***
То ли край здесь холоднее, то ли осень сюда приходит раньше обычного, но уже спустя несколько недель после прибытия Бьянки в долинах старого Аэдирна погода заметно изменилась. Ночной холод порой не давал заснуть, птицы то и дело летели косяком вдаль, неспокойные ветра практически озверели, разгоняя сухой песок по щербинкам скал и улицам Сожженной Деревни. Даже гарпии в окрестностях поутихли, предпочитая тепло гнезд и безветренных пещер. Все это время Бьянка была предельно аккуратной в вопросе своей незаметности: выходя на улицу, надевала плащ, время дня выбирала тихое, общалась только со знакомыми. Так и этим ранним утром, скрывая лицо капюшоном, она пришла на встречу с информатором и по окончанию тайной беседы оставила ему десять оренов. Роше ее учил, что лучшими разведчиками всегда остаются нищие и дети. Они неприметны, сливаются со стенами, не выражают угрозу, тихие и безучастные. Но многие забывают, что они также имеют уши. Бьянка сработалась с юным осведомителем — каждые два дня он приносил данные о Коршуне и его псах в мантиях. Чаще всего информация поступала не вместительная и особого веса не имела, например появление Однокрылого в таверне, о его встрече с Саскией, о том, где он поселился и что климат Долины Понтара сказывается на нем не самым лучшим образом. Из-за повышенного артериального давления подонок зачастил к специфическому медику, который не только отварами трав его поит, но и накладывает пиявок. Также стало известно, что его маги разъезжают по деревням вольного государства для мобилизации эльфов. Опасаясь его следующего хода, Саския установила за ним слежку, но это его, похоже, совсем не беспокоит — говнюк ведет себя спокойно, словно рыба в воде. Пока Бьянка заканчивала дела с молодым шпионом, утро развиднелось: торговцы вылезли со своим товаром, дородные хозяйки гнали гусей на окраину, юные девицы доили коров и коз, плотники начали не в такт постукивать молотками. Небо было пасмурным, пряча за тучами солнце, а ветер бил в лицо холодными потоками, словно нарочно пытался сорвать с головы капюшон. Визжащие рядом женщины, у которых также удачно поднялись юбки, что-то сказали о надвигающемся шторме — их слова блондинка пропустила мимо ушей из-за того, что ее окликнул Лукан. Передвигался он еще с костылем, но больше для страховки, а не по необходимости. Но впечатлил ее не его костыль и не легкая походка, а переполненная жизнью улыбка и открытые прической уши. Их кончики были обрамлены сверкающим металлом, как нельзя красиво имитировавшим форму эльфийских ушей. Глаза красногубого парня искрились беззаботным весельем, которое встречалось разве что до знакомства с Лоредо. Стоило признать: Бьянка соскучилась за этой жизнерадостной рожицей. — Ты это видишь, sor’ca? Как тебе мои новые уши? — Он откинул тонкую косу на виске, чтобы продемонстрировать обнову. — Потрясающе выглядишь. И это признание касалось не только ушей, но и отличного настроения, которое ментальным способом передавалось и ей. Так как парень нес сетку с яблоками, девушка решила помочь хромому и проводить его до дома. Капризная погода начинала раздражать, ибо никак не желала успокаиваться. Распрощавшись со спутником, на обратной дороге она сама уже захотела яблок и остановилась на торговой площади для их покупки. За спиной послышалась суета — жирный обрюзгший обозчик громко ругал какого-то мальчишку за воровство. Ожерелье, которое якобы было украдено, на вид выглядело не дороже старых ботинок, но сколько же шума подняли из-за него. Глядя через плечо, Бьянка вдруг узнала мальчишку-эльфа — это же тот неуклюжий помощник красавицы-невесты. Мик или Вик. Вместо того, чтобы поостыть, ситуация накалялась: подтянулось еще несколько человеческих мужей и, придумывая наказание, они перекидывали малого из рук в руки. Протест внутри начал сбивать первые замки. Что за поведение? Это страна, где имеются свои порядки, и кару виновным имеет право устанавливать лишь суд, а не какие-то барыги в дорогой одежде. — Знаешь, что в Ковире за воровство руку отрубают? — Думаешь, с тобой так не поступим? Продавец яблок протянул