовать, как и само понятие времени.              У каждого дома своя история.              Дом Джерико, собранный из хлама и мусора, со старой мебелью, уродливыми вещами, после смерти владельца отходил городу. Не было ни одной живой души, способной заявить права на наследство, никого, кто бы заинтересовался в тонких дырявых стенах и нищенском сокровище старика. В рваных шинах в углу, в детской игрушке, когда-то вытащенной Заком из-под кровати, ряде пустых бутылок, стопках одежды и пепельниц, полных окурков.              Дом этот возможно будет выставлен на продажу, и когда-нибудь новый хозяин выкинет всё к чертям собачьим, выдраит полы и стены, заделает дыры, и ничего, ни одна частичка не будет напоминать о том, что когда-то здесь жил старый ворчливый рейдер, благодаря которому в этом сраном мире остались живы как минимум двое мальчишек. Никто ведь не знает, сколько душ старик погубил? Никто не знает, и сколько спас.              А пока, как и восемь месяцев назад, зелёная тарелка на краю стола, полупустая пачка сигарет, початая бутылка виски, грязные стаканы, и виднеется из-за перегородки незастеленная кровать. И, если обернуться, у самой стены шкаф с разбитыми стеклами на дверцах. Но самое странное, самое страшное: свёрнутый матрас в углу. Тот самый, который старик притащил в первый вечер для своего ученика.       Зак не осмелился пройти дальше стола, не осмелился убрать грязную посуду. Остатки еды на ней засохли, при плохом освещении, если не смотреть прямо, можно подумать, что хозяин дома просто ещё не вернулся из салуна. Его притащат под руки позже, в стельку пьяным, уложат на кровать, а поутру он будет требовать пить, а потом пить, но «не воду же, кретин».              Он так и стоял, как гость в доме, который хотел считать своим, потерянный, в ожидании хозяина, который никогда не вернется, и впервые осмысленно хотел, как когда-то в Вашингтоне, лежа под трупом кентавра, разрыдаться. Всё равно никто не увидит. Внутри крутило, сжимало и разрывало по очереди, пустота за ребрами пульсировала, но тело молчало, а слезные железы отказывались делать свое дело. Это, наверное, потому, что гули — не люди, и человеческие способы тоски им недоступны.              Зато гулям доступно оружие.              И пусть не можешь отрыдаться сам, скоро это сделают другие. Не слезами из глаз, так кровью и потрохами откуда придется.       Наверное, это будет хорошим посмертным подарком старику. Набился в ученики, притащив горсть пальцев, поставит точку парой десятков трупов. А могилой будут не Пустоши, над которыми развеяли прах, нет. Могилой будет огромная воронка на месте города и всех грёбаных пригородов.              Он стоял так ещё долго, потом прикурил одну из оставшихся на столе сигарет Джерико — оставил тлеть над пепельницей. Вид дыма успокаивал, потому что Зак помнил, как он пах — отвратительно дерьмово, вот как — и это был один из самых ярких и прекрасных запахов, что удавалось вспомнить.              Так и провёл остаток ночи: раскатав матрас, бросил в то самое место, где спал раньше. Лежал, сначала глядя на дым, потом, с выключенным светом, просто в потолок.              Сон не шел, тело трясло мелким ознобом, и не спасали ни спальник, ни накинутая сверху куртка.              Здесь всегда были сквозняки. Самые пронизывающие во всех пустошах.              Встал раньше рассвета, через силу проглотил пару крекеров, собрал вещи и вышел в холодное утро, в сторону проклятого Спрингвейла, к той самой школе, над которой когда-то хохмил в далеком Андейле: ученики, мол, совсем голову потеряли.              Только в этот раз было не до смеха.              Полгода назад здесь засела маленькая банда. Обычные рейдеры, трупы на подходах к зданию, долго они не продержались… Теперь всё было иначе. Подойдя к месту на достаточное расстояние, Зак не заметил ни одного растерзанного тела снаружи. Не знай он, что ублюдки здесь, и не подумал бы.              В течение первых пары часов в одной и той же позе режущая боль изменилась от навязчивого желания вскочить и проверить, все ли в порядке с кожей, до далекого, тупого онемения. Зак решил не думать об этом, когда перестал чувствовать вообще какие-либо неудобства — тело больше не было важным.              На следующие два дня Зак буквально поселился в окрестностях школы, чтобы не тратить драгоценное время понапрасну. Тем более, так можно было не отвлекаться на рефлексии, думать только о деле. О том, что старая эстакада поодаль — отличная огневая точка, и если шериф найдет пулемёт или снайперку, то там им и место; или о том, что часть людей можно расположить за разбитыми домами перед школой, и за грудой камней по обе стороны здания, да и подходы к ним удобные, а в рассветных сумерках всё, что надо, утонет в тени.              Большая активность у рейдеров была вечером и ночью, под утро на стенах оставались несколько человек, большая часть которых, судя по тому, что видел Зак, плевать хотела на чёткое исполнение своих обязанностей. Затянувшийся перекур и унылое шатание по сохранившимся перекрытием едва ли получалось назвать полноценным дежурством. Оружие и броня у рейдеров были самыми обычными для этих мест: дикая смесь из самоделок и награбленного, ружья и автоматы, лёгкие потрёпанные броники и бесполезная хрень из кусков шин и металлолома, предназначенная скорее для устрашения, чем для защиты.              За прошедший день несколько человек уходили, возвращались к вечеру, и Зак, отметив для себя время передвижений и направление пути, выбирался следом: проверить, куда шляются. Благодаря радару «путешественники» находились без проблем, а с ними и несколько дополнительных точек, где рейдеры наблюдали за местностью.              На примеченной ранее разрушенной эстакаде тоже обнаружился наблюдательный пункт: ещё бы, такое удобное место упустили бы только самые тупые ребята. Это тупыми не были — слишком продуманно для простой банды. Скорее всего, в банде были наемники со стажем, иначе до такой организованности бы не дошли. Обычно рейдеры не делали и половины из того, что удалось понаблюдать Заку. А ещё их было много, даже слишком много: два поста внизу, основные силы в школе с постоянными дежурными наверху, и пять красных меток на эстакаде. Маленькая армия, от которой Мегатонну спасало только то, что они осели в окрестностях недавно. Видать, повезло шерифу, что нашёлся доброволец — кто знает, что было бы дальше.              