Доверие. Невозможно.

      Все то время, пока Бьянка выкапывала могущественный кристалл, а после спешила в точку назначенной встречи, она не могла отогнать от себя запах разлагающегося тела. Тела Минди. Вопреки тому, что вначале, в самом помещении, он не ощущался вовсе, теперь этот смрад неотступно преследовал ее так же настойчиво, как и грузная совесть, давившая на сердце, словно груда камней.       Однокрылый начал дергать за ниточки, игриво накручивать их на палец, властно обрезать. Зная, что такими методами повлияет на нее. Ранит, даже не приближаясь. И это самое отвратительное! Минди была отличной девушкой и не заслуживала смерти от руки такого куска дерьма.       Как и ее сестры. Как и Левинна.       Всей душой Бьянка пыталась верить, что ее появление не окажется запоздалым, и все они еще живы, но глубокое подсознание, словно хлыстом по свежей ране, тихо нашептывало слова Йорвета: «Ты ведь знаешь его. Ты знаешь».       Что она собиралась сделать? Поменять кристалл на них? На себя? Да, черт возьми! И когда сделка пройдет успешно, когда он отпустит пленных — почему-то Бьянка была уверена, что он охотно пойдет на такой обмен, — то найдет способ лишить себя жизни. Видимо, такова ее судьба — прочными путами связанная с подонком. В конце концов, она не боится конца. Она боится…       Повторения.       Амрейский мост, точнее его руины, размещался на скалах. Настолько высоко над бушующей рекой, что внизу та выглядела голубым кровеносным сосудом под кожей. Древние камни стояли здесь не одно столетие, а обрушившаяся середина ясно давала понять, что мост уже давно не исполняет своего предназначения. Статуя плачущей Амреи осыпалась и обросла скользким лишайником; от приближения путницы закричал и вспорхнул ворон с каменистого плеча.       Пришпоривая своего «позаимствованного» коня, всадница не видела ни статую, ни птицу, ни супруга Левинны, и едва не пропустила пропасть, развернувшуюся у копыт гнедого. Всё, к чему был прикован ее взгляд — это к картине, расположенной по другую сторону. Находилось там не более двадцати фигур. По мантиям сразу узнавалось, что большинство из них — маги. Остальные расхаживали с луками. Некто незнакомый, полностью облаченный в черный плащ с капюшоном, сидел на стуле и дрожащей рукой опирался на трость. Но от чего Бьянка действительно не могла оторваться — это от распятой Кареди, старшей из сестер, самой рассудительной, строгой и рациональной. Сейчас, привязанная к деревянным кольям, сколоченным буквой Т, она едва узнавалась: раненая, несчастная, измученная, с взглядом, молящим о пощаде. Либо о смерти. На ее грубоватом теле висела рваная одежда, пропитанная грязью и кровью. На открытых участках кожи были видны порезы разной давности, словно во время ожидания эти головорезы периодично наносили их, чтобы не заскучать. А ее лицо… Опухшая левая щека имела насыщенный синий оттенок, глаз над ней не открывался, расквашенная бровь потеряла форму, а корка запекшейся крови вообще вначале показалась дырой в черепе.       Маги отреагировали на появление Бьянки сдержанным шумом, и Кареди зашевелилась, подняв голову. Не нужно было присматриваться, чтобы понять: измученная женщина обвиняла ее в своей беде. За то, что та подвергла опасности сестер, за смерть Минди. И будь у пленной больше сил, она вложила бы в свой взгляд максимум ненависти и презрения. Но силы настолько покинули тело, что и голову было тяжело удерживать, потому она обратно повалила ее подбородком на ключицы.       Остальных девушек не было видно.       — Beanna все же решила почтить нас своим приходом? Я знал, что ты заглотишь наживку, — к обрыву подошла правая рука Коршуна — некромант Махрен Жи. Бьянка не единожды наблюдала, как действует его магия, особенно с мертвыми. Из-за этих зрелищ она первые полгода просыпалась в холодном поту. Будучи «под крылом» Коршуна, девушка постоянно боялась, что тот отдаст ее в руки этому бездушному монстру с кожей бледно-сероватого оттенка и глазами, как у ведьмаков. Говорят, что некрасивых эльфов не бывает. Да что там, даже Однокрылого без преувеличений можно было назвать красавцем. Но перед ней сейчас стоял живой пример того, что уроды среди представителей Aen Seidhe все же встречаются. Хотя стоит заметить, что маг постоянно ходил в капюшоне — Бьянка всегда сомневалась в его расовой принадлежности.       — Снимите ее! Снимите ее, я отдам вам, что он просит! — крикнула она им одновременно и приказным, и умоляющим тоном.       — Скажи, чтобы они вернули мою жену. Меня они не слушают, — просил эльф позади нее.       — Ты ведь знаешь, как я уважаю нашего лидера, — речь некроманта была неспешной, несколько заговорщической. — А ты не торопилась на эту встречу, чем причинила командиру безмерное количество неудобств. Как ты ЭТО сделала?       — Почему его нет здесь? Позови этого козла, я буду говорить только с ним. Где остальные пленные? Я должна быть уверена, что все они живы.       — И ты смеешь заявлять свои требования после столь гнусного поступка? Не думал, что такая змейка имеет свой яд. Даже я не смог развеять его ferr (мглу). Тебе ясно дали знать: один день — одна смерть. Считай эта, — он кивнул на Кареди, — должна была сдохнуть еще вчера, спустя сутки после того, как ее блондинистую сестрицу сбросили вот с этого обрыва. Слишком много болтала, зато как красиво полетела.       Бьянка не спешила верить его словам, потому что отлично знала, что своими искусными речами он порой нагоняет страх не меньше, чем своей магией.       — Ты врешь!       Единственный, кто здесь сидел, зашелся хриплым кашлем и едва не свалился наземь. Один из лучников его поддержал, а после подошел к Махрену Жи и шепнул что-то на ухо. Маг улыбнулся и вытянул из ножен лучника меч.       — Ему нужно, чтобы ты это видела, — говнюк почти пропел фразу.       — Что ты собираешься делать? Кому нужно? Кто это? — Бьянка пыталась распознать фигуру на стуле, но догадки уже нарисовали свое твердое убеждение. — Однокрылый?       — Ты надумала с ним играть, но должна была понимать, что правила таких игр суровы.       Он подошел к Кареди и приставил лезвие к горлу.       — Нет. Вы и так уже выиграли, я же сказала, что все отдам!       Маг посмотрел на старшего по чину. Полностью скрываясь за мантией с капюшоном и не проронив ни слова, Коршун поднял руку, и все нутро девушки окаменело.       — Нет! Ран, не нужно! — она так редко называла его по имени, но сейчас был именно тот случай, когда стоило наплевать на свои принципы. — Она ни в чем не виновата!       Тут Кареди посмотрела на нее, и на здоровой щеке блеснули слезы. Едва заметно она отрицательно покачала головой, словно слала послание. То ли она не хочет жить. То ли ее обе сестры действительно мертвы.       Пугало то, что первое не исключало второго.       — Я отдам тебе кристалл! Я сдамся! Я буду твоей!       Однокрылый колебался. Подрагивающая, его рука застыла в воздухе, не давая команду лишить человека жизни. Бьянка боялась даже моргнуть, легкие отказались вдыхать кислород, по позвоночнику пробежал леденящий холод.       — Ран… — неуверенно сказала она, но некромант привлек к себе внимание:       — Он сказал: за опоздание всегда стоит платить.       Когда она в спешке взглянула на молчаливого, его единственная рука взмахнула вниз и Жи беспрекословно исполнил приказ, вдавив отточенное лезвие в мягкую плоть. Тело Кареди импульсивно задергалось, по стали поплелись два густых бордовых ручья. Последними движениями тела были плевки кровью, от которых некромант брезгливо отшатнулся: похоже, они попали ему на лицо.       — Нет, — Бьянка упала на колени, не отрывая взгляда от женщины, обмякшей на балках и повиснув на них, словно пристреленная птица.

***

      Из заточения его выпустили краснолюды, следящие за правопорядком в Вергене, а когда он отвязывал коня, его компанию дополнила и Саския. По ее словам, до них дошла весть от анонимного эльфа, что его жену похитил Однокрылый, а также совершил убийство в конкретном доме и намеревается убить еще нескольких женщин ради шантажа конкретной особы. Когда солдаты прибыли по указанному адресу, то нашли Йорвета, не торопившегося с кем-либо объясняться, даже с ЕЕ Высочеством. Его прямой задачей было добраться до места встречи и утащить оттуда несносную девицу, ведь Коршун стратег под стать Йорвету — если Бьянка явится к тому мосту, то добровольно пойдет в ловушку и из нее уже не выберется.       Причину своей тревоги он не мог определить. Скорее всего, дело в том, что он ей должен, а тот факт, что она некоторое время служила Роше, давно перестал иметь для него какое-то значение. Или, может, после совместных приключений, ему больше небезразлична судьба этой человечки? Или сыграла свою роль та картина, где она лежала перед ним в цветущем лесу, свесив голову… и дарила такую улыбку, которая развеивала все невзгоды и тьму.       