товар, пряча глаза, словно не видит передряги и мальчишку не его расы сейчас собираются калечить. Невзначай Бьянка оглядела зевак: эльф справа — уже уходит; эльфка на балконе с младенцем на руках; эльф, прокативший мимо бочку; парочка женатых; остроухие дети, жмущиеся в углу с таким видом, словно неприятность затронула и их самих. Никто из сидхов не заступался, словно так и должно быть, словно это обыденный эпизод их жизни. — Почему вы не протестуете? — спросила девушка у продавца. — Он ведь один из вас. Неужели лишение руки — заслуженное наказание за воровство дешевой хрени? — Нет смысла раздувать конфликт, — с горечью в голосе ответил тот. — Неважно кто прав, мы всегда остаемся виноватыми. А заступись сейчас кто за бедолагу, тот себе в дом беду приведет и не будет ему покоя. Выродки отберут его. Они боятся? Осознание прогремело в голове, словно гром, оглушив на пару секунд сознание. Воссоздались былые слова Йорвета о существовании эльфов в людских городах, о цинизме людей и ущемлении представителей его расы, об иллюзии, созданной монархами. Отрицательно покачав головой, Бьянка только сейчас начала понимать, о чем он говорил. Вливаясь в людскую общину, будь ты бунтовщик или живи по правилам, на нелюдях все равно остается ярлык белой вороны. Ведь судя по представленной реакции, такое случается не впервые, а уж если подобное происходит в Долине Понтара — государства всех рас, то дела за пределами границ явно обстоят не лучше. Все ее устойчивые убеждения. Они рушились, подобно карточному домику. Осыпались с катастрофической скоростью и оставляли после себя клыки руин незамеченной ранее реальности. Пугающие своей неизвестностью. На его месте мог бы быть Лукан. Бьянка среагировала, когда виновника собрались лупить тонкой лозой по маленьким рукам, и бросила в новоявленных судей сетку приобретенных яблок. Не сразу поняв, что произошло, мужичье выглядело сборищем ослов. — Что? Что?! Ты кто такая? — Кто я? А кто вы, раз берете на себя судьбу мальчишки? Если он вор, его должны судить по закону. Должна судить Саския! — Саския пусть свой трон бережет. Украли у меня, а не у нее, потому наказание выполняю я, ясно? — Сколько стоит украденный предмет?! — Упрямый ветер все-таки сорвал капюшон с волос, но было уже все равно. — Не в предмете дело. Разве не понятно? А в морали. Этот скот заселяется здесь, а как не умел вести себя среди люда, так и не учится. Ты посмотри на него. — То есть его вина не в воровстве, а в том, что он тот, кем является? Будь на его месте человеческий ребенок, ты бы поступил иначе, хренова свинья? — Ты что защищаешь эту… «Высшую Расу»? — встрял второй. — «Высших дикарей»? — Здесь все равны, разве нет? Отпустите ребенка. — Отпустим, не боись. Только получит свое, и сразу отпустим. — Вы не имеете никаких полномочий! — Бьянка начала прорываться к «подсудимому» и когда ее жестко оттолкнули, она обратилась к эльфам: — Почему вы молчите?! Почему позволяете такое?! — Уходи, девка, по-хорошему, — озлобленно заворчал богач, давая ясно понять, что это его последнее предупреждение. — Ты к этому не имеешь никакого дела. — Да ну. А если я приказала мальцу украсть эту побрякушку? Я захотела владеть ею без оплаты, что тогда? — Тогда пороть будем тебя. Но спроси себя в начале, хочешь ли брать его грехи на свои плечи? Это отродье того не стоит. — А что? Человека бить на площади не так гуманно? Один из подхалимов плюнул ей под ноги, маленького эльфа усадили на колени и держали за воротник — лицо покрылось слезами, ресницы слиплись, летящая пыль залепила мокрые щеки, волосы трепались на ветру. Зачем эта дискриминация? Они ведь такие же. Такие, как люди. В упор приблизившись к обозчику, Бьянка прорычала: — Расходитесь или у вас будут серьезные проблемы с законом. Черные глаза смотрели на нее с разочарованием и презрением. По следующим словам стало ясно, что этот человек не умеет проигрывать: — Если выдержишь десять ударов, не опуская рук, мальчишку не тронем. И она согласилась на условие. Не из-за недостатка силы противостоять. Не из-за меньшинства, которое она из себя представляла. Не