На второй вечер к Спрингвейлу вышел человек — по виду простой поселенец, с рюкзаком и простым ружьишком.              Зак отстранённо наблюдал за ним, чувствуя смутную вину за уже принятое решение не вмешиваться. Незнакомец всё не сворачивал, и лёгкое сожаление о скорой чужой смерти пропало. В конце концов, они оба мертвецы, просто одному отведено чуть больше времени.       Рейдеры подпустили к школе довольно близко.              Путник метнулся к укрытию, но не успел — стреляли по ногам. Тогда он кричал и пытался уползти, и трясущимися руками стрелять в сторону вышедших слева от школы рейдеров. Трое: один с оружием наготове, двое других с желанием развлечься. Старое ружье так и не выстрелило, и им же горе-путешественник получил по голове.              Когда избитого, истекающего кровью человека затащили внутрь через главный вход, снова стало тихо.              На вторую ночь была драка.              Началась с переругиваний и дрожащих отсветах фонарей на стенах, закончилась тем, что четверо вывалились с бокового входа (ещё раньше пришлось обойти школу по дуге, чтобы заметить его). Дрались трое, ещё один поначалу тщетно пытался разнять товарищей, после чего получил по лицу и ввязался в потасовку. Остановили их выстрелы рядом, и несколько рейдеров, появившиеся откуда-то из-за разрушенных стен уровнем выше — должно быть, ещё один проход. На несколько минут ночь заполнило почти собачье перелаивание — настолько неразборчиво звучали гавкающие голоса — а потом, кого пинками, кого словами, виновников развели по разным углам.              На третье утро, проверив время смены дежурных, Зак вернулся в Мегатонну.              Через несколько шагов от входа нагнал шериф — хрен его знает, как подгадал время возвращения. Буквально вложил что-то в руку, хлопнул по плечу коротко:       — Только на время подготовки. Потом вернёшь.              И ушёл так же стремительно как появился.              Только тогда, раскрыв ладонь, Зак увидел ключи. Ключи от дома Джерико.              Весь третий день он отсыпался, малодушно приняв очередную порцию мед-икс, потому что прекрасно знал — иначе не сможет уснуть. Проснулся к вечеру, уже привычно чувствуя себя ожившим браминьим говном. Снова заставил себя поесть и, наплевав на чистку ран (какая, к чёрту, чистка, если за три дня даже не удосужился сменить одежду), ушел на привычное место наблюдения. В этот раз задача чётче — отследить с радаром количество человек на разных точках. Муторно, долго: приходилось подбираться совсем близко, и там выжидать, чтобы не заметили, но только так радар покрывал нужное расстояние, даже учитывая перепрошивку на военную версию.              Выходило так: по два человека на некотором отдалении от школы, с хорошим видом на дорогу, ещё пятеро на эстакаде, от пяти до восьми на разрушенных верхних этажах, по периметру здания. Входа три: главный и два с левой стороны, внизу и вверху. Подтвердив необходимое, Зак вернулся домой.              Эту ночь он снова провёл у Джерико, всё на том же старом матрасе, и, сделав финальные наблюдения на рассвете четвертого дня, уже к полудню был у дома шерифа, грязный и пыльный. Шериф сокрушенно покачал головой, но не сказал, чему именно. Вместо этого открыл дверь, и в комнату потянуло душным сквозняком.              Через несколько часов там же собрались добровольцы.              — Я объявил о небольшом денежном вознаграждении всем участникам, — шепнул Симмс, когда Зак с нескрываемым удивлением смотрел на заходящих в комнату людей. Лица смутно проступали в тумане памяти: прохожие, местные работяги и мусорщики. Кого Зак узнал точно, так это Мойру и её телохранителя. Она нихрена не изменилась, эта девочка, будто не прошло и дня с последней встречи. Зак сам не понял, почему её охранник смотрит с таким сосредоточенным раздражением, а Мойра хлопает глазами. Улыбка, сама собой наползшая на лицо, увяла в доли секунды — слишком откровенно пялился. Зак даже думал отойти подальше, но не успел.       — Мы не знакомы! Я Мойра, — она протянула ладонь.              Не погнушалась пожать руку. Первым был Симмс. А до него — серж и куратор. Что ответить Мойре Зак не нашелся, прохрипел неразборчиво и показательно кашлянул. Она додумала сама:       — Горло? Да, слышала, что у вас проблемы со связками. Я давала Харе пастилки, он уверял, что они здорово помогают, так что, если найду, обязательно подарю тебе, — и снова заулыбалась, кажется, забыв о том, что так и не узнала имя собеседника.              Зак поблагодарил за пастилки кивком, и отошел к шерифу от греха подальше: пусть он и был чертовски рад видеть Мойру, но её любопытство могло привести к ненужным разговорам. Кто бы мог подумать, что он всерьёз мог по ней скучать?              Симмс начал с обобщения, с того, что такой наглой и быстро растущей банды рядом с городом не было со времён возведения стен, с того, что нельзя давать рейдерам время на дальнейшую подготовку. Потом выложил о награде: каждому участнику нужного барахла из городских запасов на двести крышек, плюс ко всему поровну найденного в закромах рейдеров.              Зак молчал, слушал и смотрел. Люди, пришедшие на встречу, выглядели отдающими себе отчёт в том, куда и зачем идут. Большая часть из них наверняка клюнула на вероятную выручку и… что Симмс наплел им? Как смог убедить, что это не изощрённое самоубийство?              Гас, телохранитель Мойры, был здесь потому, что этого хотела она. Невольно задумаешься — что держит его, кроме денежных отношений и, быть может, привычки следить за целостностью непутевой девчонки.              Билли Крил — тот самый наемник, что стоял на стене рядом с Джерико, один из тех, у кого был одновременно и хороший опыт, и повод ввязаться в это дерьмо. Бывший охранник караванов, Билли воспитывал приемную девочку, и когда-то уже помогал Мегатонне отбиться от налета. Пусть слухи о нём ходили самые разные, вплоть до обвинений в убийстве родителей малышки, но факты оставались фактами — Крилл один из лучших в этой комнате, почти что наравне с шерифом.              