Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Беркана застыла в немом удивлении, будучи не в силах понять, что вызвало в душе бОльший диссонанс: то, что перед ней стоит невеста гордого и неприступного Локи, или то, что она с самого начала не поняла, кем является это прекрасное создание. Ведь только невесте бога может принадлежать такое совершенное тело, такой медовый голосок, такие грациозные движения, такой пьянящий запах. Только царевне Ванахейма, никому другому во всех Девяти Мирах.       — Ваше высочество… — благоговейно пролепетала Беркана, нелепо склоняясь перед царственной особой.       Спина плохо гнулась, поклон получился неуклюжим, недостойным такой красавицы. Восторг и удивление сменяли друг друга со скоростью света, буря чувств и эмоций мешала думать, дыхание сбивалось, а перед глазами плясали черные точки, похожие на мух. Беркана забыла обо всем на свете, даже о том, что в Ванахейме испокон веков не было ни царей, ни царевен.       — Вы-со-чес-тво, — медленно, словно пробуя слово на вкус, проговорила девушка. — Нет, вовсе нет. Я не царевна. Пока что. Он царевич.       — А кто ты? — с придыханием спросила Беркана, слегка подавшись вперед. Ее единственный зрячий глаз открылся шире, она старалась подметить каждую деталь, присущую божественной деве, чьи волосы в очередной раз фантастически красиво сменили цвет.       — Алоизетта. Мое имя Алоизетта. — Беркана, будто находясь под гипнозом, мысленно повторяла про себя невероятное имя. Божественное имя. Оно полностью соответствовало блистательной деве и даже делало ее еще краше!       — Беркана, — с трудом выпалила магиолог, не дожидаясь встречного вопроса.       — Бер-ка-на, — по слогам повторила девушка, слегка прикрыв глаза и улыбнувшись, как жмурятся кошки на солнышке в погожий летний день. — Красиво имя. — Богиня смотрела на поселенку с такой теплотой, что та растаяла под взглядом волшебных глаз.       — Твое краше! — с уверенностью выпалила она.       Незнакомка лишь улыбнулась, и от ее улыбки солнце засияло ярче, а птицы запели громче. Дочь Одина потеряла нить разговора, как, впрочем, и себя в этих лазурных омутах. Она была смущена и совершенно сбита с толку сложившейся ситуацией. Ей хотелось встать на колени и вечно любоваться неземным совершенством. Даже изнуряющая жара Ванахейма уже не казалась обжигающей, как угли в ярко горящем костре, а воздух — удушливым.       — Ты живешь неподалеку? — спросила Беркана, с трудом отрывая взгляд от Богини и ища глазами роскошный дворец хотя бы на горизонте.       — Я живу в бездне, — с трудом выговорила Алоизетта и нахмурилась, видимо, не удовлетворившись своим произношением — от одного недовольного изгиба бровей на небе появились серые облака.       — Где??? — удивленно переспросила Беркана, враз изменившись в лице.       Алоизетта наморщила лоб.       — Я не знаю, это как правильно по-асгардски. Локи — хороший учитель, обучил меня его языку, хотя я до сих пор много не знаю и не понимаю. Он говорил, что мой мир — «Без-дна» на вашем.       — Бездна? — еще раз переспросила Беркана. — Так ты не из наших миров, не из Ванахейма? — Дочь Одина выглядела не просто удивленной, а обескураженной.       — Ва-на-хм? — Незнакомка похлопала ресницами в недоумении. — А, Ванахейм, да, он говорил мне. Ванакм — мир его отрочества.       — Ничего не понимаю, — Беркана помотала головой, пытаясь собрать в уме те немногое факты о Бездне, что были ей известны. — Ты его невеста. Из Бездны. То есть ты из миров, находящихся под Асгардом? По другую сторону Асгарда?       