***
Время превратилось в бессвязную пыль. Без границ и значений. Существовало лишь две опоры действительности: сон и время, когда она сверлила конусообразный потолок помещения, созданного природой. Свет и тьма, день и ночь не играли роли. Они были лишь цветом, в который окрашивался просвет на улицу, словно проход в иной мир… другое измерение. Сны больше истощали, чем восстанавливали силы. Если не приходили кошмары с насилием невинных или ее самой, то преследовали призраки склепа, воя часами и мелькая с раздражительной скоростью. Но беспокоил лишь один из них — слепец, что обращался к ней, говорил о какой-то птице и неведомом саде. Коршуны ведь тоже птицы — может это знак свыше с подтекстом о том, что Однокрылый ее поджидает? Кто-то вошел к ней внутрь и так как она лежала спиной к проходу, личность вошедшего осталась неизвестной. Малена появлялась лишь раз и покорно завязала с этим занятием, когда Бьянка попросила не беспокоить ее. Время от времени ей приносили еду и воду, но она притрагивалась только ко второму, не в силах прожевать какую-либо еду и не загнуться в позывах тошноты. — Вставай, — приказной тон заставил вспомнить, где она находится и кем числится для каждой белки. Послушно поднявшись на ноги, Бьянка увидела перед собой незнакомую эльфку с красивыми, но немного мужскими чертами лица. Да и не только лицо имело такой характер: ее рост, подтянутость, ширина плеч — все сводило к одному устойчивому значению. Воин. Короткие волосы чем-то напоминали ее собственную стрижку, но были они черного цвета. Брови прямые и грозные, словно стрелы; в меру выступающие скулы; подбородок острый; серьга в левом ухе была столь длинная, что доходила до ключицы. На шее свободно был завязан платок — очевидно, она надевает его на лицо каждый раз, когда их шайка бежит грабить. Одежда была банально болотно-беличьей, кроме плотного бордового плаща, тянущегося до самих щиколоток. — Следуй за мной, — не смягчая напора произнесла она. По дороге Бьянка улавливала косые взгляды знакомых и незнакомых скоя’таэлей и были эти взгляды… странными. Их догнала худощавая эльфка-чародейка со своими чем-то детскими вопросами: — Что с тобой случилось? Ты переживаешь из-за того, что она покончила с собой? — Слушай… как там тебя? — огрызнулась Бьянка. — Мы не подружки, поняла? Так что то, что происходит в моей голове, тебя не касается. Впредь, если ты сунешься на эту территорию, то наткнешься на капканы, понятно? Магичка оторопела от такой резкости, но Бьянке сейчас было не до деликатных речей. Порой лучше хлестануть прямой фразой, чем часами отмахиваться от надоедливого разговора, на который у нее вовсе не было сил. — Аркия, — догнала ее назойливая эльфка, отчего ее гнездо волос на голове слегка пошатнулось. — Меня зовут Аркия. А ты — Бьянка. Теперь я знаю. — Что за имя такое, Аркия? Типа, как арка в герцогском замке? — Не знаю. Наверное… Слушай, — так как они двое шли за черноволосой, чародейка заставила замедлить ход и прошептала: — То, что случилось во Флотзаме. Огонь и все такое… пусть останется между нами, хорошо? — Стыдишься своих побед или боишься, как бы кто не узнал о твоих фобиях? Эльфка молчала. Как и все, она скрывала свои секреты и имела на то полное право. — Не бойся. Я убийца, но не крыса. Отдалившись от лагеря, они пришли к тихой реке с такой прозрачной водой, что можно было разглядеть розовато-серые камни на дне и серебристую чешую мелькающей рыбы. — Раздевайся, — обратилась к ней суровая воительница. Тяжело вздохнув, Бьянка повиновалась не столько приказу, сколько желанию избавиться от этих чертовых шмоток, которые все еще были пропитаны дымом, кровью, мозгами Лоредовской мамаши и прочей дрянью. От них, своей замазанной кожи и прогнивших воспоминаний она ощущала себя столь же грязной, как ведро для нужника у какого-нибудь каннибала. — Уйди, — обратилась брюнетка к чародейке и та, понимая, что