"Графиня де Монсоро": ебала жаба гадюку.

             Что было делать несчастной Диане? Не врать, как сивый мерин, и не крутить жопой в попытке и от принца сбежать, и девочкой остаться. Держать слово или вовсе не давать обещаний, которые не собираешься выполнять.       Давайте представим, что каким-то чудом в натуре девицы де Меридор в придачу к внешности появились такие качества, как ум, достоинство, честность, храбрость, упорство, и тогда, дорогой читатель, мы узреем совершенно иное развитие сюжета.       Ну допустим, в домике, по дороге в Париж, где Монсоро так навалился на бедняжку, что таки да, нужно было принимать стратегическое решение.       Диана в подаче Дюма откровенно кочевряжится, трусит, трясётся, как овца, и перекладывает всю ответственность на Монсоро, пообещав рассчитаться с ним браком, потом, когда-нибудь.       Гораздо лучше было бы, если Диана, прочтя письмо отца, сказала спокойно и твёрдо: «Господин де Монсоро, я ценю всё, что вы сделали для меня, но я не выйду за вас замуж, потому что не считаю это возможным.       Стать вашей женой и носить ваше имя — это слишком большая ответственность, к которой я не готова. Я не стану давать лживых брачных клятв ни богу, ни священнику, ни вам. Заставить меня это сделать не может ни герцог Анжуйский, ни даже мой отец.       Я прошу вас отвезти меня домой и предоставить моей судьбе, поскольку, отказав вам в моей руке, ехать в Париж, приняв ваше покровительство, я так же не считаю возможным».       Это была бы глупая, очень наивная речь молодого, неопытного существа, но она была бы честной. Без выкрутасов и хитросплетений.       Монсоро, я думаю, в этом случае извертелся на пупе, но уговорил бы Диану принять его покровительство без всяких договорённостей брачного характера и ехать с ним в Париж.       И вот в этом самом случае, угодив в самый центр естества анжуйского герцога, она имела бы полное право просить Монсоро о смене дома и улицы.       Но не случилось; героиня Дюма — лгунья без малейших признаков достоинства, и этого изменить не дано.       Впрочем, как и её возлюбленный, Луи де Клермон: да что там, в плане «соврать — недорого взять» эти двое просто долгое эхо друг друга.       Бюсси, исходя только из собственных интересов, заявляет, что опасность, которой подвергалась Диана, была мнимой, что Монсоро всё выдумал, дабы напугать бедняжку и запустить когти в её невинность. Знал бы он, какой лютой смертью доведётся ему погибнуть — не был бы так самоуверен и беспечен.       А ведь Монсоро, считая Бюсси другом, предупреждал этого дурака, что принц Анжуйский на всё способен. Не потому, что он гений зла, а просто у него, у принца, зашкаливал внутренний градус подлючести.       Монсоро подвёл принца под «корону», чтобы держать его в руках, когда, — не «если», а «когда», — им придётся стакнуться из-за Дианы. Столько мороки из-за принца, которому Диана нафиг не нужна?       И Монсоро в итоге оказался прав: принц не простил ни мужу, ни любовнику своего блестящего фиаско у графини Монсоро. Он удачно стравил мужа и любовника, и муж был любовником убит, а счастливого соперника принц, считай, убил своими руками. Эта смерть по градусу нелепости была бы просто смешна, не будь она так ужасна.