Других знал Симмс, но не Зак. В общей сложности девять незнакомых человек, треть из которых выглядела так, будто торопилась быть развеянной прахом над Пустошью, а ещё две трети — будто сами развеют любого, кто усомнится в их навыках и способности «взять своё». Так один из них, невысокий мужчина, подпаленный солнцем чуть не до черноты, и сказал: «Взять своё», и никак иначе. Выглядел он, как и два его дружка, такие же темные и сухие, старым рейдером, случайно перепутавшим сторону. Чуть позже Симмс рассказал: эти трое братья, из года в год то появлялись в Мегатонне, то исчезали. Говорят, они ходили на запад, так далеко, как не заходил в Вашингтоне, наверное, никто. За всё это время от них никаких проблем, тихие, молчаливые, только по большой пьяни пускались в рассказы. И если уж им верил шериф, сомневаться поводов не было.              Вернее, даже не поводов — времени. Спущенные на наблюдение предыдущие дни копошились в мозгу червями потерянных минут, хоть Зак и знал — иначе нельзя.              — У вас есть последний шанс передумать. Прямо сейчас, — договорив, Симмс обвел взглядом собравшихся. Но ни один человек не двинулся в сторону выхода. — Хорошо. Нам есть, что обсудить. Подойдите к столу, джентльмены, — на этом месте кто-то хохотнул, и смешок подхватили ещё несколько человек. Висящая до этого атмосфера настороженности немного развеялась.              Рассказывал всё так же Симмс — то, о чём раньше договорились с Заком.              Для начала — зачистка наблюдательного пункта на эстакаде чуть дальше от городка. Решив, что в такой ответственной части наличие пип-боя будет дополнительным козырем, Зак вызвался сделать это сам — в сопровождении с теми, кто останется на точке, чтобы иметь обзор сверху. Почти в ультимативной форме выдвинул свою кандидатуру Гас, объяснив это просто:              — Я здесь только из-за того, что мисс Браун чертовски любит этот город, и переубедить её невозможно. Мне платят за её охрану, и я намерен расчистить нам самое удобное и наиболее безопасное место. Мы пойдем оба. Так, или никак.              Сама Мойра на такое прямое заявление вспыхнула — кровь прилила к бледным щекам, в глазах разгорелся огонь, — но также стремительно «остыла», патетически вздохнув:       — К сожалению, я действительно не имею достаточно опыта, и не хочу мешаться под ногами. Но наверху буду полезна, вот увидите!              Кандидатуры приняли: всё равно стрелять будет Гас, а Мойра вполне сгодится на второй номер. Ну не в школу же её, теоретика, тащить.              После, как только эстакада окажется под контролем, Зак помчится вниз, навстречу со своей группой — Стэнли и Филом. В это время разошедшиеся по разным точкам группы — шериф Симмс с двумя пришлыми мусорщиками, Билли Крилл с ещё двумя и тройка наемников — займутся зачисткой наблюдательных пунктов вдоль дороги. После этого операция перейдет в «громкую» фазу: зачистить верхние этажи, подорвать боковые выходы и дальше методично, комната за комнатой, этаж за этажом, вырезать ублюдков — не щадить никого, потому что каждому известно: хороший рейдер — мертвый рейдер.              Люди слушали, люди кивали. Было задано много вопросов, среди них: «Что с оружием и патронами, шериф?»              Симмс дал лучший ответ из всех возможных:       — Городской арсенал в нашем распоряжении.              Только пулемёта в арсенале не нашлось. Избалованный Братством Зак злился, понимая, что мечты о подходящем под операцию оружии так и останутся мечтами. На эстакаду решили взять ту самую снайперку, что так и оставалась на складе Мойры, а в дополнение пистолеты с глушителями, один лично Зака, другой Харона — Гас уверенно заявил, что работал с таким оружием и справится на отлично. Они же вместе займутся подготовкой зарядов на подрыв входов.              Зато гранат нашлось на всех — лучшего помощника в зачистке помещений, учитывая несработанную группу людей с разными уровнями навыков, придумать сложно.              После смотра оружия и распределения боеприпасов и снаряжения, после многократно повторённого плана, Симмс распустил всех по домам — подготовиться и отдохнуть. Сбор у Мегатонны в три утра. Выдвижение на позиции, финальная проверка и первая часть операции уже в четыре часа.              В последнюю ночь Зак не спал.              Считал пробоины в стенах, раз за разом сбивался и начинал заново, и к городским воротам вышел первым, задолго до того, как подошёл шериф.              — Гули не спят, — коротко объяснился Зак, решив, что соврать — самый простой способ избежать расспросов. Получилось.       С шерифом выкурили по одной: Симмс дымил задумчиво, неторопливо, Зак жадно, давясь через затяжку, будто боялся не успеть чего-то.              — Ты же вроде не куришь? — щурился шериф.              — Не курю, — согласился Зак, глотая очередной комок дыма. — Вредное говно. Но мне уже поздно думать про здоровье.              И сам поверил в сказанное.              — Знаешь, парень, — Симмс уставился куда-то вперед, задавив бычок мыском ботинка. — Это хорошее дело, что бы тобой ни двигало. И я не про курево. Всё-таки ты сын своего отца.              Грубость застряла поперёк горла, так и не сорвавшись с языка.              Услышать это было приятно. Приятно настолько, что спорить вдруг расхотелось.              К тому времени, как подтянулись остальные — с сосредоточенными, не по-утреннему ясными лицами, Зак решил: пусть так, пусть будет хорошее дело, хотя бы на ближайшие сутки.              Чтобы добраться до эстакады, пришлось заложить крюк — в обход других рейдерских постов, оставляя за спиной своих, разбившихся по тройкам. Странно думать — их теперь столько же, сколько было в отделении, если считать и сержа, и командира из послушников. Жаль только, что здесь все друг другу чужие. Да, серж бы за такую разномастную несработанную команду по шее надавал, но какие у них были варианты?              Если смотреть со стороны и не приглядываться — эстакада и эстакада, безлюдная и безобидная. На ней всё как обычно — столкнувшиеся и оставшиеся ржаветь бесформенными кучами машины, сдвинутые и разбитые бетонные блоки, словом — ничего необыкновенного.              