Милосердие

Воздух кипятком обжигал горло. Лёгкие плавились и горели, руки дрожали, колени предательски подгибались. Даже зрение — прежде острое — и то подводило: мир вокруг тонул в красном мареве, и разглядеть дорогу никак не удавалось. Измождённый, едва живой от шока, Уилсон уже и не пытался. Все силы уходили на то, чтобы поддерживать тело в вертикальном положении, концентрироваться ещё и на петляющей тропинке он не мог. Горящее сознание просто отказывалось повиноваться. Шаг, передышка, шаг. Разорванные мышцы не давали ни минуты покоя. Порой он не чувствовал собственного тела, а порой — наоборот, ощущал боль в каждой его клеточке. Реальность таяла и сочилась кровью, оставаться в сознании становилось всё сложнее — задыхаясь, он то и дело проваливался в горячую, пахнущую женскими духами тьму. Падал в грязь, сворачивался в клубок и, зажимая рану жилеткой, закрывал глаза. Только бы не дразнить грызущий кости холод. Только бы не тревожить дремлющую внутри боль. — Хватит! — голос казался до противного тонким, почти женским. — Пожалуйста, хватит! Он зря надрывался. Максвелл не желал его слушать: насылал всё больше гончих, сбивал с пути, загонял обратно, в чащу. Равнодушный, игнорировал все мольбы и просьбы, гомерически смеялся над угрозами. Напрасно Уилсон умолял его отозвать монстров. Напрасно клялся восстановить сожжённый лес. Ничего не помогало. Демон лишь зло хохотал, наблюдая за его отчаянными попытками спастись. — Пожалуйста… Уставший и замёрзший, он уже и не надеялся добраться до деревни — шёл вперёд машинально. Виднеющийся вдали домик манил к себе, словно маяк: в окне мерцал огонёк свечи, из закопчённой трубы валил густой дым. Раскалённый добела очаг обещал тепло, тяжёлые двери — защиту. Да и свинья, прячущаяся за шторкой, выглядела весьма дружелюбно. Ни тени агрессии, ни тени злорадства. Лишь сдержанное любопытство. «Слишком далеко. Слишком, чёрт возьми, далеко». — Прошу, — порыв ветра, ударивший в спину, заставил всхлипнуть. Согнувшись, Уилсон попробовал закрыться, обняв себя за плечи, но устоять на ногах не сумел, ветер повалил его на землю. — Я больше не могу. Пожалуйста… Он знал, что унижается зря, но смириться с поражением не мог. Собранный портал светился в глубине чащи, будто лампа накаливания; жезл поиска, торчащий из рюкзака, жёг спину огнём. Третий мир. Всего немного, всего чуть-чуть до финала. Начать сначала — значит, пройти все круги ада заново. Голодать, мёрзнуть, сражаться с монстрами… Нет. Что угодно, только не это. Задохнувшись от боли, он приподнялся и беспомощно оглянулся. До ближайшего домика — пятьдесят футов[1], до Короля — и того меньше. Нужно лишь собраться с силами и, забыв о ранении, кинуться вперёд. Иначе не спастись, гончие уже близко. Того и глядишь, догонят. — Проклятье… — сбросив рюкзак, он опустился рядом на колени и расстегнул карман. Достал зажигалку, подобрал бинты и, поразмыслив, сунул за пазуху остатки завтрака: несколько подгнивших ягод и заплесневевший кусок мяса. Затем, не позволяя себе опомниться, резко встал и захромал в сторону гостеприимного домика. Отчаянно, из последних сил. Стараясь не думать о том, насколько близко подкрались монстры. Две минуты на дорогу, три — на беспамятство… Он рассчитал всё предельно точно, но свои возможности не учёл — рухнул в паре футов от крыльца. Изодранный бок вспыхнул болью, и удержать равновесие не удалось. Пришлось неподвижно лежать на месте, ожидая, пока закончится приступ. Секунда, другая… Драгоценные мгновения были потрачены впустую, все расчёты оказались бесполезны. Он потерял слишком много времени. Лай стал громче, а пауки, затихшие ненадолго, вновь принялись водить хороводы вокруг. Уилсон и подняться не успел — острые зубы щёлкнули в дюйме от шеи, и плечи тут же сдавили чьи-то ледяные когти. Схватив копьё, он попытался отпихнуть невидимого врага, но вместо этого сбил с растущего рядом куста ягоды. Полупрозрачный, едва заметный в тени противник хрипло рассмеялся, и пальцы — и без того негнущиеся — совсем окоченели: оружие выскользнуло из рук, зажигалка ударилась о сухой грунт. «Конец». В глазах потемнело, и он, отключившись, на секунду выпал из реальности. Всё — начиная ранением, заканчивая кружащими вокруг тенями — утратило смысл, все заботы и страхи отошли на задний план. Стало непривычно тепло, словно солнце в кои-то веки решило согреть промёрзшую землю. А потом всё прекратилось. Руки ослабили хватку, монстры отступили. Остался только холод и расплывающееся