из-за желания сделать из себя жертву. Даже не из-за маленького воришки. А из-за эльфов. Из-за их судьбы, из-за бремени. Из-за всемирной людской ненависти к этому народу. И, что самое главное, ее осознания. Словно наказание, она принимала удар за ударом, твердо держа в воздухе руки венами кверху и сцепив зубы. Столько резала, столько убила, слепо следуя за командиром. Она всегда считала, что скоя’таэли стремятся завоевать, отнять, сжечь и истребить. Но сейчас правда перевернулась вверх дном и вылила всю скрываемую в себе гниль. Они годами пряталась, сражались и умирали лишь за право жить. Чтобы греться у теплого очага, не опасаясь, что твой дом сожгут. Чтобы без опаски занимать должности, служить. Чтобы не бояться пройти по улице людских городов. Чтобы не являться овцой среди волков и не быть в конце концов съеденным. При каждом прикосновении хлесткая лоза рассекала кожу — если вначале Бьянка сдерживала боль, то на пятом ударе стало невыносимо, и она застонала. Не всех жителей разогнала беспокойная погода — многие сходились к «зрелищу» и лица эти были неоднозначны. Люди, выражали удивление: похоже, они не понимали мотивов поступка. Эльфы стояли завороженные, даже младенец на балконе не пытался больше перекричать ветер. Краснолюды убежали доносить представителям порядка. При затянувшемся небе кровь выглядела черной, отчего каменная кладка стала похожа на серый пергамент с множественными чернильными пятнами. Словно приговор, выписанный ею же. Боль так отрезвляюще действовала на разум и как нельзя лучше освобождала от всех небылиц и заблуждений. Это заставляло впервые за долгие годы проснуться. Терпеть собственное наказание и ненавидеть Йорвета за то, что он оказался прав. На восьмом ударе раны скрылись, ибо участки от запястья до локтя залились темной кровью, но Бьянка неукротимо удерживала кисти на весу. Рефлексы метались по всему телу, отражаясь в плечах, шее, даже скулах, но что-то значительно сильное грызло глубже. В груди. Острая обида за обладателей острых ушей пронизала легкие и трахею — воздух пробивался толчками, словно сквозь груду камней. Сейчас небо как нельзя лучше отражало ее состояние. Посторонние звуки слились в далекий писк — ее мучитель и остальные что-то говорили, но она была далека от того, чтобы понять их слова. И отреагировала девушка, когда кисть с плетью неповоротливо застыла над ней. Картина шокировала ее почти так же, как предательство Роше. Десятый удар предотвратил высокий эльф — стройный, как стрела; угловатый, словно многогранник; с прямым станом, словно до предела натянутая струна. Полная противоположность комплекции лупившего ее богача. — Достаточно, — с нескрываемой угрозой сказал Алтассель. Но Бьянка не нуждалась в чьей-либо помощи — она сама позволила тому случиться. — Пусть закончит, — сухими лопнувшими губами прохрипела она наперекор бушующему вихрю. Причины заботы эльфа ей были неведомы, но судя по тому, что от схватки палач начал скулить, запал своего намерения остроухий не утратил. — Пусть закончит начатое, — ее голос не был громким, зато теперь стал внятным и понятным, словно приказ. Алтассель глядел на нее незнакомым взглядом. Нанесенные ею ушибы уже сошли и теперь перед ней предстало красивое эльфийское лицо с широкими губами, гладкой кожей, чрезмерно выступающими надбровными дугами и затаенными глазами под ними. Когда он все же уступил, не на шутку испуганный палач сделал последний удар и тот оказался самым легким из всех. Вместе с шумным выдохом, Бьянка опустила руки и упала на колени. Боги, какое же отвратное состояние. Проклятый песок в воздухе лип к ранам и пытался забраться под ресницы — далекий голос разума кричал, чтобы она сию же секунду укрыла от лишних глаз свою голову и отправилась к медику. Маленький виновник вырвался вконец из рук недоброжелателей, преодолел площадь и, скрывая лицо локтями, нырнул под арку. Лениво следя за бегущим ребенком, девушка вдруг увидела Его. Наблюдающего. Застывшего. Пораженного. Стоило признать, что отправить подручного в земли Дол Блатанны оказалось не так просто — мелкие проблемы образовали