Пока он со всем усердием гнал к местоположению оной, Саския виляла в хвосте и по ниточкам вытягивала из него суть ситуации. Самого же Йорвета волновали более важные вещи, нежели излишняя любознательность Саскии.       — Я отдам тебе кристалл! Я сдамся! Я буду твоей! — долетело до их разномастных ушей, когда он с командой королевы подъехал к древним камням разрушенного моста.       Наверное, именно этих слов он и боялся все время, проведенное в подвале. Но оставался вопрос: что конкретно его в них пугало?       Маг отталкивающей внешности на другой стороне пропасти проткнул горло одной из пленных, и Бьянка упала на колени.       — Нет!       — Мы опоздали, — подвел итог кто-то из краснолюдов.       Эльф, с которым Йорвету пришлось познакомиться совсем недавно, подбежал к ним:       — Ваше Высочество, госпожа Саския, моя королева, они украли у меня возлюбленную. Она — мое сердце, мое все. Спасите ее. Верните мне. Это самая прекрасная женщина. Прошу. У нее душа верховной жрицы, а лицо — богини. Не дайте причинить ей вред. Арестуйте их. Спасите ее…       — Для этого я и прибыла, эльф. Этот гад никому больше не причинит вред. — Она повернулась к своим солдатам. — Здесь прохода нет. Найдите кратчайший путь на ту сторону и, когда я дам сигнал — нападайте. Я попытаюсь отвлечь их, пока вы будете исполнять задание. Давно хотела обсудить дела с Однокрылым. Хотя… его я пока не вижу. Йорвет, — коснувшись мужской щеки, женщина принудительно повернула его голову в свою сторону, — будь начеку. Твой лук нам пригодится.       Едва обратив внимание на слова королевы, он направился к Полоске и взбудоражился, когда она шарахнулась от его касания, словно от ожога. Оглядев всех, она, видимо, только сейчас заметила их присутствие.       — Йорвет?..       На другой стороне тихая фигура в плаще так тяжко закашлялась, что свалилась со стула и зашлась рвотой чернее смолы. Периодично тело скручивали спазмы, плечи импульсивно подрагивали. Единственная опора сдала позиции, и хворый упал в собственную блевотину. Когда эта трапеза закончилась, он бросил оскорбительную, или даже угрожающую фразу тем, кто собрался помочь ему, и, нащупав свою трость, не без труда самостоятельно поднялся на ноги.       — Тащите красотку, — расслышал Йорвет, когда неизвестный вытирал лицо расклешенным рукавом.       Не теряя времени, одноглазый схватил блондинку за руку, собираясь утащить от пропасти. Здесь, на краю моста, она являлась отличной мишенью для тех, кто владеет магическими шарами, луками, пращей и прочими штуками.       — Леви! — облегченно застонал несчастный муж похищенной, когда его супругу вывели из леса.       Состояние ее было приемлемо: по виду лишь испуганная до полуобморока, но без видимых следов побоев.       — Гляди, что мне приходится терпеть из-за твоей выходки, – хрипловатым голосом проговорила фигура с тростью. Судя по всему, обращалась она к Бьянке. — У нас был идеальный план, дата переворота была назначена, за мной поднялись бы многие. Если бы не твое коварство, ее корона, — палец ткнул в Саскию, — сейчас венчала бы эту голову, — незнакомец показал на свою…       — Это он. Это Однокрылый, — заметила Саския. — Ублюдок! Сегодня ты получишь по заслугам!       — Ты научилась действовать моими методами, — продолжал тот. — Наносить раны, не приближаясь к своему врагу. Я почти горжусь. Скажи мне… как? Как ты сделала ЭТО?       Капюшон сполз с той самой головы, которой выродки предназначали корону. Пряжка на плечах расстегнулась, а плащ из войлока упал к ногам грубыми складками. Их взору предстал эльф, узнаваемый только благодаря своей однорукости, так как все остальное слабо походило на знаменитого чистильщика. Лицо Коршуна осунулось, плечи опустились, шея с надутыми мышцами была напряжена, сальные волосы олицетворяли неопрятность, вокруг глаз залегли темные круги, губы вовсе казались синими. На коже, утратившей живой розовый оттенок, нельзя было не заметить плетущиеся черные жилы без начала и конца: их нити тянулись по щекам, шее, пальцам и, без сомнений, они скрывались под одеждой.       