Алоизетта снова нахмурилась, плохо понимая сбивчивую и быструю от переизбытка эмоций речь Дочери Одина, которая уже не знала, что и думать. Перед ней стояло воплощенное совершенство прямиком из Бездны. Прибывшее в Ванахейм оттуда, откуда никто и никогда не возвращался живым. О Бездне ходили мистические, страшные слухи, которые мог подтвердить или опровергнуть только Локи, но он молчал. И неужели именно ей, магиологичке, отверженной, преступнице доведется узнать тайну, за которой асы с невероятным упорством охотились тысячелетиями? А Локи, неужели он скрывал ото всех свою невесту из страха, что ему не позволят на ней жениться? Поэтому даже Фену не могла его соблазнить! Он хранил себя для той единственной, которая краше любой звезды на небе, любого алмаза, сокрытого в шахте!       — Расскажи, как вы познакомились. Пожалуйста, — попросила Беркана, садясь на траву и разоблачаясь: сейчас, когда первое впечатление прошло, она снова почувствовала жар Ванахейма, нестерпимый для плотной многослойной защитной одежды. Алоизетта осталась стоять и тем самым стала еще больше походить на сошедшую с небес богиню.       — Мы знакомились два года назад, — начала она рассказ, напоминавший балладу — такими мелодичными, плавными и нежными казались слова грубого языка асов, срывающиеся с ее мягких губ. — Мой отец обнаружил его, раненного и побитого, в горах. Умирающего. Он слабо дышал, его глаза были закрыты, изо рта капала кровь. Но он был очень красив. Мил. Обаятельный. Привлекательный. Я влюбилась в него сразу, а папа его вылечил. Он его очень долго лечил. Прошли большие дни, пока Локи открыл глаза и заговорил. Он с болью ел, тяжело пил. Но он был очень красивый. Несколько месяцов болел. Страшно. Долго. Я его кормила как птичку. Кормила как… как… как… воро… воробышка. Он ел мало. Потом больше.       — А потом? — спросила Беркана, в красках представляя себе израненного, беспомощного Локи. Ведь он упал в Бездну с моста вместе с Лафеем. Быть может, они оба попали в один мир. Быть может, царь етунов еще жив и по-прежнему угрожает ее родному Асгарду. Однако эта тревожная мысль, не задержавись в перегретой голове, растворилась под напором чарующего голоса.       — Потом он стал вставать, — Алоизетта говорила медленно, с трудом подбирала слова, но Беркана уже почти перестала это замечать, увлекшись рассказом. — Он не понимал меня. Я не была врагиней, а он не понимал. Он научил меня своему языку. Он простой. Простее нашего. Я его во всем помогала. Учила ходить, и дышать, и бегать. Все учила. Три месяцев. Он окреп. Стал сильным. Влюбился в меня. Стоял на коленях. Я гладила его волосы и слушала его рассказ.       — Кто стоял на коленях? — переспросила Беркана, не веря своим ушам. — Локи стоял на коленях?       — Да, — утвердительно кивнула Алоизетта. — Стоял. Положил голову мне на колени. Я его гладила много дней и ночей.       — Локи? — Беркана смотрела неверующе. — Подожди, он стоял вот так, — она быстро встала на колени и почувствовала, что только так и дОлжно стоять перед столь великолепной девушкой и никак иначе. — Вот так стоял? Локи?       — Да, так. А я его так, — Алоизетта нагнулась и мягко провела рукой по голове Берканы. От ее рук исходил тонкий успокаивающий аромат, а прикосновения напоминали материнскую ласку. На мгновение Беркана забыла о том, где и с кем находится — ненавистный образ матери, который она так давно гнала прочь, отвлек ее.       — Он бедный и несчастный. Он мне испове… исп… рассказывал о своих родителях. Отец его не любит. Он изгнанник. С ним поступили несправедливый. Никто не любил, кроме матери. А он всегда хотел как лучше. Хотел признания, а ему во всем отказали. Не любили, не жалели, хотели убить. — Красавица печально покачала головой, из-за чего солнечные лучи заплясали яркими искорками на ее волосах.       — Ты уверена, что говоришь о Локи? — нахмурилась Беркана. — О Локи, царевиче Асгарда?       Одинсдоттир не могла поверить в то, что слышала собственными ушами. Локи мог вести себя подобным образом только в случае помрачения рассудка. Сильный, гордый, жесткий — такими эпитетами она награждала его про себя, но она никак не могла представить его мягким, а уж тем более нежным. Быть может, при падении он слишком сильно ударился головой? Тот сын Одина, которого она знала, не мог стоять на коленях даже перед такой красивой и волшебной девушкой. И уж тем более не мог жаловаться на свои горести.       — Да, я о Локи, — уверенно подтвердила Алоизетта. — Именно о Локи. Почему ты спрашиваешь?       — Как он выглядит? — решила уточнить Беркана. — Опиши своего Локи.       — Он красивый. Симпатичный. Забавный. Красноговорящий.       — Внешность! — воскликнула в нетерпении Дочь Одина. — Глаза, волосы, рост, телосложение?       — Волосы привлекательные. Глаза лучистые, — с восторгом в голосе ответила Алоизетта, глядя на небо, по которому не спеша плыли облака. Не было сомнений в ее искренней привязанности к Локи. Только вот явно не к тому, которого знала Беркана.       — Цвет! Опиши цвет, — мягко попросила магиолог.       — Цвет? — удивленно переспросила красавица. — Цвет? Зачем? Темный. Почти серый. Темный.       Беркана сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Даже легкое раздражение не могло задержаться надолго в сердце, когда рядом стояло совершенство, так по-детски наивно хлопающее глазами.       — Ладно, а что было дальше? — решила сменить тему асинья. — Он рассказал о родителях?       — Мне было его ужасно жалко, — глаза Алоизетты тут же ярко зажглись огнем любви, словно кто-то чиркнул спичкой в беспросветной тьме Бездны. — Я очень жалела его. Хотела мстить. Убить его отца. Он несправедливый. Плохой отец. Не имеет прав так поступать со своим сыном. Сам же взял. Сам.       — Родил, — тихо пробормотала Беркана, автоматически исправляя самые жуткие ошибки. — Надо говорить «родил», «породил».       — А, родил, — покорно повторила Алоизетта. — Я месяц учила твой язык. Локи много говорил на нем. Он хороший учитель. Он решил жениться. А потом случилась беда. Я думала, он умер, распался на кусочки. Маленькие, которые не нашли. Я хотела отомстить его отцу. Он его обижал. Я хочу увидеть Асгард, я долго хотела, и мне удалось. Я почти в Асгарде.       — А как ты поняла, что я из Асгарда? — резко спросила Беркана — слишком подозрительной казалась ей эта случайная встреча.       — Ты в одежде Локи, — кивнула Алоизетта на валяющуюся в траве верхнюю накидку. — В одежде Асгарда.       — А, ну да, — небрежно кивнула Беркана. Давно она не чувствовала себя настолько глупо. Совершенство точно ее обманывало. Не мог Локи ни перед кем стоять на коленях, это абсолютно не в его стиле, он скорее поставит на колени окружающих, но если незнакомка говорит не о Локи, то откуда знает об одежде? Логисты в ней не ходят, ее надевают только в самом поселении и то исключительно при проведении опасных опытов. А, кроме того, царевичи носят ее беспрестанно. Алоизетта могла перепутать Локи и Тора. Старшего царевича Беркана видела только мельком, но не могла представить, чтобы этот жизнерадостный богатырь жаловался на жизнь.       — Локи в Асгарде, — сказала она, наконец, приняв единственно верное, как ей казалось, решение. — Я могу тебе его показать. Хочешь?       — Да! — воскликнула Алоизетта и резко бросилась на шею Беркане. Магиолог не ожидала столь бурной реакции, Она неловко упала на спину прямо в ванахеймскую траву, полную противных насекомых и ядовитых змей. Ну да вовсе не о змеях она думала, вдыхая аромат шелковистых волос незнакомки, слушая ее прерывистое дыхание и путаные слова благодарности. Прижав драгоценную ношу к самому сердцу одной рукой, а другой сжав отброшенную ранее накидку, Беркана перенеслась обратно в Асгард.               