"Графиня де Монсоро": ебала жаба гадюку.

             Бюсси, пожирая Диану пламенным взглядом, выслушивает байку о страшном-страшном Монсоро и не менее страшном герцоге, и принимает решение привезти барона де Меридор в Париж.       Это решение было весьма оправданным по отношению к графу, как по мне, потому что граф де Бюсси слушал Диану исключительно одним местом, и вся высшая нервная деятельность графского организма, кроме одного, наполненного кровью участка, была наглухо подавлена.       Мозговая, умственная деятельность, сердечные ритмы, зачатки нравственности — всё становилось таким несущественным, когда благородный граф задался целью, и только ей — оседлать очередную мужнюю жену. Любой ценой. Даже в ущерб самой даме сердца.       Отметим, что замужество Дианы и всё, что с этим связано, Бюсси принял как данность.       Он прекрасно понимал, что муж, как никто на свете, властен над женой, и для него это был просто факт жизни.       То, что Диана накануне отвергла Монсоро, запершись в комнате, ничего не меняло по сути; сегодня или завтра муж взял бы своё, принадлежащее ему по праву.       Помнится, что Бюсси даже на стенку лез при одной мысли, которая прочно и с полным на то основанием угнездилась в его голове — что Монсоро регулярно поёбывает прекрасную Диану с благословения святой матери-церкви.       Но почему-то он совершенно не подумал, что при таком страшном-престрашном муже Диана, ежели чего, первая и отхватит мужних люлей, как и положено примерной жене.       Везти в Париж барона — это была такая очевидная глупость, на которую была способна лишь безмозглая баронская дочка да граф де Бюсси, которому эрегированный член заменил остатки мозга.       Понятно, что Диана, в голове которой вместо мозга присутствовала первосортная пакля вперемешку с манной кашей, надеялась за папеньку спрятаться, совершенно не понимая, как изменился расклад и кому она после бракосочетания должна подчиняться.       Это ладно, это объяснимо, но Бюсси всё-таки должен был давать себе отчёт в том, какие последствия этот неожиданный приезд может повлечь для любимой женщины.       Или Монсоро, которому барон свалится, как снег на голову, не спросит: «Какого лешего вас принесло, папенька, с чего бы, а главное, как… ? Как вы нашли этот дом?»       У Монсоро, как придворного на должности при дворе, был официальной дом, на который любой стражник, да что там, любой прохожий, доведись его спросить: «А где тут, в вашем Париже проживает Главный Ловчий Франции?», мог бы смело показать пальцем.       И такой дом у Монсоро имелся, именно туда он и перевёз узаконенную супругу после её представления при дворе, а неузаконенную супругу он прятал в отдельно снятой недвижимости, и что мог ему ответить старый барон на простой вопрос: «Папа, как вы оказались в этой гостинной?»       Дюма на мягких лапках обходит этот вопрос:ну приехал,мол барон, и приехал, какие, право, пустяки. Добро пожаловать.       Кстати, у Бюсси всё же хватает ума привезти барона в Париж, не объявив вслух, что Диана жива.       Он тоже понимает, что огласка в таком деле совершенно ни к чему, что эрегированный член герцога Анжуйского за счёт возможностей второго лица в королевстве и подлючести характера будет куда длинней, чем его собственный, и молчит, как рыба, до самой встречи барона с дочерью.       При этом не вызывая никаких нареканий на свой светлый образ, тогда как Монсоро в тех же обстоятельствах — людоед и безжалостный отцеубийца.       И вот следует трогательная сцена встречи несчастного отца с воскресшей дочерью, по прочтении которой мне нестерпимо хочется спросить этого несчастного отца: «Что ж ты, папенька, и пальцем не пошевелил, чтобы похоронить любимое чадо по-человечески? По-христиански?»       По канонам церкви Диана совершила самоубийство, а это, простите, в шестнадцатом веке — проблема, ещё какая.       Папенька, чтобы прилично похоронить дочь, должен был напрячься не на шутку.       Понятно, что никто особо не хотел вылавливать из мутной воды грешки Анжуйского герцога, но это же не повод, чтобы молодую девушку, любимое дитя объедали в тростнике рыбы и раки, не говоря уже о том, что без должного погребения не видать грешной душе райского блаженства.       Она была обречена на вечные муки в самых тёмных закутках ада, и добрый христианин, проживающий в 16 веке, должен был думать, прежде всего, об этом, но папа, как мы видим, льёт слёзы и совершенно не при делах.       Бюсси же, проникнувшись званием спасителя и благодетеля в деле воссоединения этой полоумной семейки, и преследуя совершенно определённую цель — склонить на свою сторону симпатии Дианы, начинает плести против графа Монсоро коварный замысел.