женское лицо. Знакомое и чужое одновременно. Потустороннее. — Тише, — лба коснулось что-то горячее, и дышать вдруг стало на порядок легче. — Всё хорошо. Я не причиню тебе вре… Она не договорила. Слева зажегся свет, и тени, зашипев, бросились врассыпную. Уилсон даже удивиться не смог — яркая вспышка ослепила его, заставив зажмуриться. Дёрнувшись, он попробовал заслониться от света, но тут же с ужасом заметил — обнимающая плечи женщина исчезла. Её место занял мороз. Не такой жалостливый и не такой милосердный. «Чёрт!» Закашлявшись, он снова попытался встать. С трудом сел, нашарил в траве копьё и, закусив губу, чтобы не взвыть от боли, схватился за ветку. Та опасно хрустнула, но вес выдержала — вцепившись в неё, удалось подняться. Из носа потекла кровь, в груди что-то неприятно захрипело — он едва не потерял сознание. Невидяще взмахнул оружием, прижал оледеневшую жилетку к ране и, захлебнувшись холодным воздухом, побрёл к приоткрытым дверям. Как раз вовремя. Свет из окон отогнал теней, но не пауков. Придя в себя, они вновь окружили его — стараясь подобраться поближе, стремясь укусить побольнее. — Впусти меня! — от стука хрупкое стекло пошло трещинами. Свинья за шторкой вздрогнула, отскочила и, прежде чем Уилсон смог сказать хоть слово, щёлкнула замком. Быстро и решительно. Будто палач, опускающий топор. Он даже помешать не успел, дверь захлопнулась почти мгновенно. — Пожалуйста! От собственной беспомощности стало дурно. Изнеможённый, растоптанный, он предпочёл бы умереть, чем унижаться снова. Слишком уж много пришлось вытерпеть: насмешливые фразочки Максвелла, издевательский хохот кошмаров, извиняющуюся улыбку незнакомки… Теперь ещё и равнодушие свиньи. Приключение того не стоило. — Твоя валить! — грубый голос показался похожим на скрежет грифеля о доску. — Моя тут нет! Моя спать. Пеппер не дома. Несмотря на боль в растерзанном пауками боку, он усмехнулся. Что ж, одной тайной меньше. По крайней мере, свиньи способны на самоидентификацию. Возможно, рано или поздно их первобытная община эволюционирует, и на месте жалкой деревушки вырастет полноценный город. Там будет электричество, водопровод, железная дорога, автомагистраль… Свиньи станут разъезжать на машинах, построят ракету, отправятся в космос. И будут первыми, кто там побывает. Он бредил и прекрасно осознавал это. «Ещё немного, и крови в жилах не останется. Сколько её уже вытекло? Литр?» Боль нарастала, терпеть её становилось всё сложнее. Слепо шаря по земле в поисках кремня, Уилсон едва соображал, что делает. Единственное, что понимал — нужно развести костёр. Иначе тени вернутся. И тогда… тогда отделаться испугом уже не удастся. Его будут пытать до тех пор, пока тело не превратится в кровавые ошметки. В лучшем случае. В худшем — безумие. Тусклые краски, пронзительные крики, пульсирующая боль в висках… И постоянные, непрекращающиеся кошмары. Оборвать которые невозможно. Нет, лучше погибнуть от ран, чем попасть в силки теней. Они изобретательные: им мало насытиться отчаянием, им нужно довести жертву до грани — только тогда они отстанут. Мир окрасится в черно-белые тона, звуки превратятся в какофонию, и на рассудке можно будет поставить крест. Кошмары уничтожат его. Как уничтожили всех тех, кто проходил Приключение. Всю ту череду испуганных, умоляющих о смерти марионеток. Старых, молодых, трусливых, смелых… Всех. Без исключений. — Ч-ч-чёрт… — нащупав в полутьме кремень, он достал из чехла нож и попытался высечь искру. Тщетно. Руки были слишком слабые, кремень попадал по пальцам, а не по кресалу. — Ну же… Огонь никак не вспыхивал, отгоняющий теней свет понемногу угасал. Пауки чувствовали это и кружили вокруг всё настойчивее. Подбирались вплотную, громко щёлкали зубами. Дразнились. — Хватит! — сколько бы Уилсон это ни повторял, лучше не становилось. Максвелл по-прежнему игнорировал его, свинья по-прежнему не открывала дверь. Да и кошмары, умолкшие ненадолго, никак не отступали. Мокрая от крови рубашка липла к коже, каждое движение — даже самое осторожное — болью отзывалось в раненом боку. Чёрт. Трижды чёрт. Дрожа от холода, он старался не обращать внимания на боль и скользящих вокруг монстров, но с каждой секундой всё отчётливее понимал — до рассвета ему не дожить. Кошмары не позволят сбежать — загонят в угол. Точно так же, как когда-то загнали Венди. Точно так же, как загнали своего хозяина. Точно так же, как загнали его самого. Ему остаётся надеяться лишь на чудо. Другого выхода нет. И уже не будет.