Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Уборщики Бильскирнира склонились в глубоком поклоне, когда границы чертога пересек сам Один Всеотец. Он величаво поприветствовал безмолвных слуг и прошел в дальние покои, которые облюбовал себе еще в то время, когда строил сей дворец во славу рождения первенца. Бильскирнир был необычным чертогом: он скорее напоминал город, чем дворец. Построенный из кирпича и камня, он совершенно не походил на любимые асами золотые дворцы. Один возводил чертог по своему вкусу, не сомневаясь, что сын оценит заботу. Все залы поражали глаз просторностью и высотой потолков, а свет проникал через открытые почти в любую погоду окна. Над чертогом работали несколько десятилетий, мастера вкладывали всю душу в свое творение, и оно получилось великолепным, достойным будущего царя и защитника мира во всех девяти мирах. Один с гордостью смотрел на величественное здание и ждал того часа, когда подросший Тор переедет в замок вместе со слугами, друзьями и супругами.       Однако радужным планам не суждено было сбыться. Тор совершенно не разделял пристрастий отца. Он вырос в Гладсхейме и выезжать оттуда никуда не собирался. Дворец, воздвигнутый в свою честь, совсем не посещал, а на воинов, погибших с его именем на устах, не обращал никакого внимания. Всеотец был весьма огорчен такой неблагодарностью, но принуждать сына не стал. Вместо этого он сделал чертог своей «тайной резиденцией». Именно здесь он допрашивал шпионов, слушал доклады разведчиков и принимал все самые важные решения. Валаскьяв был лишь декорацией, красивой башенкой, с высоты которой можно заглянуть в любой из миров. О ней знали все. О Бильскирнире, точнее, о тайных делах, творившихся в его дальних залах, не знал никто. Тайные комнаты были лишены всякой мебели, даже светильники не висели на серых стенах. Один специально оставил некоторые помещения пустыми и темными: иногда зрение мешает делу.       Всеотец прикрыл за собой дверь, бросил взгляд в темный провал за окном: весна уже почти наступила, но сумерки по-прежнему спускаются на Асгард слишком рано.       В углу зашевелилась тень, привлекая к себе внимание. Послышалось шуршание одежд. Один подошел ближе и остановился в нескольких шагах от темного угла. Этот гость не опаздывал никогда.       — Как он? — спросил царь Асгарда чуть слышно, чтобы голос не отразился от высоких сводов и пустых каменных стен.       — Er ist von der Wirtschaft hingerissen. Er verbringt die ganze Zeit bei dem Formelerlernen.       — Что он еще делает?       — Nichts. Er erkennt die Wirtschaft des Wesens und angrenzende halb-magische Disziplinen. Das sind seine Mußestunden.       — Хорошо.       Одно мановение руки — и тень исчезла, просто растворилась в воздухе, будто её и не было. Один вновь глянул в окно, но, как и в прошлый раз, не различил за ним ничего. У него еще есть немного времени до следующего визита. Если, конечно, следующий визитер придет, что было крайне сомнительно. Царь перешел из темных покоев в другие, светлые. Остановился у стола с разбросанными на нем камешками — игра столь древняя, что правила давно уже забыты. Светлая комната служила не для встреч со шпионами, а для проведения досуга. И не с женой и детьми. Если бы не шагнул в Бездну тот, с кем когда-то за этим самым столом обсуждали дела мировой важности… Новые законы, новые войны, новые женщины — стены этих покоев знали множество секретов правителя. Эти покои, в отличие от всех прочих в Бильскирнире, были построены задолго до того, как Тор появился на свет. Когда-то на этом самом месте стоял маленький домик, сложенный из кирпича, где Один и беседовал с ключевыми политическими фигурами Асгарда. Когда же пришла пора найти место для постройки нового чертога, Всеотец настоял на том, чтобы комнатка была включена в основное здание. Он разрабатывал в ней стратегии усмирения ётунов и прочих врагов, принимал важнейшие решения, касающиеся