сгусток дикого абсурда, к тому же не единожды проскакивала мысль, что Алтассель сам не горит желанием оставлять территорию Вергена. И даже сегодня, когда Йорвет провожал эльфа, словно наперекор всем планам, погода вдруг взбесилась и к полудню походила на ласковое торнадо. Направляясь к конюшням через площадь Сожженной деревни они вдруг услышали суету гражданских, и как же Йорвет удивился, когда разглядел в центре Полоску. Ее порол кругловатый dh’oine, а та, в свою очередь, слишком покорно протянула для этого руки. Последний раз они встречались еще на свадьбе, которая слишком часто всплывала в голове. Сам факт того, что девица видит в нем пару, оказался настолько эксцентричным и неуместным, что вызывал больше неловкости, нежели ненависти. То есть, она не против касаний и ласк, которыми одаривают друг друга любовники, и, быть может, представляла его рядом с ней со всеми подробностями. Но это же неправильно и отвратительно! Наверняка отвратительно. Алтассель среагировал незамедлительно — он перепрыгнул ограду, за которой они шли, и в следующую минуту схватил запястье толстяка. Йорвет застыл в недоумении: что он упустил, раз друг защищает своего заядлого врага, девчонку, которая совсем недавно беспощадно пинала его. И кстати, почему она позволила вытворять с собой такое? Зайдя под арку, он подслушал разговор обмотанных, словно мумий, зевак и реальность оказалась более странной, чем выглядела в начале. Бьянка заступилась за эльфа-вора? Девчонка-dh’oine? И теперь получает за это наказание от своих же? Не думал он, что доживет до подобного зрелища. Зачем? Зачем ей эти жертвы? Немыслимо же. Что пытается доказать? Получив свой десятый удар, она истощенно упала на колени, кисти рук заливались кровью, плечи содрогались, ветер смел волосы на глаза. Ей явно не позавидуешь. Возможно другие не видели, но она все равно олицетворяла силу, несокрушимость и волю. Когда-то он видел статую богини Меадбх, сидящую на коленях и в капюшоне. Оплетеные ветками терновника руки тянулись к небу, как бы призывая к вере в самые трудные моменты и обещая впитать страдания верующего. У Йорвета даже челюсть отвисла, насколько Бьянка сейчас походила на эту статую. Стальная воительница, вставшая на защиту закононарушителя его расы. Не были понятны мотивы, но что бы ей не руководило, она вызывала уважение своим благородством, а болевая стойкость поистине восхищала, подонок Роше ее отлично закалил. Как командир, Йорвет всегда доказывал своим эльфам, что они должны живым щитом стоять друг за друга, так как являются составными частями единого целого. Его подопечные не всегда придерживались правила, но что он видит сейчас? Почему? Мальчишка, причастный во всем этом, прошмыгнул мимо и Vild'ena нашла глазами его. Ее взгляд был горьким, с примесью сожаления и некого прозрения. И чувствовалось в нем больше тепла, чем желчи и злобы. Алтассель продолжал удивлять: разогнав толпу, он помог подняться девчонке и увел ее. Йорвет очнулся с запозданием и нагнав их, приказал эльфу действовать по плану. — Ей нужно к врачу, — судя по тону, тот не намеривался выполнять приказ. По крайней мере, сию же минуту. — Я прослежу за этим, — в тон ответил Йорвет, не уступая. — У нее раны… — Я прослежу. За этим. — Они смотрели в упор, словно петухи, которые вот-вот набросятся друг на друга. Йорвета возмущала непокорность, ведь именно она ломает структуру стратегий и приводит к поражению. Что двигало Алтасселем ему понятно не было. Ветер перешел из стадии неспокойного в стадию угрожающего — деревья стали гнуться на половину своего роста, оставшиеся жители спешно искали укрытие, забытая утварь металась по улицам. — К чему такая забота? Полоска в безопасности, даю слово. Готовь коня и отправляйся сразу же, как погода успокоится. Подчиненный стоял нахмурив брови, не то от летящей в глаза пыли, не то от недовольства и противоречия. Чувства подсказывали, что второе. В конце концов адекватность к нему вернулась и, покорно кивнув, Алтассель ушел. Йорвет обратил внимание на спутницу — во время спора она не сказала ни слова, даже сейчас смотрела в