Колыбельная

Мы мчались по ночной автостраде. Я был за рулём, Шурик курил на заднем сиденье и рисовал круги на запотевших стеклах. Мимо пролетали ночные кварталы, мерцающие клубы с грохочущей музыкой. Решили покататься совершенно спонтанно. Мне стало лучше, я захотел погулять где-нибудь в центре, набраться вдохновения, а Саша, недолго думая, предложил поехать вместе со мной за компанию. Хотя я подозревал, что он просто волновался за меня. Вдруг мне придет в голову мысль выехать на встречную полосу и закончить все раз и навсегда. Мы не разговаривали практически с самого утра, как поссорились. Ну, или что-то типа того. Стоя на светофоре я смотрел в зеркало заднего вида, не в силах оторвать от него взгляда. Шурик же был узником собственных тревог и не обращал на меня внимания. Я включил музыку погромче, по радио заиграла наша песня. Усмешка тронула мои губы, ком подступил к горлу. Идущий по самому краю, несущий, несущий зарю. Я тебя знаю. Я тебя жду… Что между нами? Зачем мы расходимся и вновь начинаем встречаться. Для чего все эти застольные драмы, почему нельзя просто начать жить счастливо, скрывшись от любопытных глаз. Ведь это не так сложно. Шура недовольно хмыкнул и нервно дернул плечом, услышав знакомую песню в своем исполнении. В его карих глазах отражались яркие вывески баров, свет уличных фонарей… Я резко развернул машину и помчал её в ближайший двор. Темнота ночи сковала все окружающее, только луна освещала путь. Торможение. Пар из-под колес. Звук приглушенного мотора. — Что ты задумал? — прошептал он, сжигая меня своим якобы холодным взглядом. — Я хочу поговорить с тобой, — так же тихо ответил я, пряча глаза. Сердце разрывалось на части, душу терзали сомнения. Шура не нарушал молчания, лишь легонько барабанил по ручке двери. -…Все же было хорошо тогда, в Австралии… — Нет, Лёва, не было. Ночь, как конец света Луна сверлила асфальт ядовитым светом. По радио снова заиграла наша песня. Кажется, «Счастье». В конфликте никогда не может быть виноват только один. Я тоже причислял себя к причинам нашего отдаления друг от друга. Но тело будоражили лишь голодные чувства, желающие тепла, понимания… Его глаза стали ещё темнее. Счастье моё, где ты? — Не было нормально, Лёв, — сделав паузу, его голос продолжил звучать, периодически выдавая дрожь, — ты всё время пытался найти оправдание своим поступкам. Ты напивался, сидел в темном уголочке и плакал. Говорил, что тебе плохо, что тебя покинула муза… Я переживал, Лёвчик, но мое терпение лопнуло именно тогда, когда ты во всех своих душевных истязаниях начал винить меня. Ты слишком…ребенок. Я барабанил по рулю, глотал разряженный воздух, дрожал… Повернув ключ зажигания, я не выдержал и помчал нас прочь из закоулок, обратно на главную дорогу. — Выпить хочешь? — я натянул на лицо улыбку. — Ты за рулём, тебе нельзя. — Похуй. У нас целая ночь впереди. К утру разойдусь. Шурик только покачал головой, грустно оглядев мой образ. Я подтвердил его слова. Я действительно, как дитя, восторженно нарушал правила для людей с трезвыми мозгами. Я не хотел жить по канонам общества и включать разум. Я хотел быть безумцем, романтиком, героем комиксов, но никак не взрослым человеком. Но именно это… «…я в тебе и полюбил». Проехав несколько кварталов, я остановил машину возле алкомаркета, купил несколько бутылок вишневого пива и вернулся обратно. Людей на улице было немного, небо звездное, красивое… — Вишневое, — он улыбнулся. — Как ты любишь. Пить прямо за рулем я, конечно, не стал, но подходящее место, где провести вечер знал. Я закурил, приоткрыл окно и вдохнул запахи остывшего города, уставшего от дневной суеты. Сердце колотилось от счастья, душу разрывало, в на всю громкость играл старый cd диск, который