судьбы девяти миров. Его сын должен был пойти по его стопам. Со своим братом. Со своей собственной тенью. Таковы были мечты, но время смешало все карты: Тору не понравился дворец, Один так никогда и не рассказал ему о тайнах комнаты, а Локи был совсем не похож на тень. Тень должна быть неразлучна со своим хозяином, следуя за ним и не имея собственного пути, а Локи хозяином положения всегда считал себя и не собирался служить никаким чужим идеям. В то время царь Асгарда еще не был готов к тому, чтобы признать: приемный сын подготовлен к жизни лучше родного. Сейчас же в этом не было сомнений. Каким бы ни был Локи, он смог выжить в Бездне, стать полководцем армии читаури. Его опыт бесценен, а его знания превосходят знания не ввязавшегося еще ни в одну серьезную войну Тора во много раз.       Один чуть усмехнулся, принимая только ему ведомое решение. Прошло уже достаточно времени — надо поставить точку в затянувшемся судебном разбирательстве. Срывы Локи говорят только о том, что неизвестность совсем замучила его. Стоило закончить игру и выиграть, получив наконец то, что нужно ему, Одину. То, что нужно Асгарду — фактического правителя за спиной сиятельного брата.       Царь взял в руки разноцветные камушки, пригляделся к ним повнимательнее: что-то же обозначали цвета, но что?.. Ссылка научила Тора многому, но не покорности. Он как был, так и остался слишком самостоятельным, слишком несговорчивым. Бесспорно, он уважает своего отца, но, если что-то случится, будет действовать по зову сердца, а не чужого мудрого разума.       А это совсем не то, что нужно настоящему правителю. С Локи гораздо проще. Его стоило доломать, поставить на колени, выпотрошить всю душу без остатка и собрать потом заново, привнеся на освободившееся место нужные умения и навыки. Основу прочного мира в семье надо строить не на любви — в любви сына Один ничуть не сомневался и знал, что она легко толкает молодого бога к пропасти безумных преступлений и глупых ошибок — а на благоговении. Всеотец чуть прикрыл глаза, вспоминая немногочисленные встречи, произошедшие с момента возвращения царевича. Локи боится его. Боится неизвестности, бессилия, разочарования — легче сказать, чего он не боится. Ему предстоит учиться, и очень многому. Для этого нужно абсолютное доверие, а доверять можно только тому, кто знает тебя изнутри, только тому, от кого тебе некуда идти. Локи готов выполнять чужие приказы, причем с радостью выполнять, считая, что на самом деле вынашивает какие-то свои тайные планы. Только вот его, якобы собственные тайные планы, будут умело подкинуты извне. Главное — даже не добиться покорности, главное — научить Локи думать и просчитывать последствия каждого своего шага. Время давно пришло, пора пошатнуть самые основы внутреннего мира младшего сына, раскрошить его на кусочки, выбить опору из-под ног и в последний момент протянуть руку, в которую Локи вцепится и больше уже не отпустит, пока не будет готов вершить свою судьбу самостоятельно.       Даже полная погруженность в продумывание стратегии и сочинение письма, которое Тор должен в скором времени передать младшему брату, не помешала Одину сразу же заметить гостя, как только тот появился в дверях.       — Мое почтение величайшему царю величайшего Асгарда, — склонился Хагалар в излишне подобострастном поклоне.       — Я думал, что ты не придешь, — верховный бог отвлекся от размышлений и подошел ближе к давнему приятелю. Они ведь не виделись с тех пор, как Локи переехал. Прошло почти полгода: достаточный срок для того, чтобы вскружить мальчишке голову.       — Кто ж посмеет нарушить приказ царя Асгарда, отца богов и людей? — вкрадчиво поинтересовался маг. Совершенно точная копия интонации и даже выражения лица, как тогда, на совете, посвященном войне с Ётунхеймом, захвату Каскета и гибели наследников Лафея. Тогда он задал тот же вопрос слово в слово. Решил сейчас напомнить о подвигах молодости? Или тренирует на старом друге привычный прием, пока вокруг нет врагов?       — Ты знаешь, что это не приказ, — Один не спешил надевать маску царя. Не время и не место для битв. Он сюда Хагалара позвал не для выяснения отношений и не для воспоминаний о старых обидах, которые давно ушли в прошлое, а в свете последних событий уже не имели никакого значения. — Зачем ты упорствуешь? Я выполнил твое условие: ты получил то, что хотел.       Взгляд прямо в глаза — еще не игра по предложенным правилам, даже не вызов. Почти привычка, пережившая не одну тысячу зим.       — То, что я хотел? — медленно произнес гость, растягивая рот в гнусной улыбке. — Ты, всезнающий, видимо совсем не помнишь, что я хотел, — он резко замолчал и отошел на несколько шагов, обращая внимание на оставленную на столе игру.       — Я хотел ребенка. Маленького ребенка, которым я смогу полностью управлять и контролировать, которого сделаю сильным магом. Кому передам свои знания и умения… И что я получил? Стареющее существо теоретически юного возраста, свято уверенное в том, что его ничтожное мнение что-то значит в этом мире и хоть кого-то интересует! — Хагалар хмыкнул, словно вспомнил какой-то неприятный эпизод из своего недавнего прошлого, еще не успевший изгладиться под грузом времени. Похоже, что не все дела его идут так гладко, как казалось Одину изначально. Это внушало робкую надежду на то, что старинный приятель еще не успел полностью завоевать доверие сына. Хотя ровно также все его слова могут быть чистой ложью: одна из его последних операций — натравливание Ётунхейма на Мидгард — была на редкость удачной, построенной на совершенной комбинации лжи и лести.       — У тебя и так неплохо получается им управлять, — заметил Один, признавая силу соперника.       — Неплохо — не тот вариант, который меня устраивал бы, даже будь он правдой.       — Значит, плохо стараешься, — чуть улыбнулся царь богов, позволяя себе вспомнить молодость. — Локи очень прост в обращении.       — Твоя простота в обращении уже довела его до… — саркастично заметил собеседник, не принимая игру. Почему он не договаривает? Что успел Локи ему рассказать?        — Я выбью из ребенка всю дурь рано или поздно. Если, конечно, ты раньше его не покалечишь и не казнишь.       Один нахмурился. С чего вдруг такие предположения? Он ведь четко обрисовал сыну его положение и заверил в сохранении жизни. Почему же эта новость еще не известна Хагалару?       — Ну да, это твой ребенок, я не вмешиваюсь, — старый маг не дал и слова вставить. — Так чем обязан?       Столь резкая смена темы говорила о том, что он совершенно точно что-то замышляет относительно Локи, но Один был уверен: у сына хватит благоразумия не ввязываться ни в какие авантюры.       — Война закончена. Я думал вновь заключить союз, объединить наши усилия, — произнес владыка, подходя почти вплотную, заглядывая в льдисто-голубые глаза.       — Это невозможно, — маг ответил мгновенно, не сдвинувшись ни на шаг. — Я мастер магии. Я не могу вернуться. Да и куда?       — Во дворец, — четко произнес Один, таки поймав чужой, а когда-то такой родной взгляд. — Домой.       Последнее слово отдалось эхом под сводом. Словно кто-то посторонний следил за двумя великими магами. Хагалар поднял голову, будто пытаясь разглядеть нежданного гостя. Потом взял один из камешков, беспорядочно рассыпанных на доске, и подкинул его в воздух: мановение руки — камень обратился в разноцветную пыль.       — Неужели я должен буду повторить то, чем обидел прекраснейшую из бессмертных несколько столетий назад? — тяжело вздохнул он.       — Нет, — Один взглядом обратил оставшиеся камушки в разноцветную пыль: забыты правила игры, а её участники никогда уже не сядут за общий стол. — Когда Фригг передала мне ваш разговор…       — Таки передала… — прошептал маг, цокнув пару раз языком.       — … я подумал, что она извратила тобою сказанное, — терпеливо продолжил Один, будто не заметил задумчивого взгляда собеседника, направленного вдаль. — Но недавно я снова услышал те же самые слова из уст младшего сына. В мире людей.       Один отчетливо помнил, как Мунин принес ему безрадостные вести: переговоры с Локи не удались, он отказывается возвращаться.       — Еще бы, — хмыкнул старый маг, собирая в кулак пыль от камушков. — После всего, что случилось и что происходит сейчас… — он резко выбросил руку вверх, разжимая пальцы: и вот уже они стоят среди разноцветных, медленно опадающих на пол бликов. — Поселение станет ему новым домом, семьей и защитой. Я смогу защитить его от любого врага. Помни об этом, великий царь.       Та решимость, с которой маг говорил, доказывала: враг таки объявился. Значит, Локи послушался совета и обо всём рассказал Хагалару. Это уже можно считать огромным успехом. Один был абсолютно уверен: только рядом со старым другом сын может быть в полной безопасности от той твари, которую избрал в союзники.       — Я знал, что могу доверять тебе, — еще один взмах руки: разноцветная пыль становится золотой, подобной сияющему городу богов.       — Твое воспитание сгубило талантливого мальчика, — мгновение: и блестки снова разноцветные. Неужто вызов? — Я в его возрасте вел армии.       Всеотец только бровью повел, а опадающая пыль собралась в несметное войско крошечных асов, которое, повинуясь жесту правителя, столь же непоколебимо, как настоящее, громило… Почему бы не демонов Муспельхейма?       — Он тоже ввергал миры в войны, — ухмыльнулся отец всего сущего, любуясь собственным творением, которому Хагалар уже добавил звуков и красок: теперь импровизированные войска с боевым кличем бросались друг на друга. — Однако ты прав: твои армии защищали наше царство и несли мир, а войска Локи — войну, — асы стали теснить демонов: красных фигурок становилось все меньше, и скоро они совсем исчезли. — Но ты, всё же, был старше.       — Ненамного, — Хагалар с легкостью воспроизвел себя верхом на коне. Ликующие воины славили его и подносили стяги поверженных врагов. — В наш век такие, как он, не выживали.       Как резко! Неужели считает, что смог бы сделать из Локи что-то стоящее? Нет, вряд ли. Если бы считал, то выкрал бы ребенка, отправился вместе с ним на ту сторону Бездны, вырастил как своего сына, а, вернувшись, устроил бы хаос в Асгарде. Это было бы очень по-хагаларовски. И маленький Локи пошел бы за ним, не задумываясь. С легкостью бросил бы отца и мать, но… давний друг так не поступил. И это была единственная причина, почему он до сих пор жив. У него была прекрасная возможность завоевать трон Асгарда, но он даже не попытался. Просто сошел с мировой арены, исчез для всех на несколько столетий. И уж точно не ради давнего друга, и не ради Фригг. И даже не ради детей. Что руководило им в те дни? Быть может, когда-нибудь расскажет.       — Наши победы принесли мир в Иггдрасиль. — заметил Один, почувствовав, что от него ждут ответа. — Он стоит даже больше той цены, что мы заплатили. Ведь наши дети не знали ужасов войны…       — …и прочее, — перебил Хагалар, одним дуновением изничтожая все блестки. — Я помню твою речь, Один Всеотец. И я помню, когда она была произнесена.       Нападение?.. Чего он хочет этим добиться?       — В день празднества по поводу рождения младшего сына, — спокойно ответил Один, не реагируя на столь явную провокацию.       — Верно, — кивнул маг, чуть склонив голову и явно раздумывая, что бы сделать с доской для камешков. — Во время празднества по поводу твоего восшествия на престол девятимирья.       Так вот о чем он. Шантаж? Он не настолько глуп.        — Не в этом ли зале перед тобой встала на колени даже сама повелительница смерти? — Хагалар поднял голову, оглядывая стены и потолок так, будто просил их засвидетельствовать свои слова. Неужели и правда не помнит, что в этом зале никто, кроме них, никогда не бывал? Неужели не помнит, что все празднества всегда проходили только в Гладсхейме? Старость? Или очередная шутка?       — Не в этом.       — Значит, память уже подводит меня, — усмехнулся он одними губами. — Я могу увидеться с Тором?       Еще одна резкая смена темы, за шаг до грани между банальностью и откровением.       — Зачем? — удивленно спросил Один. В давние времена Хагалар проявлял интерес к обоим детям, но с чего ему сейчас восстанавливать отношения со старшим?       — Хочу посмотреть, что выросло из второго ребенка, — дерзкий ответ, но не более дерзкий, чем улыбка. — Сомневаюсь, что что-то более достойное, чем из первого.       Уже несколько ночей Локи под руководством Ивара готовился к довольно сложному испытанию. Одна из многочисленных команд поселения, ничем не примечательная для него, закончила исследование составляющих для нового артефакта и искала того, кто смог бы провести ритуал создания. Ивар заинтересовался делом, Локи, проводящий с ним огромное количество времени, тоже, и вот теперь они изучали страннейшие формулы и пассы. Локи вызвался делать все самостоятельно, не допуская даже мысли, что у него ничего не выйдет. За несколько месяцев наука естества перестала казаться ему чем-то непостижимым, во многом благодаря Ивару, в чьих руках самые невероятные превращения походили на детские фокусы. Наука и магия тесно переплетались в пробирках, образуя прекраснейшие узоры. Примерно так же переплеталась и сама жизнь поселения: наполовину регламентированная общеасгардским правом, а наполовину — нелепейшими собственными законами. Локи поражал уклад здешней жизни — он был гораздо страннее, чем переплетение самых сложных заклинаний с самыми сложными веществами. Например, в деревне не воспрещались убийства! Считалось, что ученым нечего делить: у них не было ни денег, ни личных вещей, ни привязанностей, хотя последнее утверждение нельзя было назвать полностью правдивым. После глупейшего рассказа Ивара Локи начал приглядываться к окружающим и смог достаточно быстро найти тех, кто составлял устойчивые, если не постоянные пары. Скрывались они, правда, хорошо, и старались не показывать своих чувств.       Еще больше удивление вызывали направления деятельности поселенцев. Оказывается, большинство занималось не работой на благо Асгарда, а работой на благо Девяти миров и поддержанием мирового баланса. В лабораториумах ученые создавали множество артефактов, которые распределялись по прочим мирам. Кроме того, если в каком-то из миров обнаруживался артефакт, по тем или иным причинам нарушающий равновесие всего сущего, чаще всего своей невиданной силой, его изымали, а вместо него в нужный мир и нужную страну доставляли несколько меньших артефактов, примерно равных по силе и способностям отобранному. Разумеется, после разрушения Радужного моста эта работа остановилась, но артефакты продолжали создавать в огромных количествах. Локи с удивлением узнал, что, оказывается, Мьёльнир, выкованный в сердце умирающей звезды, был как раз таким «изъятым», и что взамен ему маленький мирок получил с полсотни менее разрушительных, но тоже боевых артефактов.       Однако избранного Локи артефакта все это не касалось. Он был простым, во всяком случае, Ивар уверял, что ничего сложного делать не придется. Работа была связана с пламенем, и именно его строение Локи и приходилось изучать. Он и не думал раньше, что пламя — это просто соединение некоторых элементов с кислородом, практически оно являлось концентрированным теплом. Не думал он и о том, что яркость пламени зависит от состояния вещества — газы горели бесцветно, зато твердые вещества, вроде угля и фосфора, — очень ярко. Он с удивлением смотрел на то, что осталось после сожжения фосфора — на фосфорный ангидрид, как Ивар назвал этот белый порошок. С огромным усилием получилось уложить в уме, что продукт сгорания водорода — это пары воды. Вода и пламя порождали друг друга, а ведь в природе, в обыденном ее понимании, одно уничтожает другое. «Как заклятые друзья» — мелькнуло в голове у Локи, но он тут же подавил забавную мысль, чтобы не пропустить очередное чудо: негашеная известь заставила водород загореться ярким светом.       