Глубоко внутри Йорвет понимал, что это дело рук Бьянки, только как ей удалось зайти так далеко, осмыслить был не в силах. Саския спросила его на этот счет, но он лишь покосился на Vild'enу, которая выглядела не менее удивленной, чем он сам.       — Пиявки, которыми ты лечишься, благосклонно поделились твоей кровью, омерзительная ты тварь! То, что казалось спасением, обратилось гибелью, не ирония ли? Тебя нужно было остановить. Ты должен поплатиться за все, что сделал со мной и Инит!       — И снова имя этой девки. Она никогда не была тебе ровней… — он замычал, резко схватившись единственной кистью за висок, словно пытался подчинить боль.       Подчинять — его исключительное увлечение, но в этот раз он не мог его постигнуть.       — Она родила от тебя, подонок! А ты не позволил ей обнять свое дитя! Раздробил череп своему сыну! Ты — животное.       — Не все новорожденные полукровки — мои дети. Ты наслушалась бредней Инит и приняла их за чистую монету, — продолжал Ранколь. — В то время к ней ходило много мужиков. Ты в курсе, что она добровольно примкнула к нам?       — Лживый урод! — возмутилась Бьянка.       — Она предложила себя как плату за то, что мы не тронем ее братьев.       — Отдай своих пленных, и я дам тебе фору, чтобы ты убрался из страны. — Саския решила выдвинуть предложение мира. — Забирай свое дерьмо и проваливай!       Махрен Жи и многие остальные на той стороне засмеялись.       — Ты настолько утратила власть, что угрозы — это твое единственное оружие? Посчитай моих воинов и, благодаря тем, которые прячутся в лесу, умножь на два. Ты не в том положении, чтобы выдвигать условия, чертовка, — он закашлялся и сплюнул. — Если бы не Антибелочка, я бы уже удобно сидел на твоем троне. А ты… считай, что твои дни сочтены. Оплата за твое убийство передана лучшим из лучших, рано или поздно ассасины найдут способ убрать тебя с дороги, если это не сделают мои маги здесь и сейчас.       — Чего ты хочешь? — прямо спросила Бьянка. — Что ты хочешь взамен на жизнь Левинны?       — Догадайся, ты ж у меня такая умная. Чтобы снять проклятие, мне нужна та вещь, которая его и зачала.       Тяжким шагом он приблизился к эльфке и одним рывком поднял ее, на что та вскрикнула и начала умолять не делать ей больно. Ее муж подбежал к самому обрыву и присоединился к мольбам жены. Коршун на их монолог криво улыбнулся и, прижав девушку к себе, оголил клинок.       — Она прекрасна, не так ли? Опоздай бы ты еще на сутки, мои подданные нашли бы ей применение.       При виде блестящего лезвия эльфка подле него испуганно вытаращила глаза и заскулила, как побитая собака. Бьянка не стала долго ждать и извлекла из сумки черный многогранник.       — Я принесла то, что тебе нужно. Я отдам тебе этот камень. Отпусти ее.       — Сразу, как только кристалл окажется в руках Жи. Бросать умеешь?       Некромант Махрен Жи подошел к пропасти и протянул руки, чтобы поймать столь важную вещь, но Йорвет помешал передаче, в гневе обернув Бьянку к себе и попытавшись отнять у нее предмет.       — Скажи, что ты не собираешься сделать то, о чем говоришь?       — Мне больше ничего не остается.       — Йорвет-Йорвет. Я знаю твой секрет, — тяжело дыша, проговорил Коршун. — Понимаю тебя, ведь я тоже попался в этот капкан… — по-видимому он хотел еще что-то сказать, но вместо этого отступил, упал на траву и, возложив кисть на лоб, застонал. — Убирайтесь! Убирайтесь из моей головы!       Его воины выглядели обеспокоенно. Похоже, с течением его болезни их верность к нему таяла на глазах.       — Йорвет, — подозвала его Саския, и когда он оказался возле нее, прошептала: — Моих солдат не видно. Похоже они не нашли путь на ту сторону. У нас остался единственный козырь. Когда я трансформируюсь, проследи, чтобы все нужные лица оказались в укрытии.       Эльф прищурил глаз. Пахнет жареным.       Сейчас Бьянка многое не осознавала: что ее план с активацией кристалла удался, что все трое ее сожительниц мертвы, что магическим образом здесь вдруг появились Йорвет и Саския, что пара ворон слетелась к распятой Кареди и никто не торопится их отгонять, что численность противника превосходит, что некоторые из них топчутся в черной блевотине своего больного командира. Но, когда Йорвет отвлекся, она решила использовать возможность и, взмахнув рукой, примерно рассчитала инерцию полета. Некромант с лицом безумца ожидал дара с раскрытыми ладонями, даже показалось, что он сказал что-то типа «давай малышка» или «…шлюшка».       