Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Локи проводил удаляющуюся фигуру долгим задумчивым взглядом. С десяток предположений по поводу того, почему отец столь спешно покинул его, тут же возникли в голове, одно гаже другого, но окружающая действительность была столь занимательной, что размышлять над очередной отцовской странностью не было никакого желания. У Одина вполне могли иметься незаконченные дела. И это к лучшему. За полгода Локи привык играть роль ребенка ради фелага, но заниматься тем же, находясь рядом с царем, было, по меньшей мере, противно. Задавать глупые вопросы, покорно следовать за богом, изображать несуществующие эмоции — мог ли он предположить такое развитие событий, когда шел войной на людей?       Представление, тем временем, уже началось и оказалось на редкость нудным. Чужие мифы никогда не увлекали младшего царевича, тем более растянутые в несколькочасовую пьесу, поэтому он решил продолжить свой путь, наметив новую цель — боевой лук. Для его приобретения надо было найти лавку, слава о которой гремела по всему Иггдрасилю. Каких только боевых луков там не было: в рост лучника, в рост кошки, складные, переносные, из всевозможных сортов дерева, инкрустированные драгоценными камнями и янтарем. А тетива, а стрелы!.. Локи нашел лавку на оживленном перекрестке и теперь беспрепятственно любовался оружием. Одна из множества малых народностей ванов — алькеро, хозяева чудных луков, имели ту особенность, которую Локи очень ценил в торговых людях, но крайне редко встречал: они не навязывались. Царевич знал, что за ним следит несколько пар глаз их темноты дома, располагавшегося за прилавком, он знал, что, если посмеет украсть лук, его остановят тут же, но, пока он не выказывает злых намерений, никто к нему даже не подойдет. Любое оружие можно брать в руки, проверять и осматривать. Луки стоили целое состояние, поэтому большинство покупателей и близко не подходило к мрачному прилавку. В свое время, в эпоху войн, каждый норовил ограбить торговый корабль малочисленного народа и завладеть чудо-луками, но в эпоху мира по-настоящему грозное оружие почти вышло из употребления. Локи взял в руки большой лук из красного дерева. Когда-то у него был такой — подарок великолепного стрелка и не менее великолепного наставника, обучившего обоих царевичей не только стрелять, но и обороняться от стрел. Именно он показал, как ловить стрелы голыми луками и стрелять, не глядя на противника. Алькериец страшно гордился оказанным ему доверием со стороны Одина, прочил обоим царевичам путь лучников. Однако его мнение во дворце не играло никакой роли. Тора целенаправленно натаскивали на молот, а Локи на копье, хотя последний страстно желал стать лучником, а не копейщиком. Ему нравилось оружие дальнего боя, позволяющее не лезть в самое пекло битвы. Кроме того, лучники всегда носили при себе кинжалы, с которыми Локи успел сродниться. Но против воли Одина никто идти не смел. Раз Один сказал «копье», значит, будет копье. Но даже зная об уготованной участи, Локи часы проводил на стрельбище, совмещая занятия по стрельбе с магией иллюзий. Наставник поощрял его увлечение. Отслужив несколько столетий и обучив наследников всему, что знал сам, он покинул пресветлый Асгард, оставив ученикам подарки: по-настоящему сильное оружие, способное поразить мишень чуть ли не за линией горизонта. Локи свой лук повесил на стену и любовался им каждый раз, когда ложился спать. Все равно он не имел права пользоваться им вне стрельбища, а тренироваться без наставника было неинтересно да и некогда.       Локи перевернул лук вверх ногами и прочел едва заметную надпись: «Во славу Адоро». Он улыбнулся, вспоминая собственное любимое оружие. На всех луках, сделанных народом алькеро, обязательно была эта надпись, нанесенная либо белой, либо черной краской, состав которой тщательно скрывался. Эта краска была лучше любого клейма, по ней проверяли, действительно ли лук привезен из далекой страны, или же это искусная подделка.       «Во славу Адоро» — с этих слов начинался каждый урок стрельбы. Локи хорошо помнил, как ему противно было повторять за наставником полумагические слова, ведь бог не может верить в то, что его меткость зависит от чужеземных добрых духов.       — Веришь ты или нет, а только Адоро может направить твою руку. И только Арболь и Биенто могут тебе помешать. Так что, не прекращая, славь Адоро, и он услышит тебя.       Локи кривился, но положенную фразу произносил чуть не перед каждым выстрелом. Со временем он попадал в яблочко все чаще и чаще. Наставник совершенно искренне считал, что это заслуга доброго духа, а Локи с Тором были убеждены, что дело только в их мастерстве, и втихомолку смеялись над дурацким верованием. Вслух возражать они, однако, не смели: наставник напоминал своими повадками и привычками отца, поэтому связываться с ним Локи не смел и даже Тора не подбивал на дерзости и неповиновение.       