Милосердие

Тени галдели, словно дорвавшиеся до кормушки воробьи. Максвелл впервые слышал, чтобы они издавали такие пронзительные звуки. Обычно их голос походил на шелест осенних листьев. На свист пробитой шины. На шипение упавшей на сковородку шкварки. Но никак не на сирену. Зловещие и пугающие, они прежде не позволяли себе испуганных криков и никогда, ни при каких обстоятельствах не показывали своё волнение. Сегодня что-то впервые пошло не так. — Ну довольно! Обездвиженный, он не мог закрыть уши руками и молча морщился, молясь всем известным богам, чтобы тени поскорей умолкли. Это не слишком помогало — если боги и существовали, измученный кошмарами демон их не интересовал. Он зря тратил время, пытаясь управлять вышедшими из-под контроля тенями. Они не подчинялись ему: вопили всё громче, царапали острыми когтями тело… И постоянно — постоянно, чёрт бы их побрал! — голосили. Каждую секунду. Незнакомая речь резала слух, и ему казалось — голову пилят на части тупой пилой. По спине непрерывно ползли капли пота, перед глазами плыли красные пятна. Он не видел ничего, кроме зыбкой чернильно-чёрной тьмы, и не чувствовал ничего, кроме ледяных объятий Чарли. Мигрень сводила с ума — концентрироваться на распадающемся мире становилось всё сложнее. Что-то происходило. А он не понимал что. Тени понимали. Но не спешили делиться. Лишь издевательски смеялись, проскальзывая рядом с троном. Щекотали щупальцами рёбра, терзали зубами плечи, просачивались сквозь кожу… Снова и снова напоминали о заключенной годы назад сделке. Максвелл догадывался — тревога хозяев связана с последней марионеткой, но выказывать свои подозрения не спешил. Знал: достаточно раскрыть мысли, и Уилсона будет уже не спасти. Тени и так недолюбливают алхимика, хотят заменить на кого-то менее непредсказуемого. Им только дай возможность — сразу сломают надоевшую игрушку: уничтожат рассудок, искалечат тело… Собирай потом заново. Он вздохнул. Нет-нет, Хиггсбери бросать нельзя. Каким бы взбалмошным он ни был, дальше него никто ещё не заходил. Он слаб, этот вечно испуганный мальчишка, однако сколько же в нём потенциала! Его упрямству можно позавидовать; он будто вода — настойчиво точит себе путь, не обращая внимания на препятствия. И каждый раз заходит всё дальше. От такой марионетки избавляться не стоит. По крайней мере до тех пор, пока не удастся найти замену. Или до тех пор, пока им обоим не надоест эта дурацкая игра. — Хорошая сегодня погода, — почувствовав, как тени заползли в уголки сознания, он ухмыльнулся. — Очень… осенняя. Они зря старались. Спустя годы упорных тренировок он научился противостоять их воле. И теперь, размещая в уме шахматные фигуры, посмеивался над попытками раскрыть его мысли. Собранный и решительный, не позволял обнажить ни одного воспоминания, ни одной эмоции. Запечатывал разум, словно сейф; прятал чувства под замок, контролировал каждое движение. Лишь бы не выдать марионеток. Лишь бы не выдать Уилсона. — Молчите? — хмыкнув, он откинулся на спинку трона. — Ну молчите. Погода в любом случае отличная. Мигрень на мгновение стала сильнее, но быстро унялась — сосредоточившись, он сумел её побороть. Тени тут же умолкли, Чарли послушно отступила назад, а раздражающе громкий граммофон, кашлянув низкой нотой, затих. Расположенные у трона огни вспыхнули тьмой, ледяные сталактиты на потолке начали сочиться грязью и водой. В зале потеплело. Потеплело настолько, что оковы — обычно холодные — нагрелись, перестав обжигать кожу морозом. — Да, погода отличная, — хриплый голос за спиной нарушил хрупкое равновесие, заставив его вздрогнуть. — На удивление тепло. Давненько такого не было, верно? Сердце сделало бешеный кульбит, и позвоночник окатило горячей волной. Растерянный, застигнутый врасплох, Максвелл едва смог побороть испуг — съёжился, до боли сжал руку