Осматриваясь на местности в первые дни, Зак раздумывал, не выйдет ли взобраться на эстакаду по опорам, оголившим сетки арматуры, с выщербленными пробоинами в бетоне. Потом понял — не с его нынешним физическим состоянием изображать из себя скалолаза, да и Мойра, скажем честно, особой ловкостью не отличалась. Единственно-возможный подход при таком раскладе был долгим, небезопасным, но все равно более адекватным ввиду отсутствия возможности сорваться вниз и переломать ноги, ещё не пристрелив никого. Тем более, полетать всегда можно успеть: дорожное полотно сохранилось далеко не везде, свисало кусками, зияло дырами, и сваленные в груду автомобильные остовы добавляли интересности пейзажу.              Однако даже Мойра, впечатлившись серьёзностью доверенной миссии, вела себя тихо и смирно: именно ей выпадала роль наводчика и охранника, без которого снайперу пришлось бы туго. Правда, перед тем, как ступить на дорожное покрытие, Зак услышал за спиной совсем тихое «Держись позади и не лезь» от Гаса, и, только услышав согласное «угу», более-менее успокоился.              Первую часть пути преодолевали медленно, осторожно. Когда дорожное полотно ушло вниз, и единственными путями для прохода оказались выставленные на виду настилы, переправляться вовсе пришлось по одному. Первым пошёл Зак, шаг за шагом, пригнувшись, так тихо, как это возможно: преодолев несколько метров над острыми камнями внизу, тут же скрылся за ближайшим завалом хлама, махнул рукой своим, мол, можно, и уставился на радар.              Красные точки, наконец-то высветившиеся впереди, даже не двигались с места. Двое с самого дальнего края, ещё трое поближе. То ли спят, то ли сидят и пьют — от рейдеров можно ждать чего угодно. Теперь задача подойти как можно ближе, устранить всех одновременно, чтобы выстрелы не привлекли внимание. Но до этого — лабиринт из трещин, вспучившегося асфальта и разбросанных листов жести. На один такой и наступила Мойра — скрежещущий звук полоснул по нервам. Замерли все, Зак даже дышать перестал, но ни одна из красных меток не двинулась на экране. Получив тяжелый взгляд от Гаса, дальше она была тише воды.              Всё из-за проклятого лабиринта. На очередном спуске с растерзанного дорожного полотна на дорогу ярдом ниже, Зак чувствительно проехался бедром о шершавую поверхность — так, что даже через плотную штанину опалило огнем. Беззвучно зашипев, подобрался к Гасу.              Трое впереди по курсу.              Мойру оставили в укрытии, «на стрёме», но каждый знал — это для общей безопасности. Да и попасть в бегущих, если такое случится, она сможет.              Ну или, как минимум, здорово напугать.              Пара рейдеров подальше укрывалась за автобусом, ещё шагов через сто впереди, и мимо первой тройки не пройдешь. Решили действовать спокойно, по порядку. Спасибо Братству, отдавшему вооружение, своё и напарника — пистолеты с глушителями теперь у Зака и Гаса в руках. Не безупречная тишина, но и не рев автоматов.              …ублюдки сидели внутри подобия беседки: конструкции из нескольких кривых металлических листов. Судя по приглушённым разговорам, несвязной речи и запаху курева, нормального наблюдения за дорогой нет. И верно: ну кому посреди ночи придёт в голову лезть на заваленную эстакаду?              Бритые макушки виднелись над бортиками, ещё один, наверное, разлегся где-нибудь на спальнике. По мере приближения можно было различить и о чем болтают непутевые дежурные.              — …а вон там созвездие Ханна, — сидящий справа махнул рукой вперед. — Вон те звёзды. Видишь?              — А… ага, — согласился второй рейдер. — Голова и сиськи, тоже кривые. Слушай-ка, а похоже, — глумливый смешок.              — Чего кривые, нормальные, — со знанием дела откликнулся первый. — Обе на месте — считай, красотка.              На этом загоготали уже вдвоём, и хриплый голос третьего: «Тише, блядь, задрали» выдал его — очевидно, бедолага уже давно пытался уснуть.              С Гасом сработали одновременно, Зак думал, так только в старых голофильмах бывает: раз, и оба рейдера уже брызжут кровью, заваливаясь набок, а Гас, опережая напарника, уже оказывается чуть сбоку, и вышибает мозги не успевшему понять что происходит третьему.              Заминка длиной в один взгляд, и они уже мчатся к автобусу, стараясь не угодить ногой в трещины в асфальте. Как будто работают вместе не в первый раз. Как будто это не человек, а огромный угрюмый гуль, который…              Зак на бегу показывает: обходи слева, и идёт ровно по радару. Почти идеально — из-за автобуса на него выходит один из ублюдков, то ли услышавший звуки выстрелов, то ли удивившийся внезапной тишине. Где-то за автобусом чертыхается Гас, и Зак видит, как напротив, в густой тени, вытягивается лицо и руки тянутся к оружию. Он успел выстрелить первым несколько раз: голова и шея, и, перепрыгивая мертвеца, обогнул автобус, с ужасом слыша возню, звук падения на асфальт и сдавленный хрип. Вывернул ровно к тому моменту, как телохранитель Мойры поднял взгляд от удушенного собственной винтовкой рейдера. Не мужика даже, бабы. Той самой, наверное, не к месту думает Зак, Ханны — с разными сиськами.              Мойра вышла сама — на подгибающихся ногах и с круглыми глазами. Зак не сомневался в тот момент — она обязательно впишет это приключение в свою книгу.              — Ушёл, — буркнул Зак, и только произнесенное вслух слово помогло сбросить странное оцепенение. Он посмотрел на Гаса, и тот определенно не был даже немного похож на Харона.              — Удачи! — бросила Мойра уже в спину, и Зак, скрываясь в лабиринте завалов и трещин, угрюмо подумал: плохое пожелание.       Теперь, пока он мчался на встречу со своей двойкой, остальные должны были расправляться с засадами, и на это сам он повлиять уже никак не мог. Иногда надо просто довериться и ждать. Но когда где-то у Красной Ракеты ночь разорвала череда выстрелов, понял — пожелание Мойры было предвестником дерьма. Грянули новые выстрелы, и где-то за спиной раздался сухой треск. А потом ещё раз, ближе и ближе.              Он прыгнул за нагромождение камней, решив, что, кажется, цел, и только тогда смог осмотреться.              Теперь, когда здание школы оказывалось в зоне действия радара, он мог видеть, как сгрудились красные метки возле стен. Стреляли теперь и со здания, и снизу — свои… и сверху. Одиночные выстрелы со стороны эстакады, резкие и, надо надеяться, точные. Быстрый взгляд на зелёные метки — вроде бы все на условленных местах — и, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, выскочил прочь из временного убежища. Прикрываемый огнем сверху, он нырнул к дожидающимся Стэнли и Филу. Выдохнул, ещё не усевшись толком:              — Готовы? — получив утвердительные кивки и глянув на время — несмотря на проволочку, идут по графику. Просигналил остальным: начинаем.              