***
Ким Мартинес никогда не описала бы свою работу, как борьбу с наркотиками, хотя именно так называлось Управление, в котором она работала. С наркотиками борются наркоманы, считала она, а она не была ни наркоманом, ни их лечащим врачом. Она не просто боролась, а вела настоящую войну с наркоторговцами, зарабатывающими на этом деньги. И война эта была достаточно жестокая, чтобы в ней были и проигранные бои, и длинные списки погибших. — Мартинес! Как это произошло? — ее босс, Винс Паркер, уже просмотрел сводку последних событий и теперь хотел знать о том, почему погибли два их агента. Она торчала в его кабинете и сухо пересказывала собственный отчет об этих смертях. К тому, что люди умирают вот так, привыкнуть было сложно. И самое мерзкое было то, как ее парни погибли — были сожжены заживо ублюдками из «Синалоа». — У вас есть идеи о том, как люди Хуана Пуантареса узнали, что они были нашими агентами? Мартинес никак не могла смириться в свое время со смертью Джулии. Теперь было не легче — это были её люди, для которых она готовила задание и легенды. Которым она организовывала отход. Они были отправлены для внедрения пару месяцев назад, а как только подобрались к Хуану ближе… — Никаких идей, сэр. — Коротко отрезала она, — мы ещё над этим работаем. Паркер вышел из-за стола и встал возле окна: — Не вини себя, Ким. Может, просто сами парни где-то прокололись. Такое случается. Они знали, на что шли. «Будто это что-то меняет», — она смотрела волком, стараясь не останавливаться взглядом на фотографиях их трупов — обуглившиеся скрюченные тела. Мерзкая казнь. — Это ничего не меняет. — Мартинес подстраховалась в свое время, — скоро у нас будет информация обо всем. Карлос успел забросить к ним наш вирус до того, как его убили. Я приказала его активировать, наш техотдел уже качает информацию обо всех сделках. Скоро мы будем знать о том, через какой канал они переправляют мет теперь. — Да? — Паркер повернулся к ней и замер. Улыбнулся, — отлично, Ким. Я бы хотел быть в курсе происходящего. Сообщи сразу, как техотдел закончит. — Сэр. — Коротко бросила Ким, обсуждать детали своей операции она не хотела. Паркер ей не нравился, он был слишком слащав и мягкотел. Он не вылезал из-за стола уже давно и столь же давно не нюхал пороха. И запаха ещё тлеющих трупов собственных людей. Он не хотел крови. Он хотел карьерных взлетов. В отличие от Мартинес — по каждому пункту несогласной с ним. Уже выйдя от Паркера, она на мгновение остановилась и вздохнула. Справляться в одиночку и стараться больше не привязываться ни к кому было сложно. Она скучала по «Двадцатке». Но даже существуй та все ещё, она бы не вернулась. Это был путь в один конец, как это было для двух её агентов, отомстить за смерть которых она не преминет. Как только узнает о том, кто их сдал.***
Финн, слушая разъяснения копа, смущался и офигивал от полета фантазии у того. Комплимент бойцовским качествам окончательно заставил его растеряться и высказаться: — Эти смогут. — И прикусил язык. Следовало поддакивать копу, а не протестовать. Впрочем, коп парил где-то в своей реальности, подкреплять которую ему было невероятно легко. «Подумать только, этот коп решил, что Дэмиен, что Майкл… Что отец и Майкл… О боже! Судя по всему, у него были основания ТАК решить. Ну, отец! Ну, Майкл! Ну, я им устрою разговор, когда наконец выберусь от этого заботливого защитника нравственности и детей!» А пока оставалось только краснеть, бледнеть и стараться не ржать — всё подряд сходило за истерику от пережитых глубоких травм. Хотя, если честно, травмы более глубокие, чем те, что нанёс ему этот коп, сложно было даже вообразить. «Ну, у мужика и фантазия! Подробная такая, детализированная. Так и представляются властные хищные руки, крепко заламывающие с целью насиловать и ломать. Ужас какой! Да еще увязывать такое с образом отца! Ну, Майкл ладно, но отец!» Даже просто представлять, что его мог изнасиловать собственный отец, подташнивало и без детализаций этого копа. Но и альтернатива развеять чужие фантазии ему не нравилась. «Он тогда всерьез озаботится поиском другой правды, растеряет