в кулак, однако зреющий в лёгких вопль удержал. Вцепился в подлокотники, попробовал улыбнуться… Безуспешно. Лицо искривилось, словно восковая маска; губы предательски задрожали. Пришлось закрывать глаза и разыгрывать в уме очередную партию, чтобы успокоиться. — О, не стоит пугаться, — будто учуяв его страх, поспешно сказал собеседник. — Мы, может, не слишком правильно подбираем слова, но с вашим примитивным языком нельзя иначе. Будь моя воля, мы общались бы через образы. Но ты секретничаешь, прячешь мысли… Очень некрасиво, друг мой. Очень некрасиво. Несмотря на растущую тревогу, Максвелл попытался взять себя в руки и держаться так же, как обычно. Спокойно и насмешливо. Как импозантный, знающий себе цену демон, а не истеричный подросток. Может, тени сумели уничтожить бесхарактерного Уильяма, но Максвелл им не по зубам. Он ведь не зря отказался от слабой человеческой сущности. Правда, не зря? — Тюремщики пришли проведать заключённого? — он даже не стал поворачиваться. Трон сильно ограничивал обзор. Да и посетитель вряд ли хотел быть увиденным. — Желаете снова заключить сделку? Что ж. Я весь внимание. Никогда не стоит пренебрегать хорошими предложениями. Собеседник тихо фыркнул, отчего сталактит над троном — светло-серый, блестящий в свете огней — опасно закачался. — Поверь, последнее, что мы стали бы делать — это заключать с тобой сделки. В отличие от марионеток мы читаем мелкий шрифт внизу договоров. — Для существ, превративших меня в демона, это излишняя предосторожность, — поморщившись от боли, Максвелл снова попытался улыбнуться. Всё также безуспешно. Мышцы свело судорогой, он практически не контролировал свою мимику. — Неужели? Температура вдруг резко упала, и подножье трона покрылось изморозью. Максвелл даже удивиться не успел: инстинктивно дёрнулся, силясь убрать ноги подальше от стремительно леденеющей земли, но высвободиться не смог — лишь оцарапал лодыжки. Оковы держали его слишком крепко. Он и двинуться без разрешения не мог; о том, чтобы встать и речи не шло. «До чего же позорно», — мелькнуло в голове. — Нам не нравится вспоминать, насколько сильно мы от тебя зависим, — холодный тон собеседника ясно показывал, что именно спровоцировало мгновенное замерзание. — Говоря откровенно, ты нам смертельно наскучил. — Взаимно. — Не пойми нас неправильно, — его словно не услышали. — Симбиоз — это выгодно. Но один и тот же носитель быстро надоедает. Низшие могут довольствоваться примитивными кошмарами, мы же, высшие, другого порядка. Нам нужно что-нибудь поинтересней. Нам нужно разнообразие. Максвелл нахмурился, бросив взгляд на обвивших трон теней. Низшие. Да уж, слепые в своём садизме, они проглотили бы что угодно. Их пытки не отличались изысканностью — они вгрызались в плоть, как голодные звери; точили разум, как насекомые. Никогда не разменивались на жалость и никогда не просчитывали свои действия. Калечили марионеток развлечения ради. Высшие были другими. Высшие были опасны. Кто бы ни создал этих тварей, он здорово ошибся, решив, что сможет контролировать их. Хитрые и изворотливые, высшие будто сошли со страниц легенд о злых духах. Искусные манипуляторы, профессиональные лжецы… Они управляли человеческим сознанием умело и виртуозно. Затрагивали низменные желания, будили дремлющие чувства… Заставляли сходить с ума. Не запри создатели их в Кодексе, высшие уничтожили бы всё. Превратили бы жизнь миллионов в ад, толкнув человечество навстречу безумию. Разобрали бы Землю на молекулы, разрушили бы всё до основания… А потом, наигравшись, создали бы свой мир. Полный страданий и боли. Их любимых деликатесов. Их не следовало выпускать. — Интригующее заявление, — качнув ногой, Максвелл чуть наклонил голову, чтобы видеть скользящих мимо теней. — И очень своевременное. Может, стоило подождать ещё столетие-другое и уж потом