возражение может стоить ей жизни, выполнила задание. — Все снимай, — а это уже было адресовано самой Бьянке, так как единственное что она оставила на себе это нижнее белье, прикрывающее лобок и задницу. Когда девушка разделась догола, та велела ей залезть в реку — пологого дна в ней не было и Бьянка очутилась сразу по шею в ледяной воде. Холод оказался настолько ошеломляющим, что кислород в легких ощущался сплошной горой снега, а кожа — твердым шершавым железом. Сумбур в голове прекратился и все призраки мыслей благополучно заморозились. Адреналин ощутимо покатился по венам, словно струи лавы по расщелинам горных ледников. Даря второе дыхание… новую жизнь. — На счет три вдохни воздуха столько, сколько сможешь. — Рука эльфки легла ей на темя. — Раз. Два. Бьянка едва смогла переварить только что сказанное. — Ты же не будешь меня топить, как Баэлир? — Три. Напористость и сила девицы заставила нырнуть под воду и все рефлексы накалились, взорвались и рассыпались, оставляя после себя поразительную тишину и дивный покой. Преодолев реакцию протеста, сознание обрело желанный комфорт, невесомость и приятную легкость. Чистое блаженство наполнило тело и пусть протестующий организм требовал воздух, Бьянка не собиралась прерывать это почти наркотическое удовольствие. И суицидный настрой был здесь ни при чем. Наверх ее вытянула та самая незнакомка, проговорив фразу, выходящую за рамки рационализма: — Можешь кричать, если хочешь. Бьянка уставилась на ту, словно на сумасшедшую, но черт, на самом деле ее предложение не казалось столь безумным, как должно было. Когда Бьянка вымылась и выползла на сушу, то ощутила на коже теплые лучи солнца и бархатистый воздух. Темноволосая сидела невдалеке и выгружала содержимое рюкзака — осознав его предназначение, блондинка запротестовала: — Нет-нет. Одежда белок? Я не буду ее надевать. Та равнодушно посмотрела на нее. — Хорошо. Можешь напялить шлюхины шмотки или оставаться голой. Бьянка с отвращением поглядела на кучу своего бывшего наряда. — Уж лучше голой. Белкой оденете, разве что когда трупом буду валяться, — ответила она, оставаясь верной своим принципам, но потом задумчиво оглядела эльфку. — Хотя… от твоего плаща не откажусь. Бьянка могла поклясться всеми своими пальцами, что та ответит на просьбу ехидным отказом, если не ударом в челюсть, и вовек не отдаст накидку. Но, вопреки всем предрассудкам, та выпрямилась и потянулась к завязкам. С сомнением, словно ей протягивают пробирку с отравой, блондинка приняла кусок ткани и накинула себе на плечи — в этот самый момент появилась чудачка-чародейка, которой воительница приказала убрать отсюда прежнюю грязную одежду. — Нет, — прервала их Бьянка и, когда на нее глянули две пары глаз, закончила: — Сожги ее. На обратном пути, следуя за эльфкой, отдающей приказы, Бьянка слушала пленительную и сладкую, словно спелая слива, мелодию флейты. Пусть исполнитель прятался среди привычной ему среды обитания, не стоило гадать, чтобы понять, кто этот талантливый музыкант. Когда они оказались в лагере, черноволосая вырвала из рук обедающего скоя’таэля миску с едой и угрожающе глянула на того, когда парень возмущенно вскочил на ноги. Им оказался тот самый Мечтатель, с тонкими ногами да вздернутыми бровями — увидеть его на поле боя, размахивающего мечом, который тяжелее него самого, определенно, то еще зрелище. Вернувшись обратно в гигантский дуб, эльфка дала Бьянке еду и приказала есть. Существуют индивиды, которые брезгуют доедать за кем-либо, но к счастью, она не из их числа. Впервые за долгое время, девушка поняла, что голодна и какое это, черт возьми, удовольствие — поесть. Пусть кашица была непонятной консистенции и цвета, сейчас она казалась пищей богов и Бьянка руками и языком вычистила ее до дна. Воительница продолжала стоять над душой, словно для контроля. — Зачем ты это делаешь? Возишься со мной? — вытирая