свое благодушно-сочувствующее настроение. Вот же бред! Липкий гомик с влажными фантазиями, как таких берут работать в полицию, бррр. Отец бы сказал, что пора рвать когти». Коп продолжал нести что-то на своей волне, а Финн продолжал краснеть, бледнеть и передёргиваться, понимая, что надеяться на то, что ситуация рассосется как-то сама, без судорожного побега из полицейского участка с гипсом на руке и прочих чудес с его стороны, не на что. Наконец Финн отвернулся особенно выразительно и прошептал: — Простите, я, кажется, не могу… Не сейчас… — и он сделал то, что уже давно стало привычным способом уйти от неприятностей — бросился по переулку подальше от этого копа, истерично посмеиваясь на ходу. Бегать от озабоченных копов — озабоченных благосостоянием его задницы — ему еще не приходилось. Он мчался по улице, нырнул в следующий переулок и забежал за мусорный бак, усаживаясь и пытаясь переждать. Снова набрал номер отца, но услышав топот шагов преследователя, сразу отключил звук у телефона. Номер отца все ещё не отвечал. «Гадство!» Финн скинул короткое сообщение с требованием помощи. Преследователь приближался, но расставаться с телефоном было нельзя. Финн максимально расслабил сломанную руку и сунул телефон под гипс, благо тот был из одноразовых, небольшой и тонкий и под гипсом для такого хватило места. — Эй, парень! Вставай! — Голос совсем не походил на уже ставший ему знакомым. Из-за угла показался пистолет, потом держащая его рука и сам тип, совершенно не похожий на преследующего его копа. Финн испуганно сглотнул и медленно поднялся вдоль стены, поднимая одну здоровую руку. Со стороны улица раздался ещё один топот. И в переулке показался уже знакомый коп, быстро вытащивший свой пистолет и направляющий его на вооруженного бандита: — Это полиция! Брось оружие! Немедленно! Вооруженный тип повернулся к нему, не переставая направлять ствол на Финна, и процедил: — Повернись. — Что? … — Финн увидел, как храброму спасителю от пидоров-извращенцев прямо в шею ткнул пистолетом другой бандит. — А теперь сам отдай свою пушку, коп. Если не хочешь, чтобы мозгам надуло. — Сказал второй. Джонс отпустил пистолет, передавая его стоящему за спиной мужику. Тот забрал его и крепко пнул копа под колено, заставляя побелеть и рухнуть на колени: — Кончить его тут? Молодой полицейский напрягся и замер. Позади них тихо подъехал фургон, с водительского места которой раздался решительный женский голос: — Не смей, братишка. Нам нельзя оставлять следы. Вся полиция на хвост сядет, они такого не любят. Просто крутите его и тащите сюда. Мальчишку взяли? Финна и Джонса быстро обыскали, у копа забрали телефон и рацию. Женщина сверилась с фотографией, разглядывая паренька: — Финн Слэй? Тот промолчал. — Я знаю, что это ты. На копа надели пластиковые наручники, сковывая руки за спиной, потом здоровую руку парнишки приковали к его руке такими же наручниками. Их вместе запихнули в фургон, усадили прямо на пол, а мужики сели по боковым сидениям, не убирая пистолеты. Джонс не понимал, что происходит, но когда только попытался спросить — им обоим заклеили рты. Финн вздохнул, телефон был с ним, а значит надежда на спасение оставалась.***
Лежа в багажнике, Сандерс выл и матерился. Мысленно, потому что запечатанный рот не позволял передать всю гамму испытываемых им чувств забористыми выражениями. Он ощущал себя так, будто попал в миксер — машина летела, тряся его нещадно. В какой-то момент он сумел упереться ногами — болтать стало меньше, а руки удалось хоть как-то оберегать от бесконечных встрясок. Медленно он отключался, потом снова приходил в себя. Он бы все отдал сейчас за револьвер с двумя пулями — завалить этих ублюдков. Даже мучить бы не стал, просто убил. И его, Сандерса, мир стал бы наконец чище. Они снизили скорость и, видимо, куда-то добрались. Машина остановилась и заглохла. Сквозь крышку багажника доносились голоса — встревоженные. «Это может быть последней радостью в моей жизни», — уже как-то отстраненно подумал Сандерс. Боль вымотала его. Он изо всех сил приложил ногой в крышку багажника, потом снова, потом сменил