Талион

Зак передумывал идти несколько раз до встречи с ребятами Портера. Обходил лачугу Джерико, перебирал старые вещи, слушал про гребаных детей Андейла от Люси и удивлялся, как успел к ней привыкнуть. Самодовольная девица из прошлой жизни, выбравшая самого хренового исполнителя для простецкого, в общем-то, дела, теперь знала о нем куда больше многих. — …думаю, дня на три. Черчу надо технику посмотреть, а там еще раненые не все восстановились, и… — Хорошо, — улыбался. Смотрел на нее, довольную, увлеченную, аккуратно складывающую смену вещей в сумку, и думал о том, что должен все-таки сказать что-то напоследок. Но если все пройдет хорошо, к ее возвращению он будет… «на границе штата». — Иди, ничего со мной случится за это время. Люси только пожала плечами: — Кроме буквально чего угодно, — вздох. — Надеюсь, ты повременишь с неприятностями. — Обязательно. Только ненадолго в город сгоняю, обещал же Клайду не отлучаться особо. Люси поверила или сделала вид, и на самом пороге… — Люси, — сказать сейчас просто и понятно: «Ухожу и вернусь не знаю когда». Или лучше так: «Не верь ничему, что тебе про меня скажут, это все правда, но я ее не готов признать». Или будет лучше просто оставить как есть, привычно уйти и привычно свалиться как снег на голову. Все вокруг привыкли, что он пропадал и возвращался, пропадал и возвращался. — Осторожнее там в Убежище. Неловко махнул ладонью. — Ты дурак все-таки, — Люси буквально в пару шагов подошла (удобно прощаться, когда лачуга маленькая, а вторая сторона понятия не имеет, что вы прощаетесь), обняла за плечи. Зак повернулся, ткнулся лицом в висок, и отросшие светлые волосы защекотали впадину носа: — Твоя любимая фраза, — пробурчал, отворачиваясь, чтобы не разрушить момент чиханием. Мазнул рукой вдоль худой спины и с сожалением отпустил. Когда-нибудь, лет через тысячу, он вернется правильным Заком, «настоящим мальчиком». Начнет с чистого листа, красивый парень Зак, красивую новую жизнь, а этот, прежний урод, останется где-то за чертой истории, как скверный черновик. И Люси можно будет обнять по-человечески, и Нова перестанет избегать. — До встречи, — Люси ушла легким шагом, будто и не было никаких проблем и страшных историй. — Ага, до встречи, — и Зак решил, что без него здесь будет лучше. Единственное, на что хватило сил — короткая записка: «Крышки под кроватью в рюкзаке. Пришлось уйти, не знаю как надолго». В первый вечер одиночества он вышел из города с выданными Братством датчиками, дробовиком Харона и дурацким (сложным и высокотехнологичным) наглазником, парой сотен крышек, обычным дорожным набором из медикаментов, патронов и перекуса. Все это тащить с собой к Портеру слишком тяжело, если придется бегать. А припрятать ненадолго — другой разговор. Место пришло в голову само собой: разоренная нычка неизвестного охотника на андроидов в заброшенной распределительной станции подходила идеально. Убедившись, что гостей с последнего посещения не было, Зак сгрузил свое добро в один из ящиков. После работы придется сделать крюк, но вопрос усталости и скорости решит баффаут. Разрисованные Берроузом последствия Зака так и не догнали, а значит, можно потравить себя еще немного ради дела. Выдержать еще чуть-чуть. Сутки до выхода. Жара, шаги по металлическим настилам, ржавая пыль и просто пыль, шум генераторов и воды в трубах, влажность в низине у озерца, старая бомба, шумные дети («а, монстр!») и утомленные взрослые. Зак наворачивал круги по городу, и в какой-то момент нашел себя стоящим у дома шерифа с занесенной над дверью рукой. Отдернулся как от огня и еще несколько часов провел за городом, в тени камней, где тихо и пусто. Бессмысленно пялился перед собой, глоток за глотком пил мерзкую, почти горячую воду. Думал о том, что надо подумать — и не больше того. Уже на обратном пути окликнул Клайд — шел со стороны Вашингтона: — Все в порядке? — нагнал быстро, безобразно бодрый для такой погоды. — Жара замучила? — Ага… — рассеянно обвел его взглядом. Мокрая футболка, броник, рубашка повязана на голову, за спиной знакомый обрез. — А ты… из города? Из Убежища? — Можно так сказать, из города и из Убежища, — широко растянул сухие губы. — Ты бы осторожнее бродил под солнцем. Дома отсыпайся, не лезь никуда в такую погоду. Свет бил Клайду в затылок, приходилось щуриться, чтобы рассмотреть его лицо: — Дома не спится. У гулей, знаешь, проблемы с засыпанием. Надо иногда походить, воздухом подышать. — Понимаю, — Клайд слегка хлопнул ладонью по спине, предлагая двигаться с места. Выглядел, двигался и говорил он совсем как обычно. Правдивы ли догадки о братьях, или это все страх и живое воображение? То, что каждой тени от камня придает вид чудовища. — Буря будет. Здесь всегда так. Душная неделя, пылью надышишься, а потом прорывает. В такие дни лучше быть со своими, дома. — И ты со своими будешь? — ворота города уже впереди, виднеются над кучами земли и камней. На этом небольшом участке даже Стокгольм, городской стрелок, их не увидит в случае чего. — Где же мне еще быть. Я бы и тебя пригласил пропустить пару стаканчиков, но не сегодня. — Потом как-нибудь посидим, да? — до ворот города уже рукой подать. И снайпер их видит, и протектрон. Пересохло в горле. Наверное, из-за этой самой пыли, из-за жары и усталости. — Да, как-нибудь потом. Никакого «потом», конечно, не будет. Ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе. До самого выхода Зак просидел дома, выключив свет и оставляя тлеть в пепельнице сигареты одну за другой. Несмотря на поздний час и давно скрывшееся солнце, духота стояла невозможная. Жар исходил от нагретых за день камней и обломков бетонных плит, а душный и горячий ветер только усугублял ситуацию. Полную луну то и дело загораживали тучи. Баффаут жег карман. Зак только о нем и думал с того самого момента, как встретился с группой, но держался. Отстреляется с чистой головой, а после — проглотит половину таблетки или даже целую, немного встряхнется и рванет за вещами. — Эван говорит, снимаемся. Запарился, — раздраженный выдох Перри хорошо отражал суть происходящего. Бедняга утирал лоб, покрытый крупными каплями пота: он не был самым крепким и высоким из группы, но мучился почти как Зак. Почти, но не так же. — Правильно же встали. Портер выебет. Перри вглядывался в прибор ночного видения уже не в первый раз. Когда цель уж слишком опаздывала, их с Заком отправили разведать что к чему западнее, в сторону второго пути, Барта и Гектора навстречу цели, но кроме раздраженного «нихера нет» по рации новостей не поступало до этого самого момента. Оторвав взгляд от пустого радара, Зак поднялся на ноги. Хрустнули суставы, отозвалось трескучим онемением в спине. Чертовы регуляторы с секретным грузом, Подземка с одним из их лидеров или как там их правильно называть, задерживались уже на три четверти часа сверху крайнего срока. Еще немного, и попадут на начало рассвета. — Может, Портер ошибся, — Зак честно старался сохранять голову холодной, но когда мозги буквально плавятся, сделать это сложно. — А может, в пути что случилось. Перри скривился: — Визуально нихера. Радар чего? — дождался, пока Зак посмотрит, утер лицо пыльным рукавом, прицепил ПНВ к поясу. — А с Портером разберемся. «Разберетесь. Только без меня». Теперь это становилось полностью не его делом. Зак согласился помочь в этой срани, и свою часть обязательств исполнил, явившись на место. То, что цель не пришла на банкет, не его проблема. Не его проблема, но его огромное облегчение. Снова шевельнулась трусливая надежда, что все обойдется, что можно не срываться никуда, вернуться в Мегатонну и продолжать жить как жил и просто ждать новостей. Даже если Тисдэйлы в чем-то и замешаны, на Зака у них нет ничего, а разговор с Клайдом про погоду мог быть действительно о сраной буре. Потому что только перед бурей бывает так дерьмово. А Ленни поймет, он сам вроде не горел желанием брать Зака с собой, куда бы они там ни направлялись. «Пока дойдем до Эвана и Кертиса, пока вернемся к Портеру. Есть еще время подумать». — Нравится на Портера работать? — Перри шагал рядом, дышал тяжело. — Я же «парень Ленни», ты что, забыл? — вроде отшутился, а вроде и ответил