губы, поинтересовалась синеглазка. Та продолжала неподвижно стоять на месте, словно вопрос был адресован не ей. — Если хочешь, я могу прийти снова… — Да, — перебила Бьянка. — Хочу. После тягостной тишины, она продолжила: — Ты не ответила на вопрос. Тебя приставил ко мне Йорвет? Или ты признательна, потому что я разобралась с Лоредо? Могу я увидеться с Маленой? — Нет, — как-то серо отчеканила собеседница, отчего Бьянка покачала головой. Что за тяжелая личность? — На какой из вопросов ты ответила? — На все. — Могу я хотя бы поинтересоваться, как себя чувствует Лукан? Та перемялась с ноги на ногу. — Сносно. В отличие от укороченных ушей, ногу ему восстановят. Наша целительница сказала, что переход ему не должен навредить. — Переход? Когда? Куда? — В Долину Понтара, вчера на рассвете. Северные скоя’таэли перемещались лошадьми и телегой по тракту, что находится неподалеку. Вот и подобрали Малену с ее детьми. — Она уехала? С младенцем и Луканом? — грусть сдавила горло, делая голос Бьянки хриплым. Едва обретя верную подругу, она ее лишилась, оставаясь среди врагов, среди тех, кто ее никогда не поймет, да и понять не хочет. — Не принимай это на свой счет, — тон эльфки смягчился, словно та хотела ее утешить. — Она спешила, потому что ждать ее никто не собирался. А для нее это шанс на миллион: найти транспорт, который доставит больного и новорожденного в свободное государство. Малому же нужно материнское молоко и не тот уход, который можем дать мы, шныряющие между кустами дикие волки. Но зато она оставила подарок. Все это время глядя в землю, Бьянка перевела взгляд на говорившую. Та кивнула в сторону на предмет, который раньше оставался незамеченным — миниатюрная скрипка с аметистами, изумрудами и сапфирами, что любого могут сделать богатым на десятки лет. — Забери, — произнесла блондинка, осознавая, что никакая красивая вещица не заменит эльфку. — Я не умею играть на ней, а в ваших рядах определенно найдутся музыканты. — Она твоя. Хочешь играй, хочешь продай, хочешь выброси. Никто, кроме тебя, на нее прав не имеет. Малена сказала, что эта штука связывает ваши общие воспоминания. Губы с затянувшейся раной слегка дрогнули. Конечно. Этот инструмент был предложен, как плата за милосердие в их первую встречу. Малена тогда едва не лишилась головы от ее меча… меча Синих Полосок. Строгая молчаливая эльфка приходила еще вечером, и вся процедура с рекой и погружением в воду на счет три повторялась вновь. «Можешь кричать, если хочешь». Она предложила это снова, будто знала какие ядовитые ежи лепились к ее сердцу и в этот раз Бьянка не отказалась: она ныряла и кричала, кричала и ныряла. Ее голос пугал мелкое зверье и ночных птиц, он был пропитан мучениями, скорбью, ненавистью и чувством несправедливости. Ей это было нужно… жизненно необходимо. Завив душу в звук, выплеснув эмоции, годами сочившиеся через край здравомыслия и хилых граней психики, она мертвой звездой осталась плавать на поверхности воды. Из ощущений оставался лишь холод воды и скупые слезы на висках. И пришла ясность. Покой. Безмятежность. Чистота. Прошли часы… так ей казалось. Когда ее в чувство привел голос явившейся Аркии, сообщавшей о том, что она что-то нашла. Черноволосая высказала все негодование, которое возникло у самой Бьянки. Честно говоря, она и забыла о существовании эльфки, а та, оказывается, в глубоком сумраке постоянно сидела рядом. Воительница относилась к неразговорчивым, но ее действия были красноречивей любых слов. Убеждая, что это не одежда скоя’таэлей, низкорослая чародейка начала разворачивать сверток ткани, и в итоге перед Бьянкой оказалось богатое платье с пышною юбкой и корсетом. — И откуда оно у вас? Сняли с мертвой богатой дамочки? — уколола ехидством она, заматываясь в уже полюбившийся плащ. — Чего ты всегда такая дерзкая? — возмутилась магичка. — Платье было найдено в сундуке каких-то