ногу. Крышка багажника распахнулась неожиданно: — Чего тебе, ублюдок? Сандерс молчал — рот-то его был заклеен. А сломанными руками отрывать скотч он так и не попытался. Бриташка оторвал скотч с его лица сам. Опять. И опять было также больно, что отвлекло его на мгновение от боли в сломанных руках. — Что, у вас проблемы, уроды? — Сандерс хохотнул. — А ты что, на тот свет рвешься? — небритый бугай отодвинул бриташку и вытянул его за грудки из машины. Сандерс болтался в воздухе, ткань его рубашки трещала: — А если и рвусь? Поможешь? — Да без проблем. — Сандерс упал на пол, дыхание от падения выбило, он глотал воздух. Бриташка положил руку на плечо небритому: — Полегче, а? Вдруг что полезное скажет? — Да пошли вы, козлы, — выдавил Сандерс. Он осмотрелся вокруг. Это был какой-то закрытый склад. Его подняли и плюхнули на складной стул. Бриташка примотал его за плечи и лодыжки скотчем к этому стулу. Когда он взялся возле перелома, Сандерс застонал от боли. Тот очень спокойно посмотрел на него и аккуратно сдвинул скотч выше. — Так легче? — А чего это ты о моем здоровье заботишься? — Сандерс гадко улыбнулся, — сам же постарался. — А я поговорить с тобой хочу. — Да кончим его и все дела. Заебал меня этот ублюдок, — небритый взялся за пистолет, вытащил магазин и пересчитал патроны, после чего поставил его обратно и прикрутил глушитель. Сандерс уже видел сегодня эту сцену, и у него появилось ощущение дежавю. — Ты же обещал завязать, — бриташка достал аптечку. — Так развяжу, — рыкнул небритый. — Я из-за сына завязывал. А Финна утащил кто-то из его уродов. — Вот и дай нам поговорить. Твоя работа, Сандерс? — снова приблизился к нему второй. Сандерс был готов заржать: — Да вы, ребята, долго репетировали. Плохой коп и хороший коп. Почти классика жанра, я ждал от вас больше. — Что? — спросил бриташка. — А что ты ждал? Оперную постановку? — Забавные вы. Думаете, это вы страшные? Это потому, что руки сломали? А пострашнее вас найдутся, — ухмыльнулся Джером. — Если пострашнее найдутся, — очень спокойно объяснил бриташка, — это значит, что тебе все равно не жить. От холодного бесстрастного взгляда и безразличной констатации факта Сандерс сглотнул. В этой игре не было плохого и хорошего копа. В этой игре были только два отморозка. — Убьете? Тогда зачем мне с вами договариваться? — Все просто. — Бриташка достал ампулу и набрал шприц, — это обезболивающее. Морфин. Если ты рассказываешь о том, кто украл парнишку — я сделаю тебе укол. И отвезу тебя в больницу. Тебя, конечно, посадят, но ты проживешь сколько-то, пусть и в тюрьме. Будешь дышать и наслаждаться последними днями жизни. Если пойдешь на сделку, а я думаю, что тебе её предложат… Наши правительства очень любят заключать сделки с такими мразями, как ты. Сможешь даже выторговать себе место в тюрьме для «белых воротничков». Небритый накрутил глушитель и качнул пистолетом: — Альтернатива — просто сдохнуть. Здесь и сейчас. У тебя, — он глянул на часы, — есть ровно минута, чтобы выбрать. Сандерс переводил взгляд с одного на другого, чувствуя, как пересохло во рту: — Воды дайте. Бриташка кивнул, раскрутил бутылку воды и поднес её к губам просившего. Сандерс прижался губами и начал глотать воду, жадно, давясь и захлебываясь. А тот поил его, аккуратно придерживая за голову. От этой «почти нежности» после всего пережитого за эти невыносимо длинные бессонные сутки у Сандерса непроизвольно навернулись слёзы. Напившись, переломанный дернул головой, отстраняясь: — Всё. — Он вздохнул. — Время истекло, — сухо сказал небритый, глянув на часы, — что решил? Сандерс посмотрел на шприц с морфином: — Вы правы, я все равно больше не жилец. — Он ненавидел их всей душой, отомстить хотелось жадно, особенно за эту «почти нежность», которая на одну минуту вскрыла его броню на их глазах, — хочу шприц. Он тянул время, зная, что отомстить сумеет. Бриташка взял шприц и вколол половину дозы в одну руку, затем вторую половину — возле второго перелома: — Мы тебя слушаем. Кто похитил мальчика? — И я хочу сигарету, — ухмыльнулся Сандерс. — А сломанную ногу ты в комплект к рукам не