Под сенью небоскребов пусть завянет слабость

Вскоре меня выписали из больницы, так как смысла держать там не видели. Я действительно себя отлично чувствовал и был счастлив настолько, насколько счастливым можно быть без ног. Хотя все равно чувствовал себя очень некомфортно, когда Алекс толкал перед собой коляску со мной по залитому солнцем тротуару. Но что бы я ему ни говорил по этому поводу, он тотчас же начинал злиться и обзывал меня нехорошими словами. Казалось, мир преобразился, пока я был в больнице. Солнце, небо, трава, люди – все стало ярче, ближе, естественнее. Я будто бы выбрался из запыленной стеклянной камеры, через которую мир казался серым и унылым. Алекс все время улыбался, шутил и выглядел чрезвычайно удовлетворенным жизнью. -Чему ты так радуешься? – после очередного припадка заливистого смеха решил поинтересоваться я. -Жизнь прекрасна, - просто ответил парень, смотря куда-то поверх моей головы. Я заметил в его глазах странный блеск, намерение получать от жизни максимум возможного. Нежелание мириться с серостью и унылостью окружающего, отвержение любой мысли, что может быть иначе. Никогда раньше я не встречал таких людей и что-то мне подсказывает, что никогда не встречу. *** Странно, но вот сейчас начались самые счастливые дни моей жизни. Алекс как-то незаметно работал, приходил рано и проводил со мной кучу времени. В его отсутствие ко мне приходили различные учителя, которых он нанимал специально для меня. Точные науки, несколько языков. А вот химию и биологию он не считал нужным мне изучать. Я полностью полагался на него и хоть не любил учиться, добросовестно все зубрил. Потом меня как-то даже затянуло: стало нравится решать все более и более сложные математические задачи, а ещё я любил читать книжки на иностранных языках, приучая себя к понимаю текстов без перевода. И во мне внезапно проснулась тяга к готовке. Я очень умело сновал по кухне, заставляя танцевать кастрюли со сковородками. В один из таких вот прекрасных дней я суетился на кухне, напевая под нос заевшую песенку. Через пятнадцать минут должен был прийти мой преподаватель по французскому, и до того времени я рассчитывал допечь булочки. Свист чайника слился со звонком в дверь. Выключив чайник и вытирая руки полотенцем, я покатился в прихожую. Улыбка сползла с моего лица как только я открыл дверь. Он меня преследует? Сколько уже можно? -Здравствуй, - оскалился Марат. -Добрый день, - пытаясь абстрагироваться от окутывающего меня страха, ровно произнес я. -Добрый? – насмешливо переспросил парень, медленно переводя взгляд на мои безвольные ноги. -Теперь уже не уверен, но был добрым, - пробормотал я. -О, прости, кажется, это я отравляю его своим присутствием, - заметил он. -Кажется, да, - нахмурившись, я созерцал свои руки, боясь посмотреть на блондина. -Я ненадолго. Лишь хотел узнать, как ты. -Что за бред? – я настолько удивился, что поднял голову. Марат как-то странно, отрешенно смотрел на меня. -Мне не настолько плевать, как тебе кажется. -Ну да, мне и не кажется, что тебе плевать. Ты заинтересован в том, чтобы причинить мне как можно больше боли. -Это не так… -И то печальное зрелище, которое ты видишь перед собой, многим обязано тебе. Надеюсь, ты счастлив, поэтому оставь меня. -Я действительно сожалею о произошедшем… -Хотя знаешь, - я абсолютно не слышал парня, а пытался словами заглушить истерику, поднимающуюся в груди, - я даже благодарен тебе. Если б ты не появился в моей жизни, я бы так постоянно и оставался никчемным загнанным подростком, живущим в своем мире, медленно угасающим под тяжестью неразрешимых проблем. А теперь нет. Пусть и такой ценой, но я стал счастливым. -Хорошо, - с некой печалью, протянул Марат, хотя мне все это казалось надуманным. -Здравствуйте? – вопросительно произнес показавшийся за спиной блондина человек. -Уходи, - тут же среагировал я, виновато улыбнувшись учителю. Марат пронзил шатена пристальным взглядом, но, ничего не сказав, ушел. Я отъехал в сторону, пропуская учителя в прихожую. -Как ваше самочувствие? – участливо поинтересовался мужчина, снимая туфли. На нем был коричневый отутюженный костюм, скрывающий, наверное, неплохую фигуру. В руке небольшой кожаный портфель. Волосы аккуратно расчесаны и уложены, лицо выбрито, воротник накрахмален. И был он весь такой с иголочки, как всегда. -Хорошо, спасибо, - я постарался как можно уверенней и доброжелательней улыбнуться. Почувствовал себя в безопасности только когда запер дверь на замок. -Прошу вас, не говорите об этом визите Алексу, - попросил я, вкатываясь в гостиную. -С чего вы взяли… -Не