землю, словно сознанием находилась не здесь. Намереваясь ее тащить за собой, он по небрежности схватил за женское запястье и Полоска тут же зашипела от боли. — Прости, — выскользнуло у него прежде, чем он смог осознать значение слова. Похоже, волосы щекотали ей лицо, так как она попыталась почесать бровь, но вместо этого измазала лоб. — Можешь идти своей дорогой, мне не нужна помощь! — Молчи и иди за мной! — им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Бьянка шла следом, но, когда они вышли из деревни и ступили на тропу длинного ущелья, она запротестовала: — Йорвет, не нужно! Не находись больше рядом! — бросила она, словно его присутствие приносит ей страдания. — Если хочешь говорить, то лучше скажи, что ты вытворяла на той площади! — Я могу обойтись без тебя! Убирайся! — Зачем?! — Он схватил ее за плечо и уставился требовательным взглядом. — Зачем ты заступилась за одного из наших?! — Хватит толкать свои нравоучения! Ты достал! Как же ты достал! — О чем ты, d'yeabl? — О том, что я тебя ненавижу! Йорвет застыл, пытаясь найти объяснение ее поведения. Значит получила немного и уже срывается? Честно сказать, он разочарован — не думал он, что ее может вывести из себя физическая боль. В безнадежности покачав головой, эльф указал пальцем и толкнул упрямую девчонку вперед: — В конце ущелья находится луг, слева у гор будет стоять хижина. Там живет целительница, скажи, что от меня, она сделает свое дело. Полоска выглядела на пределе. Ничего не ответив, она пошла по его указаниям. Йорвету нужно было развернуться и пойти к конюшням, но, даже когда девчонка скрылась из виду, он как вкопанный стоял на месте еще минут пятнадцать, пытаясь восстановить рациональный рассудок и наплевать на судьбу Полоски. Спустя это время он сделал шаг и быстро двинулся по тропе. Благо длина ног позволяла развить неплохую скорость, потому до ее конца он добирался недолго. Только вышел он не к Сожженной деревни, а на тот самый луг, к которому была направлена Бьянка. Он бывал здесь давно, но память касательно координат хижины не подвела — огороженная горами, она стояла совсем неприметной. Ни возле, ни внутри никого не было: точнее, двери вообще были закрыты, а в окнах отсутствовал свет. Может лекарка уже несколько лет, как съехала? Где же тогда Полоска? Не на шутку беспокоясь за раненую, Йорвет обежал засаженную невысокими деревьями окрестность, и вышел к полям фермеров. На открытом пространстве дела с ураганом обстояли еще хуже, ибо у него здесь была полная свобода, без баррикад и препятствий. У старого деревянного столба сидела она — отчужденная, отстраненная, ни в ком не нуждающаяся. Похоже, хижину она вовсе не искала: забрела куда глаза глядят и приземлилась здесь, словно на Верген не опускалось настоящее пекло. Не выискивая убежище, негодяйка сидела и глядела на свои свежие раны, словно только сейчас заметила в каком они состоянии. — Ты сумасшедшая или слепая?! — Когда он подошел ближе, она подняла прищуренный недопонимающий взгляд, а затем оглядела вокруг, будто не верила, что он правда находится здесь. Да что с ней? Ее темные в этом свете глаза расширились — Йорвет в момент оглянулся и различил то, что ее так поразило. Безумный ураган сорвал с мельницы целую лопасть и швырнул в их сторону. Самосохранение у двоих работало отменно — сразу рванув наутек, они услышали, как над головами прогудела вещица немалой площади и веса и, возможно, если бы эльф, не свалил их обоих на землю, могли появиться жертвы. Крикнув о том, что им нужно убираться, мужчина направился к той самой хижине, но она оказалась все также безнадежно запертой. Тогда эльф несколько раз приложился к двери, и та, пусть и оставила замок в целости, но наконец сошла с петель. — Заходи быстрей! — бросил он спутнице и, когда девица вошла за ним, приставил дверь обратно. После этого мир, казалось, образумился — они, наконец, добрались угла вселенной, который недоступен всеобщему хаосу. Вопреки времени дня, в помещении было темновато. Лачуга выглядела маленькой: общая комната с печкой и крошечная спальня. Выискав трехрогий подсвечник, он зажег