Царевич чуть надавил на тетиву, проверяя степень натяжения. Купить или нет? Все равно он никогда не сможет воспользоваться этим луком да и не будет он любить его так, как любил прощальный подарок. Но раз деньги есть, почему бы их не потратить на что-то по-настоящему ценное? К тому же, если он купит лук, то сможет побывать в еще одном интересном месте, о котором раньше не смел и мечтать. Пусть будет так.       — Адоро благословит этот лук, — произнес он громко. Эта фраза была чем-то вроде пароля. Наставник рассказывал, что четыре волшебных слова знают только те, кого обучали алькерийцы. А для друзей цена на оружие снижается раза в три.       — И магия Арболя никогда его не коснется, — послышался хриплый голос из-за двери.       Из дома вышел купец, точнее, воин, принявший на себя обязанности торговца. Высокий, стройный и очень сильный. Несмотря на просторную блеклую одежду, его фигура выглядела впечатляюще, а черные глаза, обрамленные длинными черными ресницами, стреляли во все стороны, будто выискивая врага.       — И Биенто не отклонит стрелу, — закончил Локи перекличку добрых и злых духов.       Торговец многозначительно кивнул. Локи на мгновение забыл, что на нем магия Одина, и что алькериец видит перед собой вана или альва, но уж точно не аса, а, значит, не будет выказывать почтение сыну бога. У каждого народа были свои жесты вежливости, но алькеро по оригинальности превзошли всех. Для приветствия самых уважаемых членов общества каждый житель носил на шее маленькую стрелу с черным оперением. При приветствии эту стрелу снимали и касались её острием сердца собеседника, прославляя таким образом главный миф, повествующий о смерти доброго Адоро: родной брат заколол его стрелой с черным оперением. Локи протянул воину лук, склонив голову в глубоком почтении. Он точно знал, что алькерийцы ценят оружие гораздо выше серебра, и если им покажется, что покупатель небрежный и недостойный, то ни за какие деньги не продадут. Торговец принял лук так бережно, словно перед ним был спящий младенец.       — Идем, добрый лучник, — позвал он Локи, выходя из-за прилавка и увлекая бога через улицу к группе приземистых строений. Улочка была узенькой и пустынной, так что никто не увидел чинно вышагивающего воина, держащего перед собой на вытянутых руках огромный лук. Алькериец подошел к тяжелой на вид двери и обратился к Локи:       — Закрой глаза, добрый лучник.       Царевичу ничего не оставалось, как подчиниться. Покупка лука у народа алькеро никогда не была простой передачей серебра продавцу и лука покупателю. Существовала целая церемония, которую злые языки называли «крещением». Народ алькеро жил общиной, никогда никого не пускал на свою территорию и не открывал секрет изготовления чудеснейших луков и стрел. Алькерийцы выстраивали дома, где занимались изготовлением луков, замкнутым кругом, а в центре оставляли небольшой пятачок земли. Там рыли пруд и возводили что-то вроде храма с идолом, изображающим Адоро. На стены вешали ковры с вышитыми сценами из жизни братьев и сестры. Локи многое знал о жизни и быте этого народа, еще о большем догадывался, но никогда еще ему не предоставлялось шанса подтвердить свои предположения. И вот очередная мечта сбылась.       Его взяли под руки и повели через мастерскую. Локи слышал приглушенные голоса и гул работающих инструментов. Его глаза не закрывала никакая повязка, но открыть их он не смел. Любой, кто хоть на мгновение видел быт алькеро, объявлялся врагом этого маленького, но воинственного народа.       — Можешь открыть глаза, — послышалась еще одна команда.       Локи осмотрелся: он стоял около маленького прудика, который можно было при хорошем разбеге перепрыгнуть. На дне блестело серебро и немного золота. Перед прудиком стояла хибарка, ничем внешне не отличающаяся от работных домов. Если не знать, что там идол…       — Ты знаешь правила? — спросил воин нетерпеливо.       Локи кивнул. Правила он, безусловно знал, потому что любой, кто хоть раз слышал о том, как именно покупают лук, уже не мог их забыть — слишком странен был обряд. Лук алькеро нельзя купить. Серебро нужно кинуть в священный пруд, где покупку «крестят». Причем кидать монетки следовало не хаотично, а точно в такт священному рассказу, посвященному доброму духу Адоро и его коварным брате и сестре. Одно предложение — одна монетка, не больше и не меньше. После этого счастливый обладатель смертоносного оружия мог зайти в храм, осмотреть ковры и выбрать себе любое количество стрел. Стрелы считались «приданным» и ничего не стоили.       