сообщить мне, что я уволен? — Мы освободили бы тебя раньше, но ты не собирался сотрудничать. — Я и сейчас не собираюсь. Вздох высшего показался ему похожим на затихающий гром. — Вот почему нам нужна новая кровь. Незашоренный разум. Любовь к экспериментам. Жажда знаний. Ты безнадёжно устарел. И мы действительно хотим тебя отпустить. — …но при одном условии, — закончил фразу Максвелл. — Верно? Он жалел, что не видит стоящего за спиной собеседника. И в то же время радовался этому. Высший мог выглядеть как угодно. Как сам Максвелл. Как Чарли. Или… как Уилсон. Демон не знал, что пугает его больше — призраки прошлого, или призраки будущего. — Отнюдь. Никаких условий, никакого мелкого шрифта. Всё, что от тебя требуется — позволить человеку… — высший замолк на мгновение, — Уилсону, да?.. дойти до трона. Мы даже не будем требовать отказаться от обычных испытаний. Просто не превышай свои полномочия. Никаких оборотней раньше полнолуния, никаких гончих, никаких лесных пожаров… И никаких — действительно никаких! — контактов с марионеткой. Ясно? Максвелл криво улыбнулся. Высший явно что-то не договаривал. Умело отвлекал внимание, жонглировал обещаниями, но ответов не давал — наоборот, усыплял бдительность. «Ну же, дружище… Всё так просто. Ты ведь устал от кошмарного трона. Устал от ответственности, устал от постоянных смертей марионеток… Соглашайся. Другой возможности уже не будет. Никто другой тебя не освободит. Не Уилсон, уж точно». — Хм, это и вправду интригует, — он не выдал своих сомнений ни тоном, ни мимикой. Ухмыльнулся, привычно щёлкнул пальцами и кивнул Чарли, чтобы та отошла в сторону, не мешая разговору. — Но почему именно Хиггсбери? Почему не другие марионетки? Много кто из них добирался до третьего мира. Библиотекарша, например. На троне она, кстати, смотрелась бы недурственно, — он фыркнул, вспомнив царственную осанку старушки. — Знаний на управление миром у нее хватило бы и… — Не корчь из себя идиота, — перебил его высший. — Ты тоже это почувствовал. И не ври, что это не так. Мы слишком хорошо тебя знаем. Мы одно целое. Максвелл пожал плечами. Спорить ужасно не хотелось, но оставлять без внимания повышенный интерес к единственной выжившей марионетке он не мог. Теням явно что-то требовалось от Уилсона. И демон, зная их жуткую натуру, боялся даже представить, что именно. Свобода? Власть? Или… реальный мир? — Если вы о том, что Хиггсбери удалось дойти до третьего мира, собрав все детали портала… — он прощупывал почву осторожно, словно шёл по болоту, полному щупалец, — то уверяю вас, это больше удача, чем способности. Этот болван совершенно не знаком ни с тактикой, ни со стратегией и рвётся с поводка, будто Цербер. Не лучший выбор на роль правителя. — Рвётся с поводка, — повторил за ним высший. — Ты сам ответил на вопрос. Решимость. Вот чего не хватало предыдущим кандидатам. Ты чересчур рано лишал их надежды. А этот человек не успокоится, пока не найдёт тебя… — И не вырвет мне сердце, — хмыкнул Максвелл. — Забавное будет зрелище, да? Только боюсь, вряд ли мы его увидим. Одной решимости, чтобы пройти Приключение, недостаточно. Высший рассмеялся. Воздух вокруг него наэлектризовался, из тьмы потянулись чёрные щупальца. Стало тихо — даже граммофон замолк. Оковы, расплывшись, исчезли на секунду, но сразу же — прежде, чем Максвелл успел что-либо сделать — впились в кожу, словно живые. Он и двинуться не смог: запястья обожгло холодным металлом, в спину вонзились острые шипы. Глубоко, до кости. От боли у него потемнело в глазах. — О, позволь не согласиться, — голос высшего показался оглушающе громким. — Ты когда-нибудь слышал легенду о ребенке, что провалился в подземелье и спасся силой своей решимости? Детская, весьма приукрашенная история… Но, как ни странно, правдивая, — он помедлил, подбирая слова. — Видишь ли… Целеустремлённость