честно. Портера, как и всю компанию в Эвергрин-миллз, Зак рассчитывал забыть как можно скорее. — Ты что-то запыхался совсем. — Жарко, сука, — хрипло хохотнул. — Ты залетный, выходит. Я тоже залетный. В смысле лет десять назад таким был. Мы все здесь такие. Эван последние пять лет завязывает, Кертис вообще каждое утро. Но ты-то не такой? — не дождавшись ответа, Перри заткнулся, но совсем ненадолго: — Ленни хорошо платит? Как попал к нему? — Нормально платит, — рассказывать про Берроуза Зак, конечно, не собирался, да и вообще трепать про Ленни, учитывая их с доком напряги, было лишним. — Ты если к нему хочешь, у него и пробивай, как снова в Эвергрин будет, или где вы там пасетесь… Меня ни в финансы, ни в дела не посвящают. — Грозный ты парень, — вроде даже добродушно. — Нервничаешь, что ли? Нормально все. Нормально… А ты знаешь, я ведь фермером был. Кукуруза там, тошка, брамины даже. Ненавижу браминов. Зак ускорил шаг, не понимая, что на это отвечать. Поделиться своим прошлым? Черта с два. Да и плевать ему было на всех этих отбросов. Перри, чтобы не отстать, вынужден был все-таки заткнуться. Минут через десять ожила рация: «Нашлись красавы. К точке «б», как договорились. Бегом, блядь» — Слышал? — Перри нагнал Зака в пару длинных шагов. — Бегом, блядь. Зак надеялся не угодить ногой в какую-нибудь нору, не запнуться о торчащий корень или кусок арматуры, намертво вросший в землю, и просто следовал за Перри, глядя то вперед, то под ноги, то на радар. Точка «б» — убогий остов здания по другую сторону дороги, чуть подальше места, выбранного для первоначальной засады. Логика простая: лучше работать с двух сторон, и с этим Зак спорить не собирался. По насыпи и перекинутой доске на разбитый третий этаж, за сохранившийся кусок стены. Обзор удобный, укрыться есть где, опоры и кусок крыши отбрасывали густую тень, дорога как на ладони. Стрелять, конечно, будут не с края, но пока, чтобы лучше видеть окрестности, можно позволить себе подобраться ближе. Зак столкнул ботинком трухлявую деревяшку: та упала на этаж ниже, скатилась еще ниже по куче кирпичей и мусора, большей частью занесенной землей. — Идут, — скоро Перри отнял ПНВ от глаз. — Не торопятся. — Дай посмотреть? — расстояние еще приличное, своими глазами хрен что разглядишь. А здесь и ночное зрение, и какое-никакое приближение. Получив ПНВ, Зак вгрызся взглядом сначала в укрытие, где сидели остальные члены импровизированного отряда, а потом и в дорогу. Освещена прилично, но на отдалении есть темные местечки. Брамины, две телеги, накрытые тентами, а с ними… раз, два, три… ничерта не пятеро. Качество картинки хромало, оружия толком не рассмотреть, но это вовсе не значило, что его нет. — А какого хера? — обернулся ненадолго, глянул на Перри, закидывающего что-то из химии, и отвернулся к дороге. Сраные наемники со сраной наркотой. — Их должно быть меньше. — Не ссы, — Перри. — Стрелки у нас хорошие. Сколько там? — Восемь. — Пересчитай. Я щас с Эваном свяжусь. Восемь. Бури начинаются не в тот момент, когда волны сбивают с ног и тащат по камням. Не когда песок и галька забиваются в рот, не когда острые ракушки и рыбьи кости режут ладони. Далеко от берега, задолго до того, как кончится в легких воздух. Возможно, одним ранним утром под сигнал тревоги или под писк приборов в медлабе, но точно не сейчас, когда на счету между шестым и седьмым наемниками, его накрыло первой волной. Она была ударом. Резким, сильным ударом куда-то то ли в бок, то ли в спину. Сразу за ним обрушились второй и третий — ни крикнуть, ни вдохнуть. Инстинктивно избегая боли, тело дернуло, рванулось вперед, и где-то здесь все случилось разом. Полоснуло по руке, огрело кипятком подбородок и щеку, кто-то — Перри! — схватил за броник, Зак потерял равновесие, и мир перевернулся. Треск и резкий выдох — не поймешь, чей, — и кавардак, камни, песок в носу и в глазах, удар-удар-удар, подвернутая рука. Перед глазами взорвалось белыми искрами, легкие опустели, клацнули зубы, рот наполнился кровью. На той стороне дороги выстрелы. Эван и остальные? …они внизу, Перри рядом, живой, хрипящий, тянулся к ножу, каким-то хером валяющемуся рядом. Лезвие и рукоять облепило пылью и мелким мусором, налипшим на что-то темное. Перри пнул в ребра — вскользь, но не случайно, и это прояснило мозги. Зак успел первым. Еще не понимая, что происходит, сжал рукоятку, ударил Перри в нос и висок из последних сил, и продолжил бы бить, если бы чья-то пуля не попала рядом. Он даже не вскочил: упал в сторону, отполз с открытого места, ободрал колени и локти, перебираясь через насыпь, и побежал, запинаясь через несколько размашистых нетвердых шагов. Даже мысли не было подняться за вещами и оружием наверх, не хватит сейчас ни времени, ни сил, потому что видел — видел! — кого-то краем глаза, и видел, как движутся в его сторону алые точки. Помчался дальше от дороги, за развалины руин дома, глубже в уничтоженный бомбами и временем городок. Камни, еле живые деревья, редкие скелеты домов мелькали перед глазами. Сзади продолжали стрелять, Зак не понимал, в него или друг в друга, но затылком ощущал перекрестье прицела. Мало преград, мало укрытий и мало сил. Почему-то совсем мало сил. Снова ребра? Или затылком ударился, Берроуз будет в ужасе, или… какой, к черту, Берроуз, Док и Ленни! Они помогут. Колотило. Губы дрожали, дрожали руки и ноги, в голове кипел кавардак, по боку разливалось что-то теплое. Зак прижал ладонь, глянул на пальцы и тут же уставился вниз. Броник, весь бок, штанина под ним совсем черные в свете луны, пробивающимся из-за облаков. Ножом ударил? Прямо под крепления метил, сука, прямо под… …нырнул за жалкий остов древнего авто, неосторожно прижался затылком, содрав хлопья ржавчины. Ночь онемела. Стрельба у дороги утихла. На периферии радара рассредоточились алые метки. Три, но остальные могли остаться за границей видимости. Или пуля достала? Хлопнул по карманам. На себе два стима, скудный перевязочный пакет, засунутый в один из подсумков сейчас бесполезен — нет времени бинтоваться. Еще стимы, смесь препаратов от Портера и винтовка — все осталось на проклятой «точке б». Зак не планировал… не планировал падать с третьего этажа на тушу предателя, не планировал с порезанным боком бежать черт знает куда. Вытащить первый стим удалось с третьего раза, пальцы еле слушались. Надорвал оставленную дыру на одежде пошире, нащупал вроде край раны, вколол как мог близко, не рискуя снимать какую-никакую, а защиту, и не рискуя смотреть насколько все плохо. От укола снова ошпарило бок. «Получив в бочину нож, детишки, не сигайте с третьего этажа», — почему-то голосом Джерико. Надо уйти от алых точек, неумолимо приближающихся по карте. Уйти куда-то… куда? Карта пип-боя прямо перед глазами выглядела бессмысленным набором зеленых черточек на черном фоне. «Почему Перри меня пырнул? Почему Перри…. Баффаут. Нужен баффаут». Дотянулся до пропитавшегося кровью кармана, с трудом выскреб таблетки — не успели размокнуть. Закинулся одной, остальные убрал в другой карман посуше, на потом. «Три, два… давай, Зак! Вставай!» Ему не нравилось, как действует баффаут поверх кровопотери и удара о землю. Не как раньше. Голова, и без того пустая, пылала огнем, истошно бился пульс, зато ноги в кои-то веки перестали путаться. Не просто перестали, понесли вперед, и Зак собирался воспользоваться этим. Зажал бок левой рукой, правая понадобится, если придется отстреливаться. Пистолет не выпал из кобуры, не потерялся и был единственной надеждой на спасение, если стрелки настигнут или на пути встретится дикий зверь. — Эй! Стоять! Стоять, я сказал! — его видели, в него стреляли. Зак несся вперед. Нырнул в сторону с открытого пространства, просто чтобы не оставаться на месте. Надо добежать до пригорода, спрятаться среди строений куда проще, чем вихлять среди камней, истекая кровью. Или… гули. Ему нужны дикие гули. Стрелки не сунутся к ним, а если даже и сунутся, дикие отвлекут на себя. Значит нужно метро, любая канализация, любая труба для стока достаточного размера, чтобы в нее пролезть, что угодно. Можно было бы поискать и здесь, но все завалено и изрыто, занесено землей, да и погоня не отстает ни