Под сенью небоскребов пусть завянет слабость

Стоит ли мне вообще теперь идти в школу? – думал я, шаркая кедами по сырому асфальту. Начало моросить, из-за чего я не могу отделаться от ощущения, что сейчас вся краска с волос смоется к чертовой матери. Пониже натянул капюшон, полностью закрывая лицо. Теперь я не видел, куда, собственно, иду, а видел лишь покрывающуюся мелкими каплями грязно-серую поверхность. Погруженный в свои мысли, сопровождаемые тихим шуршанием непогоды, я просто обязан был во что-то врезаться. Врезался, отшатнулся, из-за чего капюшон упал с головы. Стоявший посреди дороги парень повернулся, глядя на меня. У него были светло-голубые, почти белые глаза, в которых чернильной каплей блестел крохотный зрачок, тонкие, изящно изогнутые в данный момент брови и, что меня почему-то привлекло больше всего, красивые, слегка припухлые губы, выделяющиеся на фоне белоснежной кожи. Сравнительно длинные белые волосы зачесаны назад, но все равно нарочито спадают на лицо, из-за чего парень, раздраженно хмурясь, приподнимает руку и убирает их со лба назад. Он был, наверное, на полторы головы выше меня и лет на пять старше, казался взрослым мужчиной, но некая суетливость движений и совершенно подростковая одежда выдавали ещё не выросшего юношу. На парне были висящие на бедрах голубые джинсы с массивным ремнем, белая рубашка, с короткими рукавами, нараспашку, практически сливающаяся по цвету с его кожей, хотя это прозвучало преувеличено, но так и хотелось сравнить их между собой. Но что меня совершенно настораживало – это яркий галстук, небрежно болтающийся на шее и затянутый далеко не до конца. Цветовую гамму данного субъекта я никак не мог определить, там было значительно больше цветов, нежели в радуге и располагались они симпатичными кляксами на серо-буро-непонятно-каком-фоне. По правде говоря, пока парень, нахмурившись, смотрел на меня, он не слишком то был дружелюбным, а потом внезапно улыбнулся, сразу разрядив атмосферу. Однако я становиться доброжелательным не хотел. Парень протянул вперед руку, что несколько удивило меня, ведь это я должен просить у него прощения и бла-бла, а он фактически первым идет навстречу. -Блядь, - буравя взглядом его бесцветные глаза, безразлично обронил я. Это было что-то вроде запоздавшей реакции на столкновение, которую я жаждал каким бы то ни было образом показать. Парень опустил руку, сокрушенно покачав головой. Я демонстративно сделал шаг вправо, намереваясь обойти препятствие. А он внезапно схватил меня за руку, когда я был уже впереди, сказав: -Может, хоть имя мне свое скажешь? Я недовольно обернулся, потом посмотрел на свое запястье, сжатое как клещами, фыркнул: -Что за блядо-мексиканский сериал? – возмущенно дернул руку, чуть не вывихнув её, и прошествовал дальше. -Ты, похоже, и слов то других не знаешь! – насмешливо изрек парень. Я остановился. Как мне хотелось повернуться, показав язык грубияну (хотя кто из нас еще грубиян), высказать ему все, что я думаю по этому поводу. Но это было бы так по-детски. Парень сзади внезапно громко рассмеялся, а я быстрым шагом пошел дальше, иначе могу не сдержаться и… А что, собственно, будет? У него потрясающее атлетическое тело, которое я успел досконально изучить, что я против него? Если бы такой красавчик (все плохие парни, как известно, красавчики) попался в темном переулке, я бы скорее всего припустил со всех ног, стремясь убежать побыстрее. Снова натянув посильнее капюшон, неспешно побрел по асфальту. Дождик прекратился так же быстро, как и начался, а снимать головной убор не хотелось, он будто бы предоставлял защиту, от чужих глаз, от чужого мнения, от общества, которое смотрит свысока на таких парней как я. Для них я выгляжу, скорее всего, как сумасшедший фрик, проколовший губу и покрасивший волосы. Искусственная куколка, которая старается быть красивой непонятно для кого и непонятно зачем. Но ведь я не прячусь от чужих глаз, мне вообще абсолютно плевать на чужое мнение. А изменила меня эта бестия! Этот блондин со змеиными глазами и таким же языком, которого я толком и не знаю. Не просто толком, совершенно не знаю, не понимаю его намерений, желаний, к чему он стремиться, и с чего вдруг решил помочь мне. Кстати говоря. Я даже не выяснил, каким образом он собирается… убить их? Как я раньше об этом не задумывался? Когда у тебя запал эмоций, то кажется, что готов разорвать любого, кто раздражает и мешает спокойно жить. Но сейчас никакого запала не было, благодаря чему я мог трезво оценить обстановку. Сам процесс оценивания, пожалуй, мы может опустить. И к чему же в результате приходим? Что из-за моего несносного характера умрут люди? Стоп-стоп, это звучит просто абсурдно! Это вообще настолько бредово, что даже нельзя позволять подобным мыслям посещать мою светлую голову. А тогда на что я подписался, согласившись стать личной шлюхой Марата? Эмм… Как на что? Подписался быть шлюхой. Элементарно, Ватсон. И все же. Это стало мне казаться очень странным. Я воистину тормоз и тупица, раз не мог уделить процессу обдумывания этой темы хотя бы несколько несчастных минуточек своего не такого уж и драгоценного времени. Я скинул капюшон, так как вылезшее солнце стало припекать затылок, и внезапно уставился на свою школу. Как так получилось? Это я уже по кругу обошел довольно обширную по размерам улицу и снова вышел к родной школе? Ну, раз так, то, пожалуй, стоит туда все же наведаться. Поднимаясь по ступенькам, думал, каких эмоций во мне больше по отношению к данной ситуации. То ли насмешливости, так как считаю все полнейшим бредом, то ли страха, так как, вспоминая Марата, могу предположить, что это не такой уж и бред. Но все равно. Оба варианта тесно взаимосвязаны друг с другом, ведь если я склонюсь к мысли, что больше все же боюсь, это будет признанием того факта, что действо, происходящее в данный момент – не бред. Но это бред! По крайней мере, так кричал мой здравый смысл. В любом случае, мне надо срочно встретиться с Маратом, дабы обговорить все и прийти к какому-то выводу, а ещё понять, как он вообще тогда оказался в лесу, и как он оказался возле школы, и… в общем есть много вопросов, которые мне надо уточнить, а некоторые и досконально рассмотреть.