Но, несмотря на красоту некоторых опытов, пламя не было столь интересно, как прочие причудливые взаимодействия веществ, которые Локи уже знал, поэтому слушать и смотреть, как Ивар показывает ему стеариновую свечу, заставляет всматриваться в нее и монотонно бубнит — было невыносимо. Зачем ему знать, что конус делится на три части: на внутреннюю темную, где находятся ненакаленные пары и газы, на среднюю, одевающую тонким слоем внутренний темный конус и являющуюся наиболее светлой частью пламени, в которой содержатся твердые частицы вещества, и наружную — бледную, внутри которой находится наиболее нагретая часть пламени? Локи едва не зевал, глядя, как кусочек фарфора, сунутый в среднюю часть пламени, покрывается твердыми частичками — сажей; как по трубке, вставленной во внутреннюю часть, поднимаются газы, которые можно зажечь на другом конце. В пол-уха слушал, что твердые частицы угля приходят на поверхности пламени в соприкосновение с кислородом воздуха и дают угольный ангидрит. Все это было слишком скучно. Локи с нетерпением ждал, когда же Ивару надоест пичкать его глупой теорией, когда они перейдут к тому, что ему и придется делать во время эксперимента, а именно — не допустить взрыва гремучего газа.       — Сын Одина должен знать: чтобы получить спокойное пламя водорода в кислороде и избежать взрыва, нужна горелка особого сорта! — Локи навострил уши, как только услышал что-то, непосредственно относящееся к его будущему заданию. — Она состоит из двух трубок, вложенных одна в другую. Вот, смотри, мой рисунок все точно покажет. Кислород пускают по внутренней трубке, (видишь её, тонкую?), а водород по внешней, потом регулируют приток обоих газов так, чтобы получилось спокойное пламя, которое, хотя и обладает очень высокой температурой, светится слабо, так как состоит из накаленных паров воды. Температура будет кошмарно большая — около 2000 градусов, так что платина плавится, а железо не только плавится, но и горит.       Локи вскинул руку, призывая оратора к молчанию.       — Для чего же мы этим занимаемся, — он ткнул пальцем в многочисленные выкладки, — если у вас уже есть эта горелка?       — О, сын Одина пока еще не знает, — хитро улыбнулся Ивар. — С превеликим удовольствием объясняю. Нам надо при помощи магии разогреть это пламя в пять раз больше того, что заложено природой, а это ни много, ни мало почти 10 000 градусов.       — Оу, — Локи мечтательно улыбнулся и откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу. — Нам нельзя сразу же рассмотреть готовую формулу, верно? — он кивнул на листы с кучей сложных символов.       — И в этом сын Одина абсолютно прав! — Ивар жестом фокусника вытащил откуда-то лимон и принялся разделывать его: по комнате разнесся приятный кислый запах. — Сперва смотрим теорию науки, потом магии, потом надо еще научиться читать бесконечные формулы. Там сокращений — тьма тьмущая, хорошо хоть есть таблицы!       — О, я с детства обожаю таблицы.       — Что ж, чудесно, — Ивар отправил в рот несколько долек лимона, но даже не скривился. — Не предлагаю лимон, думаю, ты его не будешь.       — Он кислый, да? — Локи раньше никогда такого фрукта не пробовал.       — Но дико полезный! — Ивар выплюнул косточку и закашлялся. — От простуды помогает и прочего. Особенно корки. Но есть корки — это выше моих сил.       — Они помогают от простуды? — встрепенулся Локи и хитро прищурился.       — Конечно, — маг старательно слизывал с пальцев сок. — Но большинство не может есть лимон, кривится, а мне он кислым не кажется. Но я же особенный…       Ивар не договорил. Он с немым удивлением наблюдал, как Локи подобрал со стола корку и засунул себе в рот. По его лицу прошла мгновенная судорога, но бог легко справился с собой и принялся жевать кислую слабо съедобную массу.       — Может, тебе плод дать? Он… — Ивар запнулся. — Вкуснее.       — Дай, — равнодушно бросил Локи и съел предложенное целиком, даже не снимая шкуры. Ивар тут же начал рассказывать, что лимоны из теплиц, что у него там множество знакомых, что завтра же у царевича будет хоть десять лимонов, что он сам может приходить в теплицу и брать любые фрукты. Локи привычно пропускал болтовню мимо ушей, стараясь абстрагироваться и от нее, и от мерзкого вкуса. Если лимоны помогут ему защититься от болезней, то он лично займется их разведением, ведь только недавно болезнь покинула его, оставив тело совершенно обессиленным. Мать уехала, как только он более-менее пришел в себя и стал осознавать происходящее. Вместо нее появилась Эйр — целительница. Одного взгляда, брошенного на нее, хватило бы любому, чтобы понять: это приближенная самой царицы. Солидная, умелая, сведущая в своем деле, сразу же внушающая доверие. Ей никогда не позволяли лечить Локи, и только сейчас, когда открылась правда о его рождении, царевич понял, почему, но выхаживала после болезней его всегда именно она. Целительница жила не в самом Фенсалире, а в доме неподалеку. На огромных столах там всегда лежало множество полезных свежих трав, а сушеные были подвешены к потолку. Около порога бил целебный источник — как Локи теперь знал — одна и составляющих для целительных камней. Ивар как-то рассказывал, каким именно образом создаются камни: воду выпаривают, остаток с чем-то смешивают, остужают — сложная технология, доступная только избранным, в число которых, что удивительно, сам Ивар не входил.       — Между прочим, эта команда создала один потрясающий артефакт, единственный в своем роде, аналога которому нет ни в одном мире, хотя все ученые нам завидуют, — донесся, словно издалека, голос назойливого Ивара. Локи с раздражением глянул на аса, размышляя, не попросить ли у него сахара. А то лимон был похуже многих лекарств и отваров, которые его еще в детстве заставляли пить. — Просто невероятно жаль, что я к нему не приложил руку, — продолжил ученый.       — Ты о чем? — спросил Локи, наливая в рот шипучей красной воды.       — «Умвельт» — так его назвали, — Ивар поднял вверх указательный палец, чтобы слова звучали значительнее. — Вершина соединения науки и магии. Если в него войти, открыть свое сердце и воспроизвести образы асов, но только истинные, без лжи и притворства, потом задать ситуацию, то Умвельт покажет тебе, как асы поведут себя при тех или иных обстоятельствах. Очень интересно. Наши так и будущее, и прошлое себе моделировали. Все эту штуку полюбили. Хочешь попробовать? А то ты здесь уже столько времени, а наше чудо-изобретение еще не знаешь, это надо срочно исправить!       Локи рассеяно посмотрел на лист с формулами. Стоило, конечно, сперва хоть что-то выучить, но механизм, позволявший менять прошлое и моделировать будущее, легко заслонил наскучившие процессы горения.       — Я согласен, — Локи насмешливо посмотрел на Тессеракт, оккупированный магиологами. Куб неодобрительно блеснул. Царевичу в последнее время казалось, что у куба на все своя точка зрения. Например, он, как и Локи, совершенно не обрадовался тому, что к нему теперь прикасались четыре магиолога: три девушки и юноша. Молодому магу претил сам факт того, что в лабораториуме, который он с Иваром считали личным, находился кто-то посторонний. Сперва Локи заявил, что категорически не согласен работать с кем-то, кроме Ивара, но тот успокоил его, заверив, что как только магиологи рассмотрят теорию, они уйдут. Однако прошло два месяца, а они все не уходили. По настоянию Локи дом разгородили на несколько частей, повесили занавески и наложили заклинания, мешающие подслушиванию разговоров, но даже так он чувствовал себя неуютно, поэтому выбраться из дома, пускай и ради пустого развлечения, казалось ему превосходной идеей.