на шаг. А значит снова — пригород! Внезапная идея буквально окрылила. Идеальное сочетание с баффаутом и дышащими в спину стрелками. — Стой, сука! Это было даже почти смешно, и Зак посмеется обязательно, когда отдышится, когда сможет вколоть второй стим и перебинтоваться. Но пока… — Убью нахер! Где-то он это уже слышал. Где-то… Затрещал пип-бой. Сигнал приема на встроенной рации: — Сдавайся, Зак. Зак будто влетел в невидимую стену, так резко затормозил, что затошнило. — Тебя сдали, — продолжала рация, но за треском и редкими помехами Зак узнавал этот голос. — Сложи оружие и выходи с поднятыми руками, чтобы я видел. Клайд, ну конечно. Ровный, спокойный голос, сонастроенные еще с Убежища рации. Хотя с тем же успехом он мог подхватить и рацию Перри, и… Это все-таки был Клайд. И все те предположения, и буря, о которой он говорил на воротах в Мегатонну… — Давно? — Выходи — расскажу. Ну почти как Люси, только она догадалась сама, и никто из ее сторонников не пытался Зака убить. Перри сдал? Или был кто-то еще?.. Жалкий то ли смешок, то ли стон. Алые точки на радаре неприлично близко. «Нет уж. Ну уж нет». Пригнулся, чтобы не торчала голова из-за каменной гряды, и продолжил идти, пока еще работает баффаут. Есть еще две с половиной таблетки. Из-под пальцев снова сочилось. Плохо. — Ваших взяли живыми, бежать бесполезно, — врет же. Ну врет, точно не все живые, а что заговорят… пусть говорят. Пусть. Главное сейчас оторваться от преследования. — Ты же хороший парень, — Зак пробирался вперед и буквально видел, как наемник говорит. Как жестко смотрит поверх камней, как дожидается возможности выстрелить. Он или любой из его людей, этих безликих точек на радаре, для которых он точно не «хороший парень». — Разберемся, искупишь вину. Я же тебя знаю. Можно только представить, что он там знал. Еще можно представить, просто чтобы не упустить из памяти, чтобы не обманываться, как он спокойно, без суеты добил мистера Хэннона прикладом в висок. Зак не сомневался — висок у офицера куда крепче, чем у еле держащегося на ногах гуля. — Врешь, — встал на границе света и тени, стараясь не дышать слишком громко, хотя воздух хотелось рвать кусками и проталкивать в легкие. Сплюнул, поднял глаза на город впереди. Разрушенные первые линии зданий, где-то там и метро, и канализационные люки. Но до границы первых развалин не меньше тысячи ярдов по открытому пространству. Сунешься, окажешься на раскрытой ладони. — Вы меня убьете. Горькая констатация факта. Зак не верил по-настоящему в какие-то там моральные принципы регуляторов, те же головорезы. Своими глазами видел кучу тел в стороне от Андейла. Никому из них не дали второго шанса, не дадут и Заку. Да и Мейз передавал привет с того света. Красные точки приближались неспешно, лениво даже: понимали, что загнали в угол. — Ты можешь рассказать нам больше. Кое-что о твоих хороших знакомых. Поможешь разобраться с ними, — пауза, перебиваемая помехами. — Помнишь, как школу в Спрингвейле чистили? За друга твоего отомстили. Он смог выйти на свет, и ты сможешь. Последнее предложение, Зак. Сложи оружие. Выходи. Жизнь я тебе гарантирую. Личным заверением Клайда Зак не верил тоже. И пусть слова о Джерико кольнули сожалением, он прекрасно знал — выйти на свет в его случае — распрощаться со всеми планами и, скорее всего, жизнью. Никаких друзей дока, никакого чудесного превращения обратно в человека. Смирение с тем, что ты навечно такой какой есть, до близкого конца никчемной жизни. «Никогда». В боку пульсировало, как и в висках, и даже в горле. Назад нельзя, вперед равносильно смерти, но и на месте не останешься. Одна из точек на радаре заложила путь правее, еще немного и выйдет прямо к тому месту, где Зак засел. И рацию вырубить бы, шумит, вскрывает, но… Как там говорил друг Ленни? Что-то про удачу, которая решает, кто выживет, а кто нет. — Люси не знает, понял? — уставился на таблетку баффаута на ладони. Надо продержаться эти тысячу ярдов, и еще немного после них. — Она ни о чем не знает. — Зря ты так, — Клайд медлил совсем чуть, но ответа не дождался. — Понял. Зак вновь сорвался с места. Он видел разбитые ракушки на берегу, видел стесанные панцири болотников, распухшие рыбьи туши и сам был таким же. Мертвой рыбиной, выброшенной на берег, бьющейся, бьющейся… Молится ли рыба буре, что ее выкинула? Чтобы тучи закрыли луну, чтобы отнять зрение у людей по другую сторону прицела. Зак молился. Молитвой был счет шагов, молитвой было подставлять ноги под падающее и мчащееся вперед тело. Молитвой — встать, когда в спину толкнуло с такой силой, что опрокинуло вперед. Врезался подошвой в землю, отбрасывая пыль и мелкие камни из-под ботинка. Или это от второго выстрела там, где был еще мгновение назад? Неважно. Важно бежать и цепляться за воздух зубами. Они больше не кричали вслед, только стреляли и двигались следом. Стучало в ушах — какофония звуков, тум-тум-тум. Хороший снайпер уже прекратил бы этот бег, и Зак знал, что Клайд мог. Мог! Но это все больше походило на охоту. На то, как загоняют дичь не ради питания даже, ради забавы. Граница города все ближе. Сил — меньше. Когда обожгло ухо и висок, когда Зак упал уже черт его знает в который раз и в который раз поднялся, тьма, пришедшая с Потомака, накрыла и ненавистное поле, и стрелков, и город впереди. Ливень хлынул неожиданно, и выстрелы, и шаги потонули в шуме воды. Зак вымок до костей, вода заливала глаза и нос, набивалась в рот, но он протискивался дальше и дальше, не видя даже куда шел, пока не услышал до одури знакомый треск, и пока ноги не соскользнули с горы мусора, и он не провалился вниз, сквозь сгнивший настил, раздирая одежду и кожу. «Зак», — сквозь грохот ливня, помехи рации и стук в ушах. Всего на уровень ниже, и снова вперед, стараясь не поскользнуться. Потоки виды, хлынувшие на город с неба, полноводными ручьями омывали ноги. Красные точки рассыпались по карте. Если меньше часа назад Зак готов был содрать с себя кожу — так душно и жарко было, то теперь стучал зубами от холода. Холода, нервов, усталости и наверняка чего-то еще. Крупно вздрагивая всем телом, цеплялся пальцами за стены, за плиты какие-то развороченные. Что-то загрохотало за спиной, Зак выстрелил наугад — впервые с того момента, как вырубил Перри. Шмыгнула прочь огромная крыса, но больше не появилось никого. Текло в уши и за шиворот, о мокрых насквозь ботинках и говорить не стоило. Провал в стене, и вот снова город перед глазами — призрачные очертания гигантских разрушенных зданий, дороги, фонарные столбы, скамейки — сюда он не доходил ни разу. Замешкался совсем ненадолго, высматривая люки на небольшой площади впереди и надеясь, что там не окажется неглубокий тупиковый отстойник. На периферии снова сгрудились красные метки, заставляя идти дальше, держась спиной к зданиям. Что за алые метки? Где они? Близко? Видят его? Рация молчала. Зак не мог больше соотносить картинку с радара и окружающую реальность, вообще с трудом шевелил мозгами. Нужен любой более-менее широкий выход к тоннелю сточной канализации, метро или кабельным коллекторам… там внизу должны быть дикие, они не враги. Там не должно быть дождя, там он сможет забинтоваться и отдохнуть, прежде чем идти к доку, там он… Вокруг грохотала вода. Крышка люка оказалась слишком тяжелой. Полез за баффаутом, мазнул рукой по таблеткам — еще половинка не помешает — но вместо того зачерпнул размокшую зеленоватую кашицу. Дождь смысл с пальцев остатки так быстро, что Зак не успел даже поймать их губами. Уставился на крышку люка, и потянул снова. И снова. И еще раз, упираясь ботинками в разбитый асфальт, цепляясь размокшими пальцами за край. Сдвинулась — совсем чуть, но сдвинулась! Вверх и в сторону, еще немного. Зак шлепнулся задом на землю, уперся в крышку ногами и изо всех сил оттолкнул. Где-то здесь впервые почувствовал острую боль в поврежденном боку, но решил не смотреть, и толкнул ногами снова. Оставалось совсем чуть, когда Зак услышал выстрел и не стал проверять насколько близким тот был. Протиснулся в не до конца открытое отверстие, только чудом успев зацепиться за ржавые и погнутые ступени. На голову лило, пока Зак не спустился до самого низа, и на