Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Тор несся по полутемным коридорам, залитым утренним солнцем террасам, широким лестницам и судорожно пытался сообразить, что находится на юго-западе? Тюрьмы, лабиринты с чудовищами, еще что-нибудь столь же страшное? Ничего подходящего в голову не приходило. Но это неважно. Брата надо перехватить во что бы то ни стало!        Помощь друзей пришлась бы очень кстати, но их, как назло, нигде не было видно! Только они знали, что Тор спустился в Мидгард за Локи, остальные асы считали, что Всеотец отправил его в Муспельхейм, где, по словам Хеймдаля, шла война. Правда, после падения моста страж остался единственным источником информации и, как едко замечали злые языки, недостоверным. Трагедия моста поделила асов на два лагеря: одни считали ее началом конца империи, потому что контролировать восемь миров стало невозможно. Другие заявляли, что зато теперь ледяные гиганты не смогут напасть на город богов. «Локи погиб, в конечном счете, из-за моста» — говорили они. «И хорошо, что только он один».       Тора эти споры не волновали, а вот реакция друзей неприятно удивила. Они, конечно, высказали соболезнования, но смысл их сводился к следующему: «Слава Одину, что погиб не ты».       Бесконечные переходы, наконец, закончились: воитель очутился в большом зале, где стояло множество накрытых столов и велись неспешные разговоры. Сотни асов в парадных и повседневных одеждах сидели за столами или стояли между ними, беседуя. Бог грома даже не взглянул на чудесные яства. Он хотел было протиснуться сквозь группку мило щебечущих девушек, как тут до него донеслось:       — Тор! Тор! Да подожди!       Только сейчас воитель заметил, что в зале сидят его друзья. Сиф быстро приближалась к нему, лавируя между столами.       — Тор, мы думали, ты сразу заглянешь к нам, как вернешься, — Фандралл не отставал от боевой подруги, успевая подмигивать особенно миловидным девушкам. — Где наш проказник? Боится показаться нам на глаза?       — Друзья мои, — Тор пытался говорить тихо, чтобы прочие асы не услышали. Однако он мог особенно не стараться: большинство было занято поглощением пищи, и до тайн царевича им не было никакого дела, а те, кто жаждал услышать рассказ о Муспельхейме, были с легкостью оттеснены четверкой воинов, окруживших Тора.       — Друзья мои, отец куда-то увез Локи, — произнес царевич скороговоркой. — Мы должны немедленно остановить его.        К его удивлению, боевые товарищи не понеслись в ту же секунду к выходу из трапезной, а только озадачено переглянулись.       — Брось, Тор, небольшая прогулка ему не повредит. — Фандралл явно не понял всего трагизма ситуации — только так бог грома мог объяснить веселый тон друга. — Локи наверняка уже забыл, как Асгард выглядит.       — Нельзя ли сначала позавтракать? Я так голоден, — поддержал Вольштаг, глядя влюбленными глазами на печеную рыбу. — А твой отец сам вернется.       — Тор, или есть что-то, чего мы не знаем? — спросила Сиф, придержав друга за локоть и подозрительно заглядывая ему в глаза. Воитель в ярости сжимал и разжимал кулаки, медленно, но верно пробираясь к выходу из зала: не было никакой возможности рассказывать друзьям о произошедшем в Мидгарде. Времени мало, его почти нет. Почему именно сейчас, когда ему так нужна поддержка и слепая вера, друзья сомневаются и задают нелепые вопросы? Неужели они не понимают, что жизнь Локи в опасности?       — Ты знаешь, куда они уехали? — подал голос молчавший до того Хогун.       — На юго-запад, — буркнул Тор.       — По какой дороге? — заинтересованно спросил Вольштаг. — В той стороне их тысячи, как мы найдем нужную?       — Мы должны выехать немедленно, — Тор, не слушая возражений, шел к выходу, грубо расталкивая толпу: он уже потерял слишком много времени. Лучшие друзья подвели его! Оказавшись на пороге, он обернулся, видя, что боевые товарищи как-то неуверенно и вяло, но все же следуют за ним       — Друзья, поверьте, мне очень нужна ваша помощь, — сейчас Тор был благодарен даже за такую неуверенную поддержку. — Надо остановить отца.       — Зачем? — послышался суровый голос.       Царевич резко обернулся и почти нос к носу столкнулся с Одином, который стоял в дверном проеме.       — Отец, где Локи? — Тор едва сдержался, чтобы не схватить правителя за плечи. — Куда ты увез его?       Троица воинов и Сиф тихо вернулись на свои места. Они привыкли к тому, что семейные сцены начинаются при них, но предпочитали не видеть, чем они заканчиваются.       — Я отправил его туда, где он должен был быть с самого начала. — Всеотец увлек сына в коридор, где было не так много посторонних.       — В темницу, на виселицу? — почти выкрикнул бог грома, и сам не заметил, как с силой сжал рукоять верного молота. Он был готов немедленно вылететь из дворца и броситься вытаскивать брата из рук скорого на расправу правосудия.       — Нет. — Один глубоко вздохнул: он гордился крепчайшей дружбой сыновей, но теперь видел обратную сторону медали: беспокоясь за брата, Тор по-прежнему готов на необдуманные поспешные решения, как будто и не было того урока, который чуть не стоил жизни младшему царевичу. — Локи в безопасности, в поселении магов. Ты можешь навестить его, но он вряд ли проснется до церемонии примирения.       — Примирение? — Воитель, буря в крови которого медленно затихала, возможно, не без незримого участия отца, смотрел непонимающе. Он ожидал суда, но уж никак не примирения. Точнее, он надеялся на него, но после суда, а уж никак не вместо и, тем более, до.       — Локи, сын Одина, воскрес из мертвых. Его надо показать асгардцам и ввести в семью, — пояснил Всеотец, переходя на привычный надменно-наставнический тон. Тор кивнул, пытаясь осознать услышанное. Получалось, что брат жив, с ним все в порядке, отец к нему благосклонен, волноваться не о чем. Или есть о чем?        Один не спеша направился к своим покоям. Бог грома неотступно следовал за ним, желая узнать подробности.        — Тор, как ты мог позволить людям изувечить тело Локи?        Воитель недоуменно нахмурил брови.       — Клянусь, мои друзья его не тронули, — ответил он после секундного замешательства. — Что за увечья? Могу я их увидеть?       — Целитель уже сделал свое дело. Огромные синяки сошли, а Локи спит, — откликнулся Всеотец, отмечая про себя, что удивление Тора искреннее. Похоже, он и в самом деле ничего о побоях сообщить не может. И это было неприятное открытие. Единственное, что Один знал точно, так это то, что ранить Локи могли только в последней битве. Тессеракт работал в полную силу, из-за его чудовищной мощи образовывались «слепые пятна»: места, которые даже Хеймдаль не мог охватить своим всевидящим взором. Одним из самых обширных «пятен» была гигантская башня, бывшая эпицентром действия Тессеракта. Правитель Асгарда знал, что она принадлежала защитнику Земли, тому самому, который спас всех, отклонив сильнейшее оружие девяти миров. Знал он также, что Локи беседовал с этим человеком, а потом попытался убить. Больше Хеймдаль ничего не мог сказать о поступках горе-завоевателя. Только после того, как Локи покинул башню, удалось снова засечь его и отследить дальнейшие действия, но и то не все. Чем мощнее становился Тессеракт, тем больше «слепых пятен» образовывалось в городе.       — Что произошло во время сражения? — спросил Один, отметив, что на Тора его слова произвели должное впечатление: он явно пытался что-то вспомнить.       — Отец… — воитель запнулся, восстанавливая в памяти события последней битвы. Вот он дерется с Локи, затем швыряет его на пол. Брат скатывается с площадки и принимается громить город. Что было потом? Тор не знал. Он помнил, как Мстители нашли Локи в одной из комнат башни Старка. Он пытался встать, опираясь на ступеньки, его одежда была испачкана чем-то белым. Он не сопротивлялся при аресте, лишь попросил воды. Когда же ему подали стакан, пил так жадно, будто это был вкуснейший нектар. Тор боялся, что Мстители устроят самосуд, поэтому не отходил от брата. Локи не предпринимал попыток сбежать или захватить скипетр. Сменил обличье с боевого на повседневное. Позволил сковать себя. Вел себя как самый покладистый в мире пленник. Тор даже начал опасаться, не задумал ли брат какую-нибудь каверзу и не является ли поражение лишь отвлекающим маневром? Но нет, возвращение в Асгард прошло спокойно, Локи сопровождали все Мстители и множество агентов, готовые, если что, стрелять на поражение.       — Если он получил ранения, отец, то только в пылу битвы. Я не знаю, когда именно, — ответил, наконец, Тор. — Я тебе клянусь, ни один из моих друзей после победы зла ему не причинил.       — Как ты полагаешь, кто мог ранить его?       — Я не знаю. — Бог грома опустил голову, перебирая в памяти способности всех Мстителей. Скорее всего, в травмах Локи виноват Халк или Железный человек, но точно узнать никак не получится, а возводить напраслину на одного из своих боевых товарищей Тор не собирался.        — Его раны серьезны? — спросил он спустя мгновение.       — Нет, — ответил Всеотец, а после паузы укоризненно добавил: — я думал, ты знаешь, что произошло.       Тон отца задел Тора за живое: он сражался с несметными полчищами чудовищ, вызванными из небытия безумным братом, а Один чуть ли не отчитывает его за то, что он не сумел за этим самым братом присмотреть. И ведь сколько раз он предлагал ему свою помощь? Все было тщетно. Тор едва сдерживал разгорающийся гнев. Сейчас не время для спора. Нельзя спорить, когда каждое слово может усугубить положение пленника.       — После сражения мы нашли Локи недалеко от Тессеракта, — бросил Тор раздраженно. — Он безуспешно пытался встать. Я думал, брат сломлен поражением, а не ранами. — Несмотря на всю важность разговора, воитель чувствовал, что постепенно теряет нить беседы: бессонная ночь давала о себе знать. Недавнее потрясение тоже. Богу грома казалось, что он сам готов проспать двое суток, не меньше. Тем более теперь, когда точно известно, что суд отложен на неопределенное время.       — Локи слишком горд, чтобы рассказать о своем поражении, — заметил Один, не оборачиваясь. Тор так и не понял, обращался отец к нему или же это были мысли вслух?       Оставшись в одиночестве, царевич ощутил еще большую усталость. Ранения брата мало его трогали: он видел у Локи такие травмы, которые для большинства жителей Асгарда были бы смертельными. К тому же боль — это не страшно, они с детства к ней привыкли. Гораздо страшнее суд. Тор в очередной раз дал себе слово, что будет защищать брата до последнего, чего бы ему это ни стоило. И если приговор будет противоречить его понятиям о справедливости, то он вырвет брата из рук правосудия или устроит побег.       Стоило Тору прилечь, как он сразу же погрузился в беспокойный сон. Он видел себя, видел брата. Они стояли спина к спине, а вокруг них сжималось плотное кольцо асов, людей, ледяных великанов. Иногда кто-то из них пытался напасть, но тут же падал замертво, сраженный одним мановением руки, одним ударом молота. Постепенно толпа редела. Одни убегали, сломленные величием сыновей Одина, другие оставались лежать бездыханными трупами у их ног. И вот последний ас падает, пронзенный кинжалом Локи. Бог грома отстранено замечает, что это Хогун. Вокруг никого нет, они одни на площади Асгарда. Тор поворачивается к Локи, произносит с улыбкой:       — Брат, мы победили. Теперь ты дома!       Вдруг дикая боль пронзает тело: маленький кинжал легко прошел сквозь пластины доспехов. Тор поднимает голову, глядя мутными глазами на безумно улыбающегося брата:       — У меня нет дома! — Зловещий выкрик звучит в ушах бога грома, погружающегося в вязкую темноту.