хочешь? — дернулся небритый. — Дай мне сигареты, — бриташка протянул руку. Небритый помедлил и вытащил пачку Мальборо, протягивая её напарнику. Напарник вытащил сигарету и вложил её в губы Сандерсу. Небритый закатил глаза и передал ещё и зажигалку: — А если он минет потребует? Сделаешь? — Сам его обслужишь, — бриташка зажег сигарету, игнорируя жест небритого. Сандерс втянул дым и выпустил его через нос: — Я звонил только одному человеку. Человеку, которому предназначалась та партия оружия, что вы уничтожили. — Он наслаждался каждой отпущенной ему минутой сейчас. — Говори, гад. Кому? — небритый явно был на взводе. — Слышали что-нибудь про Тихоокеанский картель? — он смерил их взглядом. — «Синалоа»? — бриташка дернулся и глянул на небритого. Тот потемнел. — Вижу, что слышали. Я позвонил дону Хуану. — Сандерс снова затянулся, расслабляясь. Удовлетворение от реакции своих мучителей его почти пьянило, особенно теперь, когда морфин начинал действовать. — Что у него в Аризоне? База? Сандерс удивился такому вопросу, мучители были пугающе, на его взгляд, осведомлены: — Как вы узнали про Аризону? — он помолчал, — впрочем, уже не важно. Убьют мальчишку. Он же ничего не знает, не представляет ценности. Как только дон Хуан это поймет, — он ухмыльнулся, глядя на небритого, — вышибет ему мозги. Или что похуже организует. Удар был крепкий, выбил не только сигарету из рта, но и несколько зубов. Сандерс лежал на спине и смотрел в потолок, слушая, как бриташка сдерживает небритого. Месть, пусть и не слишком сокрушительная, все же удалась. Оставалось сплевывать крошку зубов с кровью и радоваться тому, что морфин действовал. Наконец его вернули в вертикальное положение. Небритый отошёл, видимо, посланный остывать, а бриташка какой-то тряпкой стер кровь с его лица: — Как мило. Может правда минет заказать, — прошмакал Джерри, понимая, что бриташка ничего ему не сделает. Что ему вообще больше ничего не сделают — это не имело смысла. — Где у этого Хуана база? — А зачем мне вам дальше помогать? — Сандерс искривил губы, показывая кровящий рот, — я получил, что хотел. Вы все равно не сможете вытащить мальчишку. Смиритесь. Он его прощупал и больше не боялся. «Кишка тонка у бриташки без второго, максимум ещё что-нибудь сломает… Ногу? Не страшно», — решил он. Тот смотрел на него, потом глянул на небритого в дальнем углу смолившего сигарету, подтверждая выводы Сандерса. И, видимо, понял, что они оба дали слабину, судя по заигравшим на лице желвакам. — Вы двое уже сделали всё, что могли. У вас ничего нет, ублюдки, — Сандерс откровенно скалился, никак не мог остановиться. Британец посмотрел на него острым взглядом. Потом протянул руку к его пряжке ремня, расстегивая её. Сандерс любопытствующе проследил взглядом за его рукой: — Что, и правда минет мне сделаешь? У меня на тебя не встанет, урод. Британец безмолвствовал — расстегнул ширинку, сдвинул белье и вытащил вялый член и волосатые яйца. Сандерс брезгливо поморщился, чувствуя прикосновение его рук: — Вот же педик. Ну оближи. Может, мне понравится. Вместо ответа, бриташка достал горелку и нож, нагревая лезвие. Сандерс сглотнул. Потом сглотнул ещё раз и забился. Сердце было готово выскочить из груди. — Ты прав. Нам нечем тебя пугать. Нечем торговаться. И ты, ублюдок, приложил все усилия, чтобы угробить жизнь его ребенку, — бриташка говорил бесстрастно, аккуратно водя горелкой вдоль лезвия. — Я не хочу, чтобы ты жил. Но убивать не буду. Он встал на колени возле него и взял рукой за яйца, поднося раскаленный нож, жаром от которого обожгло чувствительную кожу. Сандерс не выдержал: — Глендейл! У него там особняк и сортировка. Значит, и парнишку туда везут. Оттуда и идет наркота — героин, мет и травка. Он из Коста-Рики… Убери чертов нож! — Сандерс хотел упасть назад, только чтобы отодвинуться от ножа, но хватка была крепкой, мешая упасть, — убери нож! Убери, я ничего больше не знаю, правда. Я с ним всего год работал! Убери! Сандерс визжал, как свинья, а потом отключился, уже не видя, как британец погасил горелку, убрал нож и брезгливо вытер руки. В воздухе витал запах горелой кожи.