последней ступеньке, на понимании: есть ответвления, можно пролезть, согнувшись, он разрешил себе сдаться. Буквально на пару минуточек сдаться, разжать пальцы и скрючиться в стороне, в темноте, на ужасном сквозняке, надеясь, что здесь до него точно не доберутся. …белые точки, клочья тумана — сквозь них видно хреново, да и света сверху почти нет. Дуло по полу так сильно, что закладывало уши и приходилось вжимать голову в плечи. По глубокому желобу в стороне бурным потоком текла вода. Зак пошевелился, услышал чей-то стон, но не смог даже поднять головы. Сидел так еще какое-то время, почти отключившись, цепляясь взглядом за темноту впереди. Любое движение заставляло ребра трещать. Огромного труда стоило даже раскачаться, подгребая под себя ослабевшие ноги, но на этом все. Ткнулся лбом в бетон, скользнул ладонью по ране. Мокрое все вокруг и он сам, темно, холодно и ничерта непонятно. Подтянул руку ближе: на радаре метки, но Зак не знал, где они — на уровне земли или рядом с ним. Включил фонарик, освещая темные склизкие стены, пополз вперед, рассеянно думая о том, что наверняка будет расхлебывать последствия очень долго. Но он жив ведь. Жив, ползет, переставляет ноги, чтобы… что? Клиффтоп, Ленни и Док, нычка на распределительной станции, даже собственный рюкзак на точке «б» — все слишком далеко. Да и рюкзак, наверное, нашли и забрали. Стащили куда-нибудь тела Эвана с ребятами, обшмонали, не оставили ничего полезного. Зак не смог бы вернуться в любом случае. А сколько времени прошло? Судя по часам на пип-бое, рассвет в разгаре, только из-за грозовых туч на поверхности, да и здесь, внизу, это совсем не ощущалось. Еще можно успеть до Клиффтопа. Можно успеть, но двигаться надо прямо сейчас. Действовать постепенно, так бы сказал Харон. «Безопасность. Перевязка. Оценка ситуации. Найти выход на поверхность… если дотяну без стимулятора. Только, блядь, не смей жалеть себя. Не смей» Только не возвращаться той же дорогой. Узкий тоннель вел в другой узкий тоннель, и, протащившись еще немного дальше, Зак остановился. Бинтоваться надо сейчас, второй стим надо сейчас, больше нет сил. Фонарик, отражающийся от стен, поросших грибком, высвечивал пустые крепления для давно разорванных кабелей, проломленные тонкие трубы у пола, ржавые консервные банки и почти сгнившие клочки бумаги. Кто знает, сколько людей здесь побывало за многие годы? Отец был бы в восторге. — Стерильно… пиздец… — едва слышный сдавленный клекот потерялся в шуме воды. Стянул бронежилет, оставил слева, запомнив, что полз оттуда. Футболку снял тоже, ей же, мокрой от крови и дождя, обтер бок, чтобы рассмотреть масштаб беды. Беда больше не кровила, но выглядела откровенно херово. Один удар ножом прошел вскользь, зато две других оставили за собой темные раны со снова расходящимися краями, которые и не разглядишь толком — так изворачиваться больно до искр из глаз. Зак понятия не имел, насколько раны глубокие, понятия не имел, насколько помог первый стимулятор, но подозревал, что, раз до сих пор жив, все не так плохо. Второй стим в кармане для быстрого доступа — выцепил онемевшими пальцами не с первого раза, прикидывая, что надо будет как-то согреться. Прижал рядом с ранами, вжал… и охнул. В ладонь впилось что-то острое. Разжал пальцы, посветил фонариком, и почти завыл: поршень погнут, сама капсула разбита. Может когда свалился вместе с Перри, может пока бежал, но факт оставался фактом — единственный оставшийся стим разбит. «Не паникуй» Стима нет, но минимальный перевязочный пакет никуда не делся. Плотно упакованный, он оставался чистым и сухим. Упаковку Зак надорвал зубами. Облил раны антисептиком, пусть его и хватило всего на раз. Замотать бок самостоятельно оказалось той еще задачкой, но и с ней он справился. Долго, херово, криво, но справился — хватит добраться до своих. «Или до ближайшей лужи. Только бы от этой лужи трещал счетчик Гейгера, а в городе, под городом, это обычное дело, да ведь?» Спазм застал его затягивающим узел, времени и сил хватило ровно на то, чтобы отвернуться и не заблевать себя и вещи тем немногим, что было в желудке. Желчь или вязкая слюна — теперь и не поймешь. «Время! Если не заходить за вещами, я еще могу успеть до десяти». Клиффтоп, Док и Ленни, помощь. Надо вставать и идти… ползти. Пальцы едва двигались, но некоторые вещи должны быть сделаны. Зак осмотрел подсумки на поясе: осталась пара магазинов для пистолета, нож, зажигалка в металлическом корпусе, три леденца, облепленных соринками, и упакованные в полиэтилен бумаги: контракт Харона, письмо Рут, фотография с семьей неизвестного мертвеца и крышка от Ленни. Мало, но уже что-то. Сейчас самым умным показалось влезть в мокрую окровавленную футболку, нацепить обратно потяжелевший бронежилет (целый еще, может пригодиться), мазнуть пальцами по жалким остаткам жижи из баффаута, жадно слизать эти крохи и двинуться вглубь тоннеля. «Насрать» — девиз на ближайшее время. Больно? Насрать. Нет сил? Тоже. Надо просто двигать ногами и надеяться, что пистолет после всех падений не заклинит, а пальцы не откажутся слушаться. Такое уже было. Уже шел по незнакомому Вашингтону с трещиной в ребрах, совсем один, без сил и понимания что делать. Тогда он нашел Подземелье. Тогда выжил. Выживет и сейчас. «Только раньше никто не гнался следом, чтобы пристрелить. Не за что было убивать. Теперь есть» Однажды на одном из уровней в Убежище отключилось освещение. Вентиляция и техника работала исправно, но света не было. Старшие загнали любопытную малышню, еще не получившую пип-бои, в один из таких коридоров. Тогда было страшно, но весело, и сейчас Зак старался представить, что под пальцами стены Убежища, и что за темнотой будет свет, и тепло, и живой отец, и… …навязчивый треск. Навязчивый треск и кашель, онемевшая половина тела. Разлепил глаза — пришлось приложить усилие в прямом смысле, то ли крови натекло откуда-то, то ли гной какой-то, то ли… «Все заново». Все старания Люси и Берроуза, все в задницу. Опять чиститься, опять ждать, когда перестанет гнить. Усталость и обреченное «надо» заставили пошевелить сначала пальцами в ботинках, потом согнуть ноги в коленях. Зак сдвинулся, перекатился на спину и понемногу, еле-еле, смог двигать и руками. Треск затих, и это заставило вскинуться. Почему затих? Сколько он тут вообще… где он? Потолок высоко. Уже не низкий узкий тоннель, можно идти, почти не пригнувшись… если бы хватило сил подняться на ноги. Все так же кабели у стен, отвод для воды, поток перетекал за края, почти доставая ноги, а за спиной и вовсе разливалась все ширящаяся заводь. В этом месте тоннель шел под небольшим уклоном вверх, закруглялся и, судя по радару, за поворотом впереди ждали трое. Гудящий мозг тяжело сопоставлял исчезнувший треск счетчика, метки и отсутствие предполагаемых источников излучения. «Или это сраные мутанты, которые меня и прикончат, или это дикие гули с бутылочкой радиоактивных отходов». Оба варианты виделись приемлемыми. За шумом текущей воды не слышно ничего, ни разговоров, ни шагов. Но разве был выбор? Зак полз вперед, не чувствуя колен и ладоней. Подволакивал озябшие ноги, останавливался, чтобы не упасть, а когда треск зазвучал снова, сначала слабый, а после более настойчивый, из последних сил поднялся на ноги. Рывком, держась за стену, наваливаясь на нее и стараясь не запнуться. Это действительно были дикие. Трое самых обыкновенных — безликие куски едва целых мышц, выряженные в клочья одежды, а с ними еще один. Видавшая виды броня, лысый затылок, грязные штаны. — Эй? — пропорол звуком горло. Показалось. Показалось, что он нормальный, просто странный парень вроде Филлипса. На голос гуль обернулся резко, дергано, как и его собратья, белесые глаза навыкате не давали сомневаться — разум давно покинул это тело. Зато этот гуль был крупнее остальных, куда лучше сохранился. Зак только теперь рассмотрел, что броня, обычная сборная солянка, сидит криво — раньше этот парень мог быть и рейдером, и наемником, но теперь был одичавшим безумцем. Самое славное, самое прекрасное — чем ближе к нему подбирался Зак, тем настойчивее трещал счетчик Гейгера. Он не помнил, чтобы фонило от диких гулей, но этот мог