К зданию школы подошли с разных сторон: группа Зака, Билли Крила, шерифа и троих наемников. Разделялись просто: в каждой группе поставили одного опытного бойца и двое других с опытом поменьше.              Сначала — гранаты. Подобравшись близко к стенам, забросили в оконные проемы. Попали не все, несколько штук бахнуло и дымило снаружи, но и так — неплохо. Пока противник дезориентирован, быстрый заход с левого крыла. Несколько человек остались напротив главного входа — на месте убивать любого, кто выбежит наружу, а заодно подстреливать высунувшихся с верхних этажей.              Всё это ощущалось совершенно не настоящим. Тело, соскучившееся по оружию, машинально выполняло необходимые действия, повинуясь приказам мозга. Фактически, Зак был наводчиком. Знаками указывал, куда бросать следующую гранату, куда идти, где скопления притаившихся людей. Взрывы, выстрелы, разные по тональности и громкости, перемешанные с яростными ругательствами, чьими-то криками и стонами, дымом, бетонной крошкой и чёрт знает чем ещё.              Он стрелял и сам — пусть без наглазника, по старинке, а всё-таки и попадал, и продвигался вперед. То ли чудо, то ли удача, но в море контролируемого хаоса вокруг ничто не преграждало путь и не ранило. Зак упорно шёл, преодолевая преграды, шагал по перекинутым над развалинами настилам, и просто стрелял, менял магазины и стрелял снова, как и все вокруг.              Он даже не сразу сообразил, что сверху не осталось никого из рейдеров. Белый туман, застилающий рассудок последние минуты, рассеивался нехотя. Шериф как раз отсылал людей к двери внизу, ведущей в подвальные помещения, и к проходу наверху. Взрывчатку приготовленную заранее, передала Мойра еще у Мегатонны, и теперь закладкой занимались те из присутствующих, кто уже имел дело с этим дерьмом: Крил и братья-наёмники.              Короткая очередь со стороны главного входа. Несколько выстрелов снизу, сдавленное: «Сука!», и почти сразу: «Порядок!»              Зак, с остальной группой стоящий в безопасной зоне, заполнял пустые магазины, пока было время. Спросил только:       — Все целы?              — Все, — откликнулся шериф, и эхом ему вторили взрывы, грохот ухнувших вниз перекрытий и бетонных плит. Часть верхнего этажа провалилась, и, если кто там и был, останется навечно под обломками.              — Надо было взорвать всё это к ебеням, и нет проблем, — в сердцах выплюнул кто-то.              — Ни проблем, ни добычи, — ответили ему.              — Как будто так просто подорвать, — вклинился Крил. — Высчитать, распределить, собрать заряды, закладки сделать. Это не пальцем в жопе ковыряться.              Шериф рассудил куда гуманнее, заодно закрыв разговор о взрывчатке, пока дело не пошло от пальцев в жопе до рукоприкладства по морде:       — У них могут быть заложники. Нормальные живые люди.              — У рейдеров-то? — выдохнул, кажется, Фил. — Видал я таких. Из человеколюбия пристрелить лучше, чем спасать.              Гул одобрения прервал шериф:       — Хватит болтать. Проверьте завалы и выдвигаемся.              Подорвали здорово — лазов не осталось, ни одна тварь не протиснется. Снаружи все так же остаются Гас с Мойрой — на эстакаде с прекрасным обзором на место действия, и ещё трое — напротив дверей. Итого внутри помещения — девятеро.              Сразу у входа Зак предупредил, поджидают четверо: прямо напротив дверей, или впереди, или впереди-сверху — был там, говорят, балкончик над холлом. Примерное направление показал, а там насчет три зашли, сразу же расходясь по сторонам, за колонны и открывая огонь в означенных направлениях. Когда простреленные тела, перевалившись через край, шлепнулись о пол, кто-то подытожил: «Блядь».              И все равно это плохо описывало творящееся в холле. Теперь ясно было видно: здесь сидят рейдеры. Видно, потому что Зак и сам, на мгновение потеряв равновесие, проскользил на чём-то вперед. А когда глянул под ноги, увидел темные, наполовину высохшие, наполовину склизкие комки, длинные, растянутые по всему периметру. Порадовался, что давно не ел.              Это дерьмо было прелюдией к большему: глаза, привыкшие к смене освещения, наконец смогли разглядеть и насквозь пропитанные кровью растерзанные матрасы, и нечто, отдаленно напоминающее человеческие конечности, разбросанные вокруг. А внутри большой клетки, подвешенной на крюках, застыл обрубок: сине-черный, разлагающийся кусок обнаженной плоти.              Зак увидел, как люди задирают головы, и, инстинктивно глянув на радар — чисто — посмотрел вверх и сам.              Под потолком висели и другие тела. Не одно, не два и не три. Не думал, что придется увидеть это настолько близко, прямо над своей головой. Одни тела были полностью раздеты, другие — выряжены в рейдерские обноски, и даже обычную для них шипастую броню. Обезглавленные, лишенные конечностей, а то и всё сразу, изогнувшиеся и изломанные под невообразимыми углами.              — Просто не смотрите, — кажется, шериф. — Отставить пялиться!              Зак передернул плечами, скидывая оцепенение:       — За дело! — не криком, но звучным, уверенным голосом, глотая всё-таки подкатившую к горлу тошноту.              Хорошо было со своим отделением, даже учебным: никто не зевал, не мешкал, не тупил и не впадал в ступор. Более того — ещё бы и по мозгам врезали при попытке застопориться. Теперь, ощутимо пихнув в спину одного из зависших мусорщиков, беспомощно пялящегося на растерзанное тело, пришлось самому рыкнуть: «Двигайся!», и уйти вперёд.              Он не чувствовал запаха, и в кои-то веки искренне радовался этому — в помещении без нормальной вентиляции, без окон даже, пахнуть должно очень хреново.              