Плацебо

Багровый проваливался в снег почти до середины икры, шагая по хвойному лесу в направлении деревни ишваритов. За ним плелся Энви, что-то бубня про жалких драхмийцев, которые повелись на сладкие речи Кимбли, но тот его практически не слушал, а внимательно разглядывал окрестности в поисках следов. Но в этом месте практически каждый день шел обильный снегопад, и можно было только догадываться по небольшим вмятинам на чистой целине, что здесь кто-то когда-то проходил. — …но в целом Расс доволен, хотя Шрам еще жив, — заключил Энви. Кимбли в последнее мгновение остановил себя, чтобы не сжать кулаки со злости, иначе этот гомункул сразу догадается о шибко разбушевавшихся эмоциях алхимика по поводу живого Шрама. Багровый резко выдохнул, но и это Энви расценил верно: — Злишься, да? Особенно после того, как меня послали тебе помогать, потому что сам ты ни хрена не можешь сделать. Да? — Я поставил метку, как и приказывали. — С подачи Прайда. Это была его идея. Ты сдаешь, Багровый, стал рассеянным, забывчивым и не видишь очевидных вещей. Кимбли ничего не ответил, а лишь ускорил шаг, увеличивая дистанцию между ним и Энви. — Кого ты на самом деле ищешь, а, Кимбли? — выкрикнул Энви. Багровый услышал звук преобразования, но не обернулся. — Может, меня? — раздался голос Симоны за его спиной. Кимбли обернулся и перед ним на снегу стояла Рейли в сексуальном белье, с макияжем и пышной прической. Энви сделал несколько шагов ближе, и его губы расползлись в улыбке. Он положил одну руку на плечо Багрового, пододвинувшись к нему ближе, и коленом провел вверх по внутренней части его бедра. Взгляд Кимбли при этом даже на секунду не дрогнул, остался таким же беспощадным и холодным, как и был. — Меня, конечно, надо найти, но намного важнее прикончить Шрама. — Энви указательным пальцем провел по скуле Кимбли к его подбородку, при этом смачно облизнув губы. — Хреновый из тебя имитатор, — проговорил он. — Она бы в жизни так не оделась. Переодевшись в черную мешковатую майку и мужские треники, которые любила носить Симона, Энви остался стоять в такой же позе. Макияжа почти не осталось, волосы теперь лежали естественными волнами. — А так? Кимбли грубо отпихнул Энви-Рейли, и стал стремительно идти дальше. — Ты же видишься с ним, да, Энви? — заговорил гомункул пьяным голосом Симоны. Багровый остановился, но не стал оборачиваться. Смотреть на этого жалкого актера было тошно. Особенно, когда он знал, на что надавить. — Иногда прихожу проверить, чтобы он сидел смирно, — добавил он своим скрипучим голосом. — Это неправильно, что я так к нему и не пришла за столько лет. Кимбли… Он ведь был прав, черт его возьми. Вслух он ничего не произносил, но и так все ясно. Я ненавижу, что он прав, но это так! И что? Я прямо сейчас поеду и скажу ему все. Жалкая идиотка. Это ничего не изменит. Он будет сидеть под замком, пока не понадобится нам. Может еще год, а может и пять. Думаешь, пообщались вы пару дней, так ты сразу изменила всю его жизнь? Ха-ха-ха! Наивная жалкая дура. Багровому наплевать на всех, кроме него самого. Думаешь, он думал о тебе, когда соглашался на сделку со мной, а? Думаешь, он думал о тебе, когда с радостью и счастьем на лице прикончил все свое командование? Ты не можешь знать, о чем он думал! Хочешь сказать, я не прав? Тогда давай, поехали в тюрьму, и я с удовольствием понаблюдаю за тем, как он раздавит тебя как букашку. Но, впрочем, ты ею и являешься, так что… Кимбли обернулся, и Энви сразу же замолчал, искривляя губы Симоны в злорадной усмешке. — Думаешь, я этот спектакль устроил, чтобы показать, что она на самом деле хотела навестить тебя, но это я не позволял?! — Энви ждал ответа, но Багровый молчал, глядя на гомункула исподлобья. Энви превратился в себя и продолжил: — Нет! Хотел показать, как ты изменился. Тот Багровый алхимик, что был раньше, в Ишваре, давно подох. И теперь ты настоящий растяпа, не способный ни на что. Упустил Стальную креветку, Шрама, даже девчонку Рокбелл. И все почему? Из-за идиотки Рейли. И этой вашей дурной человеческой любви. Все ваши книжки насквозь ею пропитаны. И ее определений придумано столько, что никто из вас, ничтожных насекомых, не может внятно сказать, что же она такое. Но зато я знаю, в кого она вас превращает… — Гомункул пытается понять природу человека? — Кимбли вскинул бровь, не