огарки свечей в нем и оглядел жилище — пусть здесь не так уж и чисто, но паутины на вещах нет, да и еда в посуде так долго не пролежала бы. Значит, жилец все же имеется, вот только его ли это знакомая? Прижавшись к деревянной стене, Полоска вполне благополучно истекала кровью: руки упавшие, голова закинута, веки опущены. На улице свистел ветер, облизывая двери и окна, словно хотел коснуться скрывшихся беглецов. Йорвет начал расхаживать туда и обратно, не решаясь сделать то, что намеревался — в конце концов, она одна из немногих людей, которая встала на защиту эльфа, да и кто знает когда вернется хозяйка дома. Его руки орудовали над столом небрежно, словно медведь пытался найти в груде старых ульев каплю меда. Благо склянки были подписаны, и эльфу удалось найти то, чем можно промыть раны от инфекции. Подсев к безжизненному, казалось, телу, он взял чужую руку и приступил к делу — девчонка вмиг очнулась, и его намерения ее не обрадовали. Наверное, это низко: Синей Полоске получать помощь от остроухого, но он не привык менять свои планы, потому проигнорировал все ее капризы. Учитывая, что процедура была не из приятных, пациентка, сцепив зубы, достойно терпела каждое касание. Только сейчас он заметил, что она нарочно избегала встречаться с ним взглядом, вернее вообще не смотрела ему в лицо. Смыв кровь, Йорвет понял, что полосы шрамов останутся с ней до конца жизни. Но ведь она без того уродует свое тело различными татуировками еще несколько меток не должны ее разочаровать. Когда он взялся забинтовывать вторую руку, Vild'enа вдруг заговорила: — Все что вы предлагаете — лишь иллюзия, созданная вашими монархами. Монархи? Йорвет нахмурился, не понимая о чем она. — Приукрашенная словами и легализованная… Бьянка подняла на него взгляд и теперь ему самому захотелось оборвать этот контакт — слишком откровенный вид она из себя представляла. — Так ты говорил?.. Она его цитирует? Насторожившись, эльф продолжил забинтовывать раны, превратившись в слух. — Я разглядела ее… Что она несет? — Эту самую иллюзию… Он очень сомневался. — Четыре года я служила специальному отряду в роли охотницы на нелюдей. Четыре года шпионила, преследовала, убивала. Мне никогда не были понятны ваши мотивы, я считала вас безумными фанатиками, которые сами не знают, за что борются. Которые, руководствуясь гнусной завистью, хотят прибрать к рукам наше имущество, истребить жителей и заселить города, стать королями этого великого мира. «Нам не нужно быть королями, чертова девчонка!» — Но сегодня… — Она сглотнула. — Я сумела разглядеть, что стоит за иллюзией. Все не так сладко, как мы рассказываем, не так ли? Работодатели не выделяются охотой нанимать эльфов; закон разрешает вам жить только в резервациях, которые не краше тюрьмы; лечить и за деньги никто не соглашается; а социальное отношение такое же, как к груде навоза. У нее вырвался иронический смешок, а у Йорвета стали путаться пальцы в, казалось бы, такой простой задаче. — Лишь побывав в вашей шкуре, я поняла, насколько расу остроухих смешивают с дерьмом. Как пытаются истребить мирным путем. Я понимаю теперь почему ты их называл еще большими dh’oine, чем сами люди — соглашаться с такими условиями непростительно. Это ставит печать неуважения к самому себе. Эльф завязал последний узел, и, скользнув по ладони, остановился на пальцах. Он посмотрел на говорившую и поймал себя на мысли, что задержал дыхание. Каждое ее слово било прямиком в цель. Она рылась в правде того, что для него было дороже жизни — судьбе его народа, его несправедливом нынешнем положении. Значит, ее задела не физическая боль, а само осмысление? Неужели кто-то из Синих Полосок в состоянии такое понять? — Четыре года была слепа, но только сейчас разглядела ту свободу, за которую вы так отчаянно сражаетесь. Йорвет смотрел на нее широко раскрытым глазом, разучившись, казалось, говорить. Да он и не знал что говорить, ведь все их беседы заключались в спорах и переубеждениях. Здесь же она открыто согласилась с ним столь откровенно, как ему даже и не снилось. Похоже, она не догадывалась какое важное значение