творит чудеса. А жажда мести… жажда мести мотивирует, как ничто другое. Помнишь мима, которого ты поймал? Уилсон хуже. Он злопамятен. Он не простит тебе того, через что ему пришлось пройти. Ты зря надеешься на него. Максвелл не ответил. Грызущие тело тени не позволили возразить — он смог лишь зло зашипеть, судорожно вцепившись в подлокотники. — Ох, извини, — смешок высшего резанул слух ножом. — Совсем забыл, ты же не хочешь делиться властью. Предпочитаешь страдать единолично? Тени ослабили хватку, разрешая перевести дыхание, и Максвелл впервые, неожиданно для самого себя, согласился с ними. Только бы прекратились пытки. Только бы исчезло отвратительное чувство пустоты в груди. — Хорошо, — голос задрожал, однако он сумел совладать с собой, несмотря на гложущую кости боль. — Допустим, Хиггсбери — лучший кандидат на роль кукловода. Но зачем он вам? Что он изменит? Сделает мир опасней? Это вряд ли. Готов спорить, его фантазии хватит максимум на… не знаю… ореховые березы. Он бесполезен. — О, мой друг, изменение этого мира нас не интересует, — ледяные руки высшего коснулись трона. — А вот внешнего… Скажем так, насчёт него у нас есть некоторые планы. Весьма любопытные. Тебе понравятся. Мороз, и без того ощутимый, расползся по залу, словно отрава; стало невыносимо холодно. Колонны заиндевели, а стеклянные шары, через которые Максвелл следил за марионетками, запотели так, что их поверхность из прозрачной стала белой. Оглушённый, замёрзший, он теперь не видел ничего, кроме скользящих вокруг теней. Ни Уилсона, ни Вэса. Никого, кто напомнил бы о том, ради чего он терпит мучения. Ради свободы? — Заманчивое предложение… Но я, пожалуй, откажусь, — он и сам не знал, почему перечит теням, обрекая себя на ещё большие страдания. Понимал одно — заключать сделки с высшими нельзя. Они опасны, самого дьявола обманут. Связываться с ними себе дороже. — Ты же сам сказал, мы одно целое. Глупо полагать, что я не догадаюсь о ваших намерениях. Искусный фокусник, он блефовал уверенно и нагло. Чуть растягивал слова, говорил медленно и лениво. Мысли — всегда строго упорядоченные, отсортированные — метались в голове, будто пойманные птицы; лицо не выражало ничего, кроме скуки. Контролируя себя, он не высказывал ни одной эмоции и понемногу, шаг за шагом, убеждал теней в своей правоте. Не в силах прочитать его мысли, они верили ему. Безоговорочно. Даже слишком. — Отказываешься? — высший сдался на удивление быстро. Вздохнул, опустил руки и легко, одним движением разморозил покрывающий подножье лёд. — Что ж, воля твоя. Обмануть защиту создателей мы не в силах, человеку придётся пройти Приключение самому. Но, будь уверен, мы не позволим ему умереть раньше времени. — Удачи с этим, — откинувшись на спинку трона, Максвелл устало закрыл глаза. Сердцебиение, учащенное и неровное, немного успокоилось; руки перестали дрожать. — Ваша помощь ему пригодится. Шорох, похожий на шелест страниц, свидетельствовал о том, что тени исчезли, однако он ещё пару минут не решался открыть глаза. Снова и снова прокручивал в голове диалог, вспоминал каждое слово, анализировал скупые реплики. И мало-помалу всё отчётливее осознавал — жизнь, и без того нерадостная, скоро превратится в ад. Последний раз, когда он рискнул спорить с высшими, его уничтожили и собрали вновь. Разорвали на части, развеяли по ветру. А потом долго и мучительно соединяли каждую клетку, каждый нерв. Теперь же… Теперь же всё будет хуже. Тени не остановятся до тех пор, пока не добьются своего. Чего? Чёрт знает. Одно ясно — Уилсона к трону подпускать нельзя. И неважно, что алхимик не заслужил смерти. Неважно, что других марионеток, кроме него, не осталось. Неважно, что внутри что-то неприятно замирает при мысли об убийстве. Жизнь игрушки — даже лучшей из всех — не стоит целого мира. Ему ли не знать?