Сиф не могла припомнить, когда в последний раз чувствовала себя настолько неловко и не на своем месте. Получив неожиданное приглашение в Фенсалир, она посчитала, что царице требуется помощь, связанная с воинским искусством или физической силой. Такое уже не раз случалось: Фригг полностью доверяла будущей невестке и иногда вызывала для выполнения поручений разной степени деликатности. Но в этот раз вышло иначе. В царских покоях ее радушно встретила Фригг в слишком открытом и легкомысленном платье, какого раньше никогда себе не позволяла, по крайней мере, на публике. На ее коленях примостился белоснежный подарок ванов, который Сиф привыкла считать не наперсницей царицы, а шпионкой, поэтому недолюбливала. Рядом сидела Фула в не менее открытой одежде, но с каменным выражением лица. Объяснением такой немыслимой вольности могла служить невыносимая жара, палящая без пощады — явление столь редкое в Асгарде, что легковерные поговаривали о коварных кознях Суртра или Синмары. Воины Асгарда в такую погоду не могли тренироваться, и только немногие, вроде Сиф, прекрасно переносящей жару, провели утро на осиротевшей площадке. Однако утро кончилось часа два назад, и теперь вместо заслуженного отдыха ей предстоял крайне неприятный разговор с царицей и ее наперсницей, который Сиф с удовольствием перенесла бы на более позднее время, а, может быть, и совсем забыла как ночной кошмар. Если от Фригг Сиф примерно понимала, чего ждать, то Фула была темной лошадкой. Воительница не могла вспомнить и десяти личных встреч с сестрой царицы. Молчаливая, мрачная Фула ни с кем во дворце не сводила близкого знакомства. Ходили слухи, что в свое время Один создал Тень по ее образу и подобию, но это была неправда: Тень появилась задолго до замужества Фригг и развоплотилась, превратившись в воспоминание, когда Тору исполнилось четыреста зим. Сиф еще в детстве интересовал немаловажный вопрос: как вернуть Тень к жизни? Может, смертельно оскорбить? Воительница была готова рискнуть собственной головой и проверить, что будет, если оскорбить тень Одина, но она не знала, как это сделать, не разгневав самого Одина.       Однако сейчас она стояла не перед царем Асгарда, которого хорошо знала и чьи приказы была обязана выполнять, а перед царицей, мысль об оскорблении которой была еще опаснее, чем об оскорблении Тени. Официально Фригг была просто женой Всеотца и хозяйкой Фенсалира, по сути — двуличным умным политиком, всегда блюдущим свои цели. Кому, как не Сиф, было знать, насколько мертвенно холодна и неприступна в душе внешне радушная и привлекательная царица.       Сиф осталась стоять перед столом, несмотря на то, что и Фула, и Фригг несколько раз предлагали ей сесть рядом с ними.       — Через месяц пройдет церемония твоего совершеннолетия, — произнесла Фула без какого-либо предисловия, осматривая воительницу взглядом голодного хищника.       — Да, пройдет, — безразлично кивнула Сиф, отвечая взглядом полусытого хищника. Совершеннолетие для нее почти ничего не значило. Она давно ушла из родительского дома, жила во дворце и сама решала свою судьбу. С совершеннолетием те права, которые она забрала боем и силой много столетий назад, будут вменены ей в обязанность.       — Твое совершеннолетие — первый шаг на пути к браку с моим сыном, — напомнила Фригг о некоторых давнишних договоренностях. Сиф только неопределенно передернула плечами и тяжело вздохнула. Брак с Тором ей давно обещали, почти с самого детства. Она всегда знала, что станет царицей Асгарда, только вот Тор об этом не догадывался и стремился к кому угодно, только не к ней. Сколько у него было любовниц, Сиф боялась себе представить, но ни к одной из них он не испытывал теплых чувств, они были лишь несерьезным мимолетным увлечением, зачастую навеянным крепким асгардским элем. Не то, чтобы Сиф жить не могла без любви, ей бы хватило и крепкой дружбы, но сама мысль о браке угнетала суровую воительницу. Сейчас она была свободна и могла делать все, что пожелает; как только выйдет замуж, от нее потребуют наследника и исполнения обязанностей царицы. Она потеряет ту пьянящую свободу, невероятное чувство вольности, которое было доступно ей сейчас, и