приняв всерьез слова Энви о его потере хватки. — Тут и понимать не надо. Стоит вам почувствовать любовь, — на этом слове Энви кривлялся чуть больше обычного, — как вы тут же становитесь вот такими же жалкими, мягкотелыми неудачниками, как ты сейчас. Все потому, что эта ваша любовь на самом деле палка о двух концах. Чтобы полюбить, надо доверять человеку так сильно, чтобы полностью открыться перед ним. И в этот момент, когда ты становишься уязвим, ты меняешься. — Впервые слышу от тебя что-то достойное полноценного разговора со мной. Но сейчас время не ждет, гомункул. — Кимбли с усмешкой поправил шляпу и развернулся. Улыбка моментально пропала с его лица, и он всерьез задумался над тем, что сказал Энви. Так ли сильно он доверял Рейли, что смог полюбить ее? Или просто того доверия, что было, оказалось достаточно? Кимбли остановился на перепутье, и гомункул догнал его, встав рядом. — Я — налево, а ты — направо, — сказал Багровый и устремился в своем направлении. — Я сам поймаю Шрама, Марко и Рейли, — бросил Энви уходящему Кимбли. — А ты постой в сторонке и посмотри, как это делают профессионалы. Кимбли обернулся, и на месте Энви уже стоял ишварский подросток с ехидной ухмылкой на лице. Багровый не стал утруждаться ради улыбки в сторону гомункула, поэтому просто развернулся и еще быстрее пошел в направлении, которое казалось ему наиболее верным. Снег уже основательно забился в ботинки, и онемевшие от холода ноги еле передвигались. Все тело давно окоченело, хотя Багровый отказывался себе в этом признаваться. Кимбли уверенно шел, пытаясь переключится на внешний мир, пытаясь усмотреть в округе что-то похожее на следы людей. Все, что было нужно — найти поселение ишваритов. А дальше Кимбли решил не полагаться на какой-то конкретно план. Даже на крайний случай ему подошло бы оказаться в плену. Легко подстроить свое ранение, а потом просто дождаться момента, когда к нему придет Рейли, чтобы вылечить. Он был уверен, что она вместо Марко вызовется его подлатать, потому что знал, как она любит испытывать не только других, но и себя. Нога провалилась ниже, чем Кимбли ожидал. Он потерял равновесие и рухнул в сугроб еще глубже. Снег забился за шиворот и в рукава, шляпа отлетела в сторону. Колючий снег царапал лицо и обмороженные уши, и Багровый торопливо поднялся на окаменевших ногах. Он надел шляпу обратно, стряхнув с нее белые комья, и поправил свое безупречное пальто. Внутри Кимбли был даже рад, что сейчас один и не слышит издевательского смеха Энви. Но будь то холод или жара, Багровый во что бы то ни стало должен первым найти Рейли. И погода — это последнее, что может ему помешать. Он забрался на небольшой холм практически ползком, и осторожно выглянул. В эту же секунду сиплый смех вырвался из глубины его груди. Кимбли не знал, где находился Энви, но деревня ишваритов была прямо перед его глазами. Со своей обычной суетой ишвариты сновали от дома к дому, каждый занятый своими делами. Дети играли неподалеку от деревни, но оставались в поле зрения своих мамаш. Целина с другой стороны холма была не тронута, поэтому Кимбли спустился обратно, чтобы ее не нарушить и не вызвать тем самым подозрение у живучих ишваритов. Багровый даже решил, что это неплохо объединяет его и их: они всегда умели выживать в любых условиях, как и он. Рейли глотнула темную горячую жидкость, которую здесь называли кофе, и снова поморщилась. Привыкнуть к холоду и даже к этой странной компании она смогла, но только не к тому, как здесь готовили еду и напитки. Пока все разошлись по своим делам, Симона в тайне снова открыла дневник, в надежде, что ее осенит, и она сможет понять, как какой-то ишварит без образования, без соответствующих навыков смог найти обратный круг, объединив аместрийскую и восточную алхимии. Попробовать его в деле пока не представлялось возможным, но все казалось достаточно простым и понятным. Рейли снова отхлебнула жижу и поморщилась. — Симона, — над ее ухом раздался голос Йоки. — Я уже зову-зову тебя. — Что случилось? — она вскинула голову, пряча дневник под медвежью шкуру, которой укрывалась. — Посмотри, что сделали эти поганцы, ты посмотри! — Йоки начал тыкать ей в лицо свою руку, где торчала крупная заноза. — Это место хуже ада, я здесь долго не протяну. Рано или поздно они прикончат меня. Рейли резко выдернула занозу, и