Бьянка в последний раз глянула на многогранник в своих пальцах и вдруг вспомнила предсказание суккуба, заставившее ее остолбенеть.        «Когда протянешь руку через реку. Отдашь свое оружие ему ты или нет — он все равно убьет ее».       А затем в голове эхом раздались слова Йорвета:       «Она всегда говорит правду».       В этот момент из нее словно вытеснили воздух; окружающее утратило цвет, преобразовавшись в серые двухмерные картины; все звуки обернулись поглощающей тишиной ее сумбурного состояния. Это походило на дыру, притягивающую и всасывающую саму жизнь; на глобальный вихрь, оставивший после себя сухие стебли и пустыню.       «Она всегда говорит правду».       Губы Однокрылого шевелились, он испытующе смотрел на нее, ожидал желаемого. Но она сделала то, чего не ожидала даже от себя самой. Полное бесстрастие и дурман заполнили разум, словно его залили качественным алкоголем. Окаменевшая кисть повернулась ладонью вниз и отдала свой козырь естественному закону гравитации. Черная точка быстро уменьшалась в пропасти и наконец исчезла на фоне далекой реки.       Не оставалось места ни сожалению, ни раскаянию. Только твердая решимость.       Все на том краю были ошеломлены, некоторые даже натянули тетиву луков — видимо, каждый из них был на сто процентов уверен, что она пойдет на сделку.       Никто не сомневался в том, как это отразится на их лидере.       Махрен Жи так громко кричал проклятия, что Бьянка начала осознавать истинную цену своего поступка. Однокрылый наоборот молча сидел на траве, но взгляд его почернел так же, как и его жилы на коже. В долю секунды он оказался за спиной рыдающей Левинны и крепко к ней прижался, но по округлившимся глазам подруги Бьянка понимала, что чего-то не осознала. Истинный смысл происходящего стал понятен, когда мерзавец отступил и остальные увидели в его руке кинжал.       По рукоятку в крови.       В онемевшем шоке эльфка на пару секунд застыла, а затем плавно упала, протянув руку к своему заботливому мужу, словно пыталась коснуться его.       — Нет! Леви! Нет! — закричал он и громко зарыдал, так же тянувшись к ней. — Не уходи! Не оставляй… меня… — Сделайте что-нибудь. Сделайте что-нибудь! — призывал он к Саскии и Йорвету.       Когда его мольбы не были услышаны, когда тело красотки обмякло, глаза с изумительным разрезом потеряли фокус, а ресницы замерли, он, заливаясь слезами, сорвался:       — Убийцы!!!       Выудив клинок из ножен остолбеневшей Бьянки, он запустил его в однорукую фигуру, но оружие едва долетело края противоположной стороны, отскочив от камня моста. Этот отчаянный жест, словно игла для мыльного пузыря, взорвал шквал агрессии. Похоже, все только и ждали повода напасть и поквитаться с ними, а тут появился удобный случай. Место встречи превратилось в хаос: маги швыряли шары разных стихий, лучники рассекали стрелами воздух, Махрен Жи вызвал деревянного гиганта ростом с жилой дом, который пошел в обратном направлении. Четверо их несчастных мишеней спрятались за несколькими камнями, то и дело пригибаясь и вздрагивая от близких взрывов. По заторможенному виду супруга покойной Левинны, было легко понять, насколько глубока его скорбь. Бьянка все еще не верила, что это произошло и какой вклад сделала конкретно она.       Пока подчиненные были заняты охотой, Коршун, снова хватаясь за голову и лицо, как будто пытаясь сорвать кожу, заметался на траве, периодично разговаривая с самим собой и изрыгая на землю черную жидкость.       Йорвет со своей правительницей что-то обсуждали. Лишь эти двое осознавали насколько ситуация паршива. Наконец, приняв решение, Саския крикнула так, чтобы ее услышало большинство нападающих и дали ей пару секунд форы.       — Ладно! Ладно! Вы нас прижали! У меня есть предложение о капитуляции! Я безоружна!       — Нахер нам твое предложение? — бросил кто-то с той стороны.       — Поверьте, вы будете заинтересованы! Я ведь самое влиятельное лицо в этой стране!       Типичная жадность очень часто берет верх. Как, например, и сейчас. Многие, ожидая от нее чего-то сверхщедрого и блестящего, приглушили свое желание проткнуть ее стрелой или поджарить магией, дав ей шанс говорить.       