Алькериец протянул руку. Локи не сразу вспомнил начало обряда: надо было отдать торговцу мешочек с деньгами. Он отложит ту сумму, которую посчитает достойной. Локи отдал отцовские деньги и внимательно следил за тем, как воин, расположившись прямо на земле, вытряхнул на руку монеты и украшения. О честности Алькеро ходили легенды, но Локи все равно не мог спокойно смотреть, как незнакомый ван отбирает украшения, ссыпает оставшиеся в мешочек и затягивает тесьму. Царевич понятия не имел, сколько серебра стоил пресловутый лук, но не сомневался, что не будь он учеником алькерийца, десяток монеток мог превратиться в сотню.       Продавец легко поднялся с колен, взял покоившийся на земле лук двумя руками, сделал пару шагов, остановился у самой кромки воды и снова опустился на колени, держа лук пред собой. Локи его примеру не последовал.       — Я расскажу тебе историю, которая произошла много веков назад, и которую наш народ до сих пор хранит в своем сердце так, будто это лучшая из драгоценностей мира, — воин резко замолчал, отмечая конец предложения. Локи, не мешкая, кинул кусочек серебра в воду. Оно блеснуло в лучах заходящего солнца и опустилось на дно рядом с прочими серебряными монетками и украшениями.       — В старину в царской семье родилась сперва дочь старшая — Биенто, следом за ней появился сын Арболь, а следом за ним второй сын — Адоро.       Локи незамедлительно кинул второй кусочек серебра, причем плашмя, так что он пару раз прыгнул по воде, прежде чем затонуть. Рассказчик на такую вольность не обратил никакого внимания.       — Адоро и Арболь были лучшими лучниками королевства, молва об их славе и успехе не утихала во всех девяти мирах.       Локи поморщился. Уж он то точно знал, что Асгарду не было никакого дела до великих лучников. Чванливые асы редко когда признавали чьих-либо бравых воинов. Они себя считали искусными солдатами, чужие успехи их не волновали.       — Но зависть и злые наветы старшей сестры заставили Арболя пойти на сделку со своей совестью и вызвать брата на поединок, в котором честности было столько же, сколько звезд в полдень.       Рассказчик начал аккуратно опускать лук в воду. Его руки коснулись прохладной воды и застыли, ожидая подношения в виде очередной монетки.       — Адоро принял вызов, надеясь на честную битву, но старший брат обманул его и низверг к своим стопам.       Лук опустился в воду с тихим всплеском. Стайка маленьких белесых рыбок тут же бросилась к нему, в надежде, что это что-то съедобное.       — Арболь не желал смерти брату, а только лишь публичного унижения, но сестра подговорила его, и он пронзил сердце Адоро отравленной стрелой!       Алькериец одним резким движением перевернул в воде лук, распугав всех рыбок.       — Адоро вознесся на верхушку самого высокого ясеня нашего мира и стал со слезами на глазах наблюдать, как коварная Биенто правила его страной, а жестокий Арболь совершал набеги на бывшие ранее дружественными народы.       Локи усмехнулся. Он раньше слышал обрывки легенды, и всегда дивился ее сути: с каких это пор в религии есть только одно божество, помогающее своим подданным, и два злокозненных? Представление у пруда сильно напоминало разыгрываемое чуть ранее на помосте, с той лишь разницей, что это должно было быть короче и гораздо менее нудным.       — Однажды люди, вынужденные сражаться с войсками Арболя, воззвали к Адоро, и он поделился с ними своей силой.       Локи размахнулся и с силой запустил плоскую серебряную монету. Она прыгнула то ли пять, то ли шесть раз, прежде чем опуститься на дно.       — С тех пор люди почитают Адоро; он приходил к избранным во снах и открыл им искусство обращения с луком, и не было для Арболя и Биенто большей напасти, чем последователи культа Адоро.       Рассказчик чуть приподнял лук, так что он оказался на грани воды и воздуха.       — После смерти Биенто и Арболь не оставили в покое мир живых, и вечно они пытаются отклонить стрелы последователей Адоро: коли появляется неожиданное препятствие на пути стрелы твоей — знай, это месть Арболя, а коли сильнейший ветер сносит стрелы, то проказы Биенто.       Локи бросил последнюю монетку в пруд. Рассказчик поднялся с колен, открыл глаза и повернулся к нему, вновь держа лук на вытянутых руках.       — Поэтому, прежде чем сделать выстрел, призови на помощь дух Адоро, добрый лучник, но сделай это так тихо, чтобы коварные Арболь и Биенто не услышали, — он замолк, а Локи принял из чужих рук мокрый лук. Рассказ и сама церемония не слишком-то и поразили его. Он думал, что она будет гораздо красочнее.       — Войди в храм и взгляни на того, кто отныне будет покровительствовать каждому выстрелу, тобою совершенному.       Локи кивнул, осторожно прижал лук к груди, опасаясь, что каким-нибудь неверным движением может обидеть алькерийца. Пока он находится на территории воинственного народа, лук могут в любой момент отобрать.       