припрятать что-то «заряженное». Все лучше какой-нибудь зассаной лужи с невнятным градусом, да и эти гули, может быть, приведут к чему-то более действенному. — Тише, тише, — думал, что сказал вслух, но на деле только шевельнул губами. Дикие, уставившиеся на незваного гостя, успокоились. Принюхались, наверное, разглядели и вернулись к своим делам. Они не торопились никуда, ковырялись в разорванной туше — сложно опознать, кем это было раньше, собакой или крупной крысой. Четвертый, тот самый, в броне, сел на корточки чуть в стороне от них, и теперь наблюдал за Заком немигающим расфокусированным взглядом. Счетчик трещал, не переставая. Мозги в голове Зака тоже, потому что теперь все могло пойти нормально. Подобрался еще немного, по стене осел на пол, стараясь не раскурочить и без того пострадавшую спину. Время! Время — шесть утра. Если очень сильно постараться, можно еще успеть. Может быть, Ленни и док немного подождут. А пока он вот так посидит. Немного ближе к растаскивающим темное мясо диким и этому странному, надо дать ему имя, пусть будет… Бобби. Бобби внушал спокойствие. Бобби сидел, едва-едва покачиваясь из стороны в сторону, и смотрел сквозь Зака, а Заку казалось, что в воздухе вокруг мечутся белые точки. Совсем немного, но так успокаивающе и хорошо. Второй раз вынырнул из отупения от какой-то возни. От туши животного осталась мокрая шерсть и несколько растасканных костей. Два диких толкались, лениво клацали зубами, но скоро успокоились и двинулись дальше по коридору. Бобби и третьего уже не было, а с ними исчез и треск. Зак пополз следом, пока маленькая стая снова не воссоединилась. Только Бобби, сука, не думал останавливаться. Шел медленно, неровно, останавливался иногда, передергивал плечами и как будто хватался за что-то невидимое в воздухе. Ждал своих. Следил, как будто даже пересчитывал. — Хватит, — почти неслышно. Горло драло. — Да встань ты уже, не могу больше. Бобби было плевать, его троим друзьям тоже, но иногда — иногда! — они замедляли шаг. Высматривали что-то на полу и на стенах, скребли пальцами по пятнам плесени, заглядывали в пустые консервные банки, давным-давно оставленные кем-то. Зак думал, что кончится прямо там, по пути куда-то, но не смел ни попытаться остановить Бобби (как, ведь дикие не понимают слов), ни отстать от него. Потому что рядом плыла голова именно так, как надо. Рядом было совсем чуточку теплее — или так казалось. Рядом была надежда. Скоро они вышли в более широкий коллектор, а Зак смог подняться на ноги. Здесь и кабелей сохранилось больше, и шум воды отдалился, и сквозняк притих — или он совсем перестал чувствовать тело. Когда группа встала, Зак бы закричал от радости, если бы так не саднило горло. И станцевал бы тоже, потому что счетчик зазвучал громче и чаще, потому что впереди, ровно под пробоиной в низком потолке, среди кучи камней, вросшие в землю и бетон, лежали бочки. Бочки с приметным значком «опасно» на крышках, и если Бог существовал, он наверняка был заперт в них. «…говорю тебе, стреляй. Стреляй» Голос отражался от стен и потолка, острым лезвием разъединяя кожу и мышцы. Зак чувствовал кобуру на поясе, вес пистолета и ножа, вес подсумков и вес собственного тела, повисшего на руках, но это было не так важно, как держаться. Сжимать пальцы, чтобы никто не смог отобрать у него… что-то. Что-то по-настоящему важное, за что он цеплялся последние минуты. Или часы. И, если понадобится, он будет стрелять. По тому безносому, пристроившемуся в нескольких шагах справа. По жадюге, залезшему в самый центр кучи, к соседней бочке. Даже по Бобби, ходящему по дуге вокруг. Или это Бобби приказал стрелять? «Это не Бобби» Да, это не Бобби, Бобби не разговаривал. Это должен был быть кто-то более понятный, раз уж приходилось говорить с темнотой, или чем там это было. Но главное — главное, — в темноте были эти всполохи. Приятные белые всполохи, и ребра уже не так ломило, и голова не трещала, не немели ноги и руки. И безопасно, правда? Здесь было безопасно. Сюда не дойдут люди, вообще никто кроме гулей сюда не дойдет. А жаль, потому что красиво. Серые эти стены, провал в потолке с пустотой за ним, черные камни и ржавые погнутые бочки, полные излучения. Зак бы поклялся, что слышит музыку среди сквозняков, далекого теперь шума воды, хриплого дыхания, какого-то писка и скрипа. Немного знакомую, успокаивающую. Такую не гоняют по радио. — Посплю, — из-под прикрытых век уставился в тени. — И пойду к Ленни. Сил смотреть на время уже не было. «Как звучал Вашингтон?» Если выключить радио, вырубить свет, задержать дыхание и встать посреди улицы поглубже, где-нибудь на Пенсильвания-авеню, ты слышал его. Далеко стонал Ривет-сити, светился желтым пятном в утреннем тумане над Потомаком. Гудели улицы. Оседали фундаменты, ползли перекрытия, рвалась арматура. Тысячи ног, лап, щетинок и щупалец шуршали в переулках. Стиралось в пыль битое стекло и крошился бетон. То резкими вспышками, то трелями — выстрелы. Снова тишина. Раскаты грома и молнии, ударяющие в высотки. Трещали пожары, которые никто больше не тушил. Грохотали сточные воды, наполняющие коллекторы и метро. Так звучал Вашингтон. Зак слышал этот голос урывками, никогда не всецело, но впервые был настолько близок к нему, впервые был его частью. Лежал в самом нутре зверя, и звуки омывали тело, и он сам звучал, и вместе с благословенными бочками отходов это было настоящим откровением. Бобби точно слышал то же самое, его безликие друзья тоже. Щурились от невидимого света, ластились к источнику благодати. Боли не было. Ни боли, ни тошноты, только море звуков и море тепла — лучше любой зажигалки и баффаута в тысячу раз. Ему снился «Девятый круг». Его чистый, прекрасный бар. Новенькая стойка из полированного дерева, сверкающие в цветном свете бутылки на стеклянных полках, бордовые скатерти на круглых столиках, посетители в вечерних нарядах, артисты в сверкающих костюмах. Он обязательно вернется. Выйдет в луч света на сцену — они обязательно сделают сцену — и скажет… «Эй. Вставай» Рядом не было никого. Пустой коридор и треск счетчика, и никого, кто бы мог позвать. Закрыл глаза снова. …кто-то тянул за ноги. Настойчиво тянул, от этого из-под тела выскользали мелкие камни, пальцы съезжали по облупившейся краске. Зак дернул ногой. Дернул еще раз, ударил наотмашь, одеревеневшие пальцы разве что не захрустели, выпуская драгоценную бочку. Кто-то крупный ловко метнулся в сторону и занял его место. Зак съехал на животе ниже, кожу на груди оцарапало. Заклокотало и забурчало над головой, и скоро над лицом нависло другое лицо. Черные провалы глазниц, едва бликующие, слившиеся в темное пятно белки и радужка. Дыхание у гуля горячее, и от тела такой жар, что хочется отодвинуться, чтобы не спалило. Зак уперся ладонями рядом с собой, но не смог и двинуться с места — дикий отступил сам. Почувствовал, как отпускает белое мерцание и поднимается волна тошноты. Еще один рвотный позыв не окончился ничем — желудок тянул пустотой, во рту даже слюны не хватало. Было не лучше, просто плохо по-другому. Жар во всем теле, распухшее горло, слизь на лице — и Зак понять не мог, откуда. И не мог понять, почему из одежды — штаны и единственный ботинок. Наверное, это открытие перепугало больше всего, заставило отползти от сваленных в кучу бочек дальше по тоннелю. Здесь не могло быть людей, дикие не могли снять одежду, а он сам не помнил, чтобы раздевался. «Сколько времени я здесь?» Полдень на пип-бое. Это когда солнце ровно над головой. Это два часа, как Ленни и Док ушли из Клиффтопа. Зак смотрел на цифры и не испытывал ни ужаса, ни страха, только странное тупое облегчение. Потому что уже опоздал, и торопиться больше никуда не надо. Бобби ухмылялся из тени. Скоро Зак понял, что Бобби ухмылялся почти всегда — так неровно зажили разорванные губы. Еще Зак понял, что Бобби, может, и был диким, но жил по какой-то своей логике, и остальные гули слушались его безоговорочно. На этом месте, в пятнадцати мучительных минутах ползком до границы треска счетчика, они оставались еще некоторое время. — …дойду до людей. Выберусь по карте, или… нет, в Подземелье. Подлечат, — он полусидел, подтянув ноги к груди, и