Алфавит

— Ведь я для тебя идеальный, Старик! Идеальный ученик. Люди — всего лишь буквы на бумаге, я это усвоил. Я никого не могу любить, никого пожалеть. Я лишь скорее хочу получить твой титул. И свободу от тебя, сморчок. Я стану писать обо всем честно, но никогда не сострадая проигравшим. В этом путь Книгочея, ты сам говорил! Он вправду говорил ему это, внушал много раз, только вот… Он вспоминает расстроенное, опечаленное и сбитое с толку дитя, что потерялось в пшенице у дома Катерины-Евы Кемпбэлл, и сердце щемит в тисках тоски. Тяга к знаниям, рыжие волосы, яркий взгляд. Книгочей только что лишился всего этого вместе с прошлым, в которым его прежний протеже стал буквами на бумаге. Стал частью истории. К чему он стремился тогда — заменить одного ученика другим? Того, кто любил и погиб, заменить тем, кто любить не способен? Дик улыбается, холодно и самодовольно, и становится ясно, что этот, такой черствый, погибнет еще скорее. Отдаст свою душу за то, чтобы стать самым великим Книгочеем на свете, отдаст, даже не понимая, что потеря ее означает смерть. Но не самооправдание ли это? Именно оно, просто невозможно признаться перед собой, что Дик не по сердцу. Что не таким Книгочей хотел бы видеть того, кому доверит все, что у него есть. Ведь однажды Дик добровольно придет к Тысячелетнему Графу, как пришел когда-то он, лучший в своем роде. И поможет ему уничтожить мир, ведь не лестно ли это — быть тем, кто опишет невероятное — его падение. Сам Книгочей когда-то не смог, но он был другим, куда мягче. Куда более человечнее. Снова не вышло, вздыхает Книгочей. Сорок восемь попыток, все мимо цели. Дик и вправду — самый лучший будущий Книгочей. Но он слишком не подходящ для самого Книгочея, ставшего таким сентиментальным, жаждущего теперь иметь даже не ученика, а сына. Того, кто согрел бы своим теплом его сердце. Кто закрыл бы ему глаза, добровольно оставаясь рядом до последнего вздоха. Смерть была близка и пугала, ведь бремени грехов хватает на то, чтобы тут же спустить на самые низшие круги Ада. Понимая, что совершает ошибку, может быть — губит дело, Книжник принимает решение, что полностью сотрет Дика, как личность. Потому что это — в его силах. Не в его власти предсказать, кем станет его ученик после этого. Но он даст ему другое имя, другую жизнь, другие склонности придут вместе с ним, только имя меняет Книгочеев. Это он больше не может измениться. Он застрял в себе этом, в последнем себе, и теперь вынужден любить нового ученика, рыжего и такого строптивого, всегда не такого, как нужно. Уже сорок восемь раз не такого. Он мог подсмотреть себя в записях, но вся писанина тех лет осталась у Тысячелетнего Графа. Он мог бы спросить у Графа, но невозможно прийти с этим к нему. Ученик подсказал бы ему, но тот погиб. Почему он забыл? Он и это забыл. Он устал, он стар. Ему мало уже осталось. Слишком мало, чтобы долго терпеть рядом с собой Дика, чей холодный взгляд напоминает ему взгляды ненавидимых теперь Ноев. — Я стану заглавной буквой… — продолжает бахвалиться тот, но Книгочей больше его не слушает. Лишь по-старчески кивает в знак согласия. И совсем скоро Дик станет ей — заглавной буквой, заголовком на линованной длинной странице. Книгочей честно напишет о том, что из всех остальных кандидатов на его место, Дик, вероятно, правда был самым лучшим.