Без лишних движений Саския вышла из укрытия и неспешно залезла на древние руины, за которыми только что пряталась.       — Прежде всего, я хочу, чтобы вы обратили внимание на своего командира. Он бредит, теряется в собственном мире, изрыгает помои — это ли не симптомы сумасшествия? Неужели никто из вас еще не сомневается в своем выборе? Вы идете за живым мертвецом, гниющим изнутри, как яйцо…       — Паршивое у тебя предложение, девка, — насмешливо подметил Махрен Жи.       — Я веду к тому, что ваш лидер скоро встретится со смертью одним из позорнейших для эльфов способов. В чем суть моих слов? Я даю вам шанс повернуть время вспять, заставить меня закрыть глаза и забыть о всех мятежах, которые вы вели против меня. Посмотрите на положение со всех сторон: Однокрылый не реализует ваши идеалы, терять ему уже нечего, а ваша месть ни к чему не приведет. Его дни или, судя по его состоянию, часы сочтены, а в таком случае я остаюсь единственной главой этой страны. И я даю вам шанс искупления. Сегодня! Сейчас! Шанс на достойную полноправную жизнь в Долине! Если вы сейчас бросите свое оружие и уйдете, я сниму с вас все обвинения и позволю жить в свободном государстве, как любой гражданский. Если откажетесь от своих старых планов, откажетесь от своего лидера и поведаете каждому, какая участь его постигла, откажетесь от «братьев-революционеров» ради новой жизни… — она окинула взором нелюдей, стоявших в полном молчании, — то я приму вас. Но если вы пойдете в бой, то эти врата будут навсегда закрыты для вас. Когда вы сбежите во время боя, или когда ваш однорукий калека сольется с землей и вы захотите достойную жизнь в Долине Понтара, то знайте — здесь вы будете числиться преступниками и за голову каждого из вас будет объявлена награда.       — Посмотрите на нее, — заговорил Коршун, брезгливо вытирая губы, — загнанная в угол мышь взывает припасть к ее ногам только для того, чтобы мы не поняли, как она испугана.       Его правая рука — некромант — хотел было поддержать его и высмеять Саскию, как Однокрылый вновь зашелся кашлем: даже сквозь сжатые губы поток рвоты пробирался настойчивыми порывами.       И в этот момент один из его воинов позади звонко откинул свой двуручный меч и пошел прочь. Роль сыграла не так речь Саскии, как правда, что за время болезни командира, преданность многих стала весьма шаткой. Ведь чтобы достигнуть желаемой цели, нужен не только идеальный план, но и идеальный лидер. Оскорбленный таким жестом, коварный предводитель приказал пристрелить предателя, но прежде чем его команду выполнили, оружие бросили еще двое. Затем к ним присоединились прочие нелюди. Вышли и те, кто прятался в листве осеннего леса.       Серолицый некромант с ненавистью посмотрел на Саскию. Та наблюдала результат своей речи и вдруг заметила, что взор Йорвета прикован к короткостриженой блондинке. Ее неподвижный, полный глубоких чувств взгляд сосредоточился на супруге погибшей эльфки, он же бесстрастно глядел в землю, утратив смысл жизни.       — Принесите мне ее голову! — твердо приказал Однокрылый оставшимся самым верным солдатам. Жи безоговорочно приступил к исполнению, обернувшись к вызванному древесному гиганту и произнеся заклинание.       Монстр из сплошного дерева с руками-ветвями, больше походившими на корявые щупальца, и ногами-колоннами набрал скорость и с разбегу прыгнул на противоположную сторону моста, который от такого удара и тяжести пошел огромными трещинами и начал рушиться. Как раз в опасной зоне оказались Саския и остальные. Когда возле них приземлилось чудовище, а земля уходила из-под ног, каждый думал сам за себя. Бьянка в два шага долетела до прочных на вид перил и перескочила на безопасную сторону, наблюдая, как часть конструкции валится в далекую бездну. На противоположной стороне, совсем недалеко, она увидела Однокрылого, повисшего на краю обрыва и не сорвавшегося лишь благодаря одному из его верных псов, успевшему подхватить командира. Похоже, гигант перед прыжком каким-то образом зацепил его, а если учитывать факт, что рефлексы Ранколя сильно пострадали от силы кристалла, вопроса «как он оказался в столь плачевном положении» не возникало.       На уцелевшей части моста велся бой между Йорветом и гигантом, Саския вытаскивала стрелу из плеча, эльф-вдовец спрятался под статуей Амреи: склонившись над ним, она словно оплакивала вместе с ним его преждевременно погибшую жену.       — Йорвет! — бросила королева таким тоном, словно эльф знает эту команду.       — Я любил тебя, сука, — послышалось совсем близко и Бьянка обратила внимание на Ранколя, столь отличающегося от мерзостного гада, каким она привыкла его видеть . Его истощенный горький взгляд был устремлен на нее.       Он сказал это ей?       Но вместо теплых чувств она ощутила липкую неприязнь.       — Ты никого не любил, кроме себя.       Разрушительный грохот и пугающая дрожь под руками заставили обратно приковать взор: разметав, как щепки, вековые ели и пихты, на месте Саскии теперь возвышался величавый ящер коричнево-серого оттенка с толстой шеей и невероятно прочной чешуей. Голова размером с саму Бьянку, брюхо — как небольшая барка, хвост длинною с деревенскую улицу, а крылья… Эти два кожистые полотнища при взмахе, отбросили такую тень, словно две огромные крыши, которыми вилял дикий ветер.       Дракон оттолкнулся от земли и взмыл в небо. Зрелище было настолько нереальное и завораживающее, что у Бьянки поднялись волоски на коже. Очертив круг над ними, массивная рептилия грациозно изогнула шею и выплюнула струю пламени в кукольное, по сравнению с ней, древесное существо — будучи подходящей пищей для огня, оно загорелось очень удачно и, размахивая обугленными культями, занялось собственными проблемами.       На этом Саския не остановилась, решив живьем выжечь всех своих врагов — теперь Бьянка понимала истинную силу ее уговоров и угроз. Обогнув опушку леса, королева не жалела энергии и выплеснула на врагов потоки своей ярости, как наказание за то, что те позволили себе желать сместить ее с трона; за то, что имели наивные планы уничтожить ее; за то, что заставили ее перевоплотиться. Округу заполнила смесь разных звуков: драконьего рыка; треск горящих щепок; валящихся деревьев, которых коснулся тяжелый хвост; камней разрушающегося моста. И крики.       Какие это были крики…       Мучения, агония и одичалость слышались в них. Покрытые пламенем фигуры метались по черной обугленной траве, безуспешно пытаясь сбить с себя источник невероятной боли; пепел одежды, сгоревших волос и омертвелых частиц вспузырившейся кожи летел по ветру. Некоторые тела уже сдались и теперь темной кучей сливались с такой же черной землей, Кареди вместе с воронами огонь съел быстро, к Левинне — подбирался украдкой. Высокие деревья полыхали словно сухой хворост, больше походя на всеобъемлющее кострище ада. Если раньше картина казалась хаосом, то теперь происходило нечто похуже.       После того, как драконица вернулась на их сторону и добила древесного гиганта размашистыми оранжевыми струями, сразу после того, как разодрала его бездыханное тело когтями, лес заполыхал и на их стороне.       Созерцая весь этот ужас, Бьянка заметила, как от окружающего жара по спине струится пот, а глаза начинают болеть от горячего воздуха, волнами исходящего от почвы. Где-то мелькнуло лицо Махрена Жи, и пытаясь вновь отыскать его, Бьянка в последний момент заметила нависшую тень и не предугадала удара, который едва не столкнул ее с единственной опоры. Пытаясь отогнать лишнюю темноту в глазах, Бьянка скатилась вниз и слепо вцепилась в каменную балюстраду: ноги болтались в воздухе, вес тела тянул в пропасть. Стоило разжать руки — и она полетела бы следом за своим камешком. Подняв голову, она прищурилась от яркого неба и узнала на его фоне силуэт нападающего.       — Ты во всем виновата… — проговорил эльф.       — Я не хотела, чтобы так получилось, — начала она оправдываться. — Я правда не хотела.       — Ты убила мою прекрасную Леви! — с этими словами он наступил ей на кисти и Бьянке пришлось сжать зубы, чтобы не разжать пальцы.       — Пристрели его. Живо, — она не поверила. Это говорил Однокрылый своему единственному помощнику, ясно имея в виду того, кто нападал сейчас на Бьянку. Но тот не собирался менять жизнь уважаемого командира на какую-то dh’oine.       Темноволосый вдовец на первой попытке не остановился, снова наступив ей на пальцы — ладошка согнулась, а костяшки настолько начали давить друг на друга, что девушке пришлось отпустить кисть и пару секунд повисеть на одной руке.       — Va faill, mo Fisstech (Прощай, мой Фисштех).       