боялся пошевелиться лишний раз. На неосторожные движения не знаешь, что среагирует хуже, стая гулей или собственные ребра. Но пистолет все-таки сжал в руке. Мало ли. — И тогда… пойду на восток. Буду Карлосом. Буду… У меня с письмами крышка со звездой. Найду Ленни. Будет хорошо. «Только почему не помогает», — не то вопрос, не то утверждение. Сколько еще ждать, прежде чем получится разогнуться? Прежде чем перестанет колотить и получится пройти больше десяти шагов без того, чтобы зайтись в лающем кашле? Не затягивались раны, не срастались кости… Надо больше времени? Больше излучения? Больше одномоментного излучения? Тогда те бочки не подходили. Нужны другие. — Нужны другие, Бобби. Другие. Еще через несколько часов удалось собраться с силами. Бесконечность заняло вернуться по тоннелю туда, откуда пришел, дойти до прилично уже затопленной части. Зак забрел по колено в воду, чудом не оступился, зашарил руками. Банки, обрывки тряпок, бесформенного чужого тряпья… намотавшиеся вокруг его ботинка. Не пропал, не потерялся, не придется думать еще и о том, как не повредить и без того еле живые ноги. Даже если что-то и было еще, его унесло потоком воды до каких-нибудь решеток на другом конце тоннеля. Бобби пришел и смотрел, смотрел, как Зак искал еще и не находил. Следил как надзиратель — а может, и был им когда-то. Под немигающим тяжелым взглядом Зак ковылял, прижимая к груди свою находку, до самых бочек. Бочки пели. Бочки звали к себе. Он не осмелился приблизиться. Тощие крысы, тушки крупных тараканов — дикие ели. Хруст костей и хитина, неторопливое чавканье. Зак не смотрел на них, но чувствовал, как тянет в желудке. Зажигалка — единственная надежда и на тепло, и на еду, оставалась в застегнутом кармане штанов. Одна беда, ни того, что сойдет за дрова, ни даже возможности просушить какое-нибудь ветхое барахло здесь не было. Ботинки пришлось снять. Зак чиркнул было зажигалкой, чтобы хоть руки согреть, но гули забормотали что-то, забеспокоились. Испытывать их терпение он больше не решился. Устроился неподалеку, провалился в какое-то подобие дремы, едва собирая мысли из обрывков слов. Пить хотелось безумно, и, вот уж шутка, воды здесь было навалом. Ливень хлынул на город, коллекторы наполнились сточными водами, слишком грязными, чтобы утолить жажду без последствий. Зак закинул в рот один из леденцов, чтобы хоть как-то отвлечься, но под утро все-таки оттащился подальше, набрал едва треть консервной банки и, соорудив подставку из кусков камней, принялся греть воду гребаной зажигалкой. Питья меньше чашки, но больше, чем ничего. Огонь решил поберечь, кто его знает, на сколько хватит зажигалки. — …од-кржетк резр, — отрывистые, перемешанные знакомые вроде бы звуки издавал Бобби. Он рявкал, почти срывался на подобие лая иногда, и все-таки… — Греязожд-а. Д-д-д, дкр-к-к-к. Дикая смесь отдаленно знакомо звучащих букв вылилась в уже знакомое клокотание. Бобби повернулся к вышедшему Заку, фыркнул и резко убрался в другую часть тоннеля. Притихшие гули снова зашевелились, расползлись по сторонам, снова выискивая что-то под ногами. Сутки на месте, на вторые — днем, в четыре часа, гули ушли в сторону бочек. Зак ждал их в одиночестве и тишине, думал уже, пусть идут, пусть уходят, без них лучше и спокойнее, но скоро понял, что без диких было страшно — дико. Проклиная их, Зак пошел по тоннелю, и каких огромных сил стоило пройти мимо бочек… почти вжаться в стену, зажмуриться и не смотреть, не ползти, не хватать, не лезть наверх, к теплу, к туману в голове, к… «Вон там, смотри» Голос как настоящий, от каждой стены, от пола и потолка, каждого камня под ногами. «Там» Впереди, прямо посреди тоннеля что-то тряпичное, вроде… развороченный подсумок. Дальше еще один, целый, хоть и пустой. Подхватил его, еле-еле заткнул за пояс штанов и пошел дальше. Один из гулей, заметив Зака, убежал по тоннелю вперед, и у него в руках точно что-то было. Свалил так быстро, как могут, наверное, только дикие. Ничего. Догонит. По пути Зак нашел бронежилет. Подцепил за крепление, поволок за собой, добавляя еще один мерзкий звук в общую песню. …это была одна из технических шахт высотой в несколько этажей, широкая, изрезанная тенями лестничных пролетов от частично работающего аварийного освещения. Мерцающий оранжевый свет то разгорался, то угасал. Больше, меньше, почти ужасно ярко, отвратительно темно. Двое гулей как завороженные уставились на лампу, и в чем-то Зак их понимал. Здесь немногим теплее, но после влажных холодных коллекторов разница ощущалась отчетливо. Тепло шло от закрытых конструкций каких-то механизмов. Бобби, игнорируя их, бродил наверху, а сволочь с вещами Зака нашлась прямо в центре. Пояс, на который крепились подсумки, лежал у ног, уже прилично погрызенный. Когда Зак подошел, гуль как раз распотрошил полиэтилен. Ударилась о трубы крышка со звездой, упало под ноги письмо. Контракт и фотография остались в узловатых пальцах. — Отдай, — шагнул навстречу, тяжело отталкиваясь от дверного проема. Гуль дернулся, беззвучно оскалился, но не двинулся с места. Вертел бумагу в руках, пробовал прикусить край. На листах оставались смазанные темные отпечатки пальцев. — Отдай, — второй раз прозвучало жалко. — Это мое. Нашарил в кармане один из леденцов, испачканных черт знает в чем. Фантик захрустел в пальцах, когда Зак протянул конфету на раскрытой ладони. Он не знал, чувствовали ли дикие запахи, но точно реагировали на звуки и непривычный вид. Леденец был ярким, и ярким был шуршащий фантик. Сжал и разжал, сжал и разжал. Гуль уставился на руку. — Отдай, — шаг за шагом, чтобы не упасть и не спугнуть. Потянулся к бумагам, в любой момент ожидая, что дикий кинется. Они делали иногда так, боролись между собой, толкались, клокотали, но вроде обходилось без серьезных травм. «Потому что привыкли друг к другу». А Зак был чужим. Гуль скалился, и это все-таки была она. Небольшая грудь висела пустыми кожными складками на резко очерченных ребрах, седым пухом торчали у затылка остатки длинных волос. Неосторожные движения, трясущиеся пальцы. Она развернула контракт, едва не разорвав его, перевернула фото и хмуро уставилась на изображение. Гипнотизировала черно-белую картинку так долго, что Зак успел устать протягивать руку. И все-таки заметила карамель. Зак повторил движение, и хруст, и яркий бликующий бок сладости все-таки сыграли свою роль. Горячие пальцы скребнули по ладони, бумаги полетели на пол — собрать их теперь не представляло никакого труда. Их, отброшенный в сторону замызганный полиэтилен и крышку. Куда больше его беспокоил договор — все-таки целый! Письмо Рут пострадало больше всего после пояса: гуль успела намусолить середину согнутого листа и пожевать уголок. Зак назвал ее Кэнди, раз уж она так падка на сладости. Со своим подарком Кэнди ушла в самый дальний угол, и замерла там, отвернувшись от всех. Старая жадина. Он и сам пристроился, где потеплее. Прижался к боку гудящего механизма, обшитого пыльным металлом, и почти заснул несколько раз, пока с любовью обматывал бумаги и крышку в рваный полиэтилен снова. Убрал в сохранившийся подсумок, нацепил на пояс, надеясь, что тот, подъеденный, не расползется на части. Сменные магазины потеряны, в пистолете… «Пять патронов. Пять», — постарался запомнить. Пять — по числу пальцев на одной руке. Разложил еле живой броник рядом, оба ботинка, чтобы все просохло до конца, и снова отрубился. — Сочувствуешь мутантам? — паладин Хосс сидел напротив, как всегда с идеально ровной спиной. Зак открыл рот и сказал что-то среднее между рычанием и растущим в груди клекотом, и, перепуганный, замотал головой. — А то, что живешь в стае диких — обстоятельства непреодолимой силы. Зак проснулся от собственного смеха — сиплого, болезненного, но куда более человеческого, чем мог бы быть во сне. Все это и было таким обстоятельством — с самого начала. Под руку пихали что-то склизкое. Темная клочковатая шерсть, голый хвост и измазанные кровью лапы. Половинка крысы. «Наверное, самая сочная часть. Самая аппетитная». Кэнди сидела напротив, смотрела внимательно. Сдвинула к переносице безволосые брови, но взгляд как будто сквозь, будто Зака здесь и не было, и не ему