которое она так не хотела утратить. Фригг достаточно недвусмысленно намекала, что именно Сиф придется стоять за плечом мужа и помогать ему в государственных делах, незаметно направлять на путь истинный. Подобная участь совсем не привлекала воительницу, жаждущую крови. Она бы с удовольствием нашла Тору лучшую партию, но не знала, кого выбрать. Большинство богатых кланов жаждали породниться с царской семьей, но выделять из них кого-то одного Один не желал, а законы Асгарда строго запрещали иметь больше трех-четырех официальных жен. Сиф предстояло стать шпионом Фригг, Локи — шпионом Одина. В честном бою Сиф с легкостью одолела бы его, но Локи не знал, что такое честность, а подковерные интриги никогда не интересовали лучшую воительницу Асгарда.       — Когда наша свадьба? — спросила она как бы невзначай.       — Это не имеет значения. Мы можем объединить две церемонии, можем немного подождать. Я лишь хотела сказать тебе, что скоро надо будет сделать официальное заявление.       — И правильное заявление, — добавила Фула таким тоном, что Сиф передернуло. Слишком много слащавого притворства неприкрыто звучало в ее голосе.       — Скажите мне, что делать, и я сделаю, — бросила Сиф чересчур резко. Мысленно она сражалась с Фулой на копьях и неизменно выигрывала. В реальности Фула сидела напротив нее и подавляла одним своим надменным видом.       — Пока — ничего, — одобрительно, но в то же время величаво кивнула Фригг. — Тор в ближайшее время поедет в Мидгард и, возможно, вернется не один.       — Смертная, — пренебрежительно фыркнула Сиф. — Он и в самом деле хочет жениться на ней?       — В самом деле, — подтвердила Фула с ничем не прикрытым неудовольствием. — Я говорила с ним откровенно. Он хочет сделать ее своей женой.       — И царицей?       — Нет.       — Слава Иггдрасилю, — У Сиф камень с души свалился. С Тора сталось бы устроить проблемы всем своим родным и близким и заявить, что царицей мира богов станет немолодая женщина из бренного мира смертных.       — Их свадьбу проведем после твоей, — продолжила Фула. — Смертная может стать только второй женой, но никак не первой.       — Зачем вообще церемония? — искренне удивилась Сиф. — Смертная не может просто сюда переехать?       — Тору хочется свадьбу, — пожала печами Фула. — Зачем отказывать моему любимому племяннику в такой малости? Или тебе претит сама мысль о смертной?       — Нет, — угрюмо буркнула Сиф. Можно подумать, что даже если бы она была сильно против, ее мнение играло хоть какую-то роль.       — Ну вот и хорошо, — Фригг встала. — Я рада, что мы так хорошо понимаем друг друга, Сиф.       — А уж я-то как рада, — натянуто и как-то совсем фальшиво улыбнулась в ответ воительница, нервно сглатывая под пронзительным взглядом Фулы.              — Не хочешь наперегонки? — заговорщицки предложил Локи Тору, гарцующему подле отца.       — Нет, не сейчас, — отмахнулся бог грома и с плохо скрытой завистью посмотрел на новую лошадь Локи. Красивая, сильная, выносливая. Ему самому, якобы любимому сыну, отец уже около ста зим не покупал ванахеймскую лошадь, а как блудный братец вернулся, так ему сразу же посыпались царские подарки.       Тор не ожидал, что о его тайной поездке в Мидгард узнают родители. Скользкий братец отрицал свое предательство, да и смысла ему не было ни во что посвящать отца. Только вот никто другой не знал о поездке. Тор терялся в догадках, но сделать ничего не мог: отец ясно дал понять, что в курсе всего и не возражает.       — Если ты считаешь, что поступаешь правильно, я препятствовать не буду, — глубокомысленно изрек он вместо привычной бурной тирады, которую так ждал Тор, а потом объявил, что отправляется в поселение отверженных вместе с сыновьями, но без супруги. Тор удивился, но виду не подал.       