От перенапряжения глаза Бьянки выпячивались, а натянутые мышцы — импульсивно дергались, но она смогла глянуть на того, кого все эти годы ненавидела.       В последний раз.       Его взор был больным, печальным, многословным. Расшифровать его она не успела, единственная рука разжалась, а его брат испуганно засуетился, прилагая все усилия, чтобы вытащить своего лидера.       — Neen! Neen! (Нет! Нет!)       Все еще глядя на Бьянку, он стал ускользать, а когда его уже ничего не удерживало, полетел с бешеной скоростью, уменьшаясь в размерах. Задыхаясь от шквала эмоций и не веря увиденному, девушка не хотела разделить его участь и начала было взбираться, но ее мучитель никуда не исчез. Новая волна боли прокатилась по пальцам, и она застонала. На обратной стороне очнулся лучник, который только что потерял своего полководца. Схватив лук, он натянул тетиву и нацелился на Бьянку.       Она зажмурила глаза.       Два нападающих при ее нынешнем положении…       Да придет смерть.       Стрела пробила плоть прямиком в сердце, и рот жертвы открылся в немом изумлении. На фоне угасающих криков падения тела не было слышно, рукоятка лука осталась зажатой в пальцах, голова повернутой к девушке. Наверху происходила суета, кто-то дрался на кулаках… или кого-то избивали. Затем через баллюстраду к ней наклонилась иная фигура. На фоне слепящего неба невозможно было не узнать повязку, обернувшую верх головы и перо, торчащее за остроконечным ухом.       Одноглазый спаситель.       Крепко схватив ее за запястье, он помог ей выбраться, предупредив, чтобы она глядела под ноги, ибо от развалившегося моста мало что оставалось. С разбитым носом, облизывая кровавые губы, невдалеке стоял муж погибшей Левинны. Он осторожно двинулся за ними на более безопасную почву. Вид у него изменился: с того, кто жаждет мести, на того, кто не знает способа развеять разъедающую скорбь. Дракон время от времени пролетал над их головами, одно дерево насквозь прогорело и с грохотом свалилось недалеко от них. Все трое отскочили от вспорхнувших красных углей.       — Нужно убираться, — именно так Йорвет и отдает приказы. С таким видом, словно это уже свершилось.       — Я лучше в гроб лягу, чем пойду с вами двумя, — сквозь зубы процедил вдовец, вновь загораясь и сжимая кулаки. — Даю клятву Великой Дане, что найду способ заставить пожалеть тебя о содеянном, — он толкнул Бьянку в грудь. — Ты испытаешь гораздо больше боли, чем она.       — Он убил бы ее. Он все равно убил бы ее, — в слезах заговорила девушка, больше пытаясь убедить себя, чем собеседника.       — Замолчи! Ты… мне отвратительна… — с этими словами он пошел прочь, а Бьянка ощутила, как ее потащили за руку в противоположную сторону.       Самый безопасный путь, выбираемый Йорветом, также полыхал огнем и плевался горячим пеплом. Сейчас Бьянка не задумывалась над тем, сколько леса страдает, куда подевалась неистовая драконица, удалось ли скрыться кому-то из некромантов и знает ли одноглазый куда идет.       Ее мысли придавила здоровенная плита двух случившихся фактов: Коршун мертв и он убил всех девушек. Красивых и милых, добродушных и веселых, стройных и полненьких, доверчивых и невиновных, невиновных. Невиновных!       От чувства вины камень в груди разбухал, выпускал шипы, сочился ядом. Он отягощал слабостью ноги, заставлял спотыкаться, быть предельно рассеянной. Когда они вышли к каменистому подъему — подъему, где нет места огню — она упала на колени не столько от физической усталости, сколько от моральной. Слишком много событий только что случилось, разум казался бочкой, полной смолы, а ощущения — разбросанными вокруг нее гнилыми водорослями. Эмоции практически взрывались, еще секунда — и она начнет кричать от переизбытка всего дерьма в голове.       Обернувшись к ней, Йорвет наклонился и — случись это в другое время, она бы оценила безмерную мягкость в его голосе — сказал:       — Давай, Бьянка, еще немного.       — Они все мертвы, — она умоляюще вцепилась в него, словно он может их всех вернуть. — Почему ты всегда оказываешься прав?       Теперь она уже не стыдилась слез — накопленная в душе печаль выплеснулась наружу и потекла по щекам, словно нечто естественное и необходимое. Бьянка была перед ним жалкой, несчастной, уязвимой. Йорвет без слов опустился к ней в ровню и крепко прижал к себе. Словно ожидая поддержку от кого-либо, девушка разрыдалась ему в плечо.