Йоки завопил визглявым голосом. — Жить будешь и еще достанешь всех по полной. У Шераза возьми спирт и промой рану, — сказала она, кутаясь сильнее. Йоки стал прижимать к груди руку, надув губы похлеще девчонки. Симона смерила его снисходительным взглядом, едва сдерживая улыбку. — Иди уже и не мешай, — она махнула на выход, сделав вид, что собирается вздремнуть. — Если бы пришел к тебе Шрам, ты б сама все обработала… — Он бы не пришел с занозой. Только если бы у него какая-нибудь конечность отвалилась. И то не факт. — Если бы эти дети доставали тебя, ты бы знала… — начал бубнить Йоки, двигаясь к выходу. Он вышел, и занавесь из плотной ткани с шорохом закрылась за ним. Рейли сначала хотела снова достать дневник и начать читать, но последние слова Йоки дали слишком сильный резонанс в ее душе. Мысль когда-нибудь обзавестись детьми даже не посещала ее всерьез, пока она не пожила бок о бок с ишваритами. Они были абсолютно нищими, живущими на территории Аместриса на птичьих правах, но каждый из них крепко держался друг за друга. Знать, что где-то в мире есть семьи, в которых люди любят друг друга несмотря ни на что, одно. Но совсем другое — оказаться непосредственно в этой большой семье, понять, что при невозможных условиях, убогости жизни в целом, они не переставали радоваться каждому дню и любить друг друга. Рейли поняла, что при тех возможностях, что были у нее, она могла бы обзавестись семьей не хуже. Но все эти возможности она развеяла по ветру в тот день, когда согласилась работать с гомункулами. Не успев начать жалеть о совершенном выборе, Симона поняла, что эти твари с ней или без нее воплощали бы в жизнь свои планы — нашли бы другую отчаявшуюся помешанную идиотку. Но сейчас она хотя бы находится в таком положении, в котором может что-то изменить. Занавесь шелохнулась. — Я же сказала тебе, Йоки, — ленивым голосом произнесла она, — проваливай. Рейли открыла глаза. Она вздрогнула и замерла, забыв как дышать. На пороге стоял Кимбли, с кривой усмешкой глядя на нее из-под полей свой белоснежной шляпы. Он поправил перчатки на руках и медленно стал двигаться к лежащей на кровати Симоне. Она оставалась неподвижной, будто один только его вид гипнотизировал ее. Кимбли плавно приземлился рядом, усаживаясь поверх медвежьей шкуры, а Рейли отодвинула ноги, чтобы он их не прижал, и приподнялась, облокотившись на коротенькое изголовье. Внутренняя дрожь выбивалась наружу, но притвориться, что ее трясет от холода, не получится, пока она укрыта шкурой. Взгляд Багрового менялся с каждой секундой, и Симона едва могла его понять. Сначала он казался Рейли стальным и беспощадным, словно Кимбли готов был вырубить ее на месте и утащить обратно в Централ. Но потом ей на мгновение почудилось, что он всего лишь сдерживается от нахлынувших нежных чувств, открытое проявление которых всегда считал верхом слабости. Кимбли медленно, не сводя глаз с Симоны, поднес ладони к своему лицу, и теплым дыханием начал их согревать. И Рейли только после этого заметила, как обморожено его лицо и шелушится побелевшая кожа на щеках. Его веки медленно закрывались и открывались, но Кимбли не решался отвести свой взгляд, чтобы Симона не исчезла подобно миражу. Он практически не чувствовал конечностей, только острое покалывание говорило ему, что они еще есть. Кожу на лице стянуло, и казалось, она пойдет трещинами от любой неосторожной и резкой эмоции. Каждое движение в теле отзывалось жгучей болью, словно обморожение дошло до самих костей. Кимбли знал, что это не так, но не мог себе представить, какого это, если даже сейчас он чувствует, будто его тело ему не подчиняется. Он едва мог пошевелится, но не потому, что страшно замерз. Багровый столько раз по пути сюда рисовал в голове эту встречу. Столько раз планировал, как поведет себя при той или иной реакции Симоны. И вот он здесь перед ней. Она не пытается удрать, как и в одном из десятка его сценариев. Но все, что мог делать Кимбли, так это насильно выдавливать из себя суровый взгляд, чтобы пригвоздить им Рейли. Только лишь потому, что боялся накинуться на нее и прижать ее к себе. Ладони все никак не согревались, и Багровый медленно стянул одну перчатку за другой. Пальцы почти не шевелились, но он сумел. От напряжения руки било мелкой дрожью, а дыхание казалось холоднее, чем воздух в прогретом печью