Поскольку царская семья выезжала из столицы официально, понадобился целый кортеж, который провожали тысячи любопытных асов, сгрудившихся весьма внушительной толпой у главной дороги. Тор чувствовал себя омерзительно: он привык к тому, что толпа ликует, когда он торжественно возвращается с победой в окружении бравых воинов, а вовсе не когда его глубоко личное дело становится достоянием общественности и порождает бестолковые кривотолки. А уж как глупо и неуместно кортеж будет смотреться на земле отверженных: маленькие домики, больше походившие на лачуги, так тесно лепились друг к другу, что между ними с трудом разъезжались две лошади.       Тор кинул недовольный взгляд на понурого Локи. Брат пришел в неописуемую ярость, когда узнал о сопровождении и об отце. Он тут же бросился писать письма в поселение, чем только усилил подозрения Тора. Локи явно готовил что-то нехорошее. Скорее всего, восстание. Отцу не следовало столь безрассудно доверять полукровке, без малейшего зазрения совести прикончившего родного отца. Если бы Тор был царем, он бы уже сослал Локи куда подальше, но отец придерживался несколько иного мнения. У Тора был только один шанс избавиться от Локи: доказать отцу нечистоту и корыстность помыслов последнего. Ради этого он устроил допрос ученому, сопровождавшему скользкого братца, но ничего путного от него так и не добился. Крикливый ас, развлекавший мать во время неусыпного слежения за Локи, совсем не походил на предателя. Правда, на вора тоже, несмотря на то, что фенсалирская змея висела у него на шее без дозволения матери. Тор попытался отобрать ее, но был укушен сразу в несколько пальцев, а мать заявила, что раз змее Ивар нравится, пусть забирает. И ведь даже не спросила, как он посмел войти в священный Фенсалир!       Голова Тора была забита самыми нелицеприятными мыслями, да еще и лошадь норовила споткнуться на совершенно ровной дороге. К воротам поселения наследник подъехал с испорченным настроением. Отец велел кортежу подождать за оградой, а сам в сопровождении сыновей и болтавшего без умолку Ивара переступил границы мира отверженных. Тор давно не был в мире магии и подивился произошедшим переменам. Сараи обновились, заблестели свежей краской и новыми крышами, тут и там лежали кучи глины, песка и другой ненужной дряни, ранее скрытой под слоем чистого, белого снега. Вонь стояла не просто удушающая — тошнотворная — Тор закашлялся с непривычки, а братцу хоть бы хны.       — Добро пожаловать в наш мир, — перед Тором словно из-под земли появились пожилые мужчины в разноцветных, но одинаково грязных одеждах с богатыми украшениями. Секундой позже они пали на колени, приветствуя правителя Асгарда. Тор с немым отвращением смотрел на бесплодную землю и не спешил пачкать в ней любимые походные сапоги. В прошлый свой зимний приезд он хотя бы ходил по свежему снегу, а сейчас видел под собой выжженную, мертвую землю неопределенного цвета. Пока он размышлял, Локи спешился и помог спешиться отцу. Не успел Тор последовать их примеру, как вдруг…       — Один! — послышался высокий девичий голосок. Все разом обернулись к источнику звука. Со стороны домов к гостям на бешеной скорости приближалось нечто ярко-золотое, похожее на шаровую молнию, столь блестящее, что глаза начинали болеть при попытке разглядеть очертания. Тор сощурился и только тогда понял, что видит молодую девушку в ярких, начищенных до блеска доспехах, на которых плясали солнечные блики. Она неслась к нему на всех парах, размахивая огромным, совсем не подходящим ей по размеру мечом, не то пламенеющем, не то леденеющем, не то и то и другое сразу. Зрелище завораживало: никогда Тор не видел ничего подобного. И не он один. Отверженные во все глаза следили за золотым ураганом. Все были настолько поражены, что пропустили момент, когда девушка подбежала к Всеотцу и с поразительной легкостью приставила тяжеленный клинок к его горлу.       — Я вызываю тебя на бой! Ты мне за все ответишь!