Под сенью небоскребов пусть завянет слабость

-Подожди меня немного, сейчас только вещички выкину дома и верну тебе рюкзак, - пообещал я, когда мы уже дошли до моего дома. -Хорошо, - деловито смахивая пыль с лавочки и садясь на неё, согласился Алекс. Я поднялся на свой этаж, думая, ждут меня дома или нет. Почему-то меня не особо напрягал даже последний вариант. -О, Медиан, а мы тебя не ждали! – воскликнула мачеха, вешаясь мне на шею и заливаясь безумным смехом. Я стоял не двигаясь, ни один мускул не дрогнул на моем, как хочется надеяться, каменном лице. Женщина отстранилась от меня, начиная кружиться по прихожей. -Чем обязан такой любви? – надменно изрек я, показывая этим тоном, что все вокруг – трава у моих ног. -Ничем, просто настроение хорошее! – выдала она мне. Сильно засомневавшись, я проследил в зеркало, как она скрылась на кухне, стянул кеды, пошел в свою комнату. «Что такое? – первая мысль, посетившая мой разжиженный мозг, когда я очутился в своей любимой обители». Плакаты рок-групп и различных анимешек были аккуратно посниманы со стен, из-за чего они мне сейчас казались пустыми и холодными. Моя кровать, стоящая в углу, - единственное, что осталось от прежней обстановки. А вот рядом с МОЕЙ кроватью располагалась маленькая кроватка сводного родственника. Я пребывал в таком культурном шоке, что когда вошел на кухню, из меня полились не совсем некультурные слова: -Какого хуя это отродье делает в моей комнате? В МОЕЙ НЕЗЫБЛЕМОЙ ОБИТЕЛИ? Где, блядь, мой шкаф? Мне уже некуда сложить свои вещи? – верещал я, как свинья на мясокомбинате. -Не зазнавайся, урод! – в мгновение женщина подскочила ко мне и залепила нехилую пощечину, - ты в этом доме никто! -Ах, никто? – ухмыляясь, переспросил я, - где отец? Мои руки мелко тряслись, поэтому я сцепил их в замок за спиной, чтобы не переехать по роже этой убогой твари. -На работе, где же ещё! – фыркнула мачеха. -Значит, комнаты у меня уже нет? – на всякий случай, деланно-спокойно переспросил я. -Нет! Твой шкаф в зале, можешь забирать свое барахло и проваливать! – рявкнула она. -Сука! – выкрикнул я и, не сдержавшись, ударил по столу так, что он отъехал, врезавшись в холодильник, стоящие на нем тарелки, ваза с фруктами, стаканы посыпались на пол разноцветными осколками. Блондинка стояла, оперевшись спиной о барную стойку, и злобно взирала на меня, но, кажется, боялась подойти, чтоб не остаться калекой на всю жизнь. И правильно делала! Я был вне себя от ярости, но почему-то пока что не стремился убить окружающих. -Вижу, готовилась к чьему-то приходу, шлюха! – презрительно выплюнул я, поднимая с пола белую розу, лежащую в желтоватых осколках. -Не смей меня так называть! – взвизгнула эта блядь и подскочила ко мне, замахиваясь для ещё одной пощечины. Однако я оказался быстрее: перехватив руку, заломил её за спину, оказавшись сзади женщины. Мгновение, моя рука тянет её за волосы, а потом со всего маху врезает ненавистной мордой об столешницу. Дернул голову вверх, с удовольствием рассматривая кровавую полосу на столе. Послышался тихий стон, хрип и попытка откашляться, что возбудило во мне ещё большее зверство. Сколько она ни лягалась, ни сопротивлялась, раза три я точно ударил её. Оставив свою жертву сползать на пол, ушел в зал – собирать вещи. Нашел свой старый фиолетовый рюкзак, положил туда свитер, белье, пару маек, джинсы, деньги, которые выгреб из отцовской заначки. Немного поразмыслив, забрал отцовский ноутбук, необдуманно оставленный на столе. Благо, сумка для него лежала тут же. Даже порывался оставить папе прощальную записку, содержащую какие-нибудь пафосные речи, но передумал: вряд ли его заденут мои насмешки. Когда я выходил из квартиры, одной рукой придерживая рюкзак на плече, а другой держа свернутый рюкзак Алекса, ощущал в себе странное торжество, связанное с покиданием ненавистного дома. Даже не помню, когда я стал его не любить, вроде всегда довольно равнодушно относился как к дому, так и к его