Храм изнутри был очень темным. Несколько узких окон едва ли давали свет. Локи подошел к центральной фигуре идола, столь уродливой, что преклонять перед ней колени совершенно не хотелось. Он, бог, должен опуститься на колени перед светлым духом? Да, должен. Он предполагал, что за ним следят, а значит, надо соблюдать все правила. Отойдя на два шага от идола, Локи преклонился, положив лук перед собой.       — Адоро, я верю, что ты будешь моим спутником в каждой битве.       Голос звучал фальшиво, но на то была веская причина: ведь на самом деле этот лук не выпустит ни одной стрелы. Его повесят на стену к коврам, шкурам и рогам, и он будет висеть, напоминая о годах ученичества. Локи склонил голову, не зная, как еще следует умасливать идола. Он осмотрелся: стены храма украшало множество ковров, на которых красными и золотыми нитями были вытканы сценки из жизни братьев и сестры. На одном ковре юноши стреляли из луков, на втором женщина восседала на троне, на третьем шла война. Однако ни одно полотно не иллюстрировало самого главного: гибели Адоро от рук брата. Локи обратил внимание на то, что только Адоро изображен на всех коврах одинаково. Это был юноша, немногим старше самого Локи, очень светлый: со светлой кожей, светлыми волосами, голубыми глазами. Опять эти голубые глаза! А вот облик брата и сестры менялся от ковра к ковру. То их изображали брюнетами, то шатенами, то блондинами. Возможно, цвет волос был как-то связан с мифами. А мифов у народа алькеро было множество. Почти все они были посвящены пакостям Арболя с Биенто, от которых страдали благородные ваны. В отчаянии они взывали к Адоро, и покойник приходил на помощь живым. Целиком мифологию народа алькеро не знал никто. Они очень неохотно говорили о своей религии, и даже наставник, с которым Локи виделся почти каждый день, мало рассказывал о знаменитых братьях и сестре.       Царевич поднялся с колен, обошел идола и оказался у длинной лавки, на которой лежали стрелы с самыми разными наконечниками. Они не понадобятся луку, который проведет остаток дней на стене, но не взять ни одной нельзя — у воинов могут возникнуть подозрения. Локи схватил несколько первых попавшихся и уже хотел уйти, как вдруг заметил, что рядом со стрелами лежат маленькие книжки в переплете из телячьей кожи. Заинтригованный, он открыл книжицу на первой попавшейся странице, и увидел знакомую картинку: в луже крови лежал юноша, над которым склонился другой юноша, вытаскивающий из его сердца стрелу. Локи полистал книжку. Она была написана не на языке асов, но, быть может, прочесть её все же удастся. Локи коварно улыбнулся. Красть книгу из священного места он не собирался, ведь за нее можно заплатить. Царевич покопался в складках одежды и сумел-таки закрепить книгу так, чтобы её никто не заметил. Достал кошелек, вынул пару кусочков серебра и положил идолу туда, где, по его расчетам, должен был находиться рот. Обвинить его в воровстве уже будет невозможно, ведь Адоро получил свое. Причем, в отличие от платы за лук, эти деньги он получил лично в руки, точнее, в зубы. Успокоив себя таким образом, Локи направился к выходу.       У пруда все еще сидел его провожатый.       — Ты получил благословение Адоро? — спросил он.       — Думаю, да. — Локи понятия не имел, каким образом должен был получить благословение, но не расстраивать же бравого воина.       — Тогда закрой глаза.       И снова его осторожно ведут под руки. Когда он открыл глаза, провожатого уже не было рядом.       Вечерело. Улицы пустели, приближалось время ужина. Локи повернул было к дому, но потом передумал и свернул в темный проулок. Было еще одно место, куда он хотел заглянуть — лавка по продаже конфектов: ценнейшей сладости, производившейся только в Ванахейме и Мидгарде. В прошедший день царевич был настолько выведен из равновесия, что забыл о своей маленькой слабости, но ничего, момент еще не упущен — серебро все еще позвякивает в мешочке!       В детстве конфекты были желанной наградой. Отец всегда привозил одинаковые красные шарики с орехами внутри, и много лет наследники были уверены в том, что других не существует. Даже если царь брал их с собой на ярмарку, то никогда не водил в лавку сладостей. Когда же место отца заняла троица воинов и Сиф, то покупать сласти стало несолидно. Несколько раз Локи с Тором находили ту самую лавку, но зайти в нее не решались.       Где она располагалась, молодой царевич помнил смутно, но, в отличие от любой другой лавки, эту легко можно определить по запаху. Ни с чем не спутаешь волшебный аромат, источаемый сладостями, разложенными на полках! Локи запомнил его на всю жизнь и узнал сразу, как только оказался рядом с шоколадной фабрикой на Земле. Этот запах прогонял из головы все дурные мысли, а нежный вкус молочного чоколатля приносил незабываемое наслаждение.       