Под сенью небоскребов пусть завянет слабость

Твою мать. Сколько уже можно просыпаться в этой гребаной больнице? Ну как… Не считая пары раз, когда я лежал в больнице в глубоком детстве, за последние пару дней я очнулся здесь уже во второй раз. Опять этот дурацкий белый потолок… Постойте-ка, что это? Расплывающийся потолок укутывает какая-то мелкая паутина. -Оох, - со вздохом я открываю глаза. -Господи, ты пришел в себя! – взволнованно-радостный голос где-то сбоку был мне смутно знаком, но я не мог сориентироваться, кому он принадлежит. Глаза переползли вбок, и голова, с трудом шевельнувшись, последовала за ними. -Ал… лекс? – на выдохе произнес я. Почему так сложно говорить. Рыжий был чрезвычайно помят, потрепан, но смотрел с нескрываемой радостью. -Я уже и не надеялся… Нет, я всегда верил… Хотя думал… Черт, что я несу! Я знал… Просто ты… -Пусти, - жалобно проскулил я. В порыве какой-то суетливой заботы парень схватил мою руку и несильно тряс её, хотя мне казалось, что от этих легких прикосновений шатается весь мир. -Прости, я… - он мешкался, совершал много действий, раздражая мой полуспящий мозг. Я вновь повернул голову, и осознание пришло незамедлительно. То, что я изначально принял за паутину, оказалось бесчисленным количеством проводов. Рядом с кроватью стояла капельница. Только теперь я уловил методичный писк какого-то аппарата. Заметил разноцветные лампочки на приборах. Тело покрылось холодным потом. В душу начали закрадываться подозрения в чем-то очень плачевном. Аппарат тут же запищал гораздо активней. Алекс вскочил на ноги, излучая высшую степень ужаса. Откуда-то появились медсестры и свора врачей, незамедлительно начавших суетиться вокруг меня, что-то щупая, прикладывая, проверяя. Вся эта суета дико раздражала, и мне казалось, что мозг вот-вот снова отключиться. Я боролся до победного конца. Концом оказалась в результате потеря сознания. *** Очнулся я, когда было уже тихо. Насколько я чувствовал, силы начали возвращаться к своему хозяина. Перед глазами вырисовывалась вполне четкая картинка тесного помещения. Слух прорезал монотонный писк аппарата. Но Алекса уже не было. К моей кровати тут же подлетела медсестра. -Что случилось? – наконец, решил поинтересоваться я. -Подождите, я сейчас врача позову, - засуетилась девушка. -Зачем? – совершенно логично поинтересовался я. -Он вам все расскажет, - с этой фразой она вылетела за дверь. Не прошло и минуты, как в палату спешной походкой проник крепкий мужчина с трехдневной щетиной и яркими голубыми глазами. -Больной, наконец, окончательно пришел в себя, - дольно улыбаясь, провозгласил он. Я непонимающе уставился на него, взглядом требуя объяснений. Мужчина кивнул медсестре, и она скрылась в незаметной двери в стене. -Вы, молодой человек, изрядно заставили нас понервничать. Две недели пролежали в коме. ЧТО? Как две недели?? У меня был шок, который слишком явственно отразился на лице, вызвав сочувствующее кивание у врача. -Да, автокатастрофа – это вам не шутки… Зачем вы вообще бросились под машину? -Я её не видел, - как-то отстраненно буркнул я, все ещё пребывая мыслями где-то далеко. -А после вы пришли в себя на пару минут и снова потеряли сознание, ещё на три дня. Как я убого прожигаю жизнь… Хотя это не слишком сильно отличается от того, что происходило до аварии. -Теперь о повреждениях, - врач выждал паузу. Потом подождал ещё немного, видя, что я ещё отхожу от первоначального шока. -Я вас слушаю, - соизволив обратить на него внимание, ровно сказал я, уже предвкушая нечто слишком плохое, не просто же так я валялся в коме две недели. -Легкое сотрясение мозга, которое уже практически ликвидировано – ваш организм оказался очень стойким, посему активно сражается. Также легкие ушибы, некоторые несильные повреждения, ссадины. Это все ерунда, почти не оставившая на вас отметин. Серьезным является кое-что другое… Он замолчал. Я напрягся, навострив уши. -Травма поясничного отдела позвоночника. То есть перелом позвоночника с последующим повреждением нервных клеток спинного мозга. Я нахмурился. В голове сразу всплыли скудные знания об этого рода медицине. Точнее говоря, знания вовсе