она принесла добычу. Зак аккуратно подвинул крысу обратно. Кэнди — к нему. — Я это не… — если бы только развести огонь… достаточно долго горящий, чтобы мясо прожарилось. Хотя бы немного. В ответ глухое клокотание. Гуль пихнула крысу снова — чавкающий громкий звук — и умчалась вверх по лестнице. Зак повернулся на другой бок. Кто-то из других гулей уволок уволок лакомство. Он не смотрел, кто. Поднялся только когда смог немного согреться. Ныла рана на боку, но проверять ее Зак трусил. Какая разница, как она выглядит, если сейчас нельзя сделать буквально ничего. Глянул только на ноги, отстраненно отметил, что стопа, бывшая все это время босой, выглядела куда лучше обутой. Надо будет обдумать это… потом. Бобби не спускался ни разу с тех пор, как встали, остальные подтянулись к нему, а оставаться в одиночестве без сил и с пятью патронами в магазине совсем не хотелось. Благо, метки на радаре далеко не ушли. С трудом надев подсохшие обувь и бронежилет, пошел наверх. Но кто знал, что втаскивать себя на ступени будет так тяжело? Преодолеть несколько пролетов удалось только на коленях, потому что стоя, даже цепляясь за поручни, Зак боялся упасть и сломать спину. Валяться внизу, медленно умирая, и узнавать, едят ли дикие себе подобных Зак не собирался. …Бобби нашел новое место, широкую комнату, где не сквозило и не было слишком холодно. Комнату с поваленными шкафчиками, разбитыми пультами управления черт знает чем, неработающими терминалами, осколками чашек на полу, металлическими столами и даже покосившейся кроватью. Древнее железное чудовище с сетчатым дном и одной перекошенной ножкой стояло в самом углу, под завалами какого-то хлама. Надежда найти среди этого хлама что-то горючее угасла. Погнутые железки, истлевшая ткань, которой едва на пару минут хватит, пара пустых упаковок из-под печенья… мало. Но это было началом. Зак задвинул находки под кровать и, почти лишенный сил, впервые за все время вытянулся в полный рост хотя бы на отдаленном подобии человеческой лежанки. Еще бы перетащить ее вниз, где потеплее, но что уж есть. — У меня никогда не получится, — солнце в тот день палило как в последний раз, отрывалось за весь конец лета. Зак чувствовал твердую землю под спиной, пыль на потной коже, сухой ком в горле и усталость по всему телу, как бывало всегда в конце тренировок. — Особенный, что ли? — на грудь упала бутылка воды. Зак вцепился в нее, приподнялся, жадно выглотал половину. Опустошил бы совсем, но бутылку буквально вырвали из рук. — Хорош, оставь немного. Я с тобой делиться не буду. — Кто сомневался… — пришлось прикрыть глаза от солнца. Джерико, не дурак же, напялил шляпу. Широкие поля отбрасывали густую тень, и Зак видел только как шевелилась заросшая темной бородой челюсть. — Как думаешь, болотники учатся плавать? — прежде чем Зак открыл рот, Джерико ткнул в него зажатой в пальцах сигаретой. Запах, тот самый, яркий, густой, в жару был невыносим. — Нет, просто берут и плывут. У тебя две ноги, две руки. Берешь и бежишь. Берешь и отжимаешься. Сегодня три раза, завтра сто. — Завтра пять. Если выйдет. — Попизди мне тут, — Джерико оперся о старый забор. — Для начала просто старайся так не лажать. Остальное придет. «Остальное придет» Металлическая сетка впивалась в тело — бронежилет спасал только немного, ноги, плечи и руки онемели от боли. А еще у виска сопели. Люси иногда так делала, но как-то… нежнее, что ли. Скрипнула сетка кровати, кто-то завозился справа… и слева. Придавило ноги. Зак медленно, как можно более медленно открыл глаза и тут же пожалел об этом. К нему прижималась спящая Кэнди, тонкая нить слюны тянулась из уголка рта до плеча. Еще один, безымянный, обнимал ноги, устроив голову на голенях, другой устроился как придется, чуть не падая с края. Только Бобби сидел напротив кровати и смотрел своими жуткими рыбьими глазами — как будто ждал реакции, как будто ждал, что Зак проколется. Закричит, побежит, и тогда можно будет нагнать и перегрызть горло. «Блядь» «Придется придумать вам имена, раз уж мы спим вместе» Ломать драму поздно, гули до сих пор не сожрали ему лицо, а еще были чертовски теплыми… Эти два момента перекрывали если не все, то многое. Живой, не мерзнет, пока хватит, да? Бери от жизни что есть и не выделывайся. Они наверняка жутко воняли, но какая разница, если не слышишь запахи. Зак тихо выдохнул, повернулся так, чтобы не прижиматься к сетке голой кожей, и снова закрыл глаза, представляя, что лежит на берегу Потомака, на дурацком пледе, а рядом кто-то нормальный, гладкокожий или хотя бы немного более приятный. Он не мог заставить себя встать с места еще долго, тело расклеилось окончательно, и к ломоте и слабости, к трещащим ребрам и тошноте добавились текущие из носа сопли и опухшие узлы под челюстью. К чести диких, на сопли им было плевать, как и Заку стало плевать на их грязные обрывки одежды, на то, что в этих обрывках могли жить какие-то насекомые, или сами гули могли носить какую-то заразу… плевать, пока о них можно было греться. Он больше не сопротивлялся. Отлежится здесь, с этой маленькой стаей, на поверхности пройдет немного времени, охота утихнет — мало ли у друзей Клайда забот? И вот тогда он выйдет. До Подземелья или… Пинкертона. Пройдоха не читает нотаций, берется за любую работу и не спрашивает лишнего. И он знает Ленни. Можно просить рассрочку, или вовсе повесить оплату на его счет. Что ни говори, он в некоторой мере тоже виноват в том, что случилось. Он, Портер и… да, и сам Зак. Только бы найти бутылочку чистой воды. Или сухого топлива для костра. В обрывках снов у него была гладкая кожа. Гладкие руки, живот, волосы там, где им быть положено, целые ногти. Прежнее лицо, аккуратный прямой нос. В реальности на босых ногах перестали гнить ранки. В реальности Зак размотал отвратительно грязный бинт со здоровенным темно-багровым пятном и скинул с лестницы, чтобы не видеть это дерьмо. В реальности Зак лежал на койке, смотрел в потолок и мычал то что-то из Инк Спотс, Билли Холидэй и еще пары десятков вязнущих на губах мелодий. Гули как будто мычали вместе с ним, и любой случайный человек, услышавший это, наверняка бы поседел от ужаса. На поверхности при болезни можно обмотаться одеялом, пить какой-нибудь горячий отвар, или что-нибудь крепкое и острое. Там есть медицина, в конце-то концов, простейшие лекарства, ни одного из которых не было под рукой. Внизу только гули, грязная вода и холод, а бочки с отходами и нужной степенью радиационного заражения, оказывается, не валялись на каждом шагу. И это разочаровывало. …как и то, что радио не ловило. Может быть, где ближе к поверхности, у пробоин и выходов на свет и можно поймать что-то, но не здесь. Белый шум — единственный звук, на какой был способен пип-бой. Зак бездумно перебирал волны, гули слушали. Это он заметил не сразу: дикие любили шум пустого эфира, любили щелчки, постукивания, любые звуки с читаемым ритмом, и, наверное, были единственными живыми существами, которым нравилось, как Зак мычал себе что-то под нос. Говорить, и уж тем более петь было больно, но тянуть «м-м-м» на какой-нибудь простой мотив он мог. И тянул. Потому что даже Бобби переставал смотреть так, будто только и ждет возможности накинуться. Музыка сближает, да? Пытался читать, чтобы не свихнуться. Начал с заметок в пип-бое, ненужных уже списков оружия и вещей, которые никогда не сможет вернуть. Найдя во время редких скитаний по ближайшим коридорам старый журнал, переключился на частично сгнившие выцветшие листы, мокрые насквозь. Подвигом было спуститься вниз, глотая сопли, разложить сушиться там же, где сушил одежду. Еще немного пищи для огня. Разворот с алой Корвегой от «Крайслус Моторс» — шикарное авто на заднем дворе идеально-вылизанного дома. Молодая парочка в чистой дорогой одежде. Реклама сети галактических новостей — к черту. Тридог мог бы хоть раз поинтересоваться, что случилось со Сто Первым. Хотя он, наверное, даже не знает, сколько их сменилось на этой должности со времен Джеймса. Этой бумажкой даже зад подтирать противно, но в костер — пойдет. Статьи про Анкоридж, рецепты пирогов, красивые флакончики духов… все пойдет на корм огню. Были еще «бумажки», которые