содержимому. Кажется, это Марат так поломал мой характер. Не то чтобы в обычный день я проигнорировал подобные дерзкие слова в свой адрес, но не ушел бы из дому – это точно. А сейчас… Все изменилось! Я не хочу больше, чтоб кто-то надо мной издевался. С какой стати я должен позволять вытирать об себя ноги?! Хватит! ХВАТИТ! Больше никакой пощады тем, кто осмелится покусится на мое моральное равновесие. Тело – посрать, мне абсолютно пофиг, что будет с внешней оболочкой, но внутреннее состояние я хочу сохранить. -Что-то случилось? – обеспокоенно спросило «солнце», вставая мне навстречу со своего насеста. Неужели хоть кому-то не плевать на меня? Правда? Такое может быть? Мне казалось, что ниже, чем пал я, падать уже некуда. Но нет, даже сейчас есть человек, который, похоже, действительно переживает и неравнодушен к моему… настроению. -Да нет, все нормально, - искренне улыбнулся я и зачем-то добавил: - просто я из дому ушел. -Почему? – отсутствие удивления на бледном лице меня несколько обескуражило, если не сказать, оскорбило. -Потому что мы с мачехой поругались, - пожав плечами, я обернулся, с непонятным торжеством глядя на тюль, вырвавшийся из нашего окна на улицу. -Все настолько серьезно? – решил уточнить Алекс, когда я уже отдал ему рюкзак, и мы пошли по тротуару: он, наверное, домой, а я – куда глаза глядят. -Нет, - соврал я, - просто мелкая ссора. Потом пойму, что я был не прав, вернусь, извинюсь и будем мы жить долго и счастливо! – под конец моей реплики голос засквозил неприкрытым ехидством. -Ты лжешь, - не подтрунивание, не ирония, просто констатация факта, после которой, как казалось, вполне можно завершить сей странный разговор. -Нет, - всерьез обидевшись, буркнул я. Алекс внимательно на меня посмотрел, но промолчал. Так мы и шли. Довольно долго, я пытался размышлять о своем поведении и о дальнейшем существовании, но вместо этого мыслями все время возвращался к парню, идущему рядом со мной. Мне все ещё было непонятно, зачем он все это делает, но узнавать я не собирался. -Ты можешь пожить у меня, пока не помиришься с родными, - предложил рыжий. -Спасибо, обойдусь, - ненавязчиво увильнул я. -Как знаешь, - пожал плечами он, стараясь казаться равнодушным. Но он был совершенно не равнодушен, между бровями образовалась маленькая морщинка, совсем незаметная с первого взгляда, но именно она означала крайнюю напряженность и конечную стадию волнения. Как ни странно, эти эмоции, которые я видел насквозь, несказанно льстили. -На всякий случай, - пробормотал парень, не глядя на меня, протянул бумажку. Я развернул её и увидел адрес, написанный мелким, очень косым почерком. -Спасибо, - улыбнулся, демонстративно бережно кладя бумажку в задний карман джинсов. -Куда же ты теперь пойдешь? – как-то обреченно и вынужденно поинтересовался Алекс, останавливаясь на светофоре. -Есть одно место, где я бы сейчас хотел побывать, - я почувствовал, как сильнее начало колотиться сердце. -Какое? – какой настырный! Иногда это раздражает. -Я не хочу об этом говорить, - хмурясь, я ступил на дорогу. -Конечно, прости… Ну ладно, мне здесь надо повернуть, - кивнув налево, сказал рыжий, - до скорой встречи, надеюсь. -До встречи, - улыбнулся я, пожимая протянутую руку. Подождав, пока Алекс зайдет за угол, вытащил бумажку и, смяв её, швырнул в ближайшую урну. Увы, не попал. Я как был косым, так косым и остался. Печально, конечно. На губах играла усмешка, когда я повернулся направо, дабы идти к школе. *** Теперь я сижу, облокотившись спиной о дерево. О то самое дерево, над которым недавно так упорно издевался. Сегодня оно получило ещё несколько новых ссадин, не из-за злости, её я уже выместил кое на ком ранее, просто от нечего делать – проснулась во мне жажда художества. Сегодня я тщательно вырезал шею, ключицы, даже попытался плечи изобразить… Это было интересно. Это было весело. Это был кайф. Эти три фразы относятся к моим самым последним жизненным событиям. Первое – разговор