Сначала первый этаж, комната за комнатой, помещение за помещением, не оставляя за собой ни одного неосмотренного участка, ни одной щели, из которой может вылезти притаившийся ублюдок. Схема здания сложная — сообщающиеся коридоры, много кабинетов. Пришлось всё-таки разойтись на две группы: на правый и левый коридор, встречающиеся чуть дальше по центру. Им бы второй пип-бой… но вторая группа справлялась неплохо и без него. Работая, Зак то и дело слышал и взрывы гранат, и выстрелы — всё, как и договаривались: подорвать, ошеломить, зайти, разобрать. Проверить, есть ли заложники, и выкосить оставшихся рейдеров. С пип-боем стрельба, конечно, велась прицельнее, и некоторые участки, заранее видно — пустые — осматривали только на предмет дополнительных проходов. У лестниц, ведущих в подвальные помещения, выставили дежурных: «отговаривать» желающих прорваться, если такие найдутся.              И ведь нашлись!              Это выматывало. К тому времени, как добрались до большой классной комнаты, отвратительно похожей на учебный класс в сто первом, Зак чувствовал себя отвратительно. Распотрошённые трупы слились в одно кровавое месиво, а тошнота никак не отступала. Он невольно пытался вглядываться в сохранившиеся фрагменты лиц убитых пленников, силясь рассмотреть недавнего путника. Того, которого не спас парой дней ранее. То ли не узнал, то ли не увидел, и радовался и злился этому одновременно.              К концу зачистки первого этажа легкие ранения, по касательной, получили только двое из мусорщиков, ещё один решил проблемы стимом. И это даже лучше, чем Зак рассчитывал изначально. Главное — все в строю.              И, переводя дух, Фил восхищенно и завистливо выдохнул, глядя на пип-бой: «Мне бы такую штуку».              На это Зак ничего не ответил.              После первого этажа пошли наверх.              На лестнице нашлась наспех поставленная растяжка — совсем для идиотов, наверное, а чуть дальше по ступеням ещё одна — до неё добраться уже сложнее: с верхней площадки стреляли. Чего хотели добиться— хрен пойми, потому как пути отхода перекрыли. Может, надеялись на временную слепоту и тупость нападавших? Хотели успеть сделать ещё одну дыру в стене или потолке? Снова порадовавшись, что на эстакаде оставался Гас со снайперкой, Зак пробрался вперёд.              Вариант бросить гранату задвинул сразу — нахрен рисковать на лестничном пролете, когда на руке пип-бой с системой прицеливания. Перед тем, как высунуть ствол за угол, приноровился, сел так, чтобы и хорошо удерживать оружие, и видеть экран пип-боя с высветившейся раскладкой V.A.T.S. Только на мгновение полоснуло болью, как-то разом во всём теле, но схлынуло быстро. Зак не примеривался долго, побоявшись очередного приступа боли. Благо, звуковой сигнал не отключал, и, когда рейдер нетерпеливо высунулся из-за угла сверху, попав под прицел, Зак вжал спусковой крючок. Один выстрел, и звук тела, грузно впечатавшегося в стену, по ней же сползшего вниз. Почти без паузы в стену рядом врезалась новая очередь — едва успел убрать руку с оружием. Сразу же громкий хлопок двери и грохот с той стороны: чем-то подпирали дверь.              — Суки! — взвыл Зак, перепрыгивая растяжку, и только ошалело бросил через плечо: — Не двигайтесь! — прекрасно осознавая, что, если поторопятся, заденут леску.              Он буквально врезался в дверь плечом, совершенно бездумно, совсем не так, как учили. Просто ускользающая из-под носа добыча, чёткое осознание — они задумали ещё что-то, тянут время изо всех сил, они… Но дверь не поддавалась. Тем временем, Крил уже занялся обезвреживанием растяжки.              Им повезло. Повезло, что сверху не кинули ещё одну гранату — все отойти бы не успели, конкретно Зак не успел бы. Запоздалое ощущение прошедшей слишком близко несвоевременной смерти, забаррикадировавшиеся рейдеры — а ведь всё шло так гладко! Ко всему прочему, разбега на площадке, чтобы высадить дверь, нихрена.              — Взрывчатка осталась, — снова Крил. Впору расцеловать на выходе.              Пока собирали заряд для направленного взрыва, Зак следил за радаром и видел, как по комнате за дверью бессмысленно мечется одна из красных меток, а ещё несколько сгрудились поодаль. Вскоре послышались удары — будто ломами долбили стену.       От понукания «быстрее» спасло только понимание — нельзя лезть под руку человеку, занимающемуся взрывчаткой — заряд в пасть вставит и будет прав. Так что, захлопнув рот, с трудом сдерживая ярость, Зак просто ждал, ждал и… с той стороны двери грохнуло, примерно в этот момент кто-то потянул Зака назад, за угол.              Три, два, один, очередной «бум»: дверь выбило в комнату, заодно снеся и завал из старой мебели за ней.              Снова стреляли. Стреляли по дверному проему, но Зак, успевший зайти первым, и Стэн, параллельно с ним, прикрыли своих длинной очередью. Ещё до того, как пыль рассеялась, что-то большое сбило с ног, прерывая очередь, а предплечье, инстинктивно выставленное вперед, разодрала дикая боль — будто кто-то оторвал руку и пытался теперь выкрутить кость. От потери конечности спас пип-бой. Зак скорее не увидел, а почувствовал и услышал огромную мутировавшую псину: зубы, поначалу сомкнувшиеся на пип-бое, соскользнули на живую плоть более слабой хваткой. Но даже этого хватило для того, чтобы самому то ли зарычать, то ли заорать. Смазанное чёрное пятно туши и узкие, налившиеся кровью красные глаза зверя — вот что он видел. Потом выстрелил одновременно с кем-то сбоку, и псина, на мгновение сжав челюсти сильнее, застыла.              Кто-то кричал: «Куда!», и Зак, с трудом разжав огромные челюсти, спихнул с себя тушу ногами, и не просто поднялся — подскочил с места, забыв и о боли в ободранном затылке, и ране на левой руке.              Рейдеры пробили проход в потолке.              Один как раз подтягивался на руках, когда Зак, навскидку выстрелив несколько раз, бросился вперед, словно сам был не человеком, а огромной собакой, и повис на нем, сбивая на пол подальше от проёма. На то место, где они с безымянным рейдером были секунду назад, вывалилось обезглавленное тело — кажется, Гас попал в десяточку.              Оглушенный рейдер, плохо понимающий, что происходит, отбивался изо всех сил. Несколько ударов по голове Зак пропустил, но вернул с лихвой: занятия в Братстве не прошли даром. Хотя серж и говорил: нечего выёбываться, если есть оружие — пользуйся, но теперь Зак даже не вспомнил об этом.              