Однажды они с Тором долго стояли на улице перед лавкой, не решаясь войти под дружный хохот друзей. Хозяин вышел к ним сам и принялся рассказывать про плод какао, в котором вырастало всего пять рядов светлых зерен бобов. Одно дерево давало в год только четыре плитки дивной сладости, поэтому она и была такой дорогой. Какао-бобы долгое время играли в Ванахейме роль денег, и до сих пор некоторые сделки проходили только с участием если не какао-бобов, то напитка настоящих мужчин — чоколатля — «пенной воды». Мужской напиток готовили десятком способов, смешивали в разных пропорциях какао, сахар, ваниль, перец, корицу, гвоздику — получали самые невероятные вкусы.       У ванов ходило поверье, что если станцевать на шелухе от перемолотых зерен какао, то потерянные жизненные силы вернутся. Также считалось, что темный шоколад способен продлить жизнь почти на четверть, и что едят его только целеустремленные и напористые существа, которые всегда добиваются поставленной цели. Однако царевичи Асгарда темный шоколад не любили, по крайней мере, в тот единственный раз, когда отец привез не красные шарики, а белые, съесть их дети так и не смогли.       Чудесный запах молотого какао витал около искомой лавки. Он ничуть не изменился с тех пор, как Локи бывал здесь в последний раз. Перед царевичем открылись врата Вальгаллы! Разноцветные коробки, стоившие дороже наполнения, покоились на полках, притягивая к себе жадные взгляды. Локи сразу бросился в глаза миниатюрный дворец Асгарда. Сколько же в него могло поместиться конфектов! Должно быть, несколько сотен. А драже, чайных печений, плиток чоколатля, засахаренных орехов!.. Глаза разбегались от великолепия разноцветных оберток, от ярких этикетов с самыми невероятными картинками. Мешочек с серебром приятно позвякивал на поясе, давая волю фантазии. Вокруг столько всего неимоверно вкусного, наполненного самыми разными начинками! Когда-то все началось с тертого миндаля — пралине, теперь же начинкой могло быть все, что угодно, даже алкоголь.       — Не пропусти ни в коем разе новинку — белый чоколатль!       Локи вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял хозяин лавки: толстый невзрачный ван, от которого пахло какао и орехами. Его самого хотелось съесть — такой аппетитный запах шел от его рук.       — А белый чоколатль существует? — недоверчиво спросил Локи: в его представлении даже выпаренное молоко не могло сделать чоколатль белым.       — Все существует в этом мире по воле Фрейи и Фрейра! — хозяин взял его под локоток и отвел к соседнему прилавку. — Вот скажи мне, из чего состоит плитка чоколатля?       — Какао-порошок, какао-масло, сахар? — предположил Локи.       — Совершенно верно, молодец! — хозяин похлопал его по плечу. — Сразу видно, что ты образованный и очень любишь конфекты. Ну так угадай, чего не хватает этому чоколатлю?       Он открыл дверцу резного шкафчика и аккуратно достал тонкую белую плитку. Локи был уверен, что эта плитка не имеет никакого отношения к чоколатлю, у нее даже запах другой, но не огорчать же хозяина своим невежеством.       — В ней нет какао? — предположил он наугад.       — Разумеется! — хозяин громко зааплодировал, восхищаясь сообразительностью покупателя. — Какой же ты умный, Рото!       Локи отступил на шаг. Откуда этот ван знает его псевдоним? Хотя за последние два дня такое количество торговцев задавали стандартный набор вопросов… Неудивительно, что весть о нем уже разнеслась по всей ярмарке: слишком много всего он покупал да еще и говорил вчера на языке ванов.       — Здесь только сахар, какао-масло и молоко, — хозяин отломил кусочек. — Попробуй, тебе понравится! — он буквально силой впихнул в рот гостю маленький кусочек чоколатля. Локи жевал медленно, стараясь насладиться новым вкусом. Молочные плитки были, безусловно, вкуснее, а черные, безусловно, гаже. Царевич осмотрел разноцветные обертки конфектов. Взгляд его зацепился за портрет одноглазого старца, в котором он с трудом узнал собственного отца.       — Что это за конфекты? — Локи кивнул в сторону Одина.       — Это самые замечательные конфекты! Они называются «Короли миров», — хозяин зачерпнул горсть и высыпал на столик. — Их лучше всего раскупают вот уже целое столетие. Смотри, Рото, и не отвлекайся. Ньёрд и Нертус — правители Ванахейма, Суртр и Синмара — Муспельхейма, Один и Фригг — Асгарда, Хельхейма — Хель, а Ётунхейма — Лафей!       Локи скептически смотрел на расплывчатые изображения. Он с трудом узнавал названных правителей, хотя видел всех воочию и даже знал, с каких именно портретов срисовывал безымянный художник. Цари были столь сильно стилизованы, что узнать их можно было только по каким-то отличительным чертам.       — А в остальных мирах не монархия, поэтому тут просто жители, — хозяин сунул под нос Локи конфекты с изображениями людей, турсов, цвергов и фей.       — Очень красиво, не правда ли? И очень дорого! — хозяин явно гордился своим изобретением. — А вот еще ограниченная серия, специально для коронации его венценосного высочества. Смотри.       Локи уже и сам, без подсказок, нашел братца: узнать его, правда, можно было только по светлым волосам и молоту. Он сурово смотрел на того, кто желал его съесть.       — Чехарда тогда случилась, — жаловался купец. — То Тор на троне, то не на троне, то Локи на троне. Ужасно неудобно. Представь, каково это: рисовать этикеты вручную! — он помахал пальцем перед носом гостя, словно он лично раскрашивал этикеты, а не его помощники. — Только нарисовали Тора, подготовились к коронации, как надо уже рисовать Локи. Мы совсем с ног сбились. А потом вообще катастрофа произошла, и кто теперь на троне, кого теперь рисовать? А, может, Тор уже женился, а мы не нарисовали его жену и не придумали ей новый вкус — непорядок это!       — У тебя есть конфекты с Локи? — перебил младший царевич.       — Есть, — кивнул хозяин, довольный заинтересованностью покупателя. — Тебе показать?       — Я их возьму. Все, — безапелляционный тон не допускал возражений. Локи не мог позволить, чтобы конфекты с его изображением попали в рот кому-то недостойному. — Наполни Асгард, — он указал на упаковку в виде дворца, — всем, кроме черного чоколатля, — он высыпал на стол оставшееся серебро. Стоило узнать цену и поторговаться, но чоколатль Локи любил всем сердцем и готов был платить за него столько, сколько потребуется.       — Какой хороший юноша! — хозяин бросился исполнять заказ.       После этой покупки о нем точно заговорит вся ярмарка: такое количество конфектов и чайных печений стоит больше, чем бриллиантовое колье для Берканы. Коробку собирали очень долго. Хозяин не мог сам набрать конфекты, он подходил к Локи каждый раз, показывал размалеванные птицами, животными, непонятными символами этикеты, рассказывал, какая начинка под оберткой и уточнял, сколько именно класть в коробку. К концу сей процедуры Локи уже жалел, что доверил это дело хозяину, а не самостоятельно набрал понравившихся конфектов: все равно он не мог запомнить, чем они отличаются друг от друга.       На постоялый двор он вернулся поздно. Отца еще не было, и когда он придет, юный бог не имел ни малейшего представления. Несмотря на то, что Локи весь день ничего не делал, чувствовал он себя вымотавшимся. На ужин идти не хотелось, сколько еще придется ждать отца, неизвестно. Он бросил покупки на пол около кровати и тяжело опустился на нее. Нет, на ужин он сегодня точно не пойдет. Легким движением руки царевич включил масляную лампу. Ему очень хотелось лечь в постель, и он так и поступил бы, если бы комната принадлежала только ему. Отец может вернуться в любой момент, а встречать его лежа… Локи опустил голову на сложенные руки. Непривычно ему было жить с отцом, вставать вместе с ним, одеваться при нем. Такого даже в детстве не было. Он всегда видел царя Асгарда при полном параде, и сам всегда щеголял только в лучших одеждах. А тут… Но не ожидать же чинно в кресле, попивая… Да тут и нечего попивать. Локи с трудом встал и принялся разоблачаться. В конце концов, это его комната в той же мере, что и отца. Он имеет право находиться в ней в том виде, в каком сам пожелает. Локи достал легенды об Адоро, лег в постель и поднял кульки с купленным добром. Разбирать их лень, но отец рассердится, если увидит их на полу. Локи положил покупки рядом с собой, ближе к стене, и достал упаковку конфектов. Тех самых, которые изображали правителей других миров. Каков же на вкус Суртр? Локи аккуратно развернул разноцветную обертку, расправил её, положил на тумбочку. Он не знал, зачем так поступил: раньше, когда конфектов почти не давали, обертки были ценностью — они сохраняла запах заморской сладости. Сейчас же обертку можно смять. Но Локи не мог: сила привычки, да и Суртр не настолько слаб, чтобы сминать его двумя пальцами. Локи отправил в рот вафельного правителя Муспельхейма и вытащил наугад еще один конфект. Лафей. Царевич вздрогнул: он был нарисован таким, каким Локи его и запомнил. Полуетун аккуратно развернул сладость с той стороны, где была голова ненавистного настоящего отца, и резко откусил кусочек. На глаза выступили слезы: в начинку был добавлен перец, призванный улучшать вкус. Ётун Локи совсем не понравился, но он мужественно доел его. Смять обертку так и не решился.       Некоторое время спустя дверь отворилась, и в комнату вошел Один. Локи настолько увлекся сказаниями, что даже не сразу понял, что отец вернулся и надо бы его поприветствовать как подобает.       — Можешь не вставать, — Один заметил его резкий порыв. — Ты устал, скупая половину лавки сладостей.       