с Алексом по пути домой, второе – раздражение, посетившее дома и переросшее в бешенство, третье – непосредственный акт возмездия мачехе. О, это было действительно великолепно! Сейчас мне даже не казалось, что я ненормальный псих, законченный шизофреник. Нет, эти мысли были так же естественны, как воздух, которым мы дышим. -Я, наверное, скоро умру, - прошептал я в пустоту с блаженной улыбкой на губах. Дерево зашелестело в ответ. -Ты тоже считаешь, что это может быть очень интересно? – искренне обрадовался я. Снова шелестение и легкое поскрипывание ветвей, так отчетливо слышное в этот погожий день. Я был рад и чувствовал торжество и предвкушение перед своей бездомной жизнью. Нет, не подумайте, что я глупый подросток, который ищет приключений на свою задницу. Я вполне трезво оцениваю свои шансы на жизнь в ночном городе, но я был безумно доволен происходящими изменениями в моей серой, скупой жизни. И прямо сейчас был готов что-то в ней менять, пусть даже в такую сторону! А ещё весь этот пофигистичный настрой создавался тем, что мне плевать на свою внешнюю оболочку. Плевать на боль, пытки, все что угодно пусть делают с моим телом – это полнейшая ересь. Боль, настоящая боль, она может идти только изнутри, исключительно из души и сердца. И эта душа, этот другой я, этот хрупкий цветок, был мне безумно дорог. Отчасти я даже благодарен Марату за то, что он дал мне ощутить всю прелесть от чувства внутри тебя чего-то более чистого, более ясного и не опороченного, чем вся грязь окружающей нас атмосферы. С некоторых пор мне даже воздух вокруг стал казаться не просто загазованным, а сплошной грязной завесой, от соприкосновений с которой, как ни желаешь, все равно не можешь увернуться. Знаете, каким местом я привязал сюда Марата? Раньше мое тело было очень тесно сплетено с душой, и школьных издевательств было недостаточно, чтобы разбудить внутри меня другое создание. А вот изнасилование Маратом не просто дало его прочувствовать, но ещё и сломало внутреннюю хрупкость. Теперь тело было слишком грязно, чтобы не заметить сидящей внутри чистоты. Ещё долго я сидел в лесу, разговаривая с деревом. Причем был уверен, что оно меня понимает и отвечает мне. Я даже на прощание поцеловал его, думая о том, как бы было здорово, если бы выдуманный идеальный человек смог действительно поговорить со мной, выйти из дерева, обнять. Хотя чем не замена дереву Алекс, появившийся из ниоткуда? Разве он плохой? Разве он желает мне зла? Нет, Алекс не такой, но все равно. Я хочу быть один. Я хочу попробовать хотя бы быть одному, чтобы наверняка увероваться в том, что мне действительно кто-то нужен. До самой ночи я шарился по городу, покупая себе все, что заблагорассудится. Прожигал деньги, радовался, но все равно не чувствовал счастья, ничего не чувствовал. И лишь около трех часов ночи я вдруг ощутил, как страх стал давить на меня со всех сторон. Мне некуда было идти, негде было переночевать. Часам к четырем я забрел на какую-то давно заброшенную стройку. Я бы туда не сунулся, если б не начался проливной дождь, буквально загнавший меня на первый недостроенный этаж. Но, по крайней мере, второй был начат, что позволяло спрятаться от дождя. Послышался стон и в другом углу что-то зашевелилось. Сердце ухнуло куда-то в пятки. Достав дрожащими руками телефон, включил фонарик на телефоне и направил лучик в ту сторону. Видно было все равно плохо. -Прекрати светить, чувырло! – начало возмущаться нечто, когда свет от фонарика случайно скользнул по иссохшему лицу. Я с облегчением выдохнул. Это был просто какой-то старик. Не алкаш, не маньяк, который уже к этому времени мог бы меня расчленить за пару копеек, звон которых услышал бы в кармане. Старик пошуршал-пошуршал и убрался из моего логова, в котором предстояло провести первую самостоятельную ночь. -Надеюсь, ты доволен, мразь! – выпалил я, смотря в потолок, дрожащий в свете фонарика, и внезапно показал воображаемому Марату фак: - а я не сдамся!