богачей. Надевай. — Богачей, которых вы убили? — Это важно? В самом деле, не расхаживать же ей голой. Бьянка скорее выхватила, чем добродушно приняла наряд и, сжав крепко губы, осознала, что его придется порвать. Она никогда не была леди, которая придерживается моды, потому что ценила свободу движений, а эти пышные наряды — одно заключение. Чародейка шокировано вздохнула, когда послышался первый треск ткани. Определенно, это был шедевр опытного портного, но у блондинки были другие взгляды на красоту. Подъюбник отлетел в сторону, плащ был отложен, остатки платья надели через голову. Рукава его были короткие в форме колокольчика, на груди рисунок в полоску, по животу тянулся ряд красивых камней, от них ткань лежала грациозными складками, к щиколоткам спускалась длинная юбка. Слишком длинная для того, кто любит быстро бегать и проворно драться. Подобрав подол платья и услышав от чудачки просьбу больше не рвать его, Бьянка снисходительно заправила один край юбки под корсет так, что ее левое бедро практически полностью оголялось и пусть ткань лежала на ногах беспорядочной массой, зато ей было удобно. — Плащ я все равно тебе не отдам, — заявила блондинка и впервые заметила усмешку строгой эльфки.***
— Ты не любишь Сандру, правда? Но на самом деле она не такая плохая. Этим утром Бьянку забрала Аркия, а разговоры с ней шли в качестве обязательной нагрузки. Но, в отличии от компании черноволосой, с этой хотя бы было весело, да и темы можно было затрагивать любые, потому что магичка не относилась к разряду «железных леди», какой оказалась воительница. — Кто такая Сандра, эльфка? Они вышли на берег реки, к которой Бьянка успела пристраститься. Блики на ней сияли изумрудами, ненавязчивый шум воды тек музыкой, на противоположном берегу гуляла олениха с детенышем. Погода была чудесной: она олицетворяла полное удовлетворение жизнью и даже тайную радость. Свет яркими лучами падал на листву и алые цветы в траве, делая их оттенок более насыщенным. Ветра не было, а небо казалось столь чистым и прелестно голубым, словно оно ненастоящее. — Та, которая подарила тебе этот плащ. Которая водила тебя сюда. — А… — Не стыдясь своей наготы, Бьянка разделась и прыгнула в воду, а когда вынырнула, продолжила с расспросами: — И зачем она это делала? Я для чего-то нужна Йорвету? — Йорвет здесь ни при чем. — Собеседница присела на колени и нависла над берегом, снизив голос до шепота: — Думаю, так она хочет отблагодарить. — За что? За то что я помогла выбраться Лукану? — Нет, — та оглянулась, словно опасалась, что ее могут услышать. — Говорят, ты что-то вручила Йорвету. То, что дало шанс Киарану выжить. Сейчас его тело поразительно быстро восстанавливается, а он для Сандры… как это сказать? В общем, он брат ее матери, и когда он неделями лежал при смерти и все шептались о его неизбежной смерти, то на ней вообще лица не было. Так вот чем Бьянка заслужила такую признательность: отдала главарю лечебную траву, украденную у него же. Кто бы мог подумать, что здесь снова играют роль семейные узы. Как бы то ни было, Бьянка была безмерно благодарна эльфке, потому что она сделала для нее то, что было не под силу самой Бьянке — заставила ее душу возродиться. — Не обращай внимания на ее странности… Ты же сама заметила, что она… с приветом. Синеглазая неподдельно рассмеялась. — И это мне говоришь ты. Чародейка фразу не поняла: насупившись и вытянув трубочкой губы, она сидела в очень комичной позе. — Ну, хочешь, кто-то другой скажет. От хохота, Бьянка ушла под воду — пришлось подплыть к берегу, чтобы откашляться и угомонить смех. — А ты? — спросила она, когда успокоилась. — Я? — Как ты оказалась во Флотзаме? Тебя лекарка послала? Или решила проследить, чтобы пленница случаем не убежала? — Если ты не против, я не буду об этом говорить. — Против, — озорным тоном сказала Бьянка, будучи уверенной, что та вовек не расскажет о своих