Он просто чувствовал, как поначалу сопротивляющийся крупный мужчина слабеет с каждым ударом, а руки становятся мокрыми от крови. От своей, что натекла с предплечья, пропитав рукав, от крови рейдера, в которого, видать, всё-таки попал одним из выстрелов. Или не одним. Чужие удары, хоть и попадали в цель, не достигали результата. С таким же успехом можно было бить чучело — в этот момент Зак не чувствовал ничего, кроме желания уничтожить конкретно этого человека, ставшего вдруг воплощением всей банды, кого-то, кто виновен в смерти старика.              — Кто это сделал, а? — едва ли рейдер мог бы разобрать слова, а если бы и разобрал, едва ли смог бы понять, о чём его спрашивают. Возможности задуматься над этим у Зака не было.              Он ещё видел светлые, стеклянные глаза на потном лице, напряженную челюсть, видел, как вздуваются вены на лбу и краснеет лицо, когда казавшиеся слабыми пальцы, изъеденные едва оформившимися рубцами, сжимают горло сильнее и сильнее. Он душил, и останавливался только для того, чтобы приподнять и обрушить мужчину затылком о бетонный пол, раз за разом, даже когда перестал чувствовать сопротивление.              Только этого было мало.              Привело в себя настойчивое «Зак!» над головой.              Звучание своего имени — как долго он его не слышал, оказывается — привело в себя, и сразу с этим навалилась и боль в немеющей руке, и слабость в пальцах, до этого с силой сжимавших горло рейдера.              — Всё, здесь всё, — повторили ещё раз, и Зак понял, что говорит шериф. Поднялся с пола, обводя взглядом комнату. Чуть не споткнулся о труп. Везде завалы — обломки мебели и вывороченные куски бетона, а с крыши свисает ещё один поймавший пулю Гаса неудачник. Обернулся — почти на входе валяется туша пса, что прокусил руку. Огромный, тварь.              «Стим» — напомнил себе, тут же полез за ним.              — Ты в порядке? — шериф, чуть наклонившись, заглядывал в лицо.              — В порядке, — хотя сам не был уверен в ответе. Смотреть в глаза шерифу он боялся. — Вниз теперь.              Шериф отступил, но Зак, спускаясь вниз и чувствуя жжение в руке — зарастает, собака — был уверен: этот короткий, безответственный срыв ещё аукнется если не делом, то разговором.              Бегство вниз было почти позорным.              Дежурящие у лестницы отчитались: прорваться наверх из подвалов пытались два раза. Ушли живыми, но, вероятно, посечёнными осколками от гранаты.              Вниз Зак пошел тоже первым, и уже у первого поворота показал: слева от двери, ярдах в пяти, двое — стоят на месте, ещё левее трое — передвигаются вдоль стены, медленно, странно. Скорее всего, укрылись за чем-то, рассчитывают расстрелять в узком коридоре. Миноискатель не показывал ловушек, даже когда Зак подошел вплотную к двери.              Интересно, рейдеры понимали, что не уйдут отсюда живыми? Эта мысль проскользнула на краю сознания, пока открывали дверь и закидывали одну из оставшихся гранат.              Взрыв и, пока дым и пыль не осели, короткие очереди в сторону предполагаемого противника.              Только в коридоре не кашляли, не стонали и не кричали, не пытались стрелять в ответ — ничего. Прижавшись к противоположной от входа стене и присев, Зак смотрел на красные точки, хаотично рассыпавшиеся в дальних концах пересекающихся коридоров и…              — Тсс! — вскинул руку.              Все и дышать забыли.              Ни голосов, ни лязга навороченной рейдерской брони.              Когда дым окончательно рассеялся, стало понятно, почему: рейдеры лежали на полу, совершенно мертвые, если верить радару и своим глазам. Несколько тел еще и получили от гранаты, оставив живописные брызги на стенах и потолке. А красные точки…              Что могло убить их? Тараканы? Кротокрысы? Гули?              — Следите за низом, — предупредил так, чтобы дошло до каждого.              Чуть пройдя вперед и присмотревшись, Зак увидел что искал. Огромная оторванная хитинистая нога — такие он видел когда-то в Грейдиче. Успел понадеяться, что эти твари не плюются огнем, но характерных подпалин не увидел.              —Муравьи, — озвучил его мысль Фил. — Живучие твари.              — Может, ну нахер?              — А если кто живой остался?              Переговаривались за спиной, едва слышным шепотом, а красные метки снова зашевелились, и Зак просигналил «тихо». Теперь, отражённое и усиленное стенами, до них доносилось эхо мерзкого копошения, скрип, отдалённо напоминающие стрекотание звуки.       — Завалить вход и забыть, — скороговоркой произнес кто-то.              Шериф, судя по молчанию, был даже склонен согласиться, но не успел: несколько меток так неожиданно и резко помчались вперёд, что Зак не успел предупредить. Но и стрельба вместо слов была расценена группой единственным верным образом. Муравьи, раздираемые пулями, вязко хлюпали. Трещали пробиваемые тела. Пять туш остались лежать впереди, на первой развилке, поверх тел рейдеров.              — Пока чисто, — отметил, чтобы другие не дёргались.              — Пятеро, и всех этих уродов уделали? Не верю. Наверняка их больше, — высказался один из братьев. — Может, даже гнездо. Шериф, я бы не стал соваться дальше. Муравьи нам не враги, а товара и наверху навалом.              Симмс задержался с ответом совсем недолго, уставился прямо на Зака:              — Пройди вперед немного, просвети комнаты этим своим, — кивнул на пип-бой. — Если никого нет, уходим.              — Да кто тут может быть? — раздраженный голос парня с мощным свежим синяком на лице.              Зак несколько мгновений смотрел в лицо шерифу, потом кивнул. Идти не хотелось, но есть вещи, которые лучше сделать. Пожалуй, хватит с него одной жертвы на это здание.              Он прошел до поворота в сопровождении двух человек, потом до другого и… сжал губы, глядя на зеленую точку. На зелёную, мать её, точку. В помещении, у которого нашлись ещё несколько красных меток — судя по траекториям, тоже муравьи. А ведь когда-то он так же раздумывал, стоит ли лезть за пленником. Теперь этот пленник украл его имя и должность «гладкокожего талисмана» Подземелья.              Никогда не знаешь, что за человека найдёшь. Да и доживет ли этот пленник до спасения? Надо ли тратить силы, время, надо ли рисковать? А ещё, на нём могла быть навешана взрывчатка — из тех типов, что не читались пип-боем. Вероятность маленькая, и всё-таки есть.              — Чего там? — негромкий вопрос от прикрывающего спину.              