мы с Шуриком собрали в юношестве. На нем были все наши любимые старые песни. — Я так люблю ночь… Останови машину. Я приподнял брови от удивления, но просьбу выполнил. Гул мотора затих. Остановив машину, я заметил, как Шурик ловко перебрался на переднее сиденье. От него пахло вишневым пивом, сигаретами и…морем? Его взгляд был нежным, проникновенным…как будто вся вселенная потонула в омуте глаз. Губы искусаны, припухшие, ярко-алого цвета. Дыхание жгучее и прерывистое. Он медленно взял меня за свободную руку и попросил не отпускать. Может мне удалось что-то затронуть в его душе? Мы двинулись дальше. Я сжимал его ладонь в своей руке, переплетая пальцы, неряшливо улыбался, при этом не отрывая глаз от дороги. Шурик завороженно смотрел, то на меня, то на происходящее за окном, и жизнь взыграла в его глазах. Вся боль, все обиды просто исчезли. — Знаешь, в жизни ведь нет никого смысла. Мы плачем, любим, трахаемся, спим, поем… А все для чего? Для того, чтобы кто-то о нас помнил, — шепотом произнес я. — Прости меня, Шурик. Я хочу, чтобы ты был моим смыслом… И если я снова начну делать тебе больно, пожалуйста, скажи мне об этом. — я еще крепче сжал его ладонь и поднёс к губам. — Спасибо, — он светился от счастья…как новогодняя ёлка, как прожектора на сцене. Он был таким счастливым, что я был не достоин этого. Ближе к часам трем ночи мы выбрались за город и остановились в поле. Ветерок трепал волосы, гул редко проезжающих авто заставлял лишь иногда вздрагивать, но было так хорошо, что все страхи мигом отступили на второй план… Обнявшись на заднем сиденье и укутавшись в теплый шарф, мы стали словно одним целым. Я шептал ему какие-то нежности на ушко, перебирая золотистые волосы, и гладил по щеке, а он целовал меня в шею, туда, где пульс сходил с ума. Никуда теперь не деться, не сойти с ума. Бледно-розовый рассвет показался на горизонте. Теплые лучики солнца пробирались сквозь белые шторы в спальню. — Лёва! Это же гениально, почему ты мне этого никогда не показывал?! Птицы вспорхнули и улетели с балкона, испугавшись чужого восторженного вопля. Я заворочался и попытался спрятаться под подушку, но кто-то настойчиво пихал меня в бок и пытался содрать одеяло. — Ну, Лёвчик, ну вставай, пожалуйста! У меня в голове возникла совершенно офигительная мелодия! — Мр-ряу? — я прикинулся котом, продолжая утопать в сетях Морфея. — Я не выспался… — На том свете выспишься. Да…чёрт…да послушай же ты. Еще несколько раз потрепав меня за плечи, Шурик сдался и потопал в неизвестном направлении. И тут, спустя несколько мгновений заиграла гитара…и зазвучала она. И то, что было набело откроется потом… Шурик пел нечасто. Стеснялся своего голоса и почему-то отдавал предпочтение мне. Хотя сам я до сих пор боялся микрофонной стойки и распевался только к середине концерта. Я распахнул глаза, вслушиваясь в любимый голос, окутывающий теплым, заботливым бархатом. В голове возникли воспоминания вчерашнего дня. Эти шелковистые волосы развивающиеся на моем плече, эти пьянящие губы, эта бесконечная дорога…мысли о жизни, о настоящей жизни. Если есть гармония, то эта песня тщательно соткана из неё. А стихи? Да что они значат для меня самого. Это слова, которыми говорит душа и сердце, но музыка…музыка больше слов и Саша доказал мне это. Когда его голос начал дрожать, я приподнялся и крепко обнял его за талию, зарывшись в мягкие волосы, будто пытаясь успокоить… — Тебе нравится? — спросил он. — Больше, чем нравится. Мне хочется превратиться в маленького ребенка и начать плакать… — Зачем плакать, если у тебя есть я? — Шурик улыбнулся, заманивая меня в упоительный поцелуй. Он отложил гитару и повалил меня обратно на белую простынь. — Ты такой забавный сейчас, такой лохматый... родной.