мотивах. — Просто… Даже среди своих я изгой. Меня все считают лишней, ненужной помехой. Потому что я прибыла сюда, как маг, магией толком не обучена. Моим учителем была ведьма, которая жила на болотах. У меня не было особенных магических задатков для такой сложной науки. Я росла среди молодых чародеек, которые насмехались надо мной, и потому я решила любой ценой стать им подобной. Я убежала от ведьмы, когда поняла, что она вырывает сердца у людей и эльфов для своих обрядов и на этом мое обучение закончилось. Даже находясь среди скоя’таэлей, я продолжаю быть ни воином ни магом, ни еще кем-то, кто был бы пригоден им. Я — ненужная деталь работающей машины. Когда я увидела, как ты сбегаешь ночью из лагеря, то вначале решила схватить тебя и доказать Йорвету свою полезность. Но потом я поняла, куда ты направляешься и зачем — и твой вариант показался более достойным и благородным. Бьянка даже замерла, чтобы лишним движением не отнять у рассказчицы желание говорить. — Откуда такая низкая самооценка? Ты способная и это факт. Я видела, что ты вытворяла во Флотзаме и это было, мать его, пекло. — Я боюсь своих знаний… Но, знаешь... то, что ты сказала, наверное, самое приятное, что я слышала. — А знаешь, что я тебе еще скажу, Арки? — Бьянка подплыла ближе и схватила ту за предплечье. — Тебе тоже не помешает помыться. За испуганным криком последовал бурный всплеск. Чародейка забарахталась в воде, словно пес, который впервые учится плавать. С выражением, словно случилось непоправимое, она выползла на сушу, бормоча о том, что не любит воду, одновременно топая ногами, стряхивая ее с себя. — Ты не признаешь воду, боишься огня. Ты что из зефира? — Зачем ты это сделала? — возмущалась та; похоже, на ее лице отразилась тень обиды. — И нет. Я не из зефира. Разве я тогда могла бы разговаривать? Крепко сжав губы, Бьянка подавила смешок. Как бы там ни было, чародейка действительно выглядела хуже чем до купания. Лоскуты ее наряда облепили кожу словно бумага, волосы казались влажной кучей разворошенного сена, красная краска вокруг глаз расплылась. — Я… не могу находиться в таком мокром виде, — обреченно размахивая руками, проговорила та. — Побудь здесь, хорошо? Я высушусь и приду. Только никуда не уходи. Бьянка кивнула на этот приступ безрассудства: похоже, чародейка забыла, что, исполняет роль не столько поводыря, сколько стражника. Пленницы… Но какой шанс, что Бьянка больше ею не является? Уйдя в себя, она совсем забыла о главном вопросе. Может после ее «подвига», Йорвет стал к ней снисходителен и не собирался больше держать ее при себе? К тому же, с момента, когда проблема со склепом решилась, потребность в ней мгновенно растаяла и если главарь белок до сих пор не казнил ее на площади своего «города», не значит ли это, что ее вычеркнули из списка заключенных? Уже с полчаса Бьянка сидела на берегу в ожидании. Даже если она остается в плену, пусть она сбежит под надзором кого-то более скверного, нежели невинной Арки. Например Баэлира: ткнуть его носом в ошибки — наверное, то еще удовольствие. Словно услышав ее смелые мысли, на дальнем берегу речной излучины, появился Йорвет. Он был расслаблен, задумчив, грыз какую-то травинку и совершенно не замечал девушку. У Бьянки медленно поехали брови на лоб, когда она поняла, что он раздевается. Вначале избавился от ремня и тканого кушака, затем от нагрудника, кафтана, рукавиц и сапог. Небрежно расстегивая пряжку за пряжкой, открывал свои длинные руки с острыми локтями, крепкую шею с торчащим кадыком и татуировкой, жилистые ноги с упругими икрами. Вытаращившись на это зрелище, девушка не знала что делать: с одной стороны ей было жутко неудобно; хоть малость пошевелившись, она тотчас привлекла бы его внимание. С другой… это было захватывающее зрелище. Оставшись в одной потертой рубахе и темных узковатых штанах, которые вскоре подвернул до колен, он олицетворял