для него имеет это признание, и ждала, что он скажет хоть слово. Но пауза тянулась слишком долго и Бьянка отвела глаза. Йорвет застыл, словно каменное изваяние, так и не отпуская чужой руки. Ему хотелось погладить ее кожу, поднять обратно ее подбородок, заставить сфокусировать взгляд на нем, вытереть наконец ее вымазанный кровью лоб. Но он продолжал сидеть и молчать. Ситуацию спасла явившаяся хозяйка дома — возмущаясь поломкой дверей, она не сразу вошла внутрь, но позже, заметив, судя по всему, свет в окне, просунулась сквозь допустимую щель с ругательствами и недовольством. Чуть было не стукнувшись о потолок, эльф выпрямился во весь рост — оглядев строгим взглядом персону перед собой, женщина сразу же узнала его и на ее лице отразились мягкие нотки. — Йорвет? — в ее глазах промелькнул радостный блеск, а губы с бордовым шрамом до щеки слегка улыбнулись. — Я слышала, что ты приехал в Долину, но… — заметив Полоску, она насторожилась. — Это кто? Она ранена? — Инстинкты медика дали о себе знать. Одноглазый кивнул и направился к поломанной двери, дальше дело за ней. Черта с два он пробудет здесь еще хоть минуту: лучше находиться в урагане, чем в этой разъедающей тишине. — Ты не останешься? — Эйца скорее просила, чем спрашивала; он знал, что дорог ей и сейчас открыто пользовался этим. — Нет, — коротко ответил он и вдруг встретился с синими глазами Бьянки. Она пристально следила за ним, зная, что он уйдет и постарается больше никогда с ней не встречаться. По ее виду, нельзя было сказать, что она стыдится своего откровения, скорее была удовлетворена тем, что высказала. Снаружи погода была все такой же безумной — прикрывая единственный глаз, Йорвет преодолел ущелье и увидел первые крыши Сожженной деревни. Одна из них была сорвана, большинство изгородей повалилось, указательный столб сравнялся с землей. До завтра буря утихнет — она унесет с собой хаос, несколько жизней и угрожающую тьму. Но ей не под силу отнять частицу воспоминаний, которые Йорвет бы отдал добровольно. Чтобы жить было проще и чтобы не ломать голову, почему ЕЕ признание оказалось для него таким важным.***
Возвращаясь от Йорветовской лекарки, Бьянка наслаждалась теплым солнечным днем — даже и не скажешь, что четыре дня назад сюда, словно сорвавшийся с цепи пес, заявлялся ошалелый ураган. Даже учитывая, что изуродованная женщина жила недалеко, больная все равно пыталась искать медика поближе. Она пробовала пользоваться услугами доктора Лука, но только после визитов к Эйце — так звали живущую за городом эльфку — боль в руках заметно отступала, возвращая слабую чувствительность. Реабилитироваться после побоев ей не впервой, главный дискомфорт увечий — то, что она не могла сама питаться. Для этого теперь приходил Лукан и кормил ее, словно маленького ребенка. Болели бы у нее пальцы, а не предплечья, она смогла бы опрокинуть себе в рот жидкую похлебку, но судьба не на ее стороне, да и Луку, похоже, нравилось быть ей полезным. Ее не так смутила, как удивила новость о смерти того самого обозчика с большим брюхом и кошельком, наградившим ее этими шрамами. Тело нашли раздавленным под его же телегой — по логике ветер на улицах был тише, чем в открытом поле и не мог перевернуть такой груз. К тому же поговаривают, что время всеобщей паники возле него видели какого-то худого мужчину. Будь это убийство, ей бы было интересно, почему преступление случилось именно в тот день, когда жертва подло выпорола ее на площади. Держась привычной дороги, она зашла в ущелье — прямые каменные стены по бокам были высокими, неприступными, великими. От них отскакивал звук шагов, и, наверное, прекрасно бы отражался голос, поющий какую-нибудь песню. И эти самые шаги оборвались, когда послышался голос. Столь страшный и презренный, что у нее задрожали губы. — Я знал, что это ты. Она обернулась в сторону преследователя и сердце вмиг покрылось льдом, легкие затвердели и начали облупляться, возвращая ураган, но уже внутри. Перед ней стояла темноволосая фигура в прочной броне и без одной руки, а на заднем плане маячил один из магов. — Узнал еще в таверне.