Локи вздрогнул, словно от пощечины.       — Ты следил за мной? — спросил он тихо, стараясь сдержать мгновенно вспыхнувшую ярость — а он то думал, что его таки оставили одного без прислужников!       — Нет. Я думал, что ты вчера скупишь все конфекты этого мира, но ты поступил иначе. Сегодня я решил напомнить тебе о них, но опоздал, — в руках отец держал упаковку с теми самыми шариками, которые Локи помнил всю жизнь. Как неловко вышло! Царевич перевел взгляд с кулька на коллекцию фантиков, покоившуюся на прикроватной тумбочке. Их было больше десятка. «Отцу это не понравится» — пронеслась в голове паническая мысль, которая тут же была сметена другими. Он не ребенок, которому взрослые могли запретить есть сладкое. В конце концов, он сам его купил, пускай и не на свои деньги. Мелькнувшее чувство стыда исчезло, а вот чувство вины никуда не делось. Локи чувствовал себя также, как когда отец поймал его на воровстве тех самых конфектов из своих личных апартаментов. Хотя сейчас ничего противозаконного он не делал, ему все равно казалось, что что-то неправильно: он должен не покупать сласти, а униженно брать их из чужих рук.       — Не ешь их в таком количестве, — царь взял верхний фантик, пристально разглядывая Нертус. — В конце концов они надоедят тебе и перестанут быть источником наслаждения.       — Запрет? — улыбнулся Локи, с привычной для последнего времени непокорностью доставая очередной конфект.       — Совет, — отозвался отец, садясь на кровать. Локи чуть отодвинулся к стенке, словно вокруг царя Асгарда витало какое-то непроницаемое облако, которого страшно касаться. Происходящее было дико, неприятно и непривычно: даже когда царевич потерял сознание во время урока, отец стоял рядом с кроватью, не касаясь её. И вот теперь, словно обычный ас, Всеотец сидит рядом и с интересом разглядывает фантики. Немыслимо!       — Раньше таких не было, — Один остановился на фантике, посвященном себе.       — Я слышал, это новинка, — откликнулся Локи, заставляя себя отправить в рот очередную сладость.       — Ясно, — царь Асгарда добрался до изображения Фригг. — Красиво они её изобразили. И какие же самые вкусные?       — Твои, конечно, — тут же польстил Локи.       — Мои, говоришь? — Один легким движением руки достал из коробки конфект с собой. — Стоит попробовать. И с чем же меня делают?       — С миндалем, — царевич удивленно наблюдал, как отец, разорвав фантик, отправил конфект в рот. Но ведь царь Асгарда может только дарить сладости, а не есть!..       — Вкусно, — Один долго пережевывал себя, смакуя. — Я смотрю, ты тут тоже есть.       — Меня мало, — Локи отодвинулся чуть дальше к стене, сдвигая скрипучие свертки.       — Фундук маме идет, — заметил Один, сминая обертку с изображением Фригг.       Локи едва скрыл отвращение: он сам не смог съесть ни одного конфекта с изображением матери. Они так и лежали на тумбочке: открытые, не надкушенные. А отец с такой легкостью съел два подряд!       — Конфекты стали вкуснее за последние триста лет, — кивнул Один, кладя на тумбочку растерзанные фантики.       — Те, которые ты покупал, у меня тоже есть, — Локи покопался в кульках и продемонстрировал ярко-красные шарики. — И не только они.       Он повернулся на бок и зашуршал кульками, выискивая маленький незатейливый сверток.       — Ты любишь это, верно? — Локи протянул смесь табака и гвоздики.       — Ты прав, люблю, — отец силой мысли поджог кретек. В Ванахейме курили все: и взрослые, и дети, и чуть подросшие младенцы. Локи хорошо помнил, как они с Тором выпросили себе кретек чуть не в первую же поездку, но удовольствия от курения не получили, зато чувствовали себя после этого не слишком хорошо. Все ваны наперебой утверждали, что он поднимает настроение, дает жизненную силу, а главную его составляющую — масло гвоздики — использовали при легочных заболеваниях. Локи смутно помнил, как в раннем детстве его простуды пытались лечить дымом — ничего не вышло. Зато при зубной боли гвоздика и правда помогала. Локи приподнялся на локтях и закурил, подражая отцу. Приятный вкус чоколатля во рту мгновенно сменился на зловонный дым.       — Проклятье! — царевич выплюнул кретек, даже толком не распробовав: во рту царил Суртр, а горло болело, словно при простуде. — Я думал, что вырасту и пойму, почему местное население от него в восторге. Но нет, вкус не изменился.       — Ты пьешь здешний переслащенный чай, горький чоколатль и несъедобный кофе, — усмехнулся Один, наслаждаясь треском, доносящимся из кретека — частички гвоздики взрывались при курении, — но не можешь насладиться настоящим табаком с гвоздикой?       — Видимо, твой вкус изысканнее моего. Ты же истинный бог, — улыбка стала на мгновение горькой, но это была не более, чем игра. — Нет уж, кретек — тебе, конфекты — мне, — Локи засунул в рот очередную сласть, чтобы заесть мерзкий привкус.       — Ты мог бы угощать нас ими постоянно, но не угощал. Почему? Потому что они дорогие или вредные?       — Нет, — Один пустил дым колечками, которые превратились сперва в квадраты, потом в треугольники. — Конфекты были для вас неиссякаемым источником наслаждения. Но все приедается со временем. Если бы вы ели их свободно, то однажды пришел бы день, когда они перестали бы приносить радость. Однако я вижу, что им до сих пор нет равных, — Один бросил многозначительный взгляд на кульки.       — Да. Я купил все виды, — резко отозвался Локи, собираясь защищать свое богатство.       — Как ты можешь их есть, не запивая?       — За водой надо пойти, а для этого надо встать.       — Ясно. Что читаешь? — Один взял в руки книгу, отодвигая кретек подальше: вырывающиеся из кретека крупицы гвоздики могли нанести непоправимый вред переплету. — Легенды об Адоро. Откуда они?       — Купил у бога, — честно ответил младший царевич. Он не хотел врать. Только не в этот престранный вечер.       — Узнал что-то интересное? — Один нашел страницу с иллюстрацией и принялся внимательно изучать двух юношей и девушку, мало похожих друг на друга.       — Подробности, — Локи развернул Тора и откусил ему голову. Внутри было что-то вроде сгущенки, которую он не особенно любил. — Тетива лука Адоро красного цвета, в левой руке он держит всезамораживающий посох, который на его жаркой родине был страшным оружием. Его основные цвета: голубой и желтый, у него вся одежда в них, — Локи перевел дух. — А ты разве этого не знал?       — Я не интересовался легендами о нем, — Один закрыл книгу и отложил её на тумбочку. Встал с кровати и направился к двери.       — Ты куда?       — За морсом, — Один не обернулся.       — Прикажи принести его сюда, — попросил Локи.       Отец коротко кивнул и вышел. Локи откинулся на подушки, едва не кашляя от дыма, который, за неимением нормальных окон, клубился прямо по комнате. Во рту он ощущал сладость, но не от конфектов. Все это было настолько непривычно. Отец никогда так себя с ним не вел. Да и он не позволял себе никогда ничего подобного. Как в обычных семьях. Слишком интимно, слишком близко, совсем не по-царски. Локи потянулся к коробке и высыпал себе на грудь несколько конфектов. Отец прав — они быстро приедятся, но как остановить себя? Попался он сам, Суртр, Хель и две феи. Интересно, что бы это могло значить?       Он положил себя в центр, с двух сторон расположил фей и теперь думал, справа или слева место властительницы мертвых? Так и не найдя доводов «за» и «против», он уже хотел было поменять себя и Хель местами, но тут вернулся отец. Локи с удивлением смотрел, как он собственноручно поставил на прикроватный столик графин с красным морсом и пару бокалов.       — Пей.       Локи залпом осушил свой, наблюдая, как отец разбирает постель. Нет, все это неправильно! Вчера Один до полночи беседовал с хозяином гостиницы, так что Локи, огорошенный возможной казнью, лег и погасил свет до прихода отца. Сегодня утром он проснулся поздно, когда отец уже встал, и вот теперь он вынужден будет смотреть на то, как бог переодевается? Нет, это было выше его сил. Преодолев сонливость и лень, Локи встал и, не говоря ни слова, направился к выходу.       — Ты куда? — голос отца был удивленным.       — Здесь накурено. Мне нужен воздух, — он выскользнул за дверь, лишь краем уха расслышав просьбу о скором возвращении и напоминание о завтрашнем раннем подъеме.       Локи прошел в общую комнату. Постояльцев почти не было, так что наблюдать не за кем. Внутренний дворик утопал в зелени, но сидеть там ночью неприятно. Так и не найдя себе достойного занятия, Локи вернулся в комнату, надеясь, что отец уже спит. Тот действительно лежал в постели, его грудь мерно поднималась и опускалась под тонким покрывалом, хотя царевич не был уверен, что Один не притворяется для одному ему известных целей. Смотреть на спящего отца было донельзя странно — первый и единственный раз таким Локи видел его во время Сна, немногим более года назад, но тот сон был страшен тем, что разбудить Всеотца возможным не представлялось; сейчас, наоборот, полуётун старался издавать как можно меньше звуков, устраиваясь на своей постели и извлекая из кулька очередные конфекты. Не погашенная масляная лампа сияла тусклым светом, давая возможность продолжить прерванное занятие. Стараясь не сильно хрустеть фантиками, Локи открыл книгу и углубился в чтение. Читал он до глубокой ночи, с трудом переводя полунезнакомые слова. Небо начало светлеть, когда он перелистнул последнюю страницу. Лампа слабо мерцала в темноте, почти не прогоняя мрак. Гасить её тоже было лень, и Локи забылся легким сном, надеясь, что конфектная сладость этого дня распространится и на день завтрашний.