прекрасно сложенного мужчину со строгой, несколько дерзкой красотой. Когда эльф потянулся к затылку, чтобы развязать повязку, Бьянка невольно прикрыла губы руками, ведь этот вид откровенней даже наготы. Она увидит его шрам — клеймо войны. Красоту уродства и уродство красоты. Заметив суету на другом берегу, Йорвет мигом бросил свое занятие и приблизился к поваленному дереву, которое лежало над водой, разделяющей их. — Vild'enа, ты одна? — он оглядывал лес позади нее, ища хоть кого-нибудь из своих подчиненных и, похоже, это его затрагивало значительно больше, чем тот факт, что она втайне наблюдала за ним. — Йорвет! — За тобой должна приглядывать Sandra! Где она?! — в его голосе читалась готовность к решительным действиям и реализовалась она тем, что мужчина прыгнул на поваленное дерево. Осознав, что таким образом он легко может добраться на ее сторону, Бьянка вдруг насторожилась и отстранилась на пару шагов назад. — Не надо! За мной придут! Йорвет! Йорвет, не лезь! — Оставайся там! Его ловкость и проворность без тяжелого кафтана была почти чарующей: расправив руки для равновесия, он пошагал в ее сторону и Бьянке ничего умней не пришло в голову, как сбежать. Подобрав длинный край платья, она бросилась сквозь кусты можжевельника и малины, будучи уверенной, что за то время, пока эльф будет перебираться через реку, ей удастся скрыться. Она неслась по лесу неведомо куда, со временем местность стала больше холмистой и, взобравшись на одну из высот, Бьянка вдруг приметила преследующего мужчину в ста футах от себя. Это заставило ее вскрикнуть от неожиданности и рвануть так, что из-под подошвы полетели комья земли. Выбежав на открытое пространство, усеянное огромными камнями, девушка запетляла между ними, как в лабиринте. Йорвет вертко огибал и перепрыгивал препятствия и быстро настиг ее, но, когда его рука схватила развевающийся плащ, Бьянка по инерции высвободила ветку кустарника, которая огибала ее тело, и по щеке эльфа словно полоснули плетью. Пальцы его разжались и беглянка без промедления использовала этот шанс: она успела отбежать еще на десяток шагов, как поняла, что вновь взбирается на холм. Внутри щекотал озорной настрой: стало забавно то, как Йорвет получил по лицу. Теплый ветер бил в лицо, теребя плащ и раскачивая красные полевые маки. Ногами она сбивала тонкие лепестки цветов и воздушное семя одуванчиков, слабый узел на шее развязался и плащ упорхнул вниз — прямиком на преследователя. Взглянув через плечо на ругающегося Йорвета с кучей ткани на себе, Бьянка не смогла противостоять веселости, которая мешала главной задаче. Вершина горы казалась крутой и недостижимой: девушка взбиралась уже на нее, используя руки в роли дополнительных ног. Если бы на ней не было этого платья, если бы она приняла ту беличью форму, которую предлагала Сандра — ей определенно было бы легче двигаться. Но сейчас кроме одежды ей мешал еще и пробирающий смех, который сбивал дыхание и истощал силы. Легкие горели, мышцы на ногах напряглись, словно камни, которые остались за спиной, а чувство опасности… оно рассыпалось волшебной пыльцой радости. Она выбралась на этот чертов холм, выбралась на вершину, открыто смеясь и задыхаясь. Поднимаясь на ноги… чтобы снова быть с них сбитой. Йорвет повалил ее на траву, но, будучи пойманной, она лежала на боку и продолжала хохотать — из-за всех стараний эльфа, из-за этого глупого бегства, из-за нелепого платья, из-за какой-то детской игры, в которую без договоренности играли они двое. — Что за безумие? — прошептала она, потирая брови и переводя взгляд на эльфа. Опираясь на крепкие голые руки по обе стороны от нее, он выглядел бы строгим и несокрушимым: его губы имели привычную непочтительную форму, но единственный глаз, в зелени которого отражалась сама Бьянка, обрамленный густыми черными ресницами, в котором, казалось, не может быть ничего кроме ярости… Улыбался.