помещении. Кимбли закрыл глаза, потому что усталость и обморожение сказались на нем сильнее, чем он думал. Его клонило в сон, но он заставлял себя не подчиняться телу. Багровый снова открыл глаза, и до боли нахмурил лоб, почувствовав каждую появившуюся морщинку на обмороженной коже. Рейли осторожно вытащила руки из-под шкуры и медленно потянулась ими к Кимбли, чтобы не спугнуть. Находясь в каком-то трансе, Багровый податливо расслабил руки, а Симона мягко обхватила белые пальцы Кимбли. От этого прикосновения оба шумно вздохнули, но каждый по своей причине. Багровый почувствовал давление и понял, что пальцы еще можно спасти, а Рейли думала, что обожжется о его ледяную кожу. Она стала дышать на его ладони и бережно массировать их, пока не поняла, что они начали розоветь. Тогда она подняла глаза, и снова встретилась с его усталым взглядом. Симона обхватила его лицо своими ладонями, которые уже потеряли то тепло, что было. Но она стала так же медленно и аккуратно гладить его лицо, разгоняя застывшую в сосудах кровь. Кимбли понял, что слышит стук собственного сердца, когда начал в полной мере ощущать каждое ее прикосновение. Она делала это так легко и заботливо, словно это не он ее предал. Словно это не его вина, что она сейчас находится в опасности. Кимбли приоткрыл губы, пытаясь промолвить хоть слово, но связки одеревенели и отказывались работать. У него получился только хрип, и Рейли поднесла палец к его рту. Она прикоснулась так невесомо и нежно, что Кимбли от удовольствия прикрыл глаза. Ему не хватало этого, но он боялся себе признаваться. Страхи совершенно овладели им, и Энви был прав в том, что прежний Багровый алхимик мертв. Но он ошибся в причине. Кимбли потерял хватку не потому, что любовь появилась в его жизни, а потому, что он внезапно лишился ее в тот момент, когда познал. И вот теперь, когда Симона сидит рядом с ним, бережно отогревает замершее тело, не сотрясая при этом воздух бессмысленными словами, его мысли начали приобретать прежнюю характерную упорядоченность и логичность. И план дальнейших действий моментально созрел бы, но сознание подводило его. Он слишком сильно замерз, и едва держался, чтобы не упасть сию секунду. Рейли сняла шляпу с Кимбли и положила ее вместе с его перчатками на тумбу. Она выбралась из-под шкуры, вытащив дневник, но не попытавшись его как-то спрятать, и Кимбли с коротким любопытством глянул на потрепанную тетрадь. Весь его интерес к дневнику пропал в тот момент, когда Симона сняла с него обувь и начала укладывать его под шкуру. Она до самого подбородка укрыла его и собиралась отойти, чтобы дать отдохнуть, но он схватил ее за запястье. Силы в хватке было чуть, но Симона задержалась. Она опустилась на колени, чтобы приблизиться к его лицу. Кимбли пытался что-то ей сказать — губы двигались, но вместо речи по-прежнему был только хрип. Не выдержав, Симона наклонилась к нему еще ближе, и нежно поцеловала его. До появления Кимбли в этом маленьком домишке, она думала, что при встрече сделает все, чтобы удрать от него подальше. Но только увидела его взгляд, не такой, который она ожидала, ее решительность надломилась. Симона и раньше догадывалась, что его власть над ней никуда не исчезла, и она всячески хотела от этого избавиться, потому что слишком сильно боялась открыться другому человеку. Рейли не была уверена, как поступит Кимбли, когда отогреется и придет в норму, но твердая убежденность в том, что он не причинит ей вреда, плотно укоренилась внутри. Страх растворился сам собой, когда она почувствовала, что вся нежность между ними, все это время была не ради игры и цели. Когда он зашел в эту комнатку, увидел Рейли, его глаза были растеряны. Он и сам до конца не думал, что сможет стать таким беззащитным перед ней. Симона поняла, что Кимбли боялся так же, как и она. Но теперь, когда все карты раскрыты, им больше не нужно притворяться и продолжать спектакль. Теперь им можно просто держаться друг за друга, чтобы снова не оступиться и не упасть. Кимбли внезапно углубил поцелуй, и Рейли почувствовала что-то лишнее у себя на языке. Она отстранилась, а Багровый закрыл глаза, окончательно потеряв сознание от переохлаждения. Симона выплюнула изо рта посторонний предмет и крепко сжала челюсть, узнав его. В тусклом свете пламени из печи на ладони Рейли сиял философский камень.