надо! Просто пообещайте. -Хорошо, обещаю. На его лице буквально на долю секунды мелькнуло сомнение, а на лбу тотчас образовалась морщинка, но колебания быстро сменились привычной улыбкой. -Vous buvez du thé ou du café? – поинтересовался я и, получив категоричный ответ, уехал на кухню. Ну и вот зачем он приходил? Такое ощущение, что это смысл его существования – портить мне жизнь. Хотя он ещё ничего не успел сделать, все равно ощущение, будто кто-то протоптался по белоснежному снегу. Завершив все дела на кухне, я вернулся к учителю. Нет, я не думал о Марате, но мои мысли зависали где-то в пространстве, не позволяя сосредоточиться. Учитель был недоволен, постоянно хмурился, качал головой и регулярно спрашивал о самочувствии. Я все время отнекивался и честно пытался включить «хорошего мальчика», получалось плачевно, поэтому через сорок минут я сдался и, сославшись на головную боль, выпроводил мужчину. Бездумно катался по квартире, обращая внимание на какую-то ерунду. Вдруг меня стало беспокоить то, что Алекс специально убрал все ковры. Потом зацепили острые углы у стеклянного журнального столика. Стала раздражать большая хрустальная люстра в гостиной, загромождавшая, как мне казалось, воздух. В конечном счете я взял надувную походную подушечку и, замостив удобно голову, устроился у окна. Для большего драматизма ещё тюлем прикрылся. За окном было благоприятней, по крайней мере, меня не раздражало яркое солнце и то и дело вылетающие из-под окна ласточки. Взъерошенные дерущиеся воробьи, лениво наблюдающая за ними кошка, дети, играющие в мяч, блондинка, проблематично выезжающая на своей красной иномарке. Идиллия. Казалось, ничто не может её разрушить. *** -Меди, Меди, - я открыл глаза и, дернувшись, стукнул кого-то локтем. С тихим охом, человек отступил от меня, а я шарахнулся в сторону, готовый заорать. -Это я, Алекс, - проговорила фигура, выходя из темноты. -А, прости, - запнувшись, пробормотал я и, протерев глаза, спросил: - больно я тебя? Неуверенно приблизившись к парню, я протянул руки, желая посмотреть его разбитую губу. Алекс не сопротивлялся. В этом полумраке его глаза поразительно блестели. Кожа казалась серебристой, а черты лица сглаженными и мягкими. Я невольно приоткрыл губы и не понял, как оказался втянутым в поцелуй. Кровь была неприятной на вкус, но не портила ощущений. Руки Алекса мягко стянули с моей шеи подушечку, уронив куда-то за спину. Холодные пальцы прошлись по артерии, и ладони обхватили шею. У меня побежали мурашки по коже от сковывающих прикосновений и от трепетного подсознательного страха. Его язык нежно скользил по моим деснам, несмело прикасался к моему и возвращался назад. Было чертовски приятно, удивительно и непривычно. После того инцидента с Маратом я шарахался от людей и начинал паниковать, когда ко мне приближались ближе, чем на метр. Разумеется, это не распространялось на Алекса. Я часто замечал долгие взгляды парня на себе, но когда повисала пауза и я нутром чувствовал, что должно что-то произойти, всегда пугался, ляпал что-нибудь несуразное и укатывался в другую комнату. Я думал, что никогда не смогу себя пересилить. -Может, стоит обратиться к врачу? – оторвавшись от моих губ, спросил Алекс. Я вздрогнул от внезапности его вопроса, но тут же все понял. Учитель таки рассказал ему о моем «плохом самочувствии». Интересно, как много он успел ему донести. -Зачем? – пожав плечами, поинтересовался я, разворачивая кресло в сторону окна. -Меня беспокоит твое плохое самочувствие. -Не волнуйся, я, наверное, просто не выспался прошлой ночью, - голос почему-то дрогнул, тут же вызвав комок в горле. -Меди, - парень обнял меня сзади, скрестив руки на груди, - ты всегда можешь мне все рассказать, если в этом есть необходимость. Его глубокий вдох и Алекс зарылся носом в мое плечо. Давно нестриженные волосы щекотали шею. Тихое сопение и тепло, идущее от его тела, заставляли внутри что-то шевелиться. Мой взгляд мазнул по луне. Где-то мелькнула мысль о том, что я долго спал и сейчас глубокая ночь. А потом из глаз полезли слезы. Я уже давно не плакал и это дико раздражало. Я поднес руки к лицу, зажав рот, чтобы не выдать звуков. Почему я не могу ему все рассказать? Не знаю. Почувствовав шевеление, Алекс поднял голову. Я тут же попытался отвернуться, но его ладони развернули мое лицо к себе, а серебристые глаза, казалось, смотрели в самую душу. Он долго и пронзительно вглядывался в мои глаза, с которых то и дело скатывались слезы. Моргнув, обнял и прошептал в самое ухо, заставив все внутри колотиться: -Не плачь… пожалуйста… Все будет хорошо.