можно прочитать. Контракт Харона, который Зак знал наизусть, и нераспечатанное письмо от Рут. Зак вертел его в пальцах, рассматривал измусоленную желтоватую бумагу конверта, украшенную грязными отпечатками Кэнди красную веревку. Гуль расправилась с бантиком, но узел выдержал, только поэтому своеобразное украшение осталось на месте. Она не смогла, а Зак смог. Ногтями, зубами, стараясь не порвать и не растрепать слишком сильно. Начал разворачивать… и закрыл снова. Некоторые письма хороши непрочитанными. Он вернется когда-нибудь в Подземелье, скажет «нет, я так и не встретил Зака», или еще лучше «нет, я так и не встретил Джефа, зато вернулся сам, как вам моя новая кожа?» И она сможет высказать все сама, глядя в глаза. Красную нитку, засыпая, обмотал вокруг запястья. Это на память — не забыть, что надо вернуться. Проснулся от то ли воя, то ли крика. Кэнди металась по лестнице — прекратила только после того, как Зак неразборчиво что-то промычал. Она смотрела еще какое-то время, опасно навалившись на перила, но ушла, заслышав бормотание Бобби сверху. Заскрипела как-то жалобно и понеслась, перепрыгивая через ступеньки. Заку торопиться было некуда, да и сил на это тоже не было: если спускаться вниз было тяжело, то подниматься обратно еще хуже. Зато еще немного, и ему хватит топлива и на то, чтобы поджарить кусок крысы. …Бобби был интересный парень. Наверное, потому что оставался живчиком. Ходил туда-сюда, смотрел с самым серьезным в мире видом, и иногда — иногда, — его правда можно было спутать с нормальным. Особенно когда он прислушивался к чему-то, что не слышал больше никто. Расслаблялось лицо, расправлялись плечи, выпрямлялась скрюченная спина. Можно только представить, каким он был при жизни — прошлой жизни. Рейдер или наемник, потерявший свой отряд и нашедший новый в трех недоразумениях, не отстающих от него ни на шаг. С Кэнди все ясно — скорее всего, она гулифицировалась уже в почтенном возрасте, иначе почему поседела? Гули вообще седеют? Они же обычно лысые… хотя Харон вот был рыжим. Зак думал, что у Кэнди когда-то были и муж, и мелкие дети какие-нибудь, и это могло быть с равным успехом и двадцать, и двести лет назад. Может, она свихнулась, потеряв их, а может, потеряв прежнюю внешность. «Миссис Кэнди, в вашем возрасте вредно сладкое и бегать голой по канализации» С двумя оставшимися сложнее. Парня, что любил ютиться с края и таскать чужие крысиные жопы, Зак прозвал Дэнни просто потому, что на заунывном «м-м-м» на мотив Дэнни-боя он мычал с поразительным старанием. Дэнни выглядел ужасно витающим в облаках: часто засматривался на лампы, впадал в транс, скребя пальцами по полу, а от щелчков пальцами приходил в дикий восторг. Иногда чрезмерный, потому что злился, когда щелчки замолкали, а Зак не готов был щелкать часы напролет. Третьего умника Зак думал назвать в честь кого-нибудь из знакомых, но в последний момент передумал. Ни для кого не желал бы такой судьбы. Пусть будет Сэм. Сэмов Зак не мог припомнить. Гуль этот обожал рыться в мусоре и тащить к себе любую хоть немного выделяющуюся из общего пейзажа штуку. Он наверняка был каким-нибудь мусорщиком при жизни, или просто двинутым на всю голову барахольщиком. Этот дурак пытался умыкнуть у Зака вещи из карманов, а отчаявшись, поднял снизу окровавленный бинт, выкинутый совсем недавно. По его милости рядом с кроватью появилась горсть черепков разбитых чашек, куски бетона, рассыпающаяся в руках ткань и даже скомканные бумажки, которые Зак стащил и спрятал под кровать, пока хозяина не было рядом. На все попытки избавиться от вещей махал руками и скалил зубы. Зак не сомневался — этот укусит, и от такого укуса сдохнешь скорее не от потери крови, а от заражения. Клайд бы ржал как сволочь. Зак, кретин, смог скрыться от толпы, но не ушел от гнева дикого гуля за то, что покусился его мусор. «Погиб смертью тупых за пустую упаковку хлопьев» или «жил без мозгов и умер без мозгов». Иногда Зак представлял, как Клайд возвращался в город. Что он сделал? Рассказал Люси все как есть или сыграл в милосердие? Остался ли Зак в ее глазах нормальным хорошим парнем, или теперь она знает все про Ленни, работорговцев и черт его знает, что еще. Что Клайд рассказал Амате и Бучу? А может, он вообще промолчал? Вроде как не знает, куда делся Зак, а ведь говорили ему, бедовому, не выходить из города. Знает ли про все шериф? Они же с Клайдом хорошие друзья, был ли Симмс тоже из этих… регуляторов? Как же прав был Клайд про бурю. Как же прав. Стая снова поймала крыс. Скудная диета, если так подумать, но они были в стороне от оживленных дорог, а люди не таскались просто так по заброшенным тоннелям, даже гули не таскались. Пировать диким не приходилось, и это тоже было в некотором роде открытием. Приятным. Зак смотрел на них со стороны, привалившись к стене у самой кромки натекшей по стене лужи. Дикие разделили добычу между собой. Бобби взял пару крыс пожирнее, устроился на возвышении из обвалившихся потолочных плит. Остальные ели беспорядочно: развороченные тушки в центре, и три пары рук таскали то из одной, то из другой, отрывали мясо вместо с шерстью и кожей, и свежая кровь черными полосами растекалась по сторонам. Надо попробовать ухватить кусочек. Располосовать ножом помельче, чтобы точно успело пропечься. И воды набрать, консервных банок тут хватало. Голод и жажда перевесили. Пока гули были заняты трапезой, Зак стащил с трудом накопленный розжиг и все, что сошло за жалкое подобие дров в сторону, где огонь никого не испугает. Жечь костры в помещениях то еще дерьмо, но древняя вентиляция справлялась, да и сквозняки делали свое дело, не задохнутся, а пожару начаться не на чем. Подготовил пару банок для воды, проверил, что не дают течь — подходящие нашлись раза с пятого. Для мяса отрезал от одной из пустых консерв кусок тонкой жести — типа сковородки. Дело оставалось за малым. Доставать Бобби Зак не решился, хотя тот, в отличие от собратьев, ел с толком, с расстановкой, вырывал кусок покрупнее, брал его в руки и жевал почти по-человечески аккуратно. Кэнди, Дэнни и Сэм превратили несколько крыс в единое месиво. Рычали, перетягивали куски — как к ним подступиться, Зак не знал. Подвинулся сначала чуть, потом еще немного. На пробу протянул руку, но остался незамеченным. Сэм угрожающе захрипел только когда Зак оказался совсем близко. Пришлось замереть, задержать дыхание, и выждать, пока он успокоится. Ухватить мясо просто так не дали. Первый же кусок вырвал из рук Дэнни. Робкий, когда дело касалось поиска места для сна, с едой он не мешкал. Умыкнуть немного удалось, только подобравшись со стороны Кэнди — она хоть и следила краем глаза, но только клокотала больше для вида, чем всерьез. Добыча — кусок меньше половины ладони, безобразно тонкий, но и этого хватит. Берроуз (или это был кто-то другой?) вроде говорил что-то о пользе сырого мяса для гулей, но ставить на себе эксперименты не хотелось. Зак подготовил все: налил воду, нарезал и разложил мясо на импровизированной сковороде, и только после разжег огонь. Зажигалка была хорошей, надежной, пережила и падения, и влажность, и скоро пламя занялось. Зак даже умудрился разок перевернуть клочки мяса, цепляя их остатками ногтей и обжигая пальцы. И то ли время внизу текло по-другому, то ли Зак проваливался в какой-то отупение, но последний язык пламени исчез слишком быстро. Вода успела вскипеть, мясо — частично обгореть. И это было самое вкусное мясо, которое Зак ел в своей жизни, и самая вкусная вода, какую он пробовал. Бобби, забредший проверить, что там делает новичок в стае, скривился, забормотал что-то глухо. То ли «бр-бр-бр», то ли «ов-о-о, г-о-о». Зак протянул один из недоеденных кусков, и Бобби, попятившись, скрылся с глаз. Но в этот вечер, снова греясь среди исхудавших грязных тел, Зак был точно уверен, все пойдет как надо. Ему снился «Девятый круг», но постепенно, незаметно в мечте о собственном баре, о светлой сцене, цветных огнях, музыканте и красивой певице в алом платье проступали новые черты. В «Девятом круге» гас свет. В «Девятом круге» валились со столов перевернутые стулья на только что вымытый пол. В «Девятом круге» кто-то уронил миску бобов.