А если оставить? Он умрет сам, наверняка умрет. Потому что у рейдеров никогда нет здоровых заложников. А вдруг исключение? Вдруг, собравшись с силами, попытается выбраться сам? Выползет в коридор, даже доберется до оружия и сможет отстреляться от муравьев. Но потом его все равно сожрут, потому что твари злее и проворнее, и потому что не бывает счастливых концовок у таких историй. Быть растерзанным или заново съеденным огромными насекомыми, до того натерпевшись от рейдеров — плохая смерть. Очень плохая.              — Ничего себе, — тихий присвист из-за спины. Не дождавшийся ответа спутник сам заглянул в радар и уставился на зелёную метку. Потом добавил, очень тихо: — Что делать будем?              — Что там у вас? — похожий вопрос, но чуть громче и голосом Симмса.              Муравьи — не такая уж большая проблема, вытащить «зеленого» — сомнительное удовольствие, но шериф будет доволен, да и спать выйдет крепче. Думать еще и о том, что кого-то сжирают заживо, пока ты копаешься в бомбе — плохая идея. Взрыв хотя бы милосерден.              — Зелёная метка! — Зак рявкнул даже слишком громко, почти сразу услышал расстроенный вздох за спиной.              Ответ Симмса прозвучал незамедлительно:       — Тогда вперёд!              Потом ему, конечно, припомнили это решение. Когда муравьёв оказалось не трое и не пятеро — когда они ползли и ползли, ровно до тех пор, пока не перегородили одну из дверей, за которой нашлась огромная дыра в земле, будто рейдеры пытались рыть туннель под школой. Только отрезав муравьям возможность выползать в коридоры, выдохнули.              Зеленая метка в одной из боковых комнатушек так и не двигалась.       Неспроста — или связали, или связали и обвешали взрывчаткой, или там, за дверью — живой обрубок. Интересно стоит ли одна милосердная смерть риска несколькими жизнями?              Зак взглядом показал Симмсу «я сам», и встал у двери первым. Миноискатель на группу один, и если вдруг что, то и огребать одному. Пусть решает судьба, в конце-то концов.              Подождал чуть, стукнул несколько раз костяшками пальцев по откосу:              — Эй! — пауза, не для того, чтобы услышать ответ, а для того, чтобы человек за стеной понял, никакой спешки, опасность позади. — Мы из Мегатонны, пришли тебя вытащить. Все хорошо, понял? Сейчас я зайду, спокойно.              Он открыл дверь чуть погодя, очень медленно, глядя то на радар, то в расширяющийся дверной проём. Обычное хозяйственное помещение, маленький склад: перевёрнутые стулья, раскуроченный стол, ржавые покосившиеся шкафчики. Выставил ладонь, предупреждая, чтобы никто не шел следом. Не хватало ещё напороться на ловушку или внезапную агрессию жертвы — мало ли что придет человеку в голову.              — Все хорошо, уже внутри, — стараясь комментировать свои действия, Зак шагнул за порог.              Пленника он заметил не сразу, и то только благодаря радару.              Между стеной и дальним шкафчиком, в вывороченной щели, прикрывшись покорёженной столешницей и какой-то ветошью, сидело оно. Тёмное, грязное, с короткими всклокоченными волосами неопределённого цвета. Сидело, закрыв лицо руками, почти беззвучно подвывало и пыталось забиться глубже. Зак увидел безумно худые руки, обтянутые кожей, почти чёрные коросты на тыльной стороне кистей.              — Тсс, — выставил пустые ладони вперед, скривившись от боли в руке (маловато одного стима), и маленькими шажками прошёл дальше, оглядывая пол, стены и потолок. Вроде бы ничего опасного. Присел на колено в паре шагов от заложника: — Ранен? Ходить можешь?              Человек не отвечал, застыл, будто и нет его. Зак аккуратно потянулся вперед, готовый остановиться, если что, каким-то шестым чувством понимая, что сейчас надо или не надо делать. Когда он тихо отодвинул столешницу, ободранные руки приоткрыли лицо. Правда, в лицо Зак не смотрел: взгляд остановился на ногах, которые он теперь мог видеть. В сравнении с остальным тщедушным тельцем, голени чудовищно распухли, будто принадлежали совсем другому существу. И даже сквозь слой грязи разительно отличался цвет — не бледно-бумажный, а фиолетово-желтый.              От тупого, отстранённого созерцания его отвлек звук. Первый захлебывающийся вздох, а потом ещё один и еще.              Зак понял по голосу: девчонка. Девчонка, которую держали тут чёрт знает сколько и, судя по тому, что все конечности на месте, использовали для определенных нужд. Возможно, ей уже недолго оставалось? И ноги, это?.. Это что? Запущенный перелом? Он совершенно не разбирался в этих вещах, и в том, что делать в таких случаях — тоже не знал.       У неё на лице — засохшая кровь, глаза превратились в две щелочки между синюшных, вздувшихся век, а тело прикрывало изгвазданное каким-то дерьмом тряпье.              Он протянул руку снова, но, когда заложница одернулась, спросил то, о чём спрашивать в таких случаях не принято:              — Ты хочешь жить?              И, кажется, увидел в заплывших глазах какой-то отклик. Искру понимания. Наклонился, поймав застывший взгляд:              — Могу вытащить: тебя доведут до города, что потом — не знаю, — говорил медленно, давая возможность понять, если она вообще слышала. — Могу убить, если не хочешь… так, — выждал ещё немного: — Решай.              Он не ожидал определённого ответа и прекрасно понимал, что в нынешнем состоянии она просто не может думать здраво. Не может решать. Зато помнил, как ему не раз предлагали такой выход ещё в медлабе. Сейчас это больше не казалось плохой идеей — иногда, если не хочешь даже начинать бороться или уже слишком устал, лучше уйти на покой сразу.              Зак не сомневался, её вылечат у Чёрча, возможно даже за счет города — от Симмса этого ожидать легко. Но это займет много времени. Ещё больше времени займет вылечить не тело, а… что там говорят? Душу? Возможно, это и вовсе останется навсегда. Хотя жители поверхности, наверное, сильнее, чем люди из Убежищ. Может быть, в её случае это правда?              — Мегатонна? — едва различимо прохрипела пленница. Зак буквально почувствовал, как это было для неё — разлепить ссохшиеся губы. Сам делал это по нескольку раз на дню.              Кивнул.              — Помоги, — подалась вперёд, из глубокой тени. Зеленоватый отсвет экрана пип-боя лёг на изуродованное лицо. — Я Люси.