были нулевыми. Однако в мозгу сформировалось четкое представление о возможных последствиях травм спинного мозга. Первым из них был полный или частичный паралич. И что-то я не припоминаю других последствий. А точнее после осознания первого мозг уже не соображает далее. Я успешно пропустил мимо ушей большую часть заумных терминов и упустил из виду отчаянную жестикуляцию доктора. -Соответственно, нижняя часть вашего тела будет долгое время недееспособной. -Я не смогу ходить? – спокойно уточнил я. -Надежда всегда есть, - заверил меня врач, - возможно, понадобится очень долгое время на реабилитацию… -Я не смогу ходить? – настойчиво повторил я свой вопрос. -Вероятность близка очень малому количеству процентов, - залепетал он. А мне внезапно стало удивительно противно его слушать и внимать его словам. -Вы же врач, что вы как маленький ребенок, - с отвращением заявил я, - какой вы врач, если не можете сказать больному в лицо его диагноз? Злость перла изо всех щелей. Хотелось пару раз стукнуть ему по морде… желательно лопатой, настолько меня раздражал этот с виду добрый дядечка. Смятение на его лице сменилось какой-то болью, отчаянием. -Простите, мне очень сложно дается общение с детьми. Вы даже не представляете, насколько это трудно – сообщить ребенку его участь. -Не переживайте, - ядовито начал я, - я не ребенок. Хотя за вашими лепетаниями и так все понятно. -Врачи сделали все, что могли. Но нервы оказались разорванными, они не могут быть восстановлены. Мне безумно жаль. Вы не сможете ходить. -Этого я и ждал, - с ненормальной ухмылкой заявил я, - спасибо. А теперь оставьте меня, пожалуйста. Врач еще что-то бормотал себе под нос и, уже закрывая дверь, пожелал мне спокойной ночи. Я отвернулся, уставившись в окно, за которым расстилала свое покрывало ночь. Свет от фонарей не доставал до, вероятно, очень высокого этажа. А ведь ему действительно было жаль. Это было сказано не с фальшивой участливостью, а с действительным сожалением и болью. И все равно, я презираю его. Врач не должен быть таким мягкотелым. Кто-то будет жить, а кто-то должен умереть. И часто случается так, что это изменить не в его власти, а надо просто смириться, принять и жить дальше, а не соболезновать каждому человеку в мире, иначе можно просто сойти с ума. Удивительно. Я не смогу больше ходить. Я как-то безнадежно попробовал пошевелить ногой, как мне казалось, но никакой отдачи не произошло. Коснувшись пальцами под одеялом бедра, я абсолютно ничего не почувствовал. И вот теперь на меня накатил просто животный страх. Кое-как приподнявшись на локтях и подтянув казавшееся таким тяжелым тело наверх, принял полулежащую позу. Хотя что-то мне подсказывало, что этого делать нельзя было. Однако затуманенный страхом мозг не отдавал отчета мне в моих же собственных действиях. Откинув дрожащей рукой одеяло, я уставился на свои ноги, как на редкостную реликвию, которую вижу в первый раз. Лицезреть их и не чувствовать, пытаться пошевелить, но не замечать никакого движения. Все это доходило до сознания слишком медленно. Взгляд поднялся выше, и я уставился на объемные памперсы, обтягивающие таз. Это окончательно меня добило. Плечи несколько раз дернулись, и из груди вырвался истошный вопль. Я орал не от боли, не от злости, а от бессилия. Ничтожный. Слабый. Никчемный. Бесполезный. Убогий. Немощный. Я зажал ладонями рот, подавляя крик. По щекам катились горячие слезы, просачиваясь под пальцами, стекая по подбородку. Приоткрытыми губами я чувствовал их соленый привкус. Если бы была возможность, я бы подбежал к окну и уже летел бы вниз. Но возможности подбежать нет. Возможности встать нет. Возможности нет… Зубы застучали. Меня затрясло. Я сжал голову руками, едва не выдернув капельницу резким движением, и снова закричал. Слезы с новой силой хлынули из глаз. Крик не прекращался до тех пор, пока их груди не начали вырываться лишь жалкие хрипы, а тело сотрясать неуемные рыдания. Я откинулся на подушку, затихнув. Широко распахнутыми глазами смотрел в потолок